Сердце из Пара и Стали

Даниил Белый

Сердце из Пара и Стали

Пролог

Пролог.

Скрежет шестерён… Звук, знакомый с детства любому обитателю Паровых трущоб. Со временем он перестаёт быть заметным, и вспоминаешь о нём, лишь оказавшись в гробовой тишине. Сливаясь с мерным треском магических печатей, этот гул превращается в сердцебиение исполинского существа. Земная твердь дрожит в такт работе величественных механизмов; их трубы – кровеносная система, где по артериям циркулирует не алая жизнь, а чадящий пар, насыщенный магией.

Под этим вечным смогом из фабричных дымов собрались самые пёстрые народы континента. От пестроты их кожи, чешуи и шерсти с непривычки зарябит в глазах.

Рептайлы, вороватые людоящеры, что освоили подземные коммуникации – стоки и водопроводы.

Гномы и дварфы, чей симбиоз привёл в движение весь город. Их альянс рождает чудеса на стыке инженерной мысли и магических искусств: ведь лучших руноделов, чем гномы, не сыскать, а зодчих искуснее дварфов – и подавно.

Люди всех мастей: от нищих попрошаек до зажиточных торговцев, чьи лавки открыты для любого, у кого звенит монета.

Эльфы – нет, не те лесные отшельники, а их городские родичи, давно осевшие здесь и сменившие высокомерие предков на суетливую приземлённость.

Дракониды – эта благородная порода, ведущая род от самих драконов, по праву делит с людьми доминирующие кресла в городском совете.

Перечислять всех, кто называет Данвил домом, – дело неблагодарное. Полного списка не составит никто, да и он не передаст и доли его пестроты.

Паровые трущобы, нижний и крупнейший район, раскинулись на земле. Это монументальный организм, промышленное сердце, что обеспечивает жизнедеятельность всего диковинного создания по имени Данвил. Как и настоящее сердце, его работу не замечают, пока оно бьётся ровно. Его существование воспринимают как данность, пока сбой в ритме не отзовётся болью во всём теле.

Так и обитатели верхних ярусов в основном игнорируют трущобы, а некоторые и вовсе видят в них лишь рассадник преступности и отребья, что не достойны цивилизованного общества. И в этом есть доля правды: уровень зла здесь зашкаливает. Даже средь бела дня, утратив бдительность, можно стать лёгкой добычей нахального карманника или, свернув не в тот переулок, угодить в лапы шайки, жаждущей набить свои убогие котомки. Но любая, даже самая мелкая сошка, здесь подчиняется незримой иерархии, что столетиями складывалась в условиях безразличия властей.

Сам же Данвил ярусен, словно исполинский торт:

Паровые трущобы – основание.

Район Сирк – гигантский диск с отверстием в центре, взгромождённый на колонны-подъёмники. Это квартал граждан, куда посторонним – ни ногой без разрешения Коменданта, выдаваемого лишь по приглашению здешних обитателей.

Храмовый квартал – вершина, венчаемая золотым куполом с голубыми самоцветами, что служат одновременно украшением и аккумуляторами силы. Обитель знати, поделённая на две части:

Резиденции господ, где есть всё для услад разума и тела: от опьяняющей пыльцы пикси до статусных технологических диковин.

Оплот Вечного Огня – по сути, грандиозный совещательный зал, где вершится политика города.

Парадокс, но при всей любви аристократии к роскоши, Оплот аскетичен: это почти что голый куб с исполинскими дверями. Его единственное украшение – барельеф величественного дракона, изрыгающего пламя.

Правящие Данвилом, взирая вниз, видят лишь облака, скрывающие Сирк, а в ясную погоду – пустой диск, лежащий на чёрном одеяле смога, что окутывает Трущобы. Им не дано ни разглядеть тех, кем правят, ни понять их. Они – элита, а значит, находятся на вершине. Такова здешняя незыблемая истина.

И никому из них в голову не придёт, что случится, когда часы, что тикали столетия, начнут сбоить. Когда основа, что кормит и одевает тех, кто ни в чём не знает нужды, даст трещину.

Именно оттуда, из-под смрадного покрова, с улиц, оглушаемых рёвом механизмов, кишащих всеми тварями разумными, ворами и изгоями… Именно оттуда и начнётся перерождение этого титанического организма по имени Данвил.

Глава 1. Что там после Смерти?

