Когда Бог примерил твою кожу

Николай Щербатюк

Когда Бог примерил твою кожу

Глава 1. Треск в зеркале

Я всегда считал, что зеркало – это просто кусок стекла, за которым кто-то заботливо размазал серебро, чтобы моя рожа каждый день напоминала мне: «Ну что, дружище, опять ты?». Оно честнее любого друга, жёстче любой женщины и беспощаднее любого начальника. В зеркало не соврёшь, хотя я, как и многие, пытался. Вставал по утрам, умывался, кривил губы в натянутую улыбку и убеждал себя: «Да нормальный ты мужик, вполне сойдёшь». Но зеркало, это чёртово зеркало, всегда знало лучше.

В тот день всё было, как всегда, пока вдруг не перестало. Я включил свет в ванной, щурясь от холодного электрического сияния, и взглянул в отражение. И оно… не ответило мне взаимностью. Я видел глаза, которые знали больше, чем я. Глаза, которые не принадлежали человеку, застрявшему в кредитах и мелких страхах. Это были глаза того, кто сидел внутри меня и ухмылялся: «Ну что, наконец заметил?»

Меня передёрнуло. Я даже автоматически протёр стекло ладонью, будто дело было в разводах или пятнах зубной пасты. Но отражение не изменилось. Оно смотрело на меня так, будто я – не я, а просто оболочка. Будто моё тело – съёмная хата, а настоящий хозяин только что вернулся из долгого путешествия.

– Да ну нахрен, – пробормотал я вслух. – Я, что, с похмелья?

Но дело было не в алкоголе. Голова ясная, мысли режут чётко, а внутри – ощущение, что меня кто-то примеряет. Как старую куртку в секонд-хенде: застегнул, дернул рукав, повернулся в зеркале и думает – сойдёт ли.

Я вдруг поймал себя на том, что мои руки кажутся мне чужими. Сухие, с костяшками, с венами, будто не мои. Я шевельнул пальцами – они подчинились, но было чувство, что я управляю ими через какой-то кривой пульт. Знаешь, как когда джойстик лагает? Двигаешь влево – а персонаж в игре тупит. Вот и я.

В голове появился голос. Не громкий, не как в фильмах про шизофреников. А тихий, будничный. Как будто он всегда там был, просто я наконец прислушался.

– Спокойно. Это не твой дом. Это моё тело. Я вернулся.

Я хотел засмеяться, но вместо этого выдохнул как-то слишком громко, почти рыкнул. Сарказм во мне зашевелился: «Ну, отлично. Бог решил поиграть в аренду тела. Что дальше? Контракт подпишем?»

И тут зеркало треснуло.

Не так, чтобы разлетелось, нет. По стеклу прошла тонкая белая линия, прямо через моё отражение. Будто кто-то ножом провёл. И знаешь, что самое мерзкое? Я не испугался. Я почувствовал… облегчение.

Я долго стоял, рассматривая эту трещину. Моё лицо теперь делилось на две части: с одной стороны – привычная уставшая рожа мужика, которому пора бы похудеть, с другой – чужой взгляд. Хищный. Ироничный. Бесконечно спокойный.

– Ты кто? – спросил я шёпотом.

– Я тот, кем ты всегда был. Просто ты играл в «я».

Звучит как бред, да? Я сам бы засмеялся, если бы не дрожь в ногах.

Я отошёл от зеркала, сел на край ванной и поймал себя на том, что не могу пошевелиться. Моё тело вдруг стало тяжёлым, будто я несу на себе чужой вес. И одновременно лёгким, потому что ощущение «моего» исчезло.

Знаешь, каково это? Это, как если бы ты всю жизнь таскал на плечах мешок с камнями и вдруг понял – мешок-то не твой. Ты всё это время пахал, тянул, страдал, а теперь хозяин вернулся и говорит: «Спасибо, я сам понесу».

