
Полная версия
Выжить в Антарктиде
Старпом бывал на острове Десепшн регулярно. Он знал о тропе и, в отличие от простых матросов, точно знал, куда направляются Долгов с Суховым. И куртка у него была не красная, приметная, а черная. Ему ничего не стоило слиться с окружающими скалами – только снять яркий шарф и накинуть на светлые волосы капюшон.
А еще старпома упоминал во вчерашнем рассказе Белоконев. Его визит и приглашение в столовую для экипажа выглядел естественно. Однако сегодня утром Грач намеренно пропустил завтрак, чтобы проверить, посетит ли его с приглашением помощник капитана или нет. Старпом даже не заметил его отсутствия за столом! Конечно, само по себе это ничего не доказывало, все же Грач не простой пассажир, а человек при исполнении, но осадочек остался.
Когда Грач вернулся к подопечным, Дима уже встал и, болезненно морщась, искал способ передвигаться, как можно меньше беспокоя травмированную ногу. Он пытался медленно хромать, опираясь на подставленное плечо Долгова. Или прыгать на одной ноге.
– Палку бы ему, – пробормотал Грач и подставил с другой стороны собственное плечо.
– Пингвина нашел? – спросил Павел. Выглядел он жутковато – с коркой посохшей крови на лице, с заплывшей скулой, но взгляд оставался ясным – значит, сотрясения мозга не было.
– Какого пингвина? – выдал Володя сквозь зубы. Сухов был тяжелый, неповоротливый, и ушибленное плечо тотчас начало ныть, хотя терпеть было можно.
– Который обвал устроил.
– Какие пингвины на верхотуре, Паш? – вопросом на вопрос ответил Володя. – Неудачное стечение обстоятельств. Или чье-то баловство.
– Ветер-то как раз стих, – медленно произнес Долгов. – Землетрясения не было. Громких звуков тоже. Да и не снег это, который срывается при громких звуках… Наверху заметил кого?
– Следы есть, совсем свежие. Но я никого не видел.
– Ладно, потом обсудим, – Паша поудобнее перехватил руку Дмитрия. – Готов к спуску? Тогда вперед!
Дорога вниз заняла время. Уже на подходе к разрушенной китобойной базе они услышали громкий гудок с корабля – сигнал возвращения на борт, так подгоняли зазевавшихся туристов.
– Вот, по нашу душу, – отметил Павел. – Потеряли.
– Давайте быстрее, – засуетился было Дмитрий.
– Ничего, без нас не уплывут! – сказал Грач.
На берегу кабинки для переодевания были собраны, лодка с пассажирами ушла, но оставался «Зодиак», привезший матросов. Рядом с ним стоял старпом и нервно металась по галечному пляжу Патрисия – почему-то с сумками в руках. Завидев процессию, она бросила сумки и побежала к мужу, оскальзываясь на камнях.
– О, мой бог! Поль, с тобой все хорошо? Что случилось? – от волнения она выкрикивала фразы по-французски, но Володя, хотя язык понимал с пятого на десятое, догадался о содержании по ее виду. – Я сто раз уже пожалела, что не пошла с тобой!
Паша отпустил Дмитрия и раскрыл объятия жене. На подмогу Сухову и Грачу уже спешил старпом. Он был бледен и взволнован.
– Что произошло?
– Шел. Упал. Очнулся – гипс! – ответил Дима, но старпом шутки не принял.
– Ушиб, растяжение, перелом? Как же вы так неосторожно?!
– Думаю, просто ушиб, – ответил Сухов. – На ногу упал камень.
– Случился небольшой обвал на нижней смотровой площадке. Вы не слышали шум? – спросил Грач.
Старпом покачал головой:
– Обвал здесь дело немыслимое. Туристы всегда спокойно везде бродят. Даже внутрь строений проникают, хотя мы категорически это запрещаем. Но чтобы камни падали, да никогда такого прежде не случалось!
– Все однажды случается в первый раз, – философски заметил Дмитрий.
– Перестань! Соленой водой, ты с ума сошла! – послышался за спиной возглас Павла. – Щипать же будет!
Грач оглянулся. Парочка перестала целоваться, и Патрисия пыталась умыть супруга теплой водой из естественной ванны, а тот отбивался.
– На корабле все смою. Нормально все, это просто ссадины!
– Не тошнит? Голова не кружится? – причитала Патрисия.
– Лучше Вовку поблагодари, это он нас спас.