– Дарио! Поднимайся, ты, скамбак! – Голос, до боли знакомый, пробивался сквозь угасающее сознание. В груди пылало, словно в открытую рану вылили пинту раскалённой лавы. Рассудок отчаянно пытался убежать от этой агонии, проваливаясь в спасительную тьму. Агонизирующий мозг рождал из мрака картины неправдоподобного прошлого – настолько реалистичные, что никто не заподозрил бы подвоха.

Неизвестно, в какой момент Дарио осознал, что плывёт по чёрной реке бессознательного. Холода он не чувствовал, а та ужасающая боль исчезла. Прислушавшись к себе, он ощутил лишь всепоглощающий покой. Его трезвый ум с удивлением констатировал, что должен бы сейчас быть без сознания, а значит, не может так ясно рассуждать.

Внезапный удар по голове заставил его резко вдохнуть и закашляться. Как он может всё так отчётливо чувствовать? Но больше его шокировало другое: это не его ударили, а он сам ударился о берег. Но откуда он здесь взялся? Перевернувшись на живот, Дарио с трудом оттолкнулся от мягкой илистой земли и прыжком вскочил на ноги. Он стоял на песчаном берегу. Странно, но песок под ногами не был похож на обычный – ни цветом, ни фактурой. Скорее, он напоминал пепел. Не придав этому значения, Дарио осмотрелся: перед ним чернел лес из незнакомых деревьев, отдалённо напоминавших ели. Влево и вправо простирался пляж из этого пепла-песка, уходя к самому горизонту. За спиной плескалось море, чёрное, словно его наполнили отработанным топливом из немагических дварфийских самоходов.

Понимая, что на месте он не выяснит ничего, кроме того, сколько полудраконид может продержаться без воды и еды, Дарио двинулся к лесу, надеясь, что его обитатели, если они есть, не настолько опасны, чтобы снести ему голову одним махом.

Он шёл вглубь, и каждый его шаг сопровождался треском сухих веток. Время здесь, казалось, остановилось: на небе не сменяли друг друга Солнце и Луна, да и вообще были ли там Два Хозяина Небес? Редкий с виду лес изнутри оказался слишком густым, его кроны полностью скрывали небосвод, не оставляя ни единой звёздной щели. Дарио потерял направление. К счастью, с самого пробуждения он вёл счёт времени: вышло около восьми с четвертью часов. На удивление, он не чувствовал ни голода, ни жажды, которые так пугали его изначально. Идти так долго, не зная куда, было скорее раздражающе, чем приятно, но иного выбора у юноши не имелось.

Так он пробирался ещё несколько часов, сбился со счёта, нахватал заноз в руки и ноги и наконец решил, что, хотя голод и не мучил, усталость никуда не делась, а значит, нужен привал.

«– Куда меня занесло, к Иггу? Ни намёка на живность. Даже ветра нет, деревья будто замерли, и неба не видать. Ладно, не время раскисать. Передохну – и дальше».Дарио присел на ближайшее поваленное дерево и задумался.

С этими мыслями он, сам не заметив того, провалился в сон.

Мерный гул какого-то механизма всколыхнул его сознание. Не сразу сообразив, что происходит, юноша встряхнул головой, прогоняя дремоту, и вдруг осознал: до этого он не слышал ни единого звука. Вскочив, спотыкаясь о ветки и натыкаясь на стволы, он быстрым шагом, переходящим в бег, ринулся на звук. Чем ближе он подбирался, тем отчётливее становился скрежет. Вскоре к нему добавились шлепки и всплески воды. В очередной раз споткнувшись, Дарио полетел вперёд между деревьев, ударился головой о невесть откуда взявшийся камень и на секунду вырубился. Придя в себя, он отплюхнулся, поднялся и отряхнул одежду.

Перед ним стоял домик из белого кирпича под красной черепичной крышей. Из стены торчал огромный медный вал, на конце которого было колесо, опущенное в воду озера. Он двинулся вперёд, и постепенно до него стало доходить, что здесь всё иначе. Во-первых, под ногами уже не хрустели ветки, а щекотала зелёная трава, ярко контрастируя с серо-чёрной палитрой леса. Во-вторых, глаза резало от солнечного света, отражавшегося в озере, но, глядя на небо, он не мог найти его источника. В-третьих, колесо вращалось, хотя вода в озере была абсолютно неподвижна. И наконец, откуда-то донёсся щебет птиц и смех из дома.