И вот тут у меня снесло крышу. Я начал ржать. Настоящим, истеричным смехом. Потому что если это реально Бог примеряет мою кожу, то картина получается потрясающе тупая: Он мог выбрать кого угодно, а выбрал меня.

– Серьёзно? – выдохнул я, глядя в потолок. – Ты – Всемогущий, Вездесущий, Всемудрый… и ты влез в моё задрипанное тело? В мужика с зарплатой чуть выше прожиточного? В того, кто боится стоматолога и спит в носках? Ты издеваешься?

И голос ответил. Спокойно, без пафоса, почти лениво:

– Я не издеваюсь. Я исследую.

Я поднялся, пошёл на кухню, налил себе воды. Идти было странно: каждая мышца отзывалась не как обычно. Будто я – марионетка. И при этом внутри было ощущение, что вместе со мной идёт кто-то ещё. Точнее, не со мной, а через меня.

Я сел за стол, уставился в стакан и подумал: «Если это шизофрения, то она очень реалистичная». Но зеркало продолжало стоять за дверью ванной, треснутое, и внутри меня всё сильнее звучало: «Это не ты. Это я. Ты – аренда».

Я вдруг понял метафору: моё тело – как однушка на окраине. Я всю жизнь считал себя хозяином: покупал мебель, клеил обои, ставил замки. А теперь пришёл настоящий владелец и сказал: «Спасибо, что грел квартиру, но я заезжаю».

И вот тогда мне стало страшно.

Я сидел на кухне и пытался проглотить воду, но она будто не проходила через горло. Каждый глоток был как чужая команда: «Пей». Словно кто-то нажимал внутри на кнопки: глоток, вдох, выдох. Я понял, что живу по инструкциям, которые не мои.

И вот эта мысль ударила больнее всего: «А когда я вообще жил по-своему?»

Я пролистал память. Утро: будильник, кофе, работа. Вечер: новости, жратва, сон. Иногда секс – скорее обязанность, чем радость. И всё это казалось мне «моей жизнью». А теперь… будто кто-то сбросил фильтр, и я увидел правду.

– Ты всегда был арендатором, – снова этот голос. – Тебе казалось, что у тебя есть власть. На самом деле ты просто пользовался телом, пока Я молчал.

– А чего молчал-то? – огрызнулся я. – Стеснялся? Ждал, когда я куплю сковородку подороже?

– Я ждал, когда ты устанешь от своей иллюзии.

Меня перекосило. Я встал, начал метаться по кухне. Всё казалось липким, ненастоящим: холодильник – тупая железяка, стул – деревянная декорация, даже мои тапки на полу – как игрушки в чужой пьесе.

– Да пошёл ты, – выпалил я в пространство. – Слушай, если ты реально Бог, то ты самый хреновый кастинг сделал. Я не герой, не святой, не философ. Я – никто.

И тишина. Ни оправданий, ни грома с небес. Только лёгкая ухмылка внутри.

Я решил выйти на улицу. Нужен был воздух. Город встретил меня серым утром: автобусы, машины, люди в своих скорлупках. И вдруг я понял, что вижу их иначе. Словно со стороны.

У всех – те же съёмные квартиры-тела. Мужик в костюме, который курил у остановки, выглядел как труп, куда кто-то запихнул сигарету для антуража. Девчонка с наушниками – не она сама, а оболочка, которой управляла музыка. Старуха с авоськой – как кукла, в которую вставили программу «дойти до рынка».

И я среди них – пустой костюм. Только внутри костюма теперь сидел гость.

– Ну и что дальше? – спросил я мысленно. – Ты будешь жить за меня?

– Я и есть ты. Ты просто не понимал, кто такой «ты».

Звучало красиво, философски. Но на деле это было дико.

Я дошёл до магазина, взял хлеб, колбасу. Стою в очереди. И вдруг чувствую: мои губы двигаются сами.

– Знаете, – произношу я громко, – вы все думаете, что вы – это вы. Но вы – не вы.

Очередь замерла. Бабка впереди обернулась и смерила меня взглядом:

– Что?

