bannerbanner
Ментовские будни. Старые раны
Ментовские будни. Старые раны

Полная версия

Ментовские будни. Старые раны

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
1 из 4

Мария Марцева

Ментовские будни. Старые раны

Введение

Полицейские будни далеки от голливудских блокбастеров с их эффектными погонями и героическими спецоперациями. Реальная работа районного отделения – это бесконечная бюрократия, мелкие преступления и человеческие драмы, которые разыгрываются за стенами обычных квартир и офисов. Это мир, где справедливость не всегда торжествует, а правда часто оказывается болезненнее лжи.

В новом сборнике "Ментовские будни. Старые раны" майор Александр Воронцов и его молодой напарник лейтенант Игорь Григорьев сталкиваются с делами, которые проверяют на прочность не только их профессиональные навыки, но и человеческие принципы. За восемнадцать лет службы Воронцов научился не строить иллюзий о мире – он знает, что идеальных преступлений не бывает, но бывает идеальное равнодушие системы к судьбам обычных людей.

Пять историй этого сборника – это пять уроков о том, как тонка грань между порядком и хаосом, между долгом и совестью. "Личное дело" заставляет задуматься о цене профессиональной честности. "После смены" показывает, что работа оперативника не заканчивается с окончанием рабочего дня. "Старые раны" исследует, как прошлое может разрушить настоящее. "Дело семейное" раскрывает, что самые страшные преступления совершаются между близкими людьми. А "Баланс" напоминает о том, что у каждого выбора есть своя цена.

Воронцов не супергерой в погонах – он обычный человек с обычными проблемами: развод за плечами, одиночество, усталость от системы, которая порой работает против тех, кто ей служит. Но именно эта человечность делает его настоящим профессионалом. Он не спасает мир, он просто каждый день выполняет свою работу, зная, что кто-то должен стоять между порядком и беззаконием.

Мария Марцева создает честный портрет российской провинциальной полиции без героической патетики, но с глубоким пониманием того, что каждое дело – это не просто расследование преступления, но и урок человеческой психологии. Это книга о людях, которые продолжают верить в справедливость даже тогда, когда все вокруг говорит об обратном.

Добро пожаловать в мир настоящих ментовских будней, где каждый день службы – это маленькая победа порядка над хаосом, а каждое раскрытое дело – еще один шаг к пониманию того, как сложно устроена человеческая душа.

Личное дело



Глава 1: "Случайная встреча"

Александр Сергеевич Воронцов терпеть не мог поликлиники. Запах хлорки, очереди из стариков с букетом болячек и вечно недовольные медсестры в застиранных халатах – все это вызывало у него стойкое желание развернуться и уйти. Но левое плечо ныло уже третью неделю, и сегодня утром майор едва смог натянуть рубашку.

«Застарелая травма», – диагностировал он сам себе, вспоминая, как полтора года назад летел кувырком с лестницы, догоняя карманника в переходе у метро «Сокольники». Тогда казалось – пару дней поболит и пройдет. Не прошло.

Участковый терапевт, женщина предпенсионного возраста с усталыми глазами, после пятиминутного осмотра выдала направление к травматологу. «Кабинет 237, второй этаж», – буркнула она, даже не подняв головы от амбулаторной карты.

Воронцов поднялся по скрипучей лестнице, миновал толпу ожидающих в коридоре и постучал в нужную дверь. «Войдите», – донеслось изнутри приятный женский голос.

Травматолог оказался совсем не тем, что ожидал майор. За столом сидела женщина лет тридцати пяти, темноволосая, с живыми карими глазами и легкой улыбкой. Белый халат не скрывал стройную фигуру, а на бейдже значилось: «Елена Викторовна Сомова, врач-травматолог».

– Проходите, садитесь, – кивнула она на стул перед столом. – Что беспокоит?

Воронцов опустился на стул, невольно поморщившись от резкой боли в плече.

– Левое плечо. Болит уже недели три. Застарелая травма, видимо.

– Когда получили травму? При каких обстоятельствах?

– Полтора года назад. Неудачно упал во время… рабочего момента.

Елена Викторовна подняла брови:

– Рабочий момент? Вы спортсмен?

– Полицейский, – коротко ответил Воронцов. – Майор Воронцов, старший оперуполномоченный.

