Научиться жить

– Если честно, девчонки, я его не помню.

– Кого не помнишь, Антона? Знаешь, дорогая, тогда ты счастливая женщина, если смогла забыть этого гада. – В разговор вступила Маша. – После всего, что он тебе сделал, это лучший подарок, который тебе сделал твой мозг.

– Что же он такого натворил, что вы его так ненавидите? – Недоумению и удивлению не было предела.

– Судя по твоим рассказам, ты в него по уши влюбилась и призналась ему. Он сначала долго молчал, а потом сказал, что не любит тебя и никогда не полюбит. Естественно, ты была разбита и подавлена. Сколько мы тебя успокаивали после этого, сколько истерик было! Мы думали, ты сойдешь с ума от горя. Вы еще какое-то время встречались, а потом ты послала его далеко, откуда дорогу не находят. Ушла с головой в учебу, диплом ведь должен быть. По-моему, прошло месяца два или больше, он начал тебе снова звонить и признаваться в любви. Понял, что ты ему нужна, и он хочет быть с тобой, хочет жениться на тебе. Но ты, молодец, выдержала всё это и сказала, чтобы он тебе больше не звонил. Но в день аварии вы встречались. Он очень просил встретиться с тобой. Не понимаю, зачем ты вообще согласилась на встречу. Отчасти он виноват, что ты сейчас лежишь здесь. – Маша выдала это всё как тираду, а я слушала, как громом пораженная. Вот ведь козел. И не могла вспомнить ни одного события, связанного с ним, но после рассказа Маши уже ненавидела его, а ведь еще целовала его этой ночью. Нахал. Да как он вообще мог подумать, что я прощу его после всех этих событий? Зная себя, представляю, как лезла на стену, писала страшные стихи, ела тоннами шоколад и мороженое. Бедных девчонок, наверно, достала со своими истериками. Представляю весь этот театр одного актера. По телу пробежала дрожь. Вспомнила про телефон.

– Юль, или кто-нибудь, девчонки, достаньте мой телефон из тумбы. У меня руки почти не работают, не могу с ним справиться. – Юля открыла тумбу и вынула знакомый телефон. – Зайди в сообщения, а затем на мою страничку. Посмотри, пожалуйста, есть ли там переписка с Антоном.

Юля начала листать страницы в телефоне с сосредоточенным видом. Ей потребовалось немного времени, чтобы убедиться, что отовсюду удалена любая информация об Антоне. Тогда почему я оставила фотографии? Подруга сказала, что здесь только одна фотография, которую показывал мне Игорь. Может, на память или забыла удалить? Фотография годичной давности, тогда мы только познакомились. Наверно, забыла о ней. Если подруги знают о нашем разрыве, то почему я не сказала об этом родным? Тем более, это произошло давно. Надеялась ли на восстановление отношений? Но зачем отказала, когда он пришел с извинениями? Теряюсь в догадках, о чем же я тогда думала. Сейчас, к сожалению, вопросы так и останутся без ответов. Может быть, время придет, когда я буду готова к ним, и они сами всплывут в моей голове.

Зашла медсестра и выгнала моих подруг. Те перецеловали меня, пожелали скорейшего выздоровления и обещали на неделе еще наведаться. Медсестра осмотрела меня, привела в порядок постель, уложила меня и поставила капельницу. Я так и уснула с ней.

До ужина приходили родители с братом, принесли фрукты. Мама не плакала больше, чему я была очень рада, но её грустный взгляд не давал мне покоя. Если бы могла, успокоила бы её, но это было не в моих силах. Они ушли, а я еще долго думала об Антоне. Теперь и не знаю, что лучше: то, что я знаю правду, или лучше бы её не знать, а заново полюбить его. Ведь он говорит теперь, что любит. Но слова Маши не выходили у меня из головы. Нельзя оставлять всё, как есть, это неправильно. Он должен получить по заслугам; он заставил меня страдать, пусть заплатит тем же. Теперь я с нетерпением ждала, когда он придет, чтобы высказать всё, что я о нём думаю, и сказать, чтобы больше не приходил.

Вечером зашел врач, померил давление; оно, как и пульс, оказалось высоким. Я вымоталась, и сильно болела голова. Он сказал, что мне нельзя нервничать, если я хочу быстрее выздороветь, назначил успокоительное и ушел. Следом за ним зашла медсестра с таблетками, напоила меня ими, и я вскоре уснула, забыв все печали и невзгоды.

