Хранители подземелья книга II

Александр Логвинов

Хранители подземелья книга II

Вступление

Подземелья Ельца дышат тьмой. Там, где века назад люди замуровали свои страхи, снова слышится шёпот и звон цепей. Проклятие, рождённое в дни нашествия Тамерлана, не угасло – оно ждало часа, когда новые хранители осмелятся ступить в мрак. Иван Бунин и Мария лишь коснулись тайны, но город требует большего: спуститься глубже, туда, где граница между жизнью и смертью размыта. Каждый шаг вниз становится шагом в прошлое, где легенды оживают и кровь предков стынет в камне. Что хранит Елец под своими храмами? Спасение или гибель – решат те, кто осмелится открыть забытые врата.

Глава 1. Тень на рассвете

Розовый предутренний свет разгорался над древним Ельцом. Ночной кошмар отступил, но тревога ещё клубилась в холодном утреннем воздухе. Иван Бунин стоял на влажном берегу Черникиного пруда, крепко прижимая к груди небольшой медный ларец с потемневшим гербом Ельца. Внутри ларца покоился ветхий пергамент – свиток, найденный им этой жуткой ночью в подземельях под Вознесенским собором. Рядом, едва переводя дыхание, стояла Мария Лебедева – молодая учительница, его неожиданная спутница в этом мрачном приключении. Её бледное лицо отражалось в тёмной зеркальной воде пруда. Ночь закончилась, но оба чувствовали: что-то неуловимо изменилось вокруг них и внутри них.

Над прудом стлался тонкий туман. Камыши едва слышно шуршали, касаясь воды, и первые трели жаворонков звучали над далёкими полями. Город спал, и лишь купола соборов вдали тихо вспыхивали в лучах восходящего солнца. Иван смотрел на темнеющие громады Вознесенского собора на вершине Каменной горы. Ещё несколько часов назад они с Марией бежали туда, спасаясь от призраков пробудившейся ночи. Теперь собор казался мирным и равнодушным, его кресты мерцали золотом в утренней дымке, словно ничего не произошло. Но сердце писателя знало: за этой обманчивой тишиной скрывается эхо древней тайны.

Иван опустился на корточки у воды. Холодная роса впиталась в полу его плаща. Он окунул дрожащие пальцы в пруд – и вздрогнул: гладь воды была ледяной, словно отражала не только небо, но и ту глубинную стужу, что он ощутил под землёй. Вспомнился погребальный холод склепа под алтарём собора, где этой ночью ему открылись видения прошлого. Он зажмурился, и перед внутренним взором вновь встали образы: пепелище разгромленного города, кровь, впитанная в землю у развалин храма… И фигура елецкого князя Фёдора, павшего под мечами Тамерлана. Казалось, сам князь и горстка выживших стояли перед ним среди руин – обгорелые бревна, серый пепел вокруг. Иван будто слышал их голоса сквозь века: клятву, данную в ту страшную ночь. Люди присягнули хранить свой город до последней капли крови. Их отчаяние и решимость запечатали здесь, под Ельцом, нечто ужасное – древнее зло, пробудившееся во времена нашествия Тамерлана.

Мария осторожно коснулась его плеча, возвращая в настоящее. Иван поднял глаза: молодая женщина всматривалась в него с беспокойством и надеждой. В свете рассвета её серые глаза казались почти прозрачными. На виске запеклась царапина – память о том, как они продирались через заросли и старые развалины, ускользая от тварей ночи. Мария сжала плечо Бунина чуть сильнее.

– Иван Алексеевич… Что вы там увидели? – тихо спросила она. Голос её дрогнул. – В соборе, под алтарём… Я видела только свет и тени, слышала пение… а потом вы нашли этот свиток. Вы что-то поняли, да?

Иван медленно кивнул. Как передать словами то откровение, что раскрылось ему глубоко под землёй? Он развернул было древний свиток, осторожно проведя пальцами по истёртым строчкам. Багроватое солнце осветило выцветшие чернила. Заглавные слова проступали отчётливо: «Проклятие Ельца». Ниже – перечень имён, связанных одной судьбой: Тамерлан, князь Фёдор, иноки и защитники города… Все они, живые и мёртвые, переплелись в той легенде. Губы Ивана беззвучно повторили последние слова, которые он прочёл внизу свитка: «Да будет воля Твоя…» – ту самую молитву, с которой елецкие хранители запечатали зло. Он ощутил в ладони холодок – старинный нательный крест-медальон, непонятно как оставшийся у него после видения. Тонкий цепкий узор на серебре показывал семь крошечных звёзд, сходящихся кружком. Семь узлов, семь святынь – Внешний Круг. Эту часть тайны они с Марией уже разгадали прошлой ночью, пробудив древние силы города. Но медальон был ключом к чему-то ещё.