– Понятно. Снимите рубашку, осмотрим плечо.

Майор начал расстегивать рубашку, каждое движение отдавалось тупой болью. Елена Викторовна наблюдала за его мучениями с профессиональным сочувствием.

– Давно не обращались к врачам? – спросила она, когда Воронцов, наконец, освободился от рубашки.

– Да как-то не до того было. Думал, само пройдет.

– Мужская логика, – усмехнулась врач. – Пока совсем плохо не станет, к врачу ни ногой. Встаньте, повернитесь спиной.

Ее руки были теплые и удивительно нежные. Она осторожно ощупывала плечо, надавливала на болевые точки, просила поднять руку в сторону, завести назад.

– Тут у вас целый букет проблем, – вердикт прозвучал неутешительно. – Застарелый разрыв связок, воспаление сухожилий, начальная стадия артроза. Вы что, на плече приземлились тогда?

– Что-то вроде того. Гнался за карманником, поскользнулся на ступенях. Неудачно сгруппировался.

– И сразу не обратились?

– Дел много было. Да и мужики в отделе засмеют – из-за какого-то плеча к врачам бегать.

Елена Викторовна покачала головой:

– Садитесь. Будем лечить то, что получилось из-за вашего героизма.

Пока она писала назначения, Воронцов натягивал рубашку и украдкой рассматривал врача. Симпатичная, без сомнения. Обручального кольца нет. Говорит спокойно, без той показной важности, которая раздражает у многих медиков.

– Вот, – протянула она листок с назначениями. – Противовоспалительные, физиотерапия, лечебная физкультура. И никаких подвигов месяц как минимум.

– Спасибо, – Воронцов сложил листок пополам. – А вы давно работаете травматологом?

– Лет десять уже. А в милиции… простите, в полиции служите давно?

– Восемнадцать лет. Привык уже к разным названиям – то милиция, то полиция. По сути, мало что меняется.

Елена Викторовна отложила ручку и посмотрела на него с любопытством:

– Наверное, интересная работа? Как в сериалах?

Воронцов усмехнулся:

– Если под интересной понимать горы бумажек, пьяных дебоширов и семейные скандалы – то да, очень интересная. Сериалы врут нещадно.

– Зато у нас все как в жизни, – вздохнула врач. – Бесконечные больные, хроническая нехватка времени, зарплата как у дворника. Вчера вот привозили парня – переломанные ребра, сотрясение. Пьяный в хлам, орал на всю больницу, что его менты избили. А на самом деле с девятого этажа выпрыгнул, убегая от жены со скалкой.

– Таких у нас половина камеры предварительного заключения, – согласился майор. – Все невинные жертвы полицейского произвола. А то, что дебоширили, дрались и сопротивлялись аресту – это, видите ли, не в счет.

Между ними повисла пауза. Воронцов понял, что засиделся – очередь в коридоре наверняка уже до лифта выстроилась. Но почему-то не хотелось уходить.

– Елена Викторовна, а можно… личный вопрос?

– Смотря какой, – в голосе послышалась легкая настороженность.

– Вы замужем?

Врач помедлила с ответом:

– Была. Развелась три года назад. А вы?

– То же самое. Только развелся пять лет назад. Жена не выдержала ментовских будней – постоянные вызовы, ненормированный рабочий день, вечно злой муж домой приходит.

– Понимаю. У медиков похожие проблемы. Мой бывший считал, что я больных люблю больше, чем его.

– А любили?

Елена Викторовна рассмеялась – впервые за разговор искренне, без натяжки:

– Пациентов? Иногда. Некоторых хочется вылечить, а некоторых – придушить. Вот вчера привезли женщину, тридцать пять лет, красивая. Кто-то ее очень аккуратно избил – синяки в местах, которые одеждой скрываются, сломанные ребра. Классический случай семейного насилия. А она твердит – упала с лестницы.

Воронцов насторожился. Профессиональная деформация – он уже не мог воспринимать такие рассказы как обычные житейские истории.

– Часто такое бывает?

– Чаще, чем хотелось бы. И почти всегда одна и та же песня – упала, ударилась, споткнулась. Боятся заявлять на мужей. А потом приходят снова, с новыми травмами.

– Вы запомнили фамилию этой женщины?

Елена Викторовна внимательно посмотрела на майора:

– Зачем вам? Официальное заявление она не подавала.