– Вы – не вы, – повторил я. – Вы – костюм. Вас носят. Сегодня вы в своей коже, завтра – кто-то другой примерит.

Тишина. Потом хохот какого-то пацана сзади:

– Мужик, ты что, сектант?

А я стоял и улыбался, чувствуя, что это не я говорю. Слова вылетали, как дротики, и мне самому было страшно, насколько они точные.

– Вы – аренда, – сказал я уже шёпотом. – Вечность играет вами, а вы думаете, что делаете покупки.

Кассирша заморгала, как робот.

– С вас сто двадцать восемь.

Я заплатил и вышел. Люди шарахались. Я понял: в моём теле теперь двое. И один из нас играет без тормозов.

На улице я засмеялся. Смех был дикий, резкий, как крик ворона. Прохожие ускоряли шаг. А я орал:

– Смотрите! Бог в тапочках и с пакетиком хлеба! Вот он – Всемогущий!

И внутри я слышал: – Именно так. Я везде. Даже в твоих тапочках.

Когда я вернулся домой, зеркало снова ждало. Трещина расширилась. Теперь моё лицо там было похоже на маску, которую кто-то рвёт изнутри. Я не выдержал и ударил кулаком. Стекло посыпалось на плитку.

И вот странность: за отражением я увидел не стену. Там был чёрный провал. Как будто зеркало – не стекло, а дверь. Я замер. И в голове прозвучало: – Смотри.

Я шагнул ближе. В провале мелькали образы: я маленький, я подросток, я взрослый. Но всё это – как роли в спектакле. Маски, которые надевали на моё лицо. И ни одна из них – не «я».

– Значит, я – никто? – спросил я.

– Ты – Я. Но слишком увлёкся своей маской.

Я опустился на пол. Сердце билось так, будто его тоже держали в чужих руках. И в тот момент я понял простую и страшную вещь: всё, что я считал «собой», – ложь.

Ночь накатила быстро. Я не помню, как оказался в кровати. Лежал, глядя в потолок, и ощущал, что моё дыхание не моё. Каждый вдох – чужой. Каждый выдох – чужой.

И тут в голове вспыхнула мысль: а если завтра я проснусь – и меня не будет? Только Он. Бог. В моей коже.

И знаешь что? Я не был уверен, что хочу этому сопротивляться.

Я уснул не как человек, а как пустая оболочка, которую выключили из розетки. Проснулся – и первое чувство было не моё. Словно кто-то уже дышал до меня, кто-то уже моргал моими глазами, кто-то заранее повернул голову. Я очнулся в теле, которое уже было занято.

– Ну привет, – пробормотал я в пустоту комнаты. – Надеюсь, ты хотя бы оплатишь коммуналку.

Ответ был тёплым, ленивым:

– Зачем? Вечность не платит за свет. Она им питается.

Я заржал. Громко, грязно, так, что сам себе показался психом. Но в этом смехе было облегчение. Если это безумие – оно слишком логичное.

Я пошёл умываться. В ванной зеркало было разбито, осколки валялись на полу. В каждом отражении я видел разные версии себя: один злой, другой усталый, третий – пустой, как кукла. А в глубине – снова тот чужой взгляд.

И тут я понял: я боюсь не Бога. Я боюсь того, что меня никогда и не было.

Все эти годы я играл роль. Я – мужик, я – сын, я – работник, я – любовник, я – неудачник. Маски, маски, маски. А под ними пустота. И вот эта пустота сейчас заполнилась чужим светом.

– Значит, я всегда был костюмом, – сказал я вслух. – Просто думал, что костюм – это я.

– Именно, – ответил голос.

В тот день я вышел на улицу другим.

Мир трещал. Реальность выглядела как театральная декорация. Люди шли, болтали, ели булки, спорили о погоде. Но я видел, что они не знают. Никто из них не знает, что за их кожей – не они. Что их «я» – лишь аренда, пробный аккаунт, бесплатная демка.