Среди ночи, когда вновь почувствовала на себе пристальный взгляд, уже знала, что это Антон, и, хотя в комнате было так же темно, как и прошлой ночью, я смогла разглядеть его очертания. Антон понял, что я проснулась по повороту моей головы и хотел встать, чтобы включить свет, но был остановлен мною.

– Я хочу поговорить в темноте. – Не хотела видеть этого красивого лица. – Антон, ты же понимаешь, что после того, что между нами произошло, мы не можем быть вместе. – Голос, звучащий в темноте, был еще более резок и холоден, чем если бы фраза была произнесена при свете.

– Но, Ева, вчера ты сказала, что прощаешь меня. Что произошло за день? К тебе приходили подруги? – «Подруги» он произнес с отвращением. Всё встало на свои места: если он в конфликте с моими подругами, значит, они были правы. Я им много жаловалась на Антона, и они все были настроены против него. Впрочем, это было взаимно.

– Что ты имеешь против моих подруг? – Раздражение сочилось из меня, как сок из разрубленной березы.

– Я ничего не имею против, это они на меня оскалились, как голодные гиены, видимо, с твоей подачи. – Гнев нарастал; он не мог сдерживаться.

– Потому что доставил мне столько страданий, что я жить не хотела. Они мои подруги, и их нормальной реакцией является моя поддержка. – Голос в ночи становился громче, пульс учащался, я снова начала нервничать.

– Говори тише, Ева, иначе весь персонал сбежится сюда.

– Ты прав, – я перевела дыхание, немного успокоившись. – Антон, такое не забывается. – Кто бы говорил, – я не смогу быть с тобой, зная, какую боль ты мне причинил.

– Я понимаю, что это было сложно для нас обоих, но и ты пойми, что после того, как ты ушла, я понял, что не хочу быть без тебя. Ты мне дорога. Да, я открыл для себя эти новые чувства поздно, но, может быть, если бы эта ситуация не случилась, я бы ничего и не понял. Я раскаиваюсь в том, что заставил тебя страдать. Мне было больно видеть тебя такой, но я ничего не мог с собой сделать. Мне нужно было время побыть одному, чтобы осознать, что я люблю тебя. Каждый имеет право на ошибку – я её допустил, но впредь обещаю, что этого больше не повторится. Ева, я люблю тебя. Прошу, дай мне последний шанс, я всё исправлю, вот увидишь. – Он молит меня о прощении за то, чего я не помню. Конечно, это было, но сейчас я стала другой. Во мне нет той злобы и обиды, которую я, вероятно, испытывала, когда мы ругались. Он настолько искренен, что я не вижу его лица, но прекрасно чувствую, как оно выражает его чувства.

Говоря все эти слова, мне кажется, что это не я, не настоящая я. Мне симпатичен этот человек, и если он клятвенно обещает быть таким, как я хочу, почему не попытать счастья и не попробовать всё с начала? Наверное, если бы не авария, я бы так и осталась тем жестким человеком, который ни под каким предлогом не согласился бы дать шанс на реабилитацию. Но случилась эта беда, которая, возможно, подтолкнет меня сделать другой выбор.

– Антон, я искренне хочу, чтобы мы были счастливы. Ты мне симпатичен, и я попробую дать нам еще один шанс, но ничего не обещаю. Ты должен понять, что мне сейчас и так тяжело, а ещё выяснять отношения – это слишком для моего ослабленного организма. Я верю и надеюсь, что всё будет хорошо, но у меня нет тех чувств, которые были раньше. Мы через многое прошли, но не выдержали испытания. Поэтому, если в какой-то момент один из нас поймет, что нам не нужно быть вместе, просто сообщит об этом другому, и мы разойдемся навсегда. Договорились?

– Да, Ева, я принимаю твой выбор и уважаю его. Не представляешь, насколько я сейчас счастлив! Если бы мог, взял бы тебя на руки и закружил по палате. – Его воодушевление передалось мне. Я была рада, что конфликт исчерпан, и мы больше не будем возвращаться к этому разговору. Он взял мою руку в свои ладони и сжал её; до этого он не смел прикоснуться ко мне. Я верю ему, в его искренность. Да, все люди ошибаются, но нужно уметь прощать. Мы поцеловались; он коснулся моих губ легко и нежно. Ещё немного времени мы оставались в темноте и безмолвии. Было спокойно и хорошо держать его за руку; она внушала надежду на завтрашний день и счастливое будущее. Антон ушел, когда уже светало.

Утром, как обычно, приходила медсестра, а чуть позже зашел Егор Дмитриевич.

