Полная версия
Где моя реальность?
– Не могу. Жду важный звонок.
Ну и ладно, сиди, жди. Я и без тебя схожу. Интересно, от кого она ждет звонка? Неужели… Может, домой уехать? Ай, не маленькая: скажет, если мешаю. Да и в ночь тащиться неохота. Дома пусто, грустно, только что чисто. Быстрее бы уже выходные настали и мой Олежек приехал! Интересно, он мне звонил, пока я спала? Не звонил. Странно. Может, самой его набрать? Не-е-ет. Пусть сам звонит. Я навязываться не буду.
Яркий свет фар ослепил так, что я застыла на месте, зажмурив глаза.
Глава третья
– Мам! У нас что, в аптеках яйца стали продавать?
Я устало опустилась на подранный кошкой пуфик, протянув дочери упаковку яиц:
– На. Знаешь, я где-то читала, что, если сварить яйца и еще теплыми покатать по носу, насморк пройдет на раз.
– Ну, мам, ты даешь! – захохотал сын, выехав в кресле-коляске из своей комнаты.
– Хватит ржать! Мам, ну какие яйца? А почему не подорожник? И бесплатно, и мороки меньше!
– Подорожник, вроде, при насморке не помогает, – растерянно пробормотала я.
В своей комнате надрывался от смеха Никита.
– Я же просила: купи мне спрей! У меня через два дня выступление. Как я петь буду, мама?
– Какое выступление? – удивилась я и осеклась, увидев злое лицо дочери. По тому, как затих в комнате Никита, я поняла, что сейчас будет скандал. Я очень хорошо знаю свою дочь.
Да, это еще одна моя семья. В ней у меня есть дочь, ученица одиннадцатого класса, и сын на два года младше. Никита – инвалид-колясочник, и как он стал таким, я совершенно не помню. Однако точно знаю, что врачи дают благоприятные прогнозы и обещают, что однажды он встанет на ноги. С мужем мы пока не в разводе, но отношения у нас ой какие непростые. Детей он любит и материально им помогает, исполняя их «хочу» в меру своих возможностей. Живу я с детьми в трехкомнатной квартире старой планировки, а еще у нас есть трехцветная красавица – кошка Лиска.
– Я же тебе говорила! Ты что, забыла?! Хотя я не удивлена. За одиннадцать лет ты ни разу не была на моих концертах! Я тебя не прошу приходить! Не ходила – и начинать не надо! Но ты шла мимо аптеки. Неужели тяжело зайти и купить спрей? – орала Ксюша.
– Не ори. Сейчас пойду и куплю. Прости, просто из головы вылетело! Про спрей! Я помню про выступление, правда! И приду. Пожалуйста, не кричи, – успокаивала я дочь, натягивая кроссовки.
– Купи мне аскорбинку! – крикнул вдогонку Ник.
Я выскочила за дверь и буквально сползла по ней.
Мне однозначно пора в психушку. Я ничего не понимаю! Как такое может быть вообще? Как только меня перебрасывает в другую семью, у меня тут же отключается интерес к предыдущей. Ну как, к примеру, я знаю, что где-то в Австралии живут кенгуру, но мне сей факт абсолютно безразличен. Вот и с семьями так же. Как же мне вернуться в мою прежнюю жизнь? А если там еще хуже, чем в этих? Ну, тогда уж остаться бы только в одной, а не мотаться туда-сюда, как не пойми что. Только вот в какой остаться-то?
– А где яйца? – встретил меня вопросом Ник.
Я, опустив руки, непонимающе смотрела на сына. У меня закружилась голова, стало трудно дышать.
– Мам, мам! Ты чего? Я же пошутил! – Ник никак не мог дотянуться до моего лица, чтобы вытереть слезы. Он гладил меня по руке.
– Ну и что тут? Спрей где? – Ксюша, сложив руки на груди, стояла на пороге своей комнаты и смотрела на нас.
– Да я вот неудачно пошутил.
