Литораль

Геннадий Есин

Литораль

Образ зверя

«…сочти число зверя, ибо это число человеческое;»

– Откровение Иоанна Богослова, 13:18

Лес

Фрагрант негромко заржал и замер, прядая ушами. Мы въехали в лес, и верный конь остановился, будто наткнулся на невидимую преграду.

Мой товарищ! Мой верный и единственный друг! Сколько раз ты спасал меня, унося от стрелы и упреждая удар меча. Ты – такой же воин, как и я. Ты стал частью меня, и каждый твой вдох я слышу так же ясно, как удары собственного сердца.

Я резко обернулся, но опасности за спиной не было, лесной просёлок был угрюмо пуст. Щит луны занавесило тучами. Лес негодующе зашумел, заворчал, тревожно размахивая щупальцами-ветвями. Холодные капли дождя предостерегающе застучали по моим доспехам, через просеку метнулась чья-то распластанная тень. Мы были одни, и мы были здесь чужие.

Лес присматривался, решая, как поступить: перешёптывалась с кустами трава, о чём-то трещали сухие ветки, вспыхивали и тут же гасли бледные огоньки болотных духов. Я не желал лесу зла. Я намеревался только проехать. Ничего более.

Луна несмело выглянула из-за туч, и шум постепенно, и словно нехотя, затих. Потухли огоньки, успокоилась чащобная сволочь. Лес пропускал меня, признав моё право на проезд. Фрагрант мотнул головой и, обидчиво всхрапнув, перешёл на шаг.

Безусловно, я был неправ. Мой конь чувствовал Сущее не хуже меня, и мне не следовало торопить Фрагранта незаслуженным уколом шпор.

С прадавних времён длилась наша смертельная вражда. Люди вторгались во владения Сущего, рубили деревья, оставляя не зарастающие плеши и просеки, добывали камень, и всё глубже становились рваные раны карьеров. Прокладывали каналы, осушая болота, дымы костров коптили небо, и не зарастали травой шрамы дорог. На вершины холмов взбирались рыцарские замки и. как репей к собаке, к гордым замкам начали цепляться грязные предместья, образуя первые города.

Ответ Сущего был жесток и страшен. Из болот, пещер и дремучих лесов полезли обитатели потревоженного мира. Сначала они только пугали людей, заманивали их в трясины, сбивали с пути. Но они были прилежными учениками – и вскоре пролилась первая кровь.

Безобидные глимы научились принимать человеческий облик. В насылании чар не было равных дриллам, а кикиморы и лешие вели себя похуже разбойников на больших дорогах. И совсем невмоготу стало, когда появились драконы…

Крестьяне и ремесленники, негоцианты и кузнецы – все, от батрака до члена королевского дома, платили особую подать, на которую содержались «локки». Те, кто за звонкую монету предлагал свои услуги, меч и собственную жизнь. Каждый житель королевства был обязан предоставить локку еду и кров.

Только рыцари и локки имели право носить меч за спиной и передвигаться на лошадях; все остальные довольствовались ослами, меринами и лошаками. С локков не взимались дорожные пошлины, и только им обязаны были открывать ворота ночью городские стражники.

Льготы и всевозможные милости облегчали жизнь локку, но не продлевали её. Локкам завидовали и недолюбливали. Чудища и драконы не переводились. Нечисть выбиралась из лесов и наводила ужас на сёла, а объединившись, держала в страхе даже города.

И вот тогда локку приходилось расплачиваться собственной кровью за каждую сотню полученных риплов и пригоршню фастов. Таков был порядок вещей: солнце садилось на западе, крестьянин сеял, магистрат собирал налоги, а локк сражался насмерть. И всегда в одиночку.

Фрагрант вовремя остановился, избавив меня от глупых мыслей и незаслуженного удара веткой по лицу. Мы выехали на лесную поляну, по которой лениво плыли волны лунного тумана, из белёсой мглы которого выползали нелепые силуэты. По усеянному звёздами небу ночными страхами проносились летучие мыши. Где-то совсем рядом пронзительно заскрипела кикимора.

Коснувшись зашитого в поясе амулета, я быстро прочитал короткое заклинание, и бледная нечисть с недовольным визгом унеслась в лесную чащу. Туман сгинул, и я увидел посреди поляны, прямо на своём пути, крытую корой избушку. За затянутым бычьим пузырём окошком весело плясал жёлто-красный огонёк свечи.

Никто из обычных людей не ночевал в лесу, а уж тем более не стал, да и не смог бы здесь жить…

Я вытащил из чехла арбалет, и стук вонзившейся в бревенчатую стену стрелы подтвердил мои самые худшие опасения. Ни один дрилл не стал бы тратить время и чары на постройку настоящего дома – быстрее и проще было создать ущербную иллюзию. Здесь наверняка не обошлось без человека, а участие людей в гнусностях нечисти всегда делало схватку непредсказуемой.

Я спрыгнул с седла и два раза хлопнул Фрагранта по шее. Конь понятливо фыркнул и переступил передними копытами. Теперь, что бы ни случилось, он не сойдёт с этого места.