«Не может быть, чтобы сюда нельзя было попасть. Должен же быть вход», – подумал он и осмотрел стены снова, но безрезультатно.«Так, хозяин дома. Стоит зайти и поинтересоваться, что тут происходит», – решил Дарио и направился к дому. Однако, обойдя его кругом, он не нашёл двери.

– Дурашка, конечно, здесь есть вход. Или выход. То, что тебе больше нужно, то и будет, хи-хи-хи! – донёсся до него звонкий девичий голос, мелодичный, словно переборы эльфийской лиры. – Ты смотришь и не видишь, Дарио Хартстил. Попробуй ещё раз, повнимательнее!

– Я предпочитаю не слушать незнакомцев, особенно тех, кто начинает разговор не с представления, а с глупых смешков, – в голосе Дарио слышались неприязнь и опаска. Справедливости ради, он редко к кому-либо испытывал тёплые чувства. Характер у него был что надо.

– Какой милашка! Пытаешься защититься, выставляя щитом свой несносный нрав. Такие мне нравятся, хи-хи-хи. – Её смех был подобен птичьим трелям, плавным и текучим, словно вода. – Ладно, Милашка, ты же помнишь, что случилось до того, как ты здесь оказался. Должен понимать, с кем говоришь. Но если тебе так нужно имя – зови меня Мирин.

– Давай ближе к сути. Чего ты хочешь? – В голосе Дарио дрогнули нотки страха: он начал догадываться, с кем имеет дело.

– Дарио, Дарио, ну что же ты так сразу? Не даёшь девушке насладиться моментом, хи-хи-хи, торопыга. – Она помолчала. – Ты меня и раньше веселил. Долгая жизнь утомляет, и всё реже находится то, что радует. Не хочу терять такую интересную личность, за которой так забавно наблюдать.

– Издеваешься? В этом доме нет двери. Как я должен войти? – Дарио сжал кулаки так, что побелели костяшки. Эта Мирин с её загадками действовала ему на нервы.– И что ты предлагаешь? – Заходи в дом, там и обсудим. А то общаться вот так – неинтересно.

– Я же говорю, дурачок, смотри внимательнее. Ты не видишь сути. Попробуй ещё раз!

Дарио снова обошёл дом… и на удивление дверь оказалась там, где он уже смотрел дважды. Как это возможно? Она была сделана из красного дерева, резная, работа искусного мастера. На полотне был вырезан дракон, пытающийся поймать собственный хвост, – с такой точностью, что казалось, вот-вот он шевельнётся. Чудище было покрыто позолотой, а на месте глаза сиял искусно огранённый изумруд. Даже Дарио, не самый большой ценитель прекрасного, был ошеломлён. Дверь выглядела чужеродно на фоне простого белого домика с красной черепицей.

– Ну же, давай побыстрее! Ты чего там застыл, дурачок? Дверей, что ли, никогда не видел? – Это обращение уже действовало на нервы, но он решил терпеть, пока не поймёт, что происходит.Несколько секунд он разглядывал её, пока не услышал:

Юноша взялся за ручку и толкнул. К его удивлению, дверь открылась бесшумно. За ней была тьма, и идти туда не хотелось, но, собрав волю в кулак, он закрыл глаза, шагнул в проём и пригнул голову. Раскрыв глаза, он тут же зажмурился от пронзительной боли: яркий свет ударил в зрачки. Постепенно зрение адаптировалось, и он смог разглядеть, куда попал.

Вокруг было светлее, чем днём, и всё тонуло в белизне. Непонятно, была ли это комната: лишь бесконечное белое пространство. Он обернулся и увидел, как захлопнулась красная резная дверь. Она вспыхнула и словно растворилась в пламени, вырвавшемся из пасти зеленоглазого дракона. Тот, казалось, напоследок подмигнул изумрудным оком и исчез вместе с дверью.

Дарио осмотрелся и заметил стол, выделявшийся на общем фоне. За ним сидела девушка, даже девочка – лет тринадцати не больше. Одетая в мешковатый чёрный балахон с капюшоном, откинутым на спину, она резко контрастировала с белизной вокруг. Белые, без единой жёлтой прожилки, волосы струились по лицу с чёткими, правильными чертами. Бордовые глаза с веселыми искорками выдавали возраст куда более солидный, чем казалось. Дарио не смог долго выдерживать её взгляд и перевёл глаза на стол.

Круглый столик, два стула напротив друг друга – на одном сидела Мирин, второй, видимо, был для него. На столе стоял чайный сервиз. Ничего примечательного, кроме невероятной белизны, которая, однако, не сливалась со стенами. Юноша не понимал, как различает границы в этом море света.