– Просто… профессиональный интерес. Мы таких дел видим много. Может, что-то подскажу.

Врач колебалась, потом открыла журнал приема:

– Морозова Анна Владимировна. Тридцать пять лет. Проживает на улице Молодогвардейской. Но повторяю – официальных жалоб нет.

Воронцов кивнул, мысленно запоминая данные. Возможно, стоит навести справки – вдруг в отделе есть какая-то информация об этой семье.

– Александр Сергеевич, можно и мне личный вопрос? – неожиданно спросила Елена Викторовна.

– Валяйте.

– Вы всегда так… включаетесь в чужие проблемы? Я имею в виду, вот узнали про побитую женщину и сразу заинтересовались служебным моментом.

Майор пожал плечами, тут же поморщившись от боли:

– Привычка, наверное. После восемнадцати лет службы начинаешь видеть преступления везде. Жена, помню, жаловалась – с тобой даже в отпуск не съездить нормально, везде подозрительных личностей высматриваешь.

– И она была права?

– Отчасти. Но с другой стороны – если не мы будем заниматься чужими проблемами, то кто? Участковые перегружены, следователи в бумагах тонут, а люди страдают.

Елена Викторовна задумчиво кивнула:

– Понимаю. У нас тоже – формально должны лечить только то, что в карте написано. А на деле часто приходится и психологом работать, и социальным работником.

– Вот именно, – согласился Воронцов. – Только у вас людей лечите, а нам приходится и жертв жалеть, и преступников ловить. Иногда грань между ними очень тонкая.

За дверью послышались нетерпеливые голоса – очередь начинала волноваться. Майор поднялся с кресла:

– Наверное, пора идти. Спасибо за лечение.

– Обязательно выполняйте назначения, – строго сказала врач. – И берегите плечо. В следующий раз за карманниками не гонитесь.

– Попробую, – усмехнулся Воронцов. – А можно… еще раз прийти? На контроль, через недельку?

Елена Викторовна слегка покраснела:

– Конечно. Запишитесь у медсестры на следующую неделю.

– Записываться буду. И, Елена Викторовна… если что-то серьезное с этой Морозовой случится – звоните. Вот визитка.

Он положил на стол служебную карточку и направился к двери. На пороге обернулся:

– А может, если будет время… кофе где-нибудь выпьем? Обсудим профессиональные проблемы.

Врач улыбнулась:

– Возможно. Посмотрим, как плечо лечиться будет.

Выйдя из кабинета, Воронцов почувствовал легкое воодушевление, которого не испытывал уже давно. Давно не встречал женщин, с которыми можно просто поговорить – без пошлых намеков, без игр и притворства. Елена Викторовна показалась ему настоящей – уставшей от работы, но не сломленной, умной и понимающей.

А история с избитой Морозовой… Майор достал блокнот и записал данные. Завтра обязательно проверит – нет ли в базе информации об этой семье. Чутье подсказывало, что дело может оказаться серьезнее, чем обычная семейная ссора.

Спускаясь по лестнице, Воронцов размышлял о странных переплетениях судьбы. Пришел лечить плечо, а нашел, возможно, и новое дело, и новую знакомую. Правда, опыт подсказывал: работа и личная жизнь редко уживаются мирно. Но иногда стоит рискнуть.

Глава 2: "Семейные разборки"

Утро вторника началось для майора Воронцова с привычной картины – на столе лежала стопка новых дел, а в приемной дежурного уже толпились посетители. Среди них выделялась женщина лет тридцати пяти в темных очках, несмотря на пасмурную погоду за окном. Левая рука была забинтована, на шее виднелся край пластыря.

Александр Сергеевич допил остывший кофе из автомата и кивнул дежурному: «Следующий». Женщина вошла неуверенно, оглядываясь, словно боясь, что кто-то может ее увидеть. Сняв очки, она обнажила синяк под левым глазом – свежий, фиолетово-бордовый.

– Садитесь, – Воронцов указал на стул. – Что случилось?

– Морозова Анна Владимировна, – представилась женщина тихим голосом. – Хочу написать заявление на мужа. Он меня… бьет.

Майор внимательно посмотрел на посетительницу. Морозова. Та самая фамилия, которую вчера назвала Елена Викторовна. Совпадение? Воронцов в такие совпадения не верил.