– Вы правы, – хрипло произнёс Иван, оборачиваясь к девушке. – Я понял, что наша борьба только начинается. То, что мы видели ночью… все эти призраки… – Он запнулся, вспомнив бесшумную фигуру в чёрном плаще, которая следила за ним из мрака улицы, и жуткий вихрь теней на Красной площади. – Это лишь эхo, Мария. Отголоски куда большего ужаса. Древнее зло – оно не исчезло. Оно спит под Ельцом, там, в глубине, где сходятся проклятие Тамерлана и клятва братства хранителей.

Мария побледнела, но глаза её вспыхнули решимостью. Её руки по-прежнему лежали на его плече, и Иван чувствовал, как она слегка дрожит – то ли от утреннего холода, то ли от осознания сказанного. За долгую ночь она перестала быть для него просто незнакомой учительницей; теперь они были связаны общей тайной. Мария невольно взглянула на ларец и свиток.

– Братство хранителей… – прошептала она. – Значит, легенды правду говорили. В Ельце издавна существовали тайные хранители, которые оберегали город от того, что под ним. И их обет… все эти семьи, потомки… Они всё ещё среди нас?

– Терентьевы, – отозвался Иван негромко, глядя на стершиеся строки. – В свитке есть это имя. Старец Тертий (Терений) – монах, который замуровал склеп под алтарём после нашествия. Его потомки, Терентьевы… Хранители ключей от запечатанной тайны.

Мария кивнула быстро и порывисто – видно, она уже вспоминала что-то.

– В Ельце и правда жил род Терентьевых, – сказала она горячо. – Мой дед упоминал: старинная фамилия, ещё дореволюционная интеллигенция. Кто-то из них служил в церкви или преподавал… После революции следы затерялись. Возможно, они скрывались, а может, были репрессированы. – Она осеклась, заметив, как тень боли легла на лицо Ивана: всем было известно, что сам Бунин покинул Россию именно после революции. – Но, – продолжила Мария тише, – должно же было что-то сохраниться… документы или предания. Я могу поискать по архивам их имя. И, – она сделала вдох, словно решаясь, – и мы сами можем попробовать их найти, если кто-то жив из наследников.

Иван отвёл взгляд от свитка и посмотрел на Мариины побледневшие щёки, на прядь волос, липнувшую к её лбу от утренней росы. Он чувствовал глубокую благодарность к этой храброй девушке. Ещё вчера он и представить не мог, что найдёт союзника в лице простой учительницы истории. Но Мария доказала свою верность делу: следовала за ним по мрачным улочкам, не дрогнула перед призраками, теперь же была готова идти дальше. Иван сжал её руку ободряюще.

– Спасибо, Мария, – тихо сказал он. – Без вас я, возможно, не выбрался бы живым из ночи. Город выбрал нас обоих… быть, наверное, новыми хранителями. Разгадать всё до конца.

Мария на миг опустила глаза, смущённая, но видно было: слова Ивана укрепили её решимость. Она накинула потеплее свой тёмный шерстяной платок и обвела взглядом безмолвный пейзаж. Вокруг пруда росли старые ивы; их длинные ветви касались воды, и редкий лист, пожелтев, падал на гладь, нарушая идеальное отражение неба. Где-то вдали, за невидимыми садами, послышался первый утренний крик петуха – неясно, то ли настоящий, то ли отголосок прежних времён.

– Посмотрите… – вдруг прошептала Мария, прищурившись. – Там, над кладбищем… Видите?

Иван проследил за её взглядом. В стороне, где на окраине города начиналась старая кладбищенская роща, над деревьями кружило нечто тёмное. Сначала он подумал – дым костра. Но тонкий дымок тянулся ввысь неподвижно, а эти силуэты двигались. Птицы. Стаи чёрных птиц кружили над определённым местом, словно водили молчаливый хоровод. На фоне розовеющего неба зрелище было зловещим.