– Давай же, Дарио, присаживайся, наливай чай. И за мной не забудь поухаживать, – с нежной улыбкой Мирин указала на стул.

Он присел, взял чайник – тот был ледяным, будто внутри и не чай вовсе. Но он уже решил не обращать внимания на странности, ведь проще было сказать, что здесь нормального, чем перечислять аномалии. Он налил чай сначала Мирин, затем себе. От напитка шёл пар, и он снова удивился, глядя то на чашку, то на холодный чайник.

Поставив его на стол, он громко отхлебнул. Возникшее чувство было неописуемым: он будто стал единым с природой, знал всё на свете и одновременно – ничего. Когда чай коснулся желудка, ощущение исчезло. Всё это время Мирин смотрела на него с хитрой усмешкой.

– Как тебе чаёк, Милашка? Мой собственный сорт, «Ливеус». Очень им горжусь, – она тоже громко отхлебнула из своей чашки. – Невероятный вкус, правда?

– Чай… действительно необычный. Насыщенный чувствами, я бы сказал. – Он пытался собраться с мыслями и скрыть растущее изумление, но получалось плохо. – Так, если правильно запомнил… Мирин, что тебе от меня надо?

– Дарио, я же говорила. Ты меня веселил, то, как ты живёшь, доставляет мне удовольствие, хи-хи-хи. – Она хищно взглянула на него, затем дотронулась до его руки. – Буду с тобой откровенна. – Её тон стал серьёзным, вся игривость испарилась. – Менее пяти минут назад твою грудь пробил заряд из паровой автоматической баллисты. Достаточно мощный, чтобы от твоего сердца не осталось ничего. Ты на грани смерти, Милашка. Единственная причина, почему ты ещё не в лучшем… или худшем мире, – это моё желание. Пока что я не даю тебе умереть.

Дарио был ошеломлён. Воспоминания о том, что случилось перед тем, как он очнулся на берегу, были смутны, но слова Мирин всё прояснили. Они задумали рискованное дело в Районе Сирк. Что-то пошло не так, и эти чёртовы паровые Драголемы, к Иггу их, активировались и прошили его насквозь. Он глубоко вздохнул, пытаясь сосредоточиться, но гул в ушах мешал.

– Дарио! Пей! Чай! – приказала белокурая девочка.

– Хорошо, я понял расклад. Повторяю: что ты хочешь от почти мёртвого воришки-полудраконида? – Он изо всех сил старался говорить спокойно.Он сделал глоток и постепенно успокоился. Помолчав с минуту, он спросил:

– Воришка-полудраконид… Уж слишком низкого ты о себе мнения. И не рассказывай мне про объективность. – Она улыбнулась, потом рассмеялась, глядя на его выражение лица, и продолжила: – За тобой было слишком интересно наблюдать, поверь моему опыту. Мне бы не хотелось, чтобы твоя история закончилась там, где ты сейчас находишься. Поэтому я и не даю твоему телу умереть, пока твои друзья пытаются тебе помочь.

– Хи-хи-хи… – Она не ответила, лишь протяжно рассмеялась. Её смех казался зловещим.Он размышлял, как именно они смогут оживить его. – Думаешь, как они должны это сделать, хи-хи-хи? – снова рассмеялась Мирин. – С долей удачи, Милашка, и моей помощью. Ты же помнишь, зачем вы отправились в Сирк? Напомню: Вечносердце, Дарио. – В его взгляде читался испуг. – Ты хочешь сказать, они вживят его мне? – Именно, хи-хи-хи. Конечно, они будут думать, что сами до этого додумались. – То есть, ты и к этому приложила руку?

А потом белая комната начала чернеть – или это темнело в его глазах, – пока его вновь не накрыла тьма небытия, и та ужасная, горящая боль в груди не вернулась.

Глава 2. Дом, милый Дом

Смех Мирин еще отдавался у него в голове. Вокруг царил полумрак, лишь одинокая лампа издавала мерный треск переменного тока в той маленькой каморке, где он очнулся.

Несколько секунд юноша просто смотрел в потолок, вспоминая, что произошло и как он здесь оказался, но мог вспомнить только светлое лицо с бордовыми глазами и хитрую улыбку белокурой девчушки. Почему этот образ стоял перед глазами, он вспомнить не мог, вместо этого было ощущение важности этого образа и некой пустоты, образовавшейся в голове.