– Не переживай. Отсутствие чувства юмора – это не твоя проблема. Надеюсь, эти слезы не из-за того, что пришлось потратиться на спрей? Мне, кстати, еще деньжат нужно: мы с девочками решили в кафешку сходить. Дашь? Или у отца попросить?
Ксюша вернула меня в жизнь.
– Во-первых, смени тон. Во-вторых, не часто ли вы ходите по кафе?
– Значит, у отца. Кто бы сомневался!
– Ксю, ну зачем ты так? – Никита старался заглянуть сестре в глаза.
– Не вмешивайся, – огрызнулась Ксюша.
– Почему ты стараешься казаться хуже, чем ты есть? Тебе не кажется, что ты задержалась в переходном возрасте?
– К твоему сведению, переходный возраст продлится у меня до восемнадцати лет.
– Ну, спасибо, что предупредила.
– Да пожалуйста!
Сделав реверанс, Ксения удалилась.
– Мам, не обращай внимания. Она боится, что сорвется выступление, вот и кидается на всех, как собака.
– Вот поэтому я больше люблю кошек, – пробормотала я. – Никита, вы ужинали?
– Да, но, если хочешь, я с тобой посижу. А когда начнешь пить чай с молоком, я уеду. Я ведь знаю, что ты любишь одна посидеть.
– Все-то ты знаешь! Голова – два уха! – я поцеловала сына в макушку, молча позволив ему побыть со мной до чайной церемонии.
Неприятный звонок застал меня за поеданием сосисок.
– Привет! Это я. Ты дома?
– Привет! Дома. А что?
– Я хотел поговорить насчет выходных. Может, съездим на пару дней куда-нибудь с детьми?
– Олег, ты нормальный? – дожевывая сосиску, спросила я. – Да мы с тобой и час не можем вместе находиться, чтобы не поцапаться!
– Ну, зато если мы заняты друг другом, то на цапанье, как ты говоришь, у нас просто не остается времени.
– Больше я на эти грабли не наступлю. У тебя все?
– А зря. Вообще-то ты на вопрос не ответила. Если не хочешь ехать, так и скажи. Я с детьми съезжу.
– Да пожалуйста! Все?
– Все. Пока.
Если Никита во время разговора тактично удалился с кухни, то Ксюша, мгновенно появившись, повисла прямо надо мной, сверля меня карими глазищами.
– Ты почему про деньги не спросила? – зашипела она, как только я положила трубку на стол.
– А должна была?
– Ну, вообще-то да. Или у тебя есть?
– У меня много что есть, да не про твою честь! Какое тебе кафе? У тебя сопли по колено. А если завтра у тебя температура подскочит, то ты и в школу не пойдешь!
– Я пойду в школу! Завтра важный факультатив, и я не хочу и не буду его пропускать!
– Вот чтобы завтра пойти в школу, выпей лекарства и ложись пораньше спать. И никакого телефона в постели!
– А деньги?
– Да, кстати, отец с вами хочет на выходных съездить куда-нибудь, – я намеренно проигнорировала вопрос дочери.
– Ты поедешь?
– Нет.
– О! Ну, я тогда с удовольствием, – Ксюша расплылась в улыбке, как Чеширский кот. – Хотя если опять в санаторий для динозавров, то я не поеду. От меня потом нафталином воняет, даже душ не спасает.
«Девочка моя, какая же ты у меня еще маленькая и глупенькая! Как ежик с растопыренными иголками».
– Вот так отцу и скажешь. Твое мнение очень важно для нас. Иди уже к себе в комнату!
– Зачем ты нас родила? Мы тебе постоянно мешаем!
– Не говори ерунды. Хочешь – оставайся! Чаю налить? Или поешь?
– Чаю. Со сгущенкой.
– Может, мед? Или малиновое варенье?
– Я терпеть не могу мед! Могла бы и знать это.
– Правда? А медовик уплетаешь за обе щеки.
– Да. Медовик люблю, а мед – нет. И ничего странного в этом не вижу. Ладно, давай варенье!
