Правда о том ,что случилось с монтажником Ерошкиным и водителем Жихаревым

Андрей Ланиус

Правда о том ,что случилось с монтажником Ерошкиным и водителем Жихаревым

Правда о том ,что случилось с монтажником Ерошкиным и водителем Жихаревым

В свое время многие из тех, кто хорошо знал Жихарева и Ерошкина ,удивлялись: как могли сдружиться столь разные люди?

Но вот минул год : и странным начало казаться другое: что же произошло такого, что два неразлучных товарища – Жихарев и Ерошкин – в упор не замечают друг друга , хоть вроде бы не было меж ними ссоры?

История дружбы зарождалась и развивалась у всех на глазах. Немного наблюдательности и сочувствия , и ее истоки стали бы понятны каждому.

История размолвки загадочна.

Быть может ,и не стоило бы ворошить прошлое, но …

Немало воды утекло с тех пор. Так отчего бы не поступить по примеру цивилизованных государств, которые в положенный срок открывают доступ к ранее секретным документам? Это все же лучше , чем всякий раз повторять прежние ошибки.

Приступим…

Они и в самом деле были разными. Жихарев – вертлявый , задиристый , как петух , вскипающий , будто молоко на жарком пламени , мгновенно чувствующий , где можно урвать кусок пожирнее , а где надо живо спрятаться в кусты : не был он лишен и приятной внешности. Ерошкин же – чудаковатый и незаметный малый , из тех , кого называют недотепами , легко смущающийся , с безвольной всепрощающей улыбкой на лице , черты которого никак не вписывались в эталоны мужской красоты, притом , Ерошкин сутулился и как на грех припадал на пятки.

Впервые судьба свела героев в бригаде монтажников, строивших ЛЭП в окрестностях маленького забайкальского городка , сжатого со всех сторон сопками и тайгой.

Монтажники – народ неприхотливый , привыкший к житью-бытью в вагончиках и палатках. Но на этот раз им повезло : жили в теплой бревенчатой гостинице , разместившись по два человека в номере. Поскольку общее число рабочих было нечетным то один остался без напарника. Им-то и оказался Жихарев и , конечно , : в бригаде его не то , чтобы недолюбливали , но , зная взбалмошный характер , как-то сторонились , особенно в часы досуга – иначе прощай , спокойный отдых!

Впрочем , самому Жихареву было глубоко плевать , кто именно храпит на соседней гостиничной койке. Считая себя удачливым сердцеедом , он каждом новом объекте обзаводился подружкой. При этом Жихарев никогда не гонялся за журавлем в небе , не ждал , когда в душе зацветут сады и не настраивал своей скрипки на возвышенный лад , а выбирал для своей осады такую крепость , которая выглядела доступней и должна была пасть при первых выстрелах.

Доступность – вот на что он ориентируется. С этой точки зрения понятна его тяга к дамам бальзаковского возраста, явно не избалованным вниманием, которые уж точно не позволят себе никаких сюрпризов, ко всякого рода невзрачным, нескладным особам, а также к дамам легкого поведения, причем самого дешевого пошиба.

Но вот что характерно: даже с самой потасканной особой он ведет себя как вел бы рыцарь с дамой сердца: целует ручки, читает стихи, обращается на «вы», делает витиеватые комплименты, обязательно дарит цветы – хотя бы один цветочек, в крайнем случае, веточку. Никакой пошлости, ни намека на ругань или грубость!

Ну, а если у дамы через какой-то время стан станет полнее обычного Жихарева это не волновало , ибо это уже женские проблемы.

Словом он мог и не ночевать в гостинице. Ибо в первый же вечер овладел Верой – скромной раздатчицей из городской столовой . Вера старше его лет на пятнадцать , сын служил в армии , сама же Вера жила в просторном бревенчатом доме со старухой-матерью. Однако перепираться по новому адресу Жихарев не спешил , ибо превыше всего ценил личную свободу. По этой причине он время от времени ночевал все же в гостинице.

Между тем в строительном управление откликнулись , наконец , на слезные мольбы прораба Савелло о подкреплении. Подкрепление прибыло в единственном числе. Это и был Ерошкин , которого тут же подселили к Жихареву.

Очень скоро Жихарев понял , до чего же удобный сосед попался! О чем его только ни попросишь – то ли заварить чай , то ли сходить в магазин , то ли одолжить червонец до аванса – Ерошкин безотказно выполнял просьбу , особенно , если та сопровождалась магическим заключением : «Будь другом!».

«Будь другом!» – и вот уже Ерошкин встает в шесть утра и кипятит воду для машины , пока Жихарев досматривает самые сладкие сны. «Будь другом!» – и Ерошкин в лютый холод вытаскивает и кузова заиндевелый , насквозь промороженный трос , а Жихарев подает команды из теплой кабины …

А в свободный вечер Ерошкин терпеливо слушает пространные монологи Жихарева, его философские рассуждения, воспоминания и байки , причем создается впечатление , что н , Ерошкин , по крайней мере , половину услышанного принял за чистую монету.