– Грачи… или вороны, – тихо проговорил Иван. Сердце почему-то заныло: карканья не было слышно, но сама пляска птиц внушала тревогу. Они то взмывали, то опускались, не желая оставлять то место. – С чего бы им нынче кружить в таком количестве?

Мария прикусила губу.

– Там, за старым кладбищем, – произнесла она после паузы, – овраг Талдыкиных. Вы, наверное, не знаете, Иван Алексеевич… Его ещё провалом называют местные. Талдыкинский провал.

– Провал? – переспросил Бунин, ощутив, как по спине пробежал холодок.

– Давно, лет тридцать назад, там земля разверзлась – образовалась огромная яма. Будто бездна в никуда. Говорят, случилось это ночью и сначала решили, что взрыв. Но нет – просто почва ушла. Хотели было засыпать ту яму мусором да землёй – да не тут-то было. Яма не принимала жертвы: всё, что в неё бросали, она выталкивала обратно. Булыжники, брёвна, даже бетонные плиты – всё оказывалось наружу, будто невидимая рука выбрасывала. Слух пошёл недобрый: мол, место проклятое. Называли провал в честь богатых купцов Талдыкиных, чьи могилы будто бы там провалились. В народе поговаривали, что сама земля их не принимает.Мария перевела дух и, обхватив себя за плечи, заговорила всё так же негромко, словно опасаясь, что их может услышать нечто постороннее:

Иван слушал, не перебивая, и только крепче прижал к боку холодный медальон-крест, словно тот мог уберечь от леденящего повествования. Мария продолжала, чуть понизив голос:

– Один елецкий журналист даже спускался в ту яму с верёвкой. Хотел разгадать тайну. Да только вылез – еле живой. Говорят, весь светился, как свеча, и запах от него был гари и воска, словно… – она запнулась, подбирая слова, – словно он побывал в самом аду и опалился там. Потом бредил и умер через неделю. С тех пор провал никто не трогает. Зарос он кустарником, да только…

– Да только не затянулся, – хрипло закончил за неё Иван. Он почувствовал, как сердце гулко стучит в груди. Неизвестно, что пугало больше – то ли сама история, то ли странное совпадение. Провал, бездонная яма… Земля, не принимающая мёртвых. И птицы, кружившие сейчас там, словно над гигантской падалью. Всё это словно откликалось на ту самую древнюю рану под городом, о которой они говорили. На трещину в камне, оставшуюся с тех времён, когда Елец погибал от нашествия.

– Я изучала краеведческие заметки… – прошептала она. – Там писали, будто под Ельцом сотни ходов, катакомбы ещё с XIV века. Некоторые ведут к реке Сосне, помните, вы мне сами рассказывали слова летописи: “Когда всё уничтожалось на земле – спасали подземелья”. Мне кажется, тот провал – часть этих подземелий. Может, главный колодец вниз, в самое сердце тайны. Не потому ли его и не заполнить? Дыра в преисподнюю… – Она быстро перекрестилась, и Иван тоже.Мария коснулась виска, пытаясь унять дрожь. Несколько мгновений оба молчали, всматриваясь, как над далёким оврагом по-прежнему мечутся тени птиц. Рассвет разгорается всё ярче, и вот уже первый солнечный луч пробился из-за горизонта, окрасив верхушки деревьев золотистым светом. От этого зрелища на душе Ивана стало чуть теплее. Он вспомнил: «Да будет воля Твоя…» – произнес он, выходя из храма навстречу новому дню. Возможно, их появление здесь – тоже часть высшей воли. Судьба привела его, сына этой земли, назад, чтобы завершить начатое веками ранее. Но хватит ли сил?

Иван поднялся с земли, ощущая ломоту в коленях после долгой ночи скитаний. В сером утреннем небе, высоко над Ельцом, постепенно таяли последние звёзды. От городских крыш поднимался прозрачный дымок – просыпались первые печи, готовя людям новый день. Нормальный день обычной жизни, словно и не было ничего. Мария стояла рядом и смотрела на него снизу вверх, ожидая решения. Лицо её посветлело в лучах солнца, рассеявших предрассветную бледность.

– Нам нужно туда, – неожиданно твёрдо сказал Бунин и кивнул в сторону злополучного оврага. – Я хочу увидеть этот Талдыкинский провал собственными глазами. Если там действительно зияет бездна – быть может, это и есть вход в подземный мир, который мы ищем. В древние катакомбы, к самому сердцу тайны.