– Ну что, больная, как себя чувствуем? – У него было хорошее настроение; он улыбался, а когда посмотрел на меня и встретился со мной взглядом, подмигнул. Я улыбнулась; его настроение передалось мне.

– Уже лучше. Делаю упражнения, которые вы давали. Надо сказать, они помогают; я начала чувствовать свои кисти и пальцы. Ещё не пробовала ничего брать, но думаю, смогу, если попытаюсь. – Врач подошел ко мне и протянул свою руку. Сначала я не поняла, чего он хочет от меня, но, когда он, по-прежнему улыбаясь, кивнул на мою руку, до меня дошло, что он хотел добиться от меня рукопожатия. Я неуверенно подняла левую руку навстречу и сжала его сильные пальцы; он сжал их в ответ.

Долю секунды мы смотрели друг другу в глаза, держась за руки. Странное ощущение: ничего, по сути, особенного, но в этом было что-то тайное и интимное. Опомнившись, я отдернула руку, удивившись, как мне удалось совладать с ней. Егор Дмитриевич продолжал улыбаться. Он осмотрел меня; сегодня мои биометрические показатели были в норме. Снова поднял меня, пожелал хорошего дня и ушел, обещав прийти вечером.

Вечером приходил Антон с цветами и шоколадом. Либо он действительно хорошо меня знает, либо предположил, что все девушки любят сладости. В любом случае, я была ему благодарна. Теперь мне было с ним легко. Я не чувствовала напряжения из-за того, что что-то не знаю или обманываю его; у нас начался новый этап в жизни, так сказать, с чистого листа. Это придавало уверенности в завтрашнем дне.

Он рассказывал, чем занимался три месяца, пока я лежала в коме. Почти каждую ночь был у меня, надеялся, верил, молился, что однажды я открою глаза. Каждое его слово о том, что всё обязательно будет хорошо, что он поставит меня на ноги и сделает всё, чтобы я была счастлива, отражалось в моей душе как чистое, никем не тронутое озеро. Я копила его слова и обещания; озеро становилось глубже, но прозрачность воды не уменьшалась. Я видела в этом отражении нас с Антоном.

Уже сейчас, будучи инвалидом и доверяя только его словам, я мечтала, что мы поженимся. Не зная человека, полагаясь только на то, что он говорит, доверяя своей интуиции, я знала, что он не обманет меня и сдержит своё слово. Он не может оставить меня в таком состоянии, если он с такой страстью просил, чтобы я его простила. Казалось бы: красивый, обеспеченный, умный мужчина – он мог оставить меня здесь и идти дальше, наслаждаясь полноценной жизнью. Но нет, он сидит здесь, караулит, когда я приду в себя, и готовится, возможно, к году трудностей. Он хочет этого, чтобы именно я была с ним.

Как только ушел Антон, пришел врач, проведать и выяснить моё состояние. Увидев букет цветов, поинтересовался, кто такой галантный, что ухаживает за мной. Я объяснила, что мой молодой человек всячески поддерживает меня и стремится, чтобы у меня было хорошее настроение. Врач одобрил такое поведение; в моем состоянии я должна испытывать как можно меньше стресса.

Он ощупал моё тело на предмет чувствительности; пока никаких продвижений не было, единственное – мои руки стали крепче, и я уже спокойно могла взять телефон или книгу, чтобы как-то себя развлечь. Егор Дмитриевич объяснил, что мне нужно развивать мелкую моторику, и лучше, если я займусь каким-нибудь творчеством, чтобы работали именно пальцы рук.

Он присел на кровать, а не на стул, как обычно, положил свою ладонь на мою. Я немного удивилась, но не стала убирать её. Зачем он это делает? Мне было не ясно. Обратила внимание, что кольца на пальце у него не было, но по возрасту он гораздо старше меня. Если у него есть какие-то мысли на мой счет, то это абсурд.

Начал рассказывать о своей жизни вне больницы: любит собак, дома у него два лабрадора, живет один, и только его верные пушистые друзья спасают его от одиночества. Чтобы не быть безмолвной, я рассказала, что у нас тоже лабрадор, и её зовут Конфета. Вместе посмеялись над её кличкой; удивились, какое совпадение, что у обоих собаки одной породы.

На протяжении всего разговора он ловил мой взгляд и нежно улыбался мне. Я чувствовала себя неловко: буквально недавно очнулась от комы, вновь приобрела молодого человека, а тут ещё доктор проявляет симпатию. Я никак не реагировала на его знаки внимания; мне не нужны были лишние проблемы. Моя задача – встать на ноги, а остальное меня не волновало. Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем он ушел, но эти минуты показались вечностью.