Как только Ксюша поудобнее устроилась в кресле, тут же от меня к ней переметнулась Лиска. Довольно хрюкнув – а что вы хотели при насморке-то? – Ксюша стала хлюпать чаем, поглаживая кошку и поглядывая на меня. А я задумалась…
Надо что-то делать. Надо это сумасшествие как-то останавливать. Еще бы знать, как! В медицине есть понятие «нулевой пациент», а у меня где-то остался нулевой день. И в этом дне произошло что-то, после чего меня стало швырять из семьи в семью. И на сегодня у меня нет ни одной зацепки. Хотя… есть одна, а точнее – одно! Письмо! Но ведь вещи со мной не перемещаются. А значит, письмо осталось в другой моей сумочке. Стоп… Когда я вытаскивала кошелек в аптеке, кажется, видела тот бело-голубой конверт…
У меня затряслись руки. Убедившись, что Ксюша занята чаем и кошкой, я быстро поставила кружку на стол.
– Ксю, я сейчас, на минутку.
Письмо было в моей здешней сумочке.
Значит, оно переместилось вместе со мной. Значит, нужно разбираться с письмом. Ну, то есть, наверное… Надо поговорить с Васькой.
Все это время я общаюсь с десятком человек, не более. И никто за это время не выдал себя, так сказать, ни словом, ни делом. Единственная, кто не вписывается в картину, – Вася. Я все про нее помню, и она не меняется, в отличие от остальных персонажей. Может, поэтому она мне и пишет? Мол, не бойся, я всегда рядом и, если что, спасу! От кого? Куда-то меня не туда понесло. Надо встретиться с подругой и в лоб спросить, что такое происходит и как вернуть меня в исходник. О, а если мне там не понравится?.. Одни вопросы. Но одно я знаю точно: надо встретиться с Васькой и поговорить!
Ксюша клевала носом, Лиска, свернувшись в клубок, пела ей колыбельную.
– Ксюнь, пойдем. Ляжешь нормально.
– Маам! Ты посидишь со мной? Ну я же выздоровлю, правда? – плаксиво полусонно мямлила Ксюша.
– И посижу, и выздоровеешь. И все это чистая правда.
Лишь после того, как я посидела с каждым ребенком перед сном и на каждое «правда?» твердо, как на суде, ответила: «Правда! Чистая правда!», я пошла в спальню и, положив конверт на прикроватную тумбочку, задумалась над тем, как мне выбраться из этой передряги. Не найдя ответа, на рассвете я уснула.
Глава четвертая
Что утро не задалось, я поняла сразу. Если утром я проснулась без Лиски, значит, дома что-то не так. И это не так было на девяносто девять процентов связано с Ксюшей. Так и есть! Понятно, что ее простуда не отступила перед малиновым вареньем, но и Ксюша была настроена решительно. С красным носом и слезящимися глазами Ксюша перед зеркалом пыталась нарисовать себе лицо здорового человека.
– Доброе утро. Куда собираешься?
– В школу! Температуры нет. И спрей возьму.
– Ну какая школа с соплями? Никуда ты не пойдешь.
– Пойду! Мне надо!
– Ксюш, тебе не кажется, что это, по крайней мере, странно? Дочь рвется в школу, а ее непутевая мать всеми силами препятствует этому.
– Мне пофиг, как это выглядит. Я иду в школу!
– Нет! Не пойдешь. Это я тебе как твоя мать говорю. Нравится тебе это или нет. И еще, если ты к себе наплевательски относишься, то имей уважение к одноклассникам и учителям.
– Да плевать я на них хотела… – вспыхнула, но тут же осеклась девочка моя.
– Верю. Но есть еще один момент.
Ксюша повернулась ко мне и, наклонив голову вбок и поджав губы, грубо спросила:
– Ну и что это за момент?
– Да такой! Ходить в школу и вылечиться до выступления одновременно у тебя не получится. Или ты ходишь в школу с простудой и забываешь про выступление, или идешь на больничный и не отменяешь выступление. Я доходчиво…
– Маам! Ты мне поможешь? – прервал меня Ник, крикнув из своей комнаты.