Закрепив поднятое забрало, я отбросил ненужный щит и медленно извлёк из-за спины меч. Теперь мы были готовы…

«Мы» – это я, Фрагрант и «Зандерстом». Так звали меч, выкованный моим прадедом из слитка неведомого металла, выменянного у купцов из Дифмута. В своё время мой прадед отдал за него имение своего отца. Семейное предание гласило: «Зандерстом» всегда возвращается к хозяину, его нельзя ни продать, ни украсть, и пока меч с тобой, локку не грозит смерть. Воистину: в момент кончины ни у моего деда, ни у отца не было при себе Зандерстома…

Перехватив меч обеими руками, я принялся выписывать им в воздухе замысловатые фигуры защиты и силы. Не отрывая подошв от земли, я плавно заскользил к избушке. Когда я окажусь у двери, мне хватит семи ударов, чтобы разнести на дрова эту лачугу и всех, кто в ней находится. Сзади завыли, заверещали кикиморы, но было поздно. Я уже пребывал по ту сторону добра и зла…

Мелон

Дверь внезапно распахнулась, и в проёме показалась человеческая фигура со свечой в правой руке. Порыв ветра распахнул плащ незнакомца, и бледный лунный свет отразился от небольшого талисмана, висящего на его груди. Но остановить высвобожденную пружину разрушения я уже не мог. В моих силах было только изменить последовательность своих действий и максимально сместить направление первого, самого разрушительного удара…

Только благодаря опыту и прекрасной подготовке я сумел устоять на ногах.

Испуганная ночь поспешила закрыть тучей недремлющее око луны. Столб пыли поднимался в притихшее небо, а на поляну падали обрывки коры и срубленные ветки ближайших деревьев. Воздух дрожал, как тетива боевого лука после выстрела.

– Слава Сущему, я не разжёг очаг, а то бы нам сейчас пришлось здесь тушить пожар, – стоящий на пороге человек медленно задул свечу. Его лицо озарилось неверным лунным светом, и я увидел глаза – слишком спокойные для того, кого чуть было не убили.

Амулет! У него на груди, в предательском свете выползшей из-за туч луны, отсвечивал знак древнего ордена мелонов. Тех, кто первым поднялся на борьбу с нечистью. Но когда победа была уже совсем близко, мелоны предали людей, приняв сторону наших злейших врагов. Такой же амулет, в память о матери, висел и у меня под кольчугой.

– Зачем ты обнажил меч, брат? Разве я или мой дом угрожали тебе?

– Я всегда бью первым, когда можно, и, тем более, когда нельзя…

– Значит вот вы, какая, современная молодежь… Сначала бьёте, а потом думаете. Теперь я понимаю, отчего ты не задался вопросом: почему лес впустил тебя, да ещё и ночью? А может ты подумал, что он уступил твоей силе? Вынужден разочаровать тебя, молодец… Это я попросил лес пропустить тебя, ибо наступило время нашей встречи.

Я брезгливо плюнул ему под ноги. – Я не желаю иметь дело с тобой и с такими, как ты!

– Ты погибнешь в лесу без моей помощи. – Его голос был мягок, почти ласков.

– Мне не нужны ни ты, ни твоя помощь! Я не боюсь ни нечисти, ни леса, ни тебя, мелон.

Я вернулся к коню, вскочил в седло и хлестнул Фрагранта плетью по крупу. Конь обидчиво дёрнулся и, переступая задними ногами, закружил на одном месте.

– Конь умнее тебя… Он не хочет уходить отсюда, ведь именно он привёл тебя к моей хижине.

– Врёшь, чародей!

– Я един со всеми и всем! – Неожиданно выкрикнул мелон, и воздух вокруг него задрожал, как над раскалённым камнем.

Фрагрант неожиданно остановился…

– Ступай своей дорогой, старик, и благодари свой талисман.

Мелон громко рассмеялся и скрестил руки на груди.

– Зови меня Кальвусом, мальчик.

– Уйди с моего пути по-доброму, маг…

Я тронул поводья. Копыта Фрагранта зашлепали по мокрым листьям. Липкая тишина окутала меня пеленой страха. Двумя пальцами я изобразил в воздухе магический знак.

Фрагрант неожиданно захрипел, встал на дыбы и, не удержав равновесия, рухнул набок.

Меня привела в чувство холодная вода, обильно пролитая на мою голову.

– Где твои чары, колдун, коли в таком простом деле ты прибегаешь к помощи обычной воды? – прохрипел я.

– Зачем применять сложное там, где можно обойтись простым, – туманно ответил Кальвус.

Фрагрант потянулся ко мне, коснувшись лба бархатистыми губами. В который уже раз верный друг спас мне жизнь. Дерево не менее трёх локтей в обхвате мирно покоилось посередине дороги. Несколько жёлтых листьев всё ещё кружились в предрассветном сумраке, подыскивая место для упокоения.

– Я предупреждал тебя, брат! – с укоризной произнёс Кальвус.