Патрисия повернулась к Грачу, но тот отмахнулся с кривой миной.
– Не кривись! – сурово сказал Долгов. – Я знаю, что если бы не ты, нас с площадки снесло бы и о скалы внизу расплющило.
Володя помог старпому пересадить Дмитрия в лодку и вернулся подобрать брошенные на берегу вещи. Там было несколько сумок с резиновыми сапогами (в данный момент в них не было нужды, так как матросы, повинуясь указаниям старпома, втащили лодку прямо на пляж) и пакет Долговых с купальными принадлежностями. Володя на автомате копнул в пакете, проверяя, все ли на месте, и замер. Оба полотенца были абсолютно сухими.
Прищурившись, он смотрел, как Патрисия хлопочет около мужа, запихивая его в лодку, а тот шутливо отмахивается. На чумазом Пашином лице сверкала счастливая улыбка.
Вот только Патрисия обманула его. Заявив, что пойдет купаться со всеми остальными, она так и не осуществила задуманное. Но чем же тогда она занималась в течение последнего часа?
16. Сеанс черной и белой магии
Ашор ВизардАльберт Константинов всегда считал, что быть фокусником и почетно, и престижно, и в целом довольно легко. В стародавние времена маги изгоняли злых духов, возводили на престол королей, предсказывали будущее и были весьма уважаемыми членами общества. Позже, с появлением инквизиции, у них настали трудные времена, но едва темные века сменились Просвещением, кудесники вновь стали пользоваться заслуженным почётом у сильных мира сего. В современном мире высоких технологий иллюзии и трюки продолжали очаровывать и сбивать с толку. Люди спокойно воспринимали полеты в космос и интернет, но теряли дар речи, когда разбитые на их глазах наручные часы вновь становились целыми. Все, что они были не в состоянии объяснить, по-прежнему считалось волшебством.
Альберт магией (он предпочитал называть это именно так) занялся довольно поздно, как он сам говорил «в пору, когда юношеская глупость уже выветрилась, а старческая мудрость только на подходе». Таким образом, бесшабашность и готовность к переменам наложились на некоторое понимание человеческой психологии.
Альберт понял, что наибольшего впечатления от зрителей можно добиться, работая не с техникой, а с сознанием людей. Продвинутые технологии и совершенный инвентарь – это хорошо, но, таская с собой тонны ящиков и десятки ассистентов, невольно заставляешь публику насторожиться. Почти никто уже и не поверит, что перед ним выступает истинный волшебник, а не мошенник с дипломом инженера. Публика наслышана о потайных карманах, девушках-близняшках и о том, что из-за кулис номер иллюзиониста выглядит совсем не так, как из зрительного зала.
Для Константинова же было важно, чтобы зрители испытали от шоу такие же эмоции, как от просмотра захватывающего фильма. Он делился со зрителями сокровенной тайной, не используя видимый всем реквизит, выступал в зале, а не на сцене, иногда даже намерено одевался в простую футболку или вовсе безрукавку, щеголяя бицепсами и показывая, что прятать монетку в рукаве у него нет возможности.
Несмотря на внешнюю простоту фокусов, лишь слегка видоизмененных, выступления Ашора Визарда (такой он взял себе псевдоним) производили на публику неизгладимое впечатление. «Как он это делает?!» – этот сакраментальный вопрос бился в головах у всех, кто видел его изящные в исполнении номера. Поскольку выступал маг всегда в одиночестве, без помощников и подсказчиков, иногда и впрямь казалось, что он владеет секретом чтения мыслей или телепортацией. Даже его коллеги-фокусники признали его таланты, присудив гран-при международного фестиваля иллюзии и волшебства.
Когда Патрисия прислала ему приглашение поработать на свадьбе, Альберт-Ашор как раз находился на распутье. Он размышлял, стоит ли ему продолжить цирковую карьеру или пора заняться чем-то еще. У него была беспокойная натура бродяги, и он физически не переваривал работу, превратившуюся в рутину. Но приглашение Патрисии вдруг обернулось слепым случаем во всей своей красе – и кто такой Ашор, чтобы спорить с ним и с Высшим Судьей, контролирующим его поступки?
Ашор приехал на собеседование в головной московский офис компании «Долгов интерпрайзис», без труда получил добро и стал готовиться к поездке в Антарктиду.