После его ухода пришла медсестра. Она привела в порядок мою постель и меня, опустила кровать и поставила капельницу. Обычно капельницы прокапывали быстро; я не замечала, как они заканчивались, но сегодня я смотрела на каждую каплю, которая падала и текла по катетеру в мою вену. Это было долго и раздражало; хотелось просто сорвать её. Видимо, пребывание в сознании в лежачем состоянии начинало надоедать. Неудивительно: до аварии я никогда не сидела на месте. Постоянно танцы, секции, занятия спортом. Дома практически не бывала: утром на учебу, а после – тренировки, подруги, развлечения. Сидеть взаперти в четырех стенах – против моей природы. Угнетало и то, что я элементарно не могла ухаживать за собой.

Книги отвлекали от мрачных мыслей, а надежда на то, что скоро всё изменится в лучшую сторону, не позволяла мне унывать и предаваться тоске. Я позвонила маме, чтобы она принесла мне вышивку, которую я забросила несколько лет назад. Раз моим рукам нужно было развиваться, совместим приятное с полезным. Мама сказала, что сама прийти не сможет, но пошлет Игоря. Что ж, не имеет значения, кто это сделает.

Во время утреннего обхода Егор Дмитриевич был так же предупредителен и приветлив, как всегда, и сделал комплимент моей внешности. Вот уж чего не хватало в моем немощном состоянии! Невооруженным глазом заметно, что врач пытается меня заинтересовать, прекрасно зная, что у меня есть молодой человек. Либо он беспринципный, либо я его настолько привлекаю, что он не собирается останавливаться ни перед чем. Мне казалось смешным то, что он делает, нелепым и глупым. Я поводов не давала и никак не реагировала на его провокации. Решила, когда представится удобный случай, поговорить об этом, пока же приняла выжидательную позицию.

Пришел Игорь с вышивкой и фруктами. Я вспомнила, что моя семья не в курсе о нашей с Антоном ссоре, и решила поинтересоваться у брата, в чем дело, и действительно ли он ничего не знает. Меня удивляла данная ситуация еще и тем, что Игорь был одним из тех, с кем я делилась секретами с детства; мы всегда были дружны. Думаю, он что-то скрывает от родителей, нужно выяснить, что.

– Привет, дорогой брат! Соскучилась по тебе, – я протянула руки навстречу, и мы обнялись.

– Привет, сестра! Тоже очень скучал по тебе. В прошлый раз не удалось поговорить по душам из-за присутствия родителей, – он заговорщически подмигнул.

– Вот уж точно! Выкладывай всё, что знаешь об Антоне. – Терпение было на пределе.

– Ты действительно ничего не помнишь? – На его лице отразились недоверие и удивление.

– Да, Игорь, совершенно не помню ни одного момента, связанного с ним. Как будто стоит блок.

– Не стал распространяться при родителях, тем более мама еще под большим впечатлением от случившегося, так что ей не обязательно знать, что вы с Антоном расстались. Папа, тем более, не в курсе.

– Сообщу тебе новость: мы помирились.

– Как? Серьезно? Ты клялась, что ненавидишь его, не хочешь больше видеть и слышать любую информацию, касающуюся его.

– Знаешь, я подумала: раз ничего не помню, то почему бы и не попробовать всё с начала? Он утверждает, что любит, а я же этого и добивалась. Можно быть счастливой и радоваться жизни. Разве нет?

– Так оно и есть, – Игорь замолчал, – ты, видимо, действительно ничего не помнишь, вообще, – он запнулся.

– Говори, брат, я выдержу всё. После аварии на многие вещи стала смотреть по-другому. – И это было чистой правдой.

– Ты точно хочешь это знать? – Он всё ещё сомневался в целесообразности продолжения этой темы.

– Уверена в этом. – Моего мнения нельзя было изменить; я была настроена решительно.

– Хорошо, – Игорь набрал в грудь больше воздуха, сделал многозначительную паузу и выдал: – Ты ему изменяла, причем не с одним человеком. – Я открыла рот в изумлении, уставившись на брата, как на диковинное животное. Я и изменять? В своих глазах выглядела мученицей и почти святой, но после этих слов всё встало с ног на голову, мир перевернулся и больше никогда не будет прежним. Я отказывалась верить брату; он, уверена, шутит. Но нет, его взгляд серьезен, полон тревоги и сострадания. В нем нет осуждения или неодобрения, только сожаление.

– Но зачем? Я же его любила! – Голос сорвался на визг.