Доспехи хороши для боя и турнира, но не для того, чтобы в них грохаться с коня на землю. Мелон помог мне освободиться от железа и, сняв с пояса деревянную плошку, принялся энергично втирать в мои виски зелье с таким тошнотворным запахом, будто в его снадобье сгнили все лесные травы и разом.

– Закрой глаза. Боль скоро уйдёт.

– Что… ты… от меня… хочешь, старик?

– Хочу тебе помочь… Возьми меня с собой в город. – Сказанное не походило на просьбу, но спорить мне почему-то расхотелось…

– Каждый локк может иметь слугу-грита.

– Мне нечем тебе платить.

– Деньги в жизни не главное, брат. Главное – определить правильную цену и знать, чем следует платить. Кому-то – словом, кому – золотом, а где и жизнью…

Я поднял голову и посмотрел на сгорбленную спину Кальвуса. Колдун заканчивал увязывать арканом мои доспехи. Фрагрант стоял на удивление спокойно, изредка помахивая хвостом.

– Ладно, старик, я беру тебя в гриты. Но если ты окажешься нерадивым слугой, я отдам тебя магистрату, и тогда никакое колдовство тебя уже не спасёт от их плетей.

На востоке трусливо побледнело небо. Мир готовился к наступлению нового дня. Я встал с трухлявого пня и пошёл по лесной дороге. Кальвус и Фрагрант последовали за мной.

– Брошенный из пращи камень летит на тридцать шагов, стрела из лука – на пятьдесят… На каком расстоянии действует твоя сила, колдун?

– Расстояние не важно. Остановить и даже убить человека можно жестом, словом и даже мыслью…

– Ладно, мелон. Мы ещё с тобой об этом поговорим…

Первые лучи солнца обняли замёрзшую в ожидании тепла землю. После сырого лесного просёлка дорога в город оказалась на удивление сухой. Пыль навязчиво липла к мокрой коже сапог, жадно набрасывалась на ещё влажный камзол.

Город

Лежал перед нами, словно ожидавший подачки пёс. Он дышал печной гарью, тухлой рыбой и смрадом, выливаемых на улицы нечистот. Ворота были уже открыты, мост опущен. Я остановился и, чтобы соответствовать статусу, взобрался на коня. Мы неспешно ступили под мрачную и сырую арку воротной башни…

Перебранка за спиной заставила меня обернуться. Кальвус что-то втолковывал стражнику, но тот оттолкнул мелона древком короткого копья. Чародей отпрянул, капюшон слетел с его головы, и я чуть было не поперхнулся собственной слюной. Кого я видел там, в лесу? Передо мной стоял глубокий старец, а здесь…

Мужчина – ненамного старше меня. Длинная шея, лишённый волос череп, почти полное отсутствие бровей, глубоко спрятанные угольки глаз и горбатый нос придавали ему сходство с грифом. Лицо колдуна не давалось сразу, воспринимаясь фрагментами будто незавершённая мозаика.

Мелон распахнул плащ, и лучик солнца заиграл не на знаке мелонов, а на пряжке с отличительным знаком «Хангар». – Да разорвут тебя дриллы на части, – зашипел мелон, – если я оставлю безнаказанной твою дерзкую выходку. Ты, помёт молодого дракона, посмел ударить грита храбрейшего из локков, и, клянусь, ещё не успеет зайти солнце, как ты получишь десяток палочных ударов.

Стражник не хуже мелона знал суровые законы, защищавшие жизнь и собственность локков.

– Господин! – он резво метнулся ко мне. – Я, твой раб, не поднимал руки на достойнейшего из гритов. Присягаю своей жизнью! Нищий старик, в точности в таком же плаще, как у их милости, только что пытался пробраться в город, не заплатив входную мыту.

– И где же он, твой бродяжка? – поинтересовался я.

– Он пропал… растворился… Наверное, это был глим. – Стражник обрадовался осенившей его догадке. – Я только что не пропустил в город нечисть!

Я пнул охранника ногой. Он упал на спину, испуганно тараща глаза и хватая ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба.

Ослабив поводья, я направил коня по кружащей вдоль городской стены Крепостной улице. Под копытами Фрагранта удовлетворенно чавкали городские нечистоты…

Корчма

Я бросил поводья подскочившему Кальвусу и, выбрав место посуше, сошёл с коня. Корчма «Пасть Дракона» находилась в самом конце улицы, на достаточном удалении от королевского дворца, оттого её и предпочитали посещать локки.

Бездельник ветер самозабвенно колотил полуоторванной вывеской о вылинявшую от нудных осенних дождей стену.

Бредовые блики чадящих факелов безумно прыгали по чёрным от копоти балкам. Сырость заплесневевших стен отступала у огромного, в полстены, очага, в котором весело потрескивали сухие поленья, и радовала глаз туша дикого кабана, целиком жарящегося на вертеле. Капли жира падали в пламя, и жаркий огонь тут же превращал их в облачка чёрного дыма и смрада.