В условия его контракта входило четыре выступления: два на корабле по дороге на Антарктический полуостров, одно в гостинице на новогоднем празднике и одно на обратном пути. Все номера должны были быть эксклюзивными и длиться не меньше часа.
Вчера была первая «проба пера». Ашор не напрягался, прощупывая публику, чтобы узнать ее слабые стороны. Он демонстрировал древние, как мир, трюки французского фокусника, попутно рассказывая его биографию, а сам подмечал реакцию каждого присутствующего. Сегодня пришел черед второго выступления – более сложного и отчасти более рискованного. В ожидании ужина и назначенного после него «магического сеанса» Ашор сидел в баре, попивая апельсиновый сок из высокого стакана и лениво перелистывая забытый кем-то охотничий журнал.
Экскурсанты, отправившиеся на остров Обмана, еще не вернулись, поэтому на верхней палубе было спокойно и немноголюдно.
Красавица актриса и консультант по науке тихо шептались за самым удобным столиком возле гигантского окна с видом на изломанные кальдеры. Ашору было несколько обидно, что самая симпатичная девушка на корабле так быстро и явно уплывала из его рук, но ничего не поделаешь. Бодаться из-за нее с гляциологом он не собирался – и без того забот хватало. К тому же влюбленная парочка смотрелась очень мило. Правда, они скоро ушли, лишив его приятного зрелища расцветающей на глазах Виктории. Актриса и раньше притягивала взоры, а теперь, в обществе нового поклонника, похорошела еще больше.
«Пускай их», – подумал Ашор, в глубине души принимая, что Громов в целом неплохой парень. Он даже улыбнулся своему великодушию.
Перелистнув журнал, Ашор окинул помещение преувеличенно скучающим взглядом.
Бармен, устав протирать стойку, подбивал клинья к молоденькой официантке, которая воспринимала флирт благосклонно, кокетничала и временами прыскала в кулачок, реагируя на шутки кавалера. Но это было совсем не интересно, потому что не таило ни искренности, ни далеко идущих перспектив. Поэтому Ашор переключился на последнюю парочку посетителей, секретничающих за угловым столиком в противоположном углу. По его прикидкам, им как раз пора было миновать предисловия и подобраться к самой сути.
В самом темном углу бара сидели французы: Жак Дюмон и его то ли секретарь, то ли компаньон по имени Ги. Пед ними стояли пивные кружки – практически полные – и лежали на тарелочке нарезки солёного сыра, копченостей и сушеной рыбы. Они вполголоса переговаривались на французском, и Ашор, вздохнув, напряг слух. И когда его ухо совершенно отчетливо уловило обрывок фразы, в запале произнесенной чуть громче остальных, он поздравил себя с тем, как вовремя ему пришла в голову идея посетить бар.
– … Это будет самым совершенным оружием! Его захотят иметь абсолютно все. Нам останется лишь выбирать, кто подороже заплатит.
Слова принадлежали Дюмону. Ашор скосил глаза в его сторону, примечая физиономию, светящуюся довольством. По-французски иллюзионист прекрасно разумел, как, впрочем, по-итальянски, по-английски, по-немецки, включая их средневековые варианты, и даже классическая латынь не являлась для него тайной – без этого умения трудно разбирать рукописные записки гениев прошлого, доверявших кое-какие секреты бумаге. Да и умение читать по губам тоже было не лишним при его образе жизни. Однако выпячивать свои знания Ашор не любил, справедливо считая, что куда ценнее умение слушать, чем говорить.
Выпив остатки сока, Ашор громко по-английски попросил бармена повторить заказ и перевернул страницу журнала. Сам же продолжал прислушиваться.
Жак Дюмон на секунду прервался, услышав просьбу Ашора – видимо вспомнил, что они тут с помощником не одни, но потом вернулся к прерванной теме. Он был почему-то уверен, что никто их не понимает, будто его родной язык являлся бог весть какой абракадаброй.
Второй француз, Ги Доберкур, тоже скользнул взглядом по Ашору. Но Визард прятаться не собирался. Наоборот, намеренно шумно подвинул стул, якобы мешавший ему привольно вытянуть ноги, и поблагодарил официантку, принесшую заказ, присовокупив изысканный комплимент. Доберкур отвернулся.
– Так вот, я уверен…
– Говорите тише, – попросил Ги своего собеседника.