При попытке подняться с кровати левую сторону груди прострелило болью, будто в него выстрелили из артиреллийской пушки. Его прошиб ледяной пот настолько, что ночную рубашку, в которой юноша был одет, можно было выжать, и из нее бы вытекло соленой жидкости, хватающей на небольшое море.

Стало понятно, что резко подняться не получится, поэтому юноша сначала сбросил с кровати ноги, затем повернулся на правый, здоровый бок, уперся рукой в кровать и поднял верхнюю часть туловища. Даже при такой технике левую сторону охватывало сильнейшее жжение при каждом движении. Он посидел еще пару минут, приходя в себя, затем поднялся на ноги, которые неожиданно оказались недостаточно крепкими, чтоб удержать его, и, понимая, что может упасть, сел обратно на кровать.

«Хреновы ноги, не хотите меня слушать. Сильно же мне досталось. Хорошо, я заставлю вас делать то, что мне надо. Не первый раз уже достается, всегда справлялся и сейчас получится… Игг вас всех побери», – он сидел и крепко сжимал кулаки, злясь на свою слабость и готовясь совершить еще одну попытку подняться с кровати, потому что лежать без дела, даже если ты чуть не встретился со смертью, его раздражало более всего.

Каждый шаг в сторону ванной отдавался пульсирующей болью в левой стороне груди, создавалось ощущение постепенно раскаляющегося мотора, требовалось срочно охладиться. Как можно быстрее юноша зашел в ванную, повернул вентиль холодной воды, и ледяная жидкость начала литься из крана, постепенно заполняя медную ванну, отражающую тусклый свет лампы.

Пока спасительная влага постепенно набиралась, он повернулся к умывальнику и посмотрел в зеркало. Там он увидел сухого молодого человека, короткие белые волосы с серым стальным отливом слиплись от пота, щеки впали, светлая кожа стала еще светлее с нездоровым зеленоватым оттенком. Чешуйки на лице, наследие драконьих генов, тоже потеряли в цвете, из золотистых став бледно-желтыми, с них сошел блеск, было чувство, что кожа просто шелушится. Глаза, имевшие изумрудный цвет, были мутными и сейчас отдавали болотным оттенком, не было того азартного блеска, что им присущ.

После он скинул рубаху и увидел свежий розовый шрам, из которого и исходило это жгучее ощущение. На вид он напоминал место падения небесного тела на землю, такой же кратер и трещины, расходившиеся от него в разные стороны. Было странное чувство, что сердце не бьется, поэтому он прислушался, – действительно, слышно не было. Когда молодой человек положил руку на грудь, то ударов он тоже не ощутил, после задержал дыхание, чтобы отчетливей слышать биение сердца. Вместо него раздавался лишь еле слышный скрежет шестеренки о шестеренку и какой-то непонятный треск.

Тело, как и лицо, сильно осунулось, показались ребра, прежняя подтянутость сменилась нездоровой сухостью, будто человек, отражающийся в зеркале, долгое время провел без какой-либо активности.

«И все же это я», – подумал юноша. «Не в лучшем же ты виде сейчас, Дарио», – продолжал он внутренний диалог.

Вслед за этими мыслями начал приходить все более сильный, накатывающий волнами, жар, а вместе с ним и боль. Мысли путались, юноша не сразу смог понять, зачем все-таки зашел в это помещение, а затем его взгляд ухватился за практически заполненную ванну. Он облокотился на край ванны и перешагнул сначала одной ногой, затем другой, из-за жара не почувствовал того, что вода была ледяная. Как только он опустился по шею, эти невыносимые чувства постепенно начали стихать, а голова проясняться, чтобы ускорить этот эффект, он вздохнул как можно глубже, до боли в груди, и погрузился под воду полностью.

Холод не сковал сознания, наоборот, очистил его. Дарио начал пытаться вспомнить, что же в итоге произошло в Сирке. Постепенно картина складывалась. Он с группой взялся за работу для одной важной местной шишки. Задача казалась простейшей, из тех, что он уже не один раз проворачивал. По поддельным пропускам попасть в средний район. Там в условленном месте наниматель должен был оставить снаряжение, о котором они заранее договорились. После попасть в Лабораторию к магоинженеру Никельсону. Забрать контейнер из центральной мастерской. Не открывая его, доставить к заказчику.

Сколько раз юноша зарекался не брать на дело леваков, но вдвоем с Кирой здесь было не справиться, так что пришлось обратиться в местную гильдию воров, официальное лицо которой – Центр Принудительного Изъятия, или же, в народе, ЦеПИ.