– Когда это произошло? – спросил он, доставая бланк заявления.

– Вчера вечером. Пришел пьяный, начал придираться к ужину. А потом… – Анна Владимировна осторожно коснулась синяка. – Сломал два ребра, врач сказал.

– В какой больнице были?

– В Четвертой городской. Травматолог принимала, Сомова… Елена Викторовна. Она сказала, что нужно в полицию обращаться.

Воронцов кивнул. Значит, не совпадение. Елена не просто рассказывала абстрактную историю – она направила к нему конкретную пострадавшую.

– Муж, где работает?

– Слесарь на заводе. Виктор Павлович Морозов. Но он не всегда такой, – поспешно добавила женщина. – Только когда выпьет. А пьет… часто.

В кабинет постучали. Вошел младший лейтенант Григорьев с папкой документов под мышкой.

– Александр Сергеевич, извините, что прерываю. Вчерашнее дело по грабежу – нужна ваша подпись на постановлении.

– Потом, Игорь. Видишь, занят.

Григорьев взглянул на женщину, сразу оценив ситуацию. За полгода работы в отделе он уже насмотрелся на жертв семейного насилия.

– Понял. Буду в своем кабинете.

Когда дверь закрылась, Воронцов продолжил:

– Анна Владимировна, скажите честно – это первый раз?

Женщина молчала, теребя ручку сумочки.

– Первый раз, когда решили заявление писать, или первый раз, когда он поднял на вас руку?

– Бьет уже два года, – наконец призналась она. – Но раньше не так сильно. А сейчас… боюсь, что убьет.

Воронцов знал эту историю наизусть. Сценарий всегда один: побои, заявление в полицию, возбуждение дела, а через день-два – отказ от претензий. Муж просит прощения, клянется исправиться, жена верит и забирает заявление. А еще через месяц все повторяется, только синяки становятся больше.

– Детей у вас нет? – уточнил майор, заполняя бланк.

– Нет. Виктор не хотел. Говорил, хватит с него одной дуры в доме.

Воронцов поморщился. Двадцать первый век, а мужики все те же.

– Хорошо. Сейчас оформлю ваше заявление, назначим судмедэкспертизу. Травмы зафиксируем официально, возбудим уголовное дело по статье сто шестнадцать – побои. Ваш муж получит до двух лет ограничения свободы или штраф.

– А если он узнает, что я заявление подала?

– А как он узнает? Вы ему скажете?

Анна Владимировна растерянно посмотрела на майора:

– Не знаю. Может, лучше не надо? Вдруг он действительно исправится?

Воронцов отложил ручку. Вот она, главная проблема таких дел. Жертва сама не хочет наказания для агрессора. Страх, экономическая зависимость, надежда на чудо – целый букет причин, по которым избитые жены защищают своих мужей-садистов.

– Анна Владимировна, посмотрите на себя в зеркало. Синяк под глазом, сломанные ребра. Что будет в следующий раз? Перелом черепа?

– Он же не хотел так сильно. Просто сорвался…

– Сорвался? – Воронцов встал из-за стола. – Мужчина сорок лет, слесарь, руки как кувалды. Бьет женщину, которая в два раза меньше весит. И это срыв?

Он подошел к окну, закурил. На душе было скверно – такие дела всегда выводили из себя. Может, потому что сам развелся? Или просто надоело смотреть на человеческую глупость?

– Решайте сами, – сказал он, не оборачиваясь. – Хотите заявление подавать – оформлю. Хотите домой идти и ждать следующих побоев – ваше право.

Анна Владимировна молчала минуту, потом тихо произнесла:

– Оформляйте.

Воронцов вернулся к столу, быстро заполнил заявление. Дело техники – он мог составить такой документ с закрытыми глазами.

– Завтра в девять утра – судмедэкспертиза в областной больнице, кабинет двадцать три. Обязательно придите, без экспертизы дело развалится.

– А Виктор? Его арестуют?

– Пока нет. Сначала экспертиза, потом допрос. Если он не сознается – будем разбираться. У вас есть свидетели?

– Соседи могли слышать. Он кричал, посуду бил.

– Хорошо. С соседями поговорим. – Воронцов протянул женщине копию заявления. – И помните – если передумаете, придется писать отказ от претензий. Но дело уже возбуждено, просто так его не закроешь.