– Если все пойдет, как задумано, – сказал Дюмон, наклоняясь к нему, – к концу следующего года лаборатория закончит с предварительными испытаниями и предъявит конечный продукт. Проблема в том, что до нашего появления у них уже был заключен контракт. Но есть лазейка: этот контракт заключался на конкретный двигатель, а у нас будет универсальная вещь. В том числе и с чисто военным потенциалом. Мы объявим новый конкурс. Если русские захотят участвовать со всеми наравне, то пожалуйста, пусть подают заявку. Но и цена, и условия будут совсем другими.
– А владелец лаборатории разделяет ваши взгляды?
– Это задача Патрисии, чтобы разделял. Но я не для того завел с тобой этот разговор, чтобы обсуждать Долгова.
– Зачем же тогда?
– Я знаю, кто ты.
Ги изобразил неподдельное удивление.
– Да-да, мой дорогой друг. И я прекрасно понимаю, что сейчас ты пытаешься вытянуть из меня как можно больше подробностей. Так вот, передай тем, кто тебя послал: я не жадный и согласен на обычный процент с продажи. Или солидный банковский счет, который бы мог обеспечить меня до конца жизни. Мне не требуются ни слава, ни положение, я не лезу в политику, потому что от природы очень скромный человек. Но я хочу жить и готов договариваться. Так и передай.
– Почему вы считаете, что кто-то меня послал? – уточнил Доберкур все с той же гримасой удивления на лице.
– Ну я же не совсем ку-ку, – Дюмон усмехнулся и отхлебнул из кружки, чтобы смочить пересыхающее горло. Он сильно волновался, и это не осталось незамеченным. – Едва запахло большими деньгами, вы просто не могли остаться в стороне. У Патрисии есть лаборатория и ключ, у меня координаты и хороший план, а у вас, как догадываюсь, в руках рычаги влияния, без которых трудно встроиться в существующий миропорядок. Я отлично понимаю, что подобный куш мне в руках не удержать. И Патрисии тоже не удержать. Не знаю, как она станет решать с вами этот вопрос, это уже не мое дело, но с тобой я готов вести диалог.
Ги Доберкур молчал некоторое время, потом спокойно сказал:
– Я ценю вашу проницательность и готовность пойти на сделку. Однако я не уполномочен вести переговоры.
– Понимаю, – кивнул Дюмон. – Тебе требуется запросить инструкции.
– Что-то вроде того. Но прежде, я бы желал кое-что уточнить.
– Пожалуйста, – Дюмон вновь приложился к пивной кружке.
– Она показывала вам ключ?
– Патрисия? Нет, но я точно знаю, что он у нее есть.
– Как вы можете быть в этом уверены?
– Ну, если мы все-таки плывем в Антарктиду, значит, она точно знает, что именно будет там делать. Без ключа туда не попасть. Но я сам понятия не имею, как он выглядит.
– Это не праздный интерес, Жак. Дело в том, что ключ, если бы он у вас был, увеличил бы вашу долю на несколько миллионов.
– К чему мне скрывать что-то, мой друг? – спросил Дюмон, безуспешно скрывая волнение. – Поверь, если бы у меня вдруг оказался еще и ключ, я бы не нуждался в услугах Патрисии. Но чего нет, того нет.
– Жаль, – скупо улыбнулся Доберкур.
Тут «Душа океана» издал протяжный громоподобный гудок, и французы вновь прервались, выглядывая в окно.
– Это сигнал туристам собираться в обратный путь, – предположил Доберкур. – Скоро они вернутся на борт.
– Ну да, ну да, – покивал Дюмон и встал. – Я, пожалуй, пройду к себе. А ты свяжись с нужными людьми. И как можно точнее доведи до них мои искренние заверения в вечной им преданности.
Ашор отложил в сторону журнал и задумчиво откинулся на спинку стула. Дюмон, конечно, привирал насчет своей осведомленности. И вел он себя излишне самоуверенно. У русских по этому случаю имеется хорошая поговорка, предостерегающая делить шкуру неубитого медведя. Однако обнаружилось, что француз вовсе не тыкается наугад, он прекрасно понимал, что ищет в Антарктиде. И даже знал, что искомое сокровище имеет гораздо большую ценность, чем археологические черепки.
Глядя на красивую, с хитринкой, мордашку дочки нобелевского лауреата, Ашор и сам верил, что о перспективных проектах лаборатории Долгова эта дамочка узнала прежде, чем познакомилась с сыном Долгова. Увы, так обычно и бывает в нашем искаженном мире: есть цели и есть средства, а остальное не важно. Но и Дюмон, как выяснилось, тоже хорош! Обвести вокруг пальца дочку Ласаля, это не фунт изюма съесть. А его попытка договориться за ее спиной с Доберкуром именно так и выглядела: опрометчиво и нагло. Выходит, и здесь скоро грянут опасные перемены.