«Когда один из этих идиотов-дилетантов решил, что должен знать о содержимом контейнера и усомнился в справедливости оплаты, надо было пришить его на месте, а цепным сказать, что из-за неаккуратности его порешили стражники. Кто бы мог подумать, что он вырвет этот ящик из рук, наставив на меня ствол. Кусок Иггова дерьма…» – события все четче выстраивались в его голове.

Он вспомнил момент, когда тот рептайл, имени которого он даже не запомнил, открыл контейнер, то сначала его и Киру разбросало в разные стороны с такой силой, что после было тяжело отличить верх от низа. После же он, лежа на земле, увидел располовиненного ящеролюда, а к ним со всех сторон уже неслись Драголемы – долбаные железные ящерицы, работавшие на паромагических миниатюрных реакторах и вооруженные пушками калибра, способного пробить броню легкого паротанка, незащищенного магическими печатями.

«Как раз один из таких снарядов насквозь пробил мне левую сторону спины так, что вырвал сердце, так почему же я живой? Помню только темноту… и серебристый смех». Воздух кончался, поэтому Дарио высунул лицо из воды ровно так, чтобы была возможность дышать носом, но при этом, чтобы уши были в воде и окружающий шум не сбивал его мысли.

«Дальше все как в тумане, Кира тащит меня и тот контейнер, кричит, чтоб я поднимался, и после – темнота». Разум пытался ухватить дальнейшие события, но упирался в образ той маленькой, улыбающейся девочки с таким звонким смехом.

Как бы он не пытался вспомнить что-то еще, не получалось. Боль затихла, и Дарио решил, что пора вставать из ванной и идти искать Киру, возможно, она сможет объяснить, что же произошло.

Медленно, держась за стену, юноша пошел к шкафу с одеждой и начал одеваться. Он натянул на себя широкие штаны, которые заправил в сапоги с кожаными ремешками, служившими фиксаторами, разогнувшись, он отдышался. Сверху надел рубашку с буфом на рукавах, заправив в штаны, трение ткани о свежий шрам вызывало неприятные чувства. На рубашку накинул жилетку темно-коричневого цвета, имевшую в подкладке пришитые стальные пластинки для защиты тела. Она легла на плечи невыносимым весом, показывая, что он находится не в лучшей форме. Раньше Дарио мог носить этот жилет сколько угодно времени и не ощущал вес, но сейчас спина сгибалась под весом жилета. Застегнув жилет полностью, он надел на себя портупею с кобурами с двух сторон, отрегулировав так, чтоб на грудной клетке они располагались ниже сгиба локтя, она легла прямо на свежий рубец и отдалась невыносимо острой болью, и он постоянно поправлял кожаный ремень так, чтобы дать покой измученному увечью. Сверху на всю эту одежду был надет широкий сюртук, пошитый так, чтобы под ним не было видно пистолетов, а к подкладке были пришиты ножны для широких охотничьих ножей с каждой стороны.

Посмотревшись в зеркало, поправив одежду и отряхнувшись, Дарио натянул на лоб очки-гогглы, имевшие красные линзы, накинул на голову цилиндр и двинулся к выходу из комнаты.

Открыв деревянную дверь, он очутился в коротком коридоре, где помимо той комнаты были еще четыре, и каждая была закрыта. В воздухе стоял запах сухой древесины, смешанный с запахом еды. Желудок скрутило.

Поборов мучительный спазм небольшой передышкой у стены, он двинулся к лестнице в конце коридора, пол скрипел на каждый шаг юноши, так, будто деревянные доски смеялись над слабостью мальчишки, что ступает по них ногами.

Света почти не было, лишь две тусклые лампы изо всех сил пытались разогнать мрак коридора, или так лишь казалось, потому что его мутило. Каждый шаг по ступеням был медленным и выверенным, минимизирующим болевые ощущения.

Спустившись с последней ступени, молодой человек поднял голову и увидел, как за барной стойкой суетится тучный мужчина с темной неряшливой бородой. Его лысина тянулась ото лба до макушки, а на затылке и висках были длинные, слипшиеся от пота волосы. Мужчина хоть и был полный, но с невозможной для его габаритов ловкостью отдавал заказы рыжеволосой молоденькой официантке.

Дарио подошел к дверному проему и окликнул мужчину:

– Морис, эй, Морис! – он полушептал, пытаясь не привлекать к себе внимание посетителей.