После ухода Морозовой майор долго сидел, глядя в окно. В кабинет вошел Григорьев.

– Александр Сергеевич, опять семейные разборки?

– Опять. Муж жену избил, она заявление написала. Завтра, небось, отзовет.

– А почему вы так уверены?

Воронцов усмехнулся:

– Опыт, Игорь Валерьевич. Опыт. За последний год я принял сорок три заявления о семейном насилии. Тридцать восемь из них потерпевшие отозвали в течение недели. Оставшиеся пять дошли до суда, получили условные сроки. Результат – ноль целых, хрен десятых.

Григорьев сел напротив, раскрыл блокнот:

– А что если подходить к таким делам по-другому?

– Как это?

– Ну, не только формально. Поговорить с семьей, выяснить причины агрессии, может, к психологу направить…

Воронцов рассмеялся:

– Игорь, ты у нас романтик. Психолог! В нашем отделе даже туалетной бумаги не хватает, а ты про психологов. Да и толку от них – мужик бухает и бьет жену, тут не до терапии.

– Но ведь должно же быть какое-то решение?

– Есть. Только оно не очень законное. – Майор затушил сигарету. – Раньше участковые по старинке решали такие вопросы. Профилактическая беседа в формате, который семейный тиран запоминает надолго. Синяк под глазом – отличный аргумент против домашнего насилия.

– Это же превышение полномочий.

– Конечно. Но эффективно. Один раз по морде получил – думать начинает.

Григорьев покачал головой:

– Александр Сергеевич, мы же не бандиты. У нас есть закон.

– Закон есть, а толку от него ноль. Посмотри статистику – количество дел о семейном насилии растет каждый год. А количество реальных наказаний падает. Побои вообще перевели в разряд административных правонарушений. Штраф пять тысяч рублей за то, что жену до полусмерти избил.

Воронцов встал, подошел к сейфу, достал папку со статистикой:

– Вот, смотри. Прошлый год – сорок три дела о семейном насилии. Из них до суда дошло пять. Реальный срок получил один человек, и то, потому что жену в больницу положил. Остальные – условка или штрафы. А через полгода те же мужья снова жен лупят.

– А что предлагаете?

– Ничего не предлагаю. Работаем. как положено – по закону. Принимаем заявления, возбуждаем дела, ведем следствие. А что из этого получится – не наша проблема.

Майор вернулся к столу, открыл очередное дело. Но мысли все равно возвращались к Анне Морозовой. Почему-то именно этот случай цеплял особенно сильно. Может, из-за Елены? Врач направила к нему пациентку, надеясь на помощь. А что он может сделать? Оформить бумаги, провести формальное расследование и ждать, когда жертва откажется от претензий.

– Игорь, – позвал он напарника. – Съезди-ка к Морозовым домой. Посмотри, как они живут, с соседями поговори. Может, что полезное узнаешь.

– Хорошо. А вы что делать будете?

– Я? Буду думать, как жене объяснить, что закон ее не защитит, а муж в ближайшее время ей все кости переломает.

Григорьев ушел, а Воронцов остался наедине со своими мыслями. Он знал – в большинстве случаев полиция бессильна против семейного насилия. Слишком много факторов работают против: несовершенство закона, нежелание жертв наказывать агрессоров, загруженность следственных органов.

Но почему именно сейчас это так раздражает? Раньше он относился к таким делам как к рутине – принял заявление, провел формальное расследование, закрыл дело. А теперь чувствовал какую-то личную ответственность.

Майор достал из ящика стола визитку Елены Викторовны. Может, позвонить, узнать, как дела у пациентки? Или это будет выглядеть странно?

Зазвонил телефон – звонил дежурный:

– Александр Сергеевич, к вам посетительница. Говорит, по делу Морозовой.

– Какая еще посетительница?

– Молодая женщина, представилась соседкой.

– Пускай проходит.

Через минуту в кабинет вошла женщина лет двадцати восьми, коротко стриженная, в джинсах и куртке.

– Людмила Кравец, – представилась она. – Живу в соседней квартире с Морозовыми. Слышала, Анна заявление написала. Правильно сделала, надоело на эти скандалы слушать.

– Садитесь. Что можете рассказать?

