Чемодан солнца: истории из Египта

Алина Кравцова

Чемодан солнца: истории из Египта

Глава 1

Когда Звезда упала.

В сером городке, где даже солнце выглядывает как будто нехотя, жила Ида. Вечерами она пела в шашлычной у дороги – среди запаха маринованного мяса, копоти и приглушённого гула проезжающих фур. Её пение билось сквозь сигаретный дым и будничную хмурость, как белоснежный голубь в оконное грязное стекло.

Муж Иды – Толик, был владельцем и одновременно директором этого скромного кафе на обочине.

Толик не пел. Он жарил, закупал, строил, ругался, мастерил. Его ладони – как две чугунные сковородки: тяжёлые, шероховатые, пахли луком и гарью. В них не было музыки, не было поэзии, как в тонких, изящных пальцах Иды.

Толик был уверен, что в их жизни всё есть для счастья – работа, дом полная чаша, вкусный сытный ужин, телевизор и сон. Зачем выдумывать лишнее? Любовь, по Толикову, – это забота. И он опекал свою чудаковато – странную жену.

Ида же хотела взлёта, трепета, света прожекторов. И петь на огромной сцене в цвете лавандовых полей Прованса – как в том старом французском фильме про романтику и мечты.

Она жаждала, чтобы возлюбленный в ушко ей нежно шептал ласковые слова. Она же от Толика только и слышала топорную деревенщину в стиле:»Ложи да ешь».

Всё началось неожиданно – внезапно со звонка подруги Любы:

– Горящая путёвка в Хургаду, отель 5 звёзд и за копейки. Вылет завтра. Погнали?

Голос Любы звенел переливчато задорно словно мелодичный колокольчик.

Ида стояла перед зеркалом и вдруг увидела не свою привычную фальшивую улыбку. Она увидела глаза – живые, испуганные, полные надежды. Как у девчонки, которая ещё верит в чудеса.

– Погнали!!

Ну, и пусть не в Прованс с его лавандовыми полями. Зато подальше от этого мерзкого городка, где небо давит. А неделю не видеть опостылевшую шашлычную – вот уж воистину седьмое небо счастья.

Ида чемодан собрала молниеносно.

Толик молча сидел на кровати. Его большие рабочие руки беспомощно лежали на коленях. В его взгляде читалось столько боли, столько немого вопроса, что у неё сжалось сердце. Но она не ответила. Боялась, что если скажет хоть слово – останется здесь навсегда. В этом сером, ледяном мире, где мечты умирают, так и не успев родиться.

◇

Египет с первого же взгляда Иду закружил, заворожил и

.. без права «на освобождение» любовью пленил.

Жаркий воздух, как поцелуй страстного любовника. Море – как обещание счастья, которому сбыться суждено. Фрукты, цветы, шелест пальм…

По вечерам в баре, у бассейна, пела тонкая и звонкая яркая брюнетка.

«Эх, вот бы мне остаться тут работать, как эта прекрасная дива», – вздыхала Ида.

То ли мохито в голову ей ударил. А то ли пришла пора книге судьбы перевернуть страницу ..

Ида сама не помнит, как подошла к певице и попросила дать ей микрофон.

Её голос рванул легко и свободно, как птица, выпорхнувшая из клетки. Зрители замерли, а потом взорвались аплодисментами. В этот момент Ида почувствовала – это и есть счастье. Вот оно, истинное, жгучее, как солнце над Красным морем.

И тогда подошёл он – красивый, гладкий, словно выточенная огранка бриллианта. Его черные глаза темнее египетского неба ночью, в котором полыхали звёзды, нежно смотрели на Иду.

Он протянул ей руку, чтобы помочь спуститься со сцены.

«Боже, пальцы как у меня, изящные, длинные. Не то что хваталки – чугунные сковородки Толика «, – мелькнуло в голове Иды.

– Махмуд, – представился прекрасный принц – Твой голос заворожил меня. Кто ты, красивая незнакомка? Сирена? Ангел? Богиня?

Махмуд оказался продюсером. И предложил Иде выгодный контракт.

С этого момента началась сказка наяву.

Ида пела в отелях с мраморными лестницами и люстрами в виде солнца. Её роскошные платья переливались в свете софитов, голос летел над бассейнами.

А Толик? Ида ему послала всего лишь одно короткое сообщение:

«Я остаюсь в Египте. Мне здесь предложили работу».

На что Толик ответил тоже экстремально лаконично:

«Ок. Будут проблемы, пиши – звони”.

Вот же чурбан бессердечный! Жена не вернулась из отпуска, а ему и дела нет. Ну, и пусть дальше в своей шашлычной с шампурами милуется.

Не то что Махмуд. Он Иду понимал с полуслова. И ночи жаркой любви, а потом сладкий сон в объятиях друг друга – заслуженная награда за «муки» обитания в сером городке.

◇

Но однажды утром, после особо нежной ночи, Махмуд сидел на краю постели с тяжёлым взглядом.