Словом Жихарев быстро сообразил , что судьба послала ему истинное сокровище , которое надо беречь и по возможности пользоваться им только самому. Но действовать лаской или хотя бы мягкой лапой у Жихарева при всей его сметливости не получалась Его злой и непослушный язык брал свое. Стоило Ерошкину на десять минут зайти в другую комнату , как Жихарев под каким-либо предлогом вызывал его и устраивал головомойку. Он вопиял на Ерошкина , издевался над его стеснительностью , зло вышучивал манеры. Могло показаться , что он помыкает Ерошкиным как заблагорассудиться.

Но все обстояло не так-то просто. Не был Ерошкин ни слабохарактерным добряком , ни мальчиком на побегушках.

Во-первых , по работе он запросто давал сто очков форы и Жихареву , и многим другим. Жихарев , к примеру , лихо шоферил , но первая е поломка ввергала его в уныние , н частенько увязал в болоте , то и дело забывал долить масло и никогда не мог точно рассчитать , на сколько хватит бензина в баке. В эти моменты Жихарева напоминал сатира.

А вот Ерошкин в своем деле был олимпийский бог , титан-виртуоз, герой профессионал высшей пробы. Ас-верхолаз , он преображался ,поднявшись на высоковольтную опору. Ноздри раздувались , взгляд становился жестким , движения – уверенными и точными , а голос звучал резко и повелительно , словно он Зевс Кронович Громовержец .С грацией акробата он буквально перепархивал с секции на секцию ,шел , посвистывая , без всякой страховки по узенькому уголку траверсы , а подвешивая провод , спускался по гирлянде изоляторов так свободно , будто внизу и не было бездны.

Высота была его стихией. Здесь он царил.

Но спустившись на землю , снова превращался в тишайшего ,неприметного паренька. Удивительно ли это? Ведь даже и великие личности , будучи низвергнутыми с небес на землю , быстро теряли в глазах современников свои достоинства. Ерошкин же только тем и занимался , что спускался с небес на землю. Правда , в одном отношении он был счастливее низвергнутых «великих» , ибо за каждым спуском следовал очередной подъем.

Притом характер Ерошкина был чем-то сродни забайкальской почве, верхний слой который легко подается воздействию обычной лопаты , а лежащий глубже успешно противостоит даже победитовым зубьям буровой машины.

Да, Ерошкин безропотно шел на кухню ставить чайник , когда Жихарев просил, вернее требовал этого , но он же , Ерошкин , вынудил Жихарева при каждом удобном случае лезть под машину , чтобы сделать мелкий ремонт; он терялся и краснел под градом острот Жихарева , но он же приучил того перед каждым выездом из гаража обязательно брать трос , лопату и ведро , так что Жихарев теперь гораздо реже «загорал» в болоте ; он ,смущаясь , направлялся к неудовлетворенной Вере , чтобы уладить очередную ссору любовников, но он же побудил своего безалаберного товарища терпимее относиться к окружающим и не затевать поминутно беспричинных свар.

Словом , если Ерошкин в чем-то подчинялся Жихареву , то по справедливости следует сказать , что и последний зависел от первого.

Но главное не это.

Болтливый , нахрапистый Жихарев был в сущности одинок.

Молчаливый и замкнутый Ерошкин тоже был одинок.

Ну а когда встречаются два одиноких человека , между ними почти возникает духовная общность.

Как бы там ни было , они крепко привязались к друг другу – подружились , хотя внешние проявления этой дружбы порой казались более чем странным.

В конце декабря трасса были построена. Оставались сущие пустяки-мелкие недоделки , без которых , как известно , не возводился ни один объект. Прораб Савелло разделил бригаду на звенья по два-три человека , и каждому дал задание сообразно с квалификацией.

Ерошкина и Жихарева он послал к дальнему болоту , посреди которого еще прошлой зимой поставили опору , но в суматохе не переложили вовремя провода из роликов в «лодочки». Весной болото зачавкало и к опоре было не подступить , так что пришлось дожидаться новых морозов. Работа была простая , но дорога к опоре – дальней , и поэтому Жихарев пребывал в крайне нервозном состояние.

То ли работать сейчас вблизи городка: час-другой на недоделку ,а после со спокойной совестью можно ехать к Вере на пельмени , а затем залить ее лагуну густой белой пеной. Так нет же , ,изволь терять целый день , крутить баранку по этим клятым сопкам вместо того , чтобы крутить через мясорубку в уютном бревенчатом доме , в тепле и предвкушение сытного обеда. А затем … «превратить животы его прекрасноликих супруг в ночное платье для сна и подстилку, смотреть на их розоцветные ланиты и целовать их, а их сладкие губы цвета грудной ягоды сосать!»

Нет. Жихарев отбрыкался бы , заморочил бы прорабу голову мнимой поломкой в моторе.

Но Ерошкин уже заверил Савелло , что они сделают в лучшему виде. Так что ,не пись, Савелло. Все будет ништяк.

И посему Жихарев был страшно зол ,на Ерошкина , на его вечную покладистость , так зол , что принародно поклялся преподать жестокий урок , чтобы он почувствовал на своей шкуре , каково портить своей дурацкой честностью настроение другим. От злости Жихарев даже отказал Вере в ночи любви.

Первые километры он дергал машину , резко тормозил , так что Ерошкин едва не ударялся лбом о стекло , но постепенно Жихарев остыл и только нажимал на газ, чтобы поскорее добраться до мерзкого болота. Остались лишь досада , что не потискал мягкие груди Веры и вошел в ее сладкое лоно резким толчком еще раз.