Я смотрел и думал: «А что, если завтра каждому из них придётся столкнуться с этим? Что, если Бог примерит их кожу так же, как мою?»

И меня передёрнуло от саркастической мысли: «Ну что, человечество, готовы? Всемогущий скоро будет в ваших костюмах, как в секонд-хенде. Примерочная открыта».

На работе всё пошло вразнос. Я сидел за компьютером, открывал таблицы и чувствовал, что пальцы нажимают клавиши не по моей воле. Внутри меня жила насмешка: – Смотри, что ты называешь “работой”. Цифры. Пыль. Иллюзия.

Коллега наклонился через перегородку и спросил:

– Ты чего такой?

А я посмотрел на него и сказал прямо:

– Я – не я. Я – Бог в моей коже.

Он вылупился, потом захохотал:

– Ну ты и псих! Отдыхать тебе надо.

И ушёл.

А я сидел и улыбался. Потому что впервые сказал правду.

Вечером я снова вернулся к осколкам зеркала. Сел на пол, подобрал один кусок и поднёс к лицу. В отражении я увидел не человека. Я увидел маску, которую держал кто-то другой. И меня пробрала дрожь.

– Так значит, всё? – спросил я. – Моего «я» больше нет?

– Оно и не было твоим, – спокойно прозвучало изнутри.

И я понял: сопротивляться бесполезно. Что бы это ни было – шиза, Бог, галлюцинация – оно сильнее меня. Оно уже живёт во мне.

Ночью я вышел на балкон. Город светился тысячами огней. Люди внизу спешили по делам. А я стоял босиком, курил и чувствовал, что я – не человек. Я – пространство, которое носит кожу. Я – пустота, которая смеётся.

И с этой мыслью я впервые за много лет ощутил свободу.

Да, я – костюм. Да, я – аренда. Но арендует меня не кто-то жалкий, а сам чертов Бог.

И это было странно прекрасно.

И вот тогда всё внутри меня щёлкнуло.

Я вдруг понял: моё тело – не тюрьма. Это – сцена.

Мои страхи – не проклятие. Это – реквизит.

Моя жизнь – не моя. Это – спектакль, в котором я просто сижу в первом ряду, а роль исполняет кто-то другой.

И я заорал. В полную грудь, в ночь, в небо.

– Эй! Если ты реально Бог, носи эту кожу достойно! Сделай шоу! Разбей всё к чертям! Только не дай мне снова поверить, что я – это я!

И ветер ответил смехом.

Я вернулся в комнату, лёг и закрыл глаза.

И в ту же секунду понял: завтра я уже не буду тем, кем был вчера. Никогда.

Потому что зеркало треснуло. Маска слетела.

И Бог уже примерил мою кожу.

Глава 2. Примерка

Проснулся я странно. Не то чтобы тяжело – наоборот, легко. Слишком легко. Словно кто-то выкинул мои старые суставы на помойку и поставил новые. Я даже встал не своим движением. Тело выпрямилось так чётко, будто его поднял не я, а какая-то идеально натренированная версия меня.

– Ну как, удобно? – спросил голос.

– Чего? – я зевнул.

– Кожу твою примеряю. Надо же подогнать. Вчера было тесновато.

Я почувствовал, как у меня по руке пробежал мурашками смех. Да-да, именно так: смех не в горле, не в голове, а по коже. Чисто физически. И понял – всё, теперь Он рулит.

Я пошёл на кухню, чтобы хотя бы налить себе кофе. Но рука взяла не кружку, а нож. Я даже не понял, когда. Стою, держу нож и смотрю на своё отражение в окне. Внутри хохот:

– Расслабься. Просто проверяю, как ты смотришься с реквизитом. Нож тебе идёт.

Я с грохотом кинул нож в раковину и заорал:

– Слушай, костюмер хренов, я вообще-то жить хочу, а не резать кого попало!

– Успокойся. Я же сказал: примерка. Я не убийца. Хотя, знаешь… иногда спектакль требует крови.

