Мыльная эпопея

Александр Деревяшкин

Мыльная эпопея

От вавилонских купален до японских бань

Жизнь – это не только борьба за кусок хлеба, но и за кусок мыла.

С чего всё началось? Кто первым понял, что можно смыть не только грязь, но и заботы? И правда ли, что в мыле заключена история мира? Давай разбираться.

Вавилон: колыбель цивилизации и первая мыльная алхимия

Там, где между Тигром и Ефратом расцвели города Вавилон и Ур, люди уже четыре тысячи лет назад записывали на глиняных табличках рецепты смеси жира, золы и воды.

Это и был первый прототип мыла: мылится, пенится – значит, “ Настоящая волшебство”.

В этих же местах, где позже евреи выведут свои традиции ритуального очищения, культ чистоты станет делом не просто личным, а религиозным.

Мыльная пена была не только для тела, но и для богов:

В Вавилоне статуи богов “омывали” мыльной пеной, чтобы смыть грехи народа, а потом куски этой пены продавали на рынке – как оберег: “умылся – все беды ушли”.

Египет: масла, ароматы, золото чистоты

В Египте любили жить красиво.

– Масла, ароматные травы, мирра, ладан – не только для тела, но и для мумий, храмов, одежды.

– Очищались песком, золой, водой с Нила.

– Красота, как и чистота, была делом государственной важности.

Китай: орехи, травы, ритуалы и предсказания

В Китае умывание – искусство и колдовство в одном лице.

– Мыльные орехи не только мыли, но и “гадали” по пене: если долго держится – к удаче, если быстро исчезла – к заботам.

– Рисовая вода для лица, отвары трав для души.

– Чистота – обязательный элемент уважения к предкам и к себе.

Япония: офуро, мыльные признания и философия чистоты

В Японии баня – это путь. Офуро – почти храм, а процесс мытья – почти медитация.

– Тело моют скрабом из риса или бобов, потом – горячая вода, потом – ритуал расслабления.

– В эпоху Эдо дарили “мыльные фигурки” – как знак особой симпатии: “ты – чистая, нежная, желанная”.

– Иногда эти подарки становились причиной бурных скандалов: кому досталась пена, тот и герой.

Греция: масло и скребок, а мыло – на потом

Греки прославились банями и спортом.

– Натирались оливковым маслом, соскребали грязь металлическим скребком (стригилем), окунались в воду.

– Мыло знали, но для тела использовали редко – считали, что масло полезнее.

– Александр Македонский первым ввёл “баню для армии” – кто чист, тот и победит.

Рим: баня, масло, моча и вечные деньги

Римляне придумали индустрию бани:

– В термах собирались толпами, мылись поэтапно – масло, скребок, бассейн.

– Мыло для тела долго игнорировали – больше для стирки одежды и даже для “жертв богам”.

– Самое необычное: для отбеливания одежды использовали мочу. За неё платили налог!

– Император Веспасиан был крутым бизнесменом – когда сын укорил его за “вонючий бизнес”, отец протянул монету:

– “Пахнет?”

– “Нет.”

– “Вот видишь, деньги не пахнут!”

(С тех пор в Европе туалеты иногда называют “веспасианами”.)

Африка: глина, охра, масло и живая земля

В Африке чистота – это и защита, и красота.

– Женщины племени Химба покрывают тело пастой из охры и масла – от жары, насекомых, пыли. Когда эта смесь смывается, грязь уходит вместе с ней.

– Глина и земля – это и скраб, и крем, и средство от злых духов.

Монголы и кочевники: кумыс, зола, вода – по случаю

В степи не до роскоши:

– Чингисхан и его орда мылись редко, чаще натирались травами или кумысом (кислое кобылье молоко), чтобы “смягчить кожу” и сбить запах пота.

– Зола и вода – если есть под рукой, но главное – не переусердствовать: слишком частое мытьё считалось опасным.

•  В некоторых культурах мыло использовали для очищения храмов и даже “смывания грехов” – религиозная пена на экспорт.

•  В Китае пена от орехов стала не только гигиеной, но и гаданием.

• Японцы дарили друг другу “мыльные признания” – и могли за это поругаться.

•  В Риме налоги платили даже за мочу, а поговорка “деньги не пахнут” родилась прямо в бане.

•  И везде,где была жара, зола, масло, вода – люди находили свой способ быть чистыми.

Вот она – мыльная опера древности: смесь науки, веры, любви, бизнеса и вечной гонки за чистотой.

И кто знает, может, у истоков каждого мыла стоит не просто мастер, а целая нация, решившая, что быть чистым – это красиво, выгодно и вечно!