В любом случае, подслушанная информация, по мнению Ашора, многое меняла в общем раскладе…
⁂Весть о несчастном случае на острове разнеслась по кораблю на манер верхового пожара, подгоняемого ветром. И хотя ничего страшного не случилось, все понимали, что вполне могло случится, и реагировали соответственно. Капитан был зол (ведь знал же, что «с этими русскими» надо держать ухо востро, особенно, когда они в отпускном настроении). Старпом чувствовал себя виноватым. Пассажиры сочувствовали неудачникам, а некоторые из тех, кто не поехал на экскурсию, еще и радовались, что остались на корабле, ведь на месте пострадавшего Сухова «мог оказаться каждый».
– Как чуяло мое сердце: про́клятый это круиз! – высказалась Бекасова перед ужином в столовой. – То драка, то экскурсантов без надзора оставили. И то ли еще будет!
– А с организаторов взятки гладки, – сообщил Урусов, занимая стул рядышком с режиссером. – Нянькаться с клиентами они не собирались с самого начала. Мы все подписали одну любопытную бумажку, помнишь?
– Да я много чего подписывала!
– Читать надо, что подмахиваешь, дорогая Лизавета. Там черным по белому: «В случае несчастного случая, произошедшего по моей вине или сокрытия важной медицинской информации о перенесенных заболеваниях все причиненные мною убытки вследствие моего внепланового возвращения или проведения спасательных операций будут мною компенсированы». Иными словами, никто, кроме нас, за наши жизни и здоровье ответственности не несет.
– Какая разница, читала я эту формулировку или нет, – скривилась Бекасова. – Вот ты, Женя, читал? Читал и даже наизусть выучил. А подписал? То-то и оно. Без нее в поездку не пустили бы. Либо ты едешь, либо дома сидишь. А решение, ехать или нет, я принимала вне зависимости от дисклеймера.
– Что же все-таки произошло на острове? – полюбопытствовал Сергей.
– Наш дорогой Павел Михайлович со своим приятелем полезли на какую-то гору без страховки и свалились с нее, – ворчливо пояснила Бекасова.
– Все было не совсем так, точнее, совсем не так, – громко сказал Володя Грач, приближаясь к столу в сопровождении Громова, – но сути дела не меняет. Два человека пострадали, отделавшись легкими травмами. Такова цена любого экстремального путешествия, связанного с риском.
– Им это нравится – рисковать, – вставила реплику доселе молчавшая Анна Егорова, – они свое отношение к жизни после этого вряд ли переменят. Не в первый же раз.
– Да, милая барышня, – поддакнул ей Урусов, – это происшествие если и сделает их осторожными, то ненадолго.
Юра молчал, хмурился и даже близкое присутствие Виктории не могло вывести его из мрачного расположения духа. Совсем недавно он чувствовал себя превосходно: шутил, наслаждался приятным обществом и строил планы на будущее, которое казалось ему благополучным. Но разговор с вернувшимся Володей напомнил ему, в каком дерьме он на самом деле находится.
⁂Владимир Грач и Юрий ГромовГрач разыскал Юру в кают-компании, где тот резался с Викой в шашки, и отозвал в сторонку, чтобы сообщить о происшествии и поделиться сомнениями.
– Что хочешь про меня думай, – сказал он ему, – но я все больше подозреваю, что Патрисия и ее странные соотечественники стоят за всеми неприятностями. Я сейчас даже не уверен, что Стальнов был на самом деле причастен к убийству Долгова-старшего. Пашу нам на полном серьезе надо спасать. Добром все это для него не кончится. Но что предпринять, вот вопрос.
– Ты с ней говорил? – спросил Юра – Сухое полотенце плохая улика. Если она все время была на виду.