– Я с вами, Иван Алексеевич, – просто ответила она. – Как и прежде.Мария тихо ахнула, но не отступила. Она тоже выпрямилась во весь рост, стиснув тонкими пальцами края своего платка.

Они обменялись короткой понимающей улыбкой. Ни Бунин, ни Мария не испытывали радости от предстоящего – в душах их ворочался страх неизвестности. Но решение было принято. Хранители подземелья – именно так назвал их про себя Иван – должны спуститься в сердце тьмы, пока зло не вырвалось наружу. Ельцу вновь нужна помощь, как и много веков назад, и, кроме них, помочь было некому.

Бунин осторожно убрал свиток обратно в ларец и защёлкнул истёртый замочек. Ларец он перевязал ремнём и перекинул через плечо – древняя память города теперь была при нём. Медальон-крест он повесил на шею, спрятав под рубашкой: холодный металл согрелся от его кожи, точно одобряя принятое решение. Мария наблюдала за сборами, поправляя свой дорожный плащ.

– Только бы у нас хватило света, – вдруг сказала она вполголоса, опуская глаза. – Там, внизу… очень темно. Вы видели? Даже свечи гаснут от одного присутствия этой тьмы.

– Свет будет с нами, – откликнулся Иван, стараясь звучать уверенно. – Мы возьмём фонари. И, если верить легендам, нас ведёт сама сила тех святынь, что мы пробудили ночью. Помните, какой свет защитил нас в соборе?

Мария кивнула. Перед её мысленным взором вспыхнули вчерашние чудеса: как в храме внезапно загорелись свечи и окутали их сиянием, отгоняя призрачных преследователей. То было знамение: их защищает что-то святое.

– Мы не одни, – тихо добавил Иван. – Город с нами. Дух его, память… И те давние хранители, что дали клятву, – они тоже не оставят.

Он протянул Марии руку, и она, поколебавшись миг, крепко пожала её. Так они и стояли несколько секунд, рука в руке, на пустынном берегу пруда, пока солнце поднималось всё выше. Со стороны могло показаться – двое влюбленных встречают рассвет. Но над дремлющим Ельцом витала невидимая тень тревоги.

Наконец Иван и Мария двинулись с места. Вороны над провалом всё ещё кружили, но утренний ветер погнал к востоку рваные клочья тумана, застилавшего низины. Город просыпался, и улицы начинали наполняться звуками: где-то вдалеке скрипнула телега с молоком, закричал малыш во дворе, лаяли собаки. Обычная жизнь, под которой скрывалась бездна иных миров. Под ногами Ивана и Марии старые булыжники мостовой блестели от влаги. Каждый камень хранил в себе историю, шёпот минувших времён. Бунин чувствовал это как никогда остро.

Когда они поднялись по улочке вверх, к первым домам, Мария внезапно остановилась и оглянулась на Вознесенский собор, видневшийся позади между кронами лип. Большой крест на центральном куполе сиял теперь ярко, отражая солнечный диск. Девушка перекрестилась, и Иван тоже. Ночные ужасы отступили в прошлое – впереди был день и новое испытание.

– Пойдёмте, – тихо сказала Мария, тронув его локоть. – Я знаю короткую дорогу через старый сад, выйдем прямо к тому оврагу.

Иван кивнул. Они шагнули в узкий переулок, согретый косым утренним светом. Впереди – за покосившимся плетнём заброшенного сада – начиналась тропинка, тонувшая в высокой бурьянистой траве. Там лежал путь к мрачному провалу, что ждёт их в тени старого кладбища. Путники скрылись в силуэтах плакучих ив, и только их быстрые тени скользнули по стене обветшалого особняка.

Над прудом всплеснула рыба, круги на воде пошли к камышам и растаяли. Елецкое утро вступало в свои права – свежее, сверкающее росой, будто ни о каком зле не могло быть и речи. Но над дальним оврагом всё ещё кружили чёрные птицы, каркая и расписывая небо тревожным знаком. Город хранил молчание, но память его не спала. В глубинах Каменной горы, под сводами древних туннелей, тлела старая тьма – и с каждым часом её дыхание ощущалось всё явственнее. Только хранители тайны могли услышать этот зов. Иван Бунин и Мария ускорили шаг, уходя навстречу опасности, точно два силуэта из прошлого, которым предстояло вписать новую главу в летопись елецких подземелий.

Глава 2. У родника «Гремучи