– После слов о нелюбви к тебе ты решила отомстить, точнее, думала, что расстанетесь, и ушла в загул. А он, как ни в чем не бывало, позвонил тебе, вы продолжили встречаться, но вскоре всё же разошлись по твоей инициативе. И, видимо, он до сих пор не в курсе, раз приходит к тебе, еще и помирились с твоих слов. – Да, я не ожидала от себя такой подлости. Что же за человек был внутри три месяца назад? Казалось всё злой шуткой, ложью, сплетней. Но брату я доверяла безоговорочно; он не мог так жестоко пошутить надо мной. Шок охватил сознание, растерянность и паника давили прессом и не давали вздохнуть полной грудью. Как же я теперь буду смотреть Антону в глаза? Как жить с этим? До Антона никому не изменяла. И тот факт, что он обидел меня, не дает никому права совершать такие грязные поступки, причем не с одним человеком. Это верх разврата с моей точки зрения. Как я могла так низко пасть? Что двигало мной в этот момент? Снова тьма вопросов без ответов. Человеческий организм, поистине, – уникальное создание природы. Видимо, так хотела избавиться от воспоминаний об Антоне и обо всём, что с ним связано, что сознательно или бессознательно поставила блок на этих воспоминаниях, закрыла на ключ и выбросила. Но, благодаря любопытству и информаторам, они вернулись вновь, накрыли меня волной цунами, и теперь я не знала, как выплыть и спастись от катастрофы.

Естественно, Антон ни о чем не должен знать. Интересно, доступна ли данная информация кому-то ещё, кроме Игоря? Надеюсь, никто из подруг об этом не знает. Хотя, они стервы ещё те, и только бы поддержали меня, если бы узнали. Но мне самой было так стыдно, что я не хотела признаваться себе, не то что другим. Смогу ли я скрыть это и не выдать секрет Антону? Если замучает совесть, то сдержаться вряд ли удастся.

– Игорь, об этом знает кто-то ещё? – Я молилась, чтобы ожидания не оправдались.

– Насколько мне известно, нет. Ты мне-то рассказала под страхом смерти, к тому же была не сильно трезвая. – Не сильно трезвая – мягко сказано. Я знала, что брат щадит меня, видя моё состояние. Помню, как с девчонками устраивали вечеринки с множеством, непонятно откуда взявшихся гостей. Вспомнить было что, но очень стыдно. Утешала себя мыслью, что после окончания университета стану серьезной леди, буду работать в крупной юридической компании, иметь семью, дом и далее по списку. Главное, чтобы по пьяни не рассказала кому-то ещё.

– Хорошо, это обнадеживает.

Игорь ушел, а я принялась за вышивку, пытаясь отогнать нехорошие мысли.

Во время вечернего обхода Егор Дмитриевич снова рассказывал истории из прошлого. Много смешного и забавного происходило, когда он служил в морской пехоте. Когда узнала, что он один из черных беретов, появилось какое-то уважение, даже, может быть, некоторое восхищение. Во время разговора он пытался прикоснуться, сначала я сопротивлялась, но потом бросила затею, понимая, что он не отступится. Не знаю, сколько мы проговорили, но время пролетело незаметно, и я удивилась, увидев, что за окном стемнело. Когда Егор уходил, мы уже общались как старые друзья, смеясь над взаимными шутками. Он был умным, эрудированным, с отличным чувством юмора. Его голос по-прежнему действовал успокаивающе. Чувствовалась сила духа, твердость характера. Что-то в нем было, что привлекало внимание и заставляло задумываться.

Антон пришел далеко за полночь, а я всё ещё вышивала.

– Здравствуй, любимая! – Он принес огромного плюшевого белого медведя с красным сердцем в лапах. – Это тебе! – Его лицо сияло, улыбка обозначила ямочки на щеках. Почему-то раньше я их не замечала. От них он выглядел ещё красивее, захотелось поцеловать.

– Спасибо, милый! – Улыбка заиграла и на моем лице. Потянулась навстречу и запечатлела долгий благодарственный поцелуй на его чувственных губах. По удивленному взгляду поняла, что он не ожидал такого порыва.

– Соскучилась, – как бы извиняясь, ответила на немой вопрос.

– Я тоже, дорогая. Ты не знаешь, сколько ещё тебя здесь будут держать?

– Нет, врач ничего не говорит. Пока лишь пичкают лекарствами и ставят капельницы. Завтра уточню. – Как-то даже не задумывалась, когда выпишут. Со всеми этими новостями и интригами забыла спросить, когда смогу выбраться из этой тюрьмы.