– Да, конечно! Минуту.
Я смотрела на Ксюшу, у которой словно бегущая строка во лбу сияла: «Я же сказала матери, что в любом случае пойду в школу. И как теперь быть? Нуу, блиин, как так-то…»
Чтобы не калечить окончательно детскую психику, я вышла из комнаты.
– Доброе утро, сынок. Как спал?
– Доброе, мам! Да так, как всегда. Что, Ксюха в школу рвется?
– Да, нашу Ксюшу соплями не остановить, – рассмеялась я, заправляя постель сына. – Что ты хочешь на завтрак? Давай я приготовлю тебе что-нибудь твое любимое.
– Да я даже не знаю… Лучше приготовь что-нибудь для Ксюши.
– А знаешь что? – заговорщицки прошептала я. – Пусть сегодня на завтрак будут вареники с творогом!
И я с гордым видом вышла из детской. Нет, я была неправа. Утро очень даже задалось.
Я не увидела грустную улыбку Ника и не услышала, как он прошептал: «Твои любимые вареники…»
Завтрак прошел замечательно, если не считать Ксюшиного «фу» при виде вареников. Дочь молча приготовила себе – и зачем-то брату – овсяный блин, запила чистой водой, не говоря ни слова, помахала нам с Ником ручкой и удалилась к себе, принцесса наша. А мне было так хорошо! Наверное, вот она, моя семья. Вот прямо уверена, не на все сто, конечно, но… С облаков меня спустил телефонный звонок.
– Ты почему мне не сказала, что дочь заболела?
– И тебе привет!
– Привет, так почему?
– Тебе Ксюша позвонила, так? Да, подтверждаю, Ксюша простыла. У нее сопли по колено. Температуры нет. Завтра с утра пойдет на прием к врачу.
– Понятно. И все-таки о подобных вещах я хочу узнавать от тебя, а не от детей.
– Хорошо! В следующий раз я буду сообщать тебе о каждом их чихе!
– Зачем ты так говоришь? Ну что я тебе плохого сделал?
– То, что не сделал ничего хорошего! Олег, ты достал!
– Ну чем я тебя достал?
– Да тем, что ты мне испортил замечательное утро! – проорала я в трубку.
– Прости, я правда не хотел тебя обидеть. Ладно, давай. В двенадцать заеду.
– Зачем?
– Не за чем, а за Ником!
– Вы куда-то собрались? А почему я ничего не знаю?!
– Мань! Мы собрались в бассейн, как и вчера, и позавчера.
– Это ты мне мозги так запарил, что я все забыла!
И как я могла выйти замуж за этого человека, еще и детей родить! Где мои глазки были? Все испортил, а главное, завтрак! И кофе остыл!
И как только я снова собралась выпить горячий кофе с кубиками горького шоколада, сразу из двух комнат раздалось:
– Маааам!
Я закрыла глаза. Ну почему я не могу в тишине посидеть хотя бы пять минут и выпить уже этот чертов кофе?!
– Я первая! Мне сильнее нужно!
– Вообще-то я первый!
– Больным девочкам нужно уступать!
– У больных девочек – здоровые ножки, инвалидам мама нужнее!
И все это они орали друг другу из своих комнат. Нет! Утро не задалось! Я поплелась к Никите.
– Что случилось?
– У меня что-то левая нога второй день побаливает. Вчера думал, что на погоду…
– Ты что, дурак? Или тебе сто лет? – Ксюша, как всегда, бесцеремонно вмешалась в разговор.
– Да вроде нет, но у меня иногда на непогоду ноги потягивает, а тут как-то по-другому.
– Понятно, – фыркнула Ксюша. – Газуй к врачу.
– Может, обезболивающее выпьешь? – вмешалась я.
– Да я уже выпил. Не помогает.
– Отцу звони, пусть едет и везет Ника в больничку, – просипела доченька.