– Да все могу рассказать. Уже полтора года этот козел ее лупит. Раньше по вечерам, когда пьяный приползет. А теперь и днем начал. Вчера такой ор был – думала, убьет.

– Слышали, что именно происходило?

– Как не слышать, стена-то тонкая. Сначала он орал, что ужин невкусный. Потом посуда полетела, Анька кричала. А в конце такой удар был – даже у меня в квартире люстра зазвенела.

Воронцов записывал показания, мысленно отмечая – хоть один нормальный свидетель есть.

– Анна Владимировна к вам обращалась за помощью?

– Пару раз приходила, когда совсем плохо было. Я ей говорю – в полицию иди, а она все боится. Говорит, Витька убьет, если узнает.

– А он угрожал ей?

– Постоянно. «Заявишь куда – живой не останешься», – такое каждый день слышу.

Кравец наклонилась ближе, понизила голос:

– Майор, а вы его действительно посадите? Или как обычно – поговорят и отпустят?

Воронцов честно ответил:

– Зависит от многих факторов. Если Анна Владимировна не откажется от заявления, если экспертиза подтвердит побои – будет дело. А какое наказание назначит суд – не знаю.

– Понятно, – разочарованно протянула соседка. – Значит, опять этот кошмар продолжится.

После ухода свидетельницы Воронцов почувствовал еще большую усталость. Людмила Кравец права – система не работает. Даже если дело дойдет до суда, Морозов получит условный срок и вернется домой еще более злой.

А что если попробовать другой подход? Неофициальный, как в старые времена? Нет, это риск. Один неправильный шаг – и конец карьеры.

Но разве можно просто сидеть и ждать, когда мужик убьет жену?

Майор закрыл дело Морозовой, убрал в сейф. Завтра будет видно – придет ли Анна Владимировна на экспертизу или найдет причину отказаться от заявления. Пока статистика не в ее пользу.

Зазвонил мобильный телефон. Незнакомый номер.

– Александр Сергеевич? Это Елена Викторовна, врач-травматолог. Мы вчера знакомились.

– Помню, конечно. Здравствуйте.

– Простите, что беспокою. Хотела узнать – женщина, Морозова, к вам обращалась?

– Обращалась. Заявление написала. А почему спрашиваете?

– Просто волнуюсь за нее. Такие травмы… если он еще раз ударит, может быть очень плохо.

Воронцов помолчал, потом сказал:

– Елена Викторовна, а можно встретиться? Поговорить об этом деле. У меня есть вопросы.

– Конечно. Я сегодня до восьми на работе.

– Хорошо. Заеду к вам после шести.

Майор положил трубку, понимая, что Елена думает о Морозовой так же, как он сам. Неравнодушие – редкое качество в их профессиях. Обычно врачи лечат, а полицейские расследуют, не особо вникая в человеческие судьбы.

Но иногда встречается случай, который цепляет за живое. И тогда приходится выбирать – оставаться в рамках инструкций или рискнуть, пытаясь реально помочь.

Глава 3: "Двойные стандарты"

Поликлиника встретила Воронцова знакомым запахом хлорки и недовольным гулом очереди в регистратуре. Майор поднялся на второй этаж, постучал в кабинет 237. На этот раз дверь открыла сама Елена Викторовна – рабочий день подходил к концу, последние пациенты разошлись.

– Проходите, Александр Сергеевич. Как плечо?

– Потихоньку. Мази помогают, – Воронцов сел на привычный стул перед столом. – А вот по поводу вашей пациентки хотел поговорить.

Елена сняла белый халат, повесила в шкаф. Под халатом оказались темно-синие джинсы и светлая блузка – простая одежда, но женщина в ней выглядела привлекательно.

– Морозова приходила к вам?

– Приходила. Заявление написала, завтра на судмедэкспертизу направил. Но есть нюансы.

– Какие?

Воронцов достал сигареты, потом вспомнил, где находится, убрал пачку обратно.

– Можете курить, я не против, – улыбнулась Елена. – Окно открою.

– Спасибо. – Майор закурил, затянулся. – Нюансы в том, что такие дела в девяносто процентах случаев заканчиваются ничем. Жена пишет заявление, потом отзывает. Муж получает условный срок или штраф, а через месяц все повторяется.

– А в этот раз будет по-другому?

На страницу:
1 из 4