– Отец болен, – сказал он. – Операция нужна. Пятьсот тысяч долларов. Никто не может помочь, только ты, любимая. Дорогая, отдавай мне деньги от концертов. Через год верну. Клянусь.

В груди у Иды что-то кольнуло. Первый раз за долгое время ей стало холодно в Египте.

Но она отдавала. Из жалости. Из любви. Из страха потерять. Но этих денег все равно было недостаточно.

С каждым днём голос Махмуда становился резче. Он больше не шептал. Он надрывисто громко упрекал:

– Ты не любишь меня. Иначе продала бы свою квартиру в России и мы оплатили бы всю операцию сразу. Ты эгоистка. Плевать тебе на моего отца.

Ида плакала тихо в ванной, чтобы не слышал. Сцена уже не грела. Аплодисменты не спасали.

Ночная нежность испарилась. Остались только холодные простыни и его спина, отвернувшаяся как закрытая дверь.

◇

Утром, когда Махмуд пошёл в душ, Ида хотела просто поспать после долгого вечернего концерта.

Его телефон непрерывно пиликал. Ида взяла мобильный, чтобы выключить звук.

На экране вспыхнуло сообщение ватсапа:

«Любимый, жду не дождусь нашей свадьбы ️»

Она открыла чат и онемела. Её пальцы дрожали, когда она листала переписку. Месяцы нежности, страсти, пылкой любви. Тысячи сообщений. Обещания, которые он давал другой.

Переписка шла давно. Фотографии, поцелуи, планы..

Махмуд вышел из душа. Он стоял за спиной Иды и со злобной усмешкой наблюдал, как та читает сообщения.

– Как ты мог? – прошептала Ида.

Он пожал плечами:

– Да, я женюсь на богатой немке. А ты… вон пошла, нищебродка.

Мир обрушился. Вся её песня оборвалась на полуслове.

◇

И вот самолёт возвращает Иду домой. За иллюминатором проплывают равнодушные облака из бесчувственной ваты. Она сжимает подлокотники, чтобы не заплакать. Но слёзы всё равно текут. Тихие, горькие, как правда, которую она так долго не хотела видеть.

В зоне прилёта среди толпы встречающих она видит Толика. Его лицо не выражает ничего. Но глаза, эти утомлённые добрые глаза, говорят больше тысячи слов.

В руках у Толика замерзшие хризантемы лавандового – любимого цвета Иды. Как глупо. Несуразно. Но так тепло. И бесконечно прекрасно.

Толик без слов обнимает Иду. И в его «чугунных сковородках « она ощущает безграничное тепло, надёжность, и… безопасность. Вот он, её дом. Вот он, человек, который любит её не за что-то, а просто так.

Ида прижалась к Толику, как к земле после падения. И безутешно зарыдала на его плече. Кожаная куртка пахла бензином, табаком и шашлыками. Но теперь этот будничный запах, был для Иды ароматом поэзии рая.

– Как хорошо, что ты вернулась, – только и сказал Толик.

«Чугунными сковородками» он медленно, еле касаясь Иды, нежно гладил «блудную» жену по голове.

В тот момент Ида поняла: настоящая любовь – не в изящных пальцах и изысканных словах. А в том, кто не ушёл, когда ты упала. Кто остался, когда ты была не на сцене, а в слезах.

Прошло четыре года.

Шашлычная расцвела как сад после дождя.

Хозяйственный Толик открыл новый большой ресторан с изысканной кухней.

И в том ресторане специально для Иды он соорудил огромную сцену в цветах лавандового поля Прованса.

Ида пела. Только теперь – с другой музыкой в сердце. Без иллюзий. Без сказки. Но с доверием и благодарностью – а иногда с горечью обмана, которым добровольно себя отравила в Египте.

Толик слушает Иду. В его взгляде есть то, чего не было у Махмуда – взрослая, настоящая любовь.

Ида пела, глядя на Толика в зал. И в каждом слове этой песни звучало:

«Я люблю тебя. И это навсегда.»

В какой – то момент лицо Толика покрыла тень былой боли.

Ида закончила петь. Первые секунды Толик не аплодировал вместе с другими. И вот он медленно поднимает ладони. Его «чугунные сковородки» издают глухой стук, но для Иды это звучит громче любых оваций.

Толик прищуривается, пристально осматривает сцену и ругается вслух: «Едришки – шишки, микрофон – то шатается»

Он не спеша поднимается на сцену. Его «чугунные сковородки», бережно поправляют стойку. И вдруг – медленно, еле касаясь Иды – гладит её по голове, как тогда в аэропорту после её возвращения из Хургады.

Ида тонет в глазах Толика – в его море любви, которое она так безуспешно искала в Египте.

Золотистый свет софитов. Лавандовая сцена как замерзшие хризантемы в аэропорту – символ настоящей взрослой любви. Ида обнимает взглядом Толика и продолжает петь.

Её песня про то, что любовь живёт не в звёздах, а в тех, кто остаётся, когда звёзды гаснут.