– С ней еще не говорил, – хмуро ответил Грач, – тут особый подход нужен. Я задал парочку вопросов ее подружке Дельфине. Та утверждает, что Патрисия сначала собиралась купаться, но потом испугалась, что холодно. Сфотографировала купающихся, а потом с фотоаппаратом пошла по берегу. В воде резвились тюлени, она их поснимала. Куда пошла после, Дельфина не видела, но, выгораживая подругу, пыталась меня уверить, что от берега она не удалялась. А вот матросы сказали прямо противоположное: от купален Патрисия почти сразу направилась обратно к заброшенной базе. И только когда все оделись и стали грузиться в лодку, она вернулась и выглядела несколько запыхавшейся. Как если бы всю дорогу бежала. А вот с фотоаппаратом на берегу как раз крутилась чернокожая подружка – алиби обеспечивала.
– Думаешь, Пат устроила обвал? – Юра с сомнением покачал головой. – Зачем ей это? Павел ее любит и сделает все, чего бы она ни попросила. Добровольно.
– Я осматривал верхнюю площадку. Не могло там само по себе обрушиться. Карниз крепкий, укреплен валунами, ни одна птица не сдвинет. Да и человеку надо постараться. Там видно, в каком месте своротили первый камень. От него прям полоса голой породы осталась, как трактором вспахали. Остальное уже по дороге присоединилось. И это сделал человек тренированный, не лишенный физической силы. Еще и рычаг был бы не лишним, но всяких обломком и арматурин на заброшенной базе до фига. Либо Патрисия постаралась, она дама спортивная, мышцы занятиями альпинизма накачала, либо старпом – он все же местность знает и тоже возле купален не торчал.
– Матросы?
– Эту версию я проверил особо тщательно: ни один из парней не отлучался. Все были друг у друга на виду.
– Значит, кроме Патрисии и старпома никто больше в одиночку по острову не гулял.
– Нет, еще Мухин уходил ненадолго, но у него хорошее алиби. Там Кирилл слегка потерялся. Ну, ты же видел этого ребенка: бродит всюду сам по себе, носится как угорелый… вот и на заброшенной китобойной базе он от группы откололся и вздумал играть в сталкера. Андрей Семеныч как обнаружил пропажу, так и пошел искать. На мать-то у них надежды мало. Старпом ему помогал, но они разделились. Слава богу, отец мальчика нашел здоровым и невредимым. А вот где находился старпом и чем на самом деле занимался, точных свидетельств нет. Мухина, полагаю, можно сразу вычеркнуть из списка подозреваемых, ему было не до того, а вот с помощником я бы повременил.
– Согласен, хотя и с натяжкой. Все же, Вов, у всякого преступления должен быть мотив. Старпом не тянет на киллера.
– Может быть, но у Патрисии точно есть резоны, – сердито заявил Грач. – В случае развода по брачному контракту она ничего не получает, а в случае смерти Павла становится единственной наследницей. Ты только вспомни: у отца Долгова жена была беременная, они много лет пытались завести ребенка, но все не выходило. Но едва только получилось, будущую мать замочили вместе с мужем. Киллер мог бы и пожалеть молодую женщину, все-таки стрелял издалека, лишние жертвы ему ни к чему, если за них не платят. Но тогда Паша делил бы наследство с мачехой и братиком. Я считаю, заказ был, в том числе, и на жену. А может, на жену в первую очередь.
– Ты вроде рассказывал, что Патрисия Павлу жизнь спасла на Эвересте, – вспомнил Юра.
– Тогда да, спасла. Но был жив его отец, который управлял лабораторией перспективных исследований. И знаешь, такой поступок это хорошая база для более близкого знакомства. А сейчас Паша ей мешает.
– Мешает? Да чем же?
– У него не оказалось того, что нужно Патрисии. Свое последнее изобретение его отец, считай, с собой в могилу унес. Но если лаборатория не выполнит контракт, с Паши сдерут такую неустойку, что он останется без штанов.
– И тогда зачем ей смерть Павла? Унаследовать долги?
– Она охотится за сокровищами, Юр. В Антарктиде, ты же слышал историка, есть какое-то древнее хранилище. Паша мне сам сказал вчера, что эти находки, возможно, спасут его бизнес от разорения. Но у Патрисии свои планы. Я пока не знаю, что именно она задумала…
– Вот и не стоит сочинять! Вас на горе было трое. Почему ты думаешь, что покушались именно на Павла?
Грач молча сверлил друга глазами.
– Да-да, Вова! Вполне могли метить в тебя. Ты слишком рьяно взялся копать. И этот обвал – предупреждение тебе лично. Чтобы не лез.
– И что ты предлагаешь? Закрыть глаза и уши, а то пристрелят? – прошипел Грач. Он был взволнован, сердит и едва сдерживался, чтобы не повышать голоса.