Кололец что пьет

Дора Бора

Кололец что пьет

Глава 1

Глава 1 Колодец что пьет

На окраине леса, где деревья шепчут древние тайны, скрыта небольшая деревня. До недавнего времени жизнь там текла спокойно, но всё изменилось. С тех пор, как над деревней опустился странный туман, жители живут в страхе. Говорят, стоит войти в него – и ты уже не вернёшься. Он зовёт. Манит. Словно хочет, чтобы ты познал его грани… и потерялся в них навсегда.

У кузнеца было три дочери. Старшая, Лиса, погибла в день весеннего равноденствия – в праздник, когда свет и тьма встречаются на границе мира. Её нашли на рассвете, у самого края тумана, что стелился по земле, как дыхание древнего леса. На её руке, где прежде было родимое пятно в форме круга, осталась лишь рваная, почерневшая плоть – будто знак был вырван с корнем.

И тогда деревня замерла. Из глубины тумана донёсся голос – не человеческий, не звериный, а нечто иное: «Одна звезда погасла. Должна остаться одна…»

Но туман не забывает. Он ждёт. Он выбирает. И каждый год, в день равноденствия, жители слышат тот же шёпот, доносящийся из чащи: «Одна звезда погасла. Должна остаться одна…»

Жители охвачены тревогой. Туман сгущается, и в нём слышны шёпоты, что не принадлежат ни зверю, ни человеку. Старейшины собрались у священного камня и постановили: жрецы и волхвы должны воззвать к богам, призвать Перуна – громовержца и защитника рода. Только его сила способна рассечь тьму, что подступает к деревне.

Ночь была беззвёздной. Туман подступал к деревне, стелился по земле, проникая в щели домов, в сны детей, в дыхание стариков. Жители собрались на холме, где стоял древний камень – Перунов столб, покрытый рунами, вырезанными веками назад.

Старейшины молча кивнули волхвам. Те вышли вперёд, в белых одеждах, с венками из дубовых листьев и пучками зверобоя в руках. Жрецы зажгли огонь – не обычный, а синий, питаемый маслом из корней громового дерева. Они начали петь – не словами, а звуками, что отзывались в костях, в крови, в самой земле.

– Перуне, сын Сварога, владыка молний и щита рода, услышь нас! – возгласил главный волхв. – Тьма подступает, и мы – дети твоего огня – просим защиты!

Небо дрогнуло. Гром ударил, хотя не было ни облаков, ни ветра. Из огня вырвалась искра – она взвилась в воздух, и на миг все увидели силуэт воина с топором, стоящего над деревней.

Туман отступил. Но не исчез. Он затаился, как зверь, раненный, но не побеждённый.

Старейшины знали: это лишь отсрочка. Перун дал время. Но битва ещё впереди

–"найдите колодец и мы возродимся"

Когда он поведал об этом жителям, деревня охватила паника. Люди начали спорить, кричать, обвинять друг друга. Старейшины говорили о жертвоприношении – мол, только кровь может пробудить милость богов. Страх за детей, за родных, за саму землю витал в воздухе, как дым.

Все помнили Лису. Её смерть стала знаком – предупреждением. И теперь, когда туман снова подступал, каждый чувствовал: время выбора близко..

Но никто не знал, где искать. Старейшины вспомнили древние сказания о Колодце Теней, спрятанном в лесу, где когда-то приносили жертвы богам. Говорили, что он наполнится не водой, а памятью, кровью и страхом. Что он – врата между мирами, и если его пробудить, можно вернуть силу богов… или выпустить то, что было заточено.

Жители испугались. Начались споры, крики, проклятия. – Мы должны принести жертву! – кричали одни. – Иначе туман заберёт всех! – вторили другие.

Матери прижимали детей к груди. Отцы точили ножи, не зная – для защиты или для обряда. Все помнили Лиссу. Её смерть стала знаком: туман требует плату.

И тогда волхвы предложили обряд – древний, забытый, запрещённый. Они должны были найти чистую душу, ту, что ещё не запятнана страхом, ложью и грехом. Только она могла наполнить колодец и пробудить богов.

Но чем дальше они шли, тем глубже туман затягивал их – не просто скрывая путь, а заманивая, как хищник, играющий с добычей. Тропы исчезали, деревья меняли облик, и вскоре они оказались у болотной топи, где земля дышала гнилью, а воздух был густ, как зелье.

И там они увидели её. Мавка. Она стояла на воде, будто не касаясь её, с венком из мха и глазом, в котором отражалась луна. Её голос был нежным, ласковым, как песня матери, как зов забытого дома. Он проникал в разум, усыплял страх, стирал волю.