Олег приехал быстро. Он сгреб сына и на руках понес в машину, я покатила следом кресло. На кухню меня ждал остывший кофе. И снова я вылила его в раковину. И снова поставила чайник. На кухню пришли Лиска и закутанная в плед Ксюша. Дочь сразу залезла с ногами в кресло.
Как только я приготовила себе очередной кофе, вновь раздался звонок. Я так завернула трехэтажным, что Лиска выбежала из кухни, а Ксюшка нырнула под плед с головой.
– Але! – зло прокричала я.
– Ты чего орешь? Не с той ноги встала?
– Васька, позвони мне позже. А лучше завтра, а лучше летом.
– Понятно. Позвони, как отпустит. Пока.
Ну, вроде, все отметились, и теперь можно спокойно, а главное, в тишине, выпить чашечку ароматного кофе со сливками… ммм…
И тут раздался… нет, не звонок! Раздался голос Ксюши. Вот нисколько не совру: у меня возникло непреодолимое желание взять эту противную девчонку за шиворот и выкинуть за дверь. И не кухни, а квартиры!
– Мам, почему ты не хочешь с папой жить?
– Потому что не хочу. Мне и без вашего папы хорошо, – наигранно-игриво ответила я, с тоской глядя на свой – похоже, недосягаемый сегодня – кофе.
– А разве хорошо быть неполноценным?
– Что значит «неполноценным»? У тебя странное сравнение, которое я не совсем понимаю. Объясни, – я со вздохом сожаления отодвинула чашку с вожделенным напитком на противоположный край стола и удивленно посмотрела на дочь.
– У нас же без папы неполная семья, а неполное не может быть ценным, значит, семья у нас неполноценная.
– Ну, знаешь!.. Твое «неполноценный» больше подходит… наверно, к Никите…
– Нет! – перебила Ксюша. – Никита как раз полноценный! А вот некоторые… Так почему, мам?
Глава пятая
Как объяснить дочери то, что не можешь объяснить сама себе? Я не люблю вспоминать тот вечер, но я помню его до мелочей…
В тот вечер я шла с Ксюшиного родительского собрания. Злая, как собака. Нет, не на оценки дочери, там все нормально. Я была зла на родителей, которые считали, что ежемесячную сумму, выплачиваемую на потребности класса, нужно увеличить чуть ли не вполовину. И ведь основная масса поддержала это предложение родительского комитета! Ну, а как известно, меньшинство подчиняется большинству! К слову сказать, меньшинства этого было не меньше четверти. И это не считая вечных воздержавшихся, которые и раньше молча не платили ни копейки. Не знаю, о чем думали остальные, но лично у меня сразу возник вопрос: где взять грОши на растущие школьные потребности? Я не работаю, сижу дома по уходу за сыном, а у дорогого супруга что-то с работой не очень. На днях за завтраком он так и сказал, что, мол, пора с фермерских продуктов переходить на магазинные. Ой, жуть какая! В итоге мы живем на пенсию Никиты и мое пособие по уходу. Спрашивается, откуда же им взяться, грОшам этим! Ну как здесь не злиться? Еще и мелкий противный дождь зарядил, а я, как назло, зонтик не взяла. Мое внимание привлекла одна пара, плюс-минус нашего с Олегом возраста. Они шли без зонта, взявшись за руки, негромко переговаривались, тихо смеялись и были такими счастливыми, что все вокруг оборачивались и с улыбками смотрели им вслед. Я еще подумала: да, когда-то и мы с Олегом гуляли по городу, взявшись за руки, мечтали, шутили и считали, что беды обойдут нас стороной, – но мы ошиблись. И этот дурацкий родительский комитет подкинул еще проблему! Подходя к дому, я еще больше разозлилась. Судя по нашим окнам, в квартире свет был включен во всех комнатах. Но я была уверена, что домочадцы находились только в одной из них. Мое предположение полностью подтвердилось – и эта троица явно отлично проводила время. Им было весело, у них были счастливые лица.