Дым Европы и Пар Руси

Европа: где грязь была привычкой, и страх – соседей

…Вечер в Париже. Сквозь холодный туман город полон звуков и запахов: вонь нечистот, смешанная с лавандой из париков, со старыми рыбными корками, горьким дымом костров.

Узкие улочки забиты грязью: всё ненужное летит из окон прямо на мостовую. Прохожие живут по закону: “Берегись!” – и нагибаются под потоком ночных горшков.

Свиньи, крысы и лошади на улицах – обычная картина. Мальчишки гоняют крыс, старики кутят в серых плащах, дамы скрывают неприятные запахи духами и пудрой.

Знать моется редко.

Мыло – роскошь, и то для стирки белья, а для тела – только ароматные воды, пудра, парики.

Вода – враг. Врачи убеждают: “Не трогайся воды – от неё болезни!”.

Богатые меняют рубашки по праздникам, а ванну принимают раз в год – и то ради портрета.

Город, где смерть ходит босиком

1348 год, Париж.

Колокола гудят не смолкая. Страх в каждом доме.

Чума пришла с крысами и грязью.

Блохи прыгают с крыс на людей, дома наполняются смертью.

“Не подходи, не дыши, не трогай!” – шепчут друг другу, затягивая лица тряпками.

Врачи в чумных масках пылят ладан, раздают порошки – но никто не верит, что настоящая причина бед – это грязь.

Ночью скрипят телеги, вывозят мёртвых целыми улицами.

Холера, дизентерия, тиф – новые волны через столетия.

Бедняки пьют из луж, королева моет руки в вине, люди шепчутся:

– “Виноваты ведьмы, травницы, кто слишком чист!”

Ведьма и костёр: страх перед чистотой

На площади городка толпа. На помосте – женщина с чистым лицом и глазами, пахнущими травами.

– Не надо! – плачет она, – Я лечила вас…

– Марта, твоя дочь выжила только потому, что я знала травы!

– Молчи! – бросает Марта, – Ты не как все. У тебя в доме всегда чисто!

– Ведьма! Ведьма! – ревёт толпа, – В воду ходит, травы варит!

Палач тянет верёвку. Старик бормочет:

– Она добрая была…

– Замолчи, хочешь как она? – шипит жена.

Пламя трещит. Женщина поднимает глаза:

– Простите… Люди…

Дым тянется к небу. Город замирает – будто сама совесть плачет вместе с плачущим дымом.

Как “чистились” и жили в Европе

После казни дамы брызгают духами, мужчины пьют ром, меняют бельё по празднику. Воду боятся.

Мыло для белья, парфюм для тела, пудра – для всего.

Врачи учат:

– Пей пиво, оно чище воды.

– Вода для бедняков.

– Баня – дом дьявола.

Эпидемии уходят только с появлением привычки мыть руки. Но это случится ещё не скоро…

Про русских рассказывают… – взгляд европейца

Вечерами, когда свечи гудели под потолком, взрослые рассказывали истории о чужих краях.

– Говорят, в Московии, – шептал трактирщик, – у каждого мужика есть баня. Не только у царя, а прямо у каждой избы!

– А я слышал от одного голландца, – вставлял купец, – что русские парятся так жарко, что потом бегут прямо в снег или прорубь. И не хворают, а только смеются!

– Вот уж чудеса… – вздыхали женщины, – у нас, если в воду залезть – сразу чума пристанет. А у них, говорят, это праздник!

Письма и заметки путешественников читали вслух на ярмарках:

“В Русском царстве у каждого дома есть баня, где парятся и стар, и млад, и богатый, и бедный. Мужчины и женщины не боятся ни жары, ни холода. После парной бегут в снег или в реку. Всё тело натирают травами, мёдом, солью. Это часть их жизни…”

(Адам Олеарий)

“Русские моются так часто, что мы диву даёмся. Может быть, оттого у них и дети крепче, и старики веселее, и болезни не косят людей так страшно, как у нас…”

(Павел Алеппский)

“В Москве и во всей Руссии в каждом доме есть паровая баня. Они верят: в бане здоровье и счастье, а грязь – к беде. Мы такого у себя не видывали… Загадочная, непонятная для нас русская душа!”

(Жан Маржерет)

Горожане Парижа, Лондона или Берлина слушали такие рассказы как сказки о заморских чудесах.

– Ну, русские… Загадочная душа! – качал головой сосед.

– А всё ж говорят, болезни у них не косят так страшно… – шептала старушка.

– Может, и нам бы баню?..

Но наутро всё забывалось: духи снова лились на парики, слуги выливали помои, и никто не спешил меняться.