– Пошёл ты!

Первый «сбой» случился с соседкой.

Я вышел в подъезд, а она уже там, с пакетами. Всегда была бабкой-сплетницей, любила цепляться: «опять мусор не вынес», «почему курите на лестнице». А тут она замерла. Смотрит на меня, будто я не я.

– Доброе утро, – сказал я.

Но голос был не мой. Чужой, густой, с каким-то металлическим эхом. Я сам офигел.

Бабка выронила пакет. Я наклонился, чтобы поднять, и вдруг почувствовал, как губы шепчут сами:

– Не бойся, я ещё не решил, что с тобой делать.

Соседка пискнула и убежала, забыв про авоську. Я остался стоять с её картошкой в руках и ржал, как псих.

– Отличная сцена, – сказал Он внутри. – Ты видел её глаза? Она поняла. Хоть на миг, но поняла, что за кожей – что-то другое.

На работе было ещё веселее.

Сначала я просто сидел и делал вид, что пишу отчёт. Но пальцы вдруг начали печатать сами. Я не успевал следить. На экране вместо таблицы вырастал текст:

«ВЫ – КОСТЮМЫ. ВАС НОСЯТ. СЕГОДНЯ – Я. ЗАВТРА – ДРУГОЙ.»

Я в панике ударил по клавишам, стёр. Коллега заметил:

– Что там у тебя?

– Да так, – пробормотал я. – Ошибся формулой.

А внутри ржач: – Формулой! Ха-ха! Ты только что написал им правду, а они всё равно ничего не поняли.

Потом я пошёл в туалет, плеснул холодной водой на лицо. Поднял голову – и зеркало там тоже треснутое. Хотя вчера я его не бил.

По дороге домой встретил пацана на велосипеде. Тот проехал мимо и крикнул:

– Эй, дядь, у тебя глаза светятся!

Я аж остановился.

– Чего?

– Светятся! – повторил пацан и умчался.

Я подбежал к машине, глянул в боковое зеркало. И да, чёрт побери – глаза мои чуть светились. Слабым белым огнём, как лампочки на издыхании.

– Ты издеваешься? – прошептал я.

– Ну а что? Немного эффектов для шоу. Люди любят спецэффекты.

– Офигеть…

Вечером я снова остался один. Сидел на кухне с чаем и чувствовал, как в теле поселился цирк. Руки двигались с лишней грацией, слова выходили не моими интонациями. Даже жевал я так, будто это какой-то ритуал.

Я спросил:

– Ты долго ещё примерять будешь?

– Столько, сколько захочу. Твоя кожа пока мягкая, податливая. Но надо растянуть, привыкнуть. Как новые ботинки.

Я засмеялся.

– То есть я – ботинки?

– Иногда ботинки удобнее человека.

И вот тут меня пробило.

А если я правда ботинки? Если я никогда и не был собой, а всегда был чьей-то обувью? Только раньше это был «я сам», а теперь – Он.

И знаете что? В этом было что-то смешное и мерзкое одновременно.

Я – ботинки Бога. Мои ноги ходят сами. Моё тело говорит чужими словами. И завтра, возможно, я уже не вспомню, какой был «настоящий я».

И когда я ложился спать, последнее, что услышал внутри:

– Не волнуйся. Завтра попробуем новые сцены. Ты удивишься, сколько ещё у тебя скрытых функций.

А я понял, что завтра будет не жизнь. Завтра будет театр.

На следующий день я понял, что привычная логика больше не работает.

Просыпаюсь, иду на кухню – а холодильник пуст. Совсем. Хотя вечером я оставлял еду. Ноль. Лишь записка, прилепленная изнутри:

«Питание тебе больше не требуется. Ты питаешься мной.»

– Да пошёл ты, – сказал я и хлопнул дверцей. – Мне кофе хотя бы нужен, понял? Кофе!

Внутри смех: – Ладно. Кофе оставим. Ты слишком слаб, чтобы жить на чистом свете.