– Привет! А мы в веселые ходилки играем. Будешь с нами? – крикнула Ксюшка.
– Доча, подожди, дай маме раздеться, – Олег подошел и попытался помочь мне снять плащ.
– Сама справлюсь, – я грубо оттолкнула его.
– Ник, можно я к тебе? Не хочется одной быть, – тихо проговорила Ксюша. Никита молча кивнул головой.
– Мань, что-то случилось? Я тебе звонил, мы хотели тебя встретить, но ты забыла телефон дома…
– Если бы захотел, то встретил бы. Почему свет во всех комнатах горит? Миллионеры! Кружки почему в зале, а не на кухне, как у нормальных людей? И посуду можно было бы помыть. У нищих слуг нет. И я не домработница.
– Мань, мы сейчас все уберем. Дети вкусный ужин приготовили. Мы тебя ждали, чтобы вместе поужинать.
– А с чего ты взял, что я хочу с вами ужинать?
Да, я сказала именно так и с таким порядком слов. А слово, как говорится, не воробей, вылетит – не поймаешь. Да я и не хотела на тот момент его ловить…
– В смысле – не хочешь с нами ужинать? Ты хочешь одна покушать? Так и скажи, мы с детьми попозже поедим, ничего страшного, – Олег попытался исправить созданную мной ужасную ситуацию.
– Конечно, ничего страшного! У нас все не страшно! Сын-инвалид – не страшно. Дочь не по годам самостоятельная – не страшно. Я превратилась в курицу-наседку – не страшно. Ты живешь на пенсию сына – не страшно. А что тогда страшно?
Олег, наклонив голову, серьезно и грустно смотрел на меня. Он вышел только на секунду, чтобы закрыть дверь в детскую. Я услышала, как всхлипывает Ник, как Ксюша что-то тихо ему говорит…
– Мань, то, что у Ника проблемы со здоровьем, – это очень плохо, но мы же ждем ответ из клиники и надеемся, что его там поставят на ноги. Дочь самостоятельная, да, но почему из-за этого должно быть страшно? Наоборот, уж за кого-за кого, а за нашу Ксюху можем быть спокойными. А ты? Ну какая ты наседка? Посмотри на себя! Ты же у нас умница-красавица, а то, что не работаешь, – так женщине и дома работы хватает, и Нику нужна твоя помощь. Поправится Ник —сама решишь, выходить на работу или дом вести. А насчет меня… мне меньше всего хочется сидеть у вас на шее. Да, я влез в новый проект и думал, что на пару месяцев нам хватит тех денег, что есть на карте. Просто нужно немного потерпеть. Еще пара недель – и я надеюсь заключить договор на хороший объект.
Денег на карте было предостаточно, но ключевое слово тут – «было». Деньги растаяли, как мартовский снег, к чему я имею самое непосредственное отношение.
– Ты хочешь сказать, что я плохая хозяйка? Может, тебе еще и чеки на подпись приносить, и отчитываться за новые трусы? Тогда какого хрена ты со мной живешь, если я такая плохая?
– Разве я сказал, что ты плохая? Мань, успокаивайся, перед ребятишками неудобно.
– Что неудобно? Они что, не видят, как мы живем? С копейки на копейку перебиваемся. Вот это неудобно!
– Ни фига себе с копейки на копейку! Значит, пармезан, семга и парное мясо с рынка – это так мы перебиваемся?! Каждую неделю в кафешки и кино ходите – поудобнее перебиться, что ли?
– Так тебе деньги вернуть за продукты и кафе? Тогда так и скажи, что тебя жаба душит, что мы твои деньги проедаем!
– Да никто меня не душит! И деньги – наши, общие. Ты работаешь дома, я на работу хожу, дети учатся. Мань, давай прекратим это обоюдное унижение.
– Да уж, действительно, большего унижения я не испытывала. Ты пользуешься тем, что я сижу дома, не могу зарабатывать и постоянно клянчу у тебя деньги. А давай ты будешь сидеть дома, а я выйду на работу! И тогда ты будешь унижаться и просить у меня денег, а я буду попрекать тебя каждым куском.
– Да какие деньги ты у меня клянчишь? Карточка у тебя. А насчет работы – я понимаю, что тебя стены съедают. Давай обмозгуем все. Но, если честно, я-то заработаю больше, да и ты дома нужнее, особенно детям.
– А давай ты посидишь дома, а потом скажешь, на какую зарплату ты согласен, только чтобы не сидеть в четырех стенах. Давай?
– Но нам же сейчас деньги нужны еще и для лечения сына. Ты понимаешь это?
– Значит, я еще и мать плохая? Так!?
– Нет. Не так. Ты хорошая мать. Ну все же было хорошо, что произошло на этом собрании?
– Что произошло? А то, что нужны еще деньги для ненасытного родительского комитета!
– И это все? Я думал, что-то серьезное…
– То есть, я из мухи слона делаю? Тогда почему ты сам не пошел на собрание? Сказать, почему? Да потому, что тебе это не надо! Хорошо лежать на диване? Не дует? Ты и живешь здесь, потому что тебе удобно. Что ты за мужик, если живешь на пенсию сына-инвалида!
– Что ты несешь? Ты себя слышишь? У тебя с головой не в порядке!
– Зато у тебя все в порядке! И знаешь что? Собирай вещи и ищи себе другой диван!
– Ты правда этого хочешь? Мань, подумай, пожалуйста, не надо рушить семью.
– А что тут рушить-то?
– Знаешь, я очень устал от скандалов на ровном месте. Если ты действительно хочешь, чтобы я ушел, – я уйду.
Я думала, он пошутил. Олег зашел в детскую и о чем-то долго разговаривал с детьми, затем взял дорожную сумку с вещами, документы – и ушел. Я не могла поверить, что он бросил меня с детьми. Оставил сына-инвалида и спокойно вымелся из дома. Он ушел, а я так и стояла в прихожей, щелкая выключателем.
Глава шестая
Олег снял небольшую комнатку в этом же районе, и дети первое время практически жили у него, домой приходили только ночевать. Уже гораздо позже я узнала, что они хотели уйти и жить вместе с ним, но он их отговорил. Сказал детям, что меня нельзя оставлять одну, а он и так всегда рядом. Я так и не поняла: зачем он тогда ушел?
– Мам, ты уснула, что ли? Ну скажи, почему? – вновь просипела Ксюша.
– Ксюш! Ну я не знаю, почему. Я не могу тебе объяснить, хотя бы потому, что ты еще маленькая. Вот выйдешь замуж, будешь взрослой тетенькой, —тогда и поговорим.
– Да? Правда? А ругаться грязными словами можно перед маленькими детьми? Может, это мы с Ником виноваты, что отец ушел из дома?
– Конечно, нет! Даже не думай про это.
– Вот и папа так же сказал. Только мы Ником тоже имеем право голоса в этой семье. Мы хотим, чтобы папа вернулся.
– Ксюнь, не все так просто!
– Мам, если ты домой приведешь чужого дядьку и будешь заставлять нас называть его папой, то мы уйдем из дома. Догадайся, к кому, с трех раз. И Лиску с собой заберем.
Я, конечно, была, мягко говоря, в легком шоке от слов доченьки.
– Знаешь что, моя дорогая? Мала ты еще судить про такие дела, да и ультиматумы ставить тоже! Иди-ка к себе и собирайся в поликлинику. Отец приедет – увезет.
– Не увезет. Он везет какую-то тетеньку в женскую консультацию.
Слова дочери попали прямо в сердце. И очень больно стало. Больно и очень-очень обидно. До слез. Остывший кофе отправился в раковину. Это утро и кофе не созданы друг для друга. Прямо нонсенс какой-то…
Нет. Это не моя семья. Не может быть у меня такой плохой семьи. Это придуманная кем-то злая история. Мне в ней не нравится. Как сказал один киногерой: «Это роль ругательная, и я прошу ее ко мне не применять!»