Убийство в пляжной кабинке

Марк Стеллар

Убийство в пляжной кабинке

Персонажи

Лейла Хасан – 38 лет. Детектив криминального отдела Каира. Среднего роста, стройная, с коротко подстриженной чёрной челкой, в её взгляде – лед и сталь, но улыбка появляется редко и всегда тёплая. Носит строгие костюмы, но в полях предпочитает джинсы и практичные ботинки. В прошлом потеряла мужа – причина затаённой боли, от которой Лейла училась не тонуть, а идти дальше. Интеллект острая как бритва; любит классическую музыку, читает биографии великих следователей. В мыслях – постоянный счёт: факты, доказательства, мотивы. Любит черный кофе и, по ночам, записывает наблюдения в тонкий блокнот.

Адам Марини – 27 лет. Жертва. Молод и красив: тёмно‑русые кудри, загорелая кожа, крупные руки, улыбка, что легко завоёвывала доверие. Родом из европейской семьи, работал в туристическом бизнесе – менеджер по мероприятиям в одном из отелей. Умел завоевать симпатии гостей и коллег. В его телефоне оказалось множество сообщений, часть – флирт и весёлые шутки, часть – тревожные намёки о долге и секретах.

Надя (Надежда) Агуния – 30 лет. Таинственная женщина, загадочная и привлекательная. Светлые волосы, часто заплетены в аккуратную косу, манера говорить – тихая, но уверенная. Хореограф по образованию, снималась в рекламных роликах, последние месяцы отдыхала в Шарме, где познакомилась с Адамом. Говорили, что между ними были сложные отношения: вспышки нежности и резкие ссоры. Надя умеет быть обаятельной и холодной одновременно.

Омар Рашид – 26 лет. Официант в отеле. Тёмные глаза, аккуратная форма, походка внимательная и незаметная. Родился в маленьком приморском городе недалеко от Шарм‑еш‑Шейха, мечтал о большей жизни. В свободное от работы время учил английский и читал стихи. Был дружелюбен с гостями, особенно искренен с Адамом – тот давал ему маленькие чаевые и советы. В глазах Омара – уважение и страх; что он скрывает, знает лишь он сам.

Фарук Салах – Менеджер отеля.мужчина за сорок, взрывной темперамент, умеет закрыть конфликт за чашкой чая или тостом. Любит порядок и лояльных сотрудников. За отелем стоит большая сеть; репутация важнее всего.

Доктор Самир – судебный врач, спокойный и точный в формулировках. Любит порядок в документах и уважает Лейлу как коллегу.

Глава 1. Утро, которое не обещало беды

Шарм просыпался медленно. Море было в таком же тоне, как стекло, только шелестело и лизало берег, оставляя на песке светлые ленточки пены. Утреннее солнце не жёгло – оно согревало, словно подталкивало весь мир к лёгкости и празднику. По пляжу шли уборщики, расставляли шезлонги, неподалёку бариста наливал кофе в одноразовые стаканчики, пахло свежими круассанами.

Впрочем, праздник имел свою цену: отель «Эсмеральда» готовил ужин на частную вечеринку, и персонал бегал, как на репетиции. Никто не заметил, как кто‑то задержался у старых пляжных кабинок, тех, что стояли в тени пальм и редко привлекали внимание гостей.

Кабинка была закрыта. Старое дерево скрипело, когда ветер пробегал по щелям. На песке рядом – следы босых ног, выцветшие от соли. Рядом валялась тонкая женская туфля с длинным каблуком, туфля, неловко оставленная, как после спешки. Когда из кабинки, наконец, послышались странные звуки – шорох тканей, звук поскрипывающего ремня – рабочие остановились. Один из них заглянул в щель и замёр. Тот, кто видел сцену первым, не мог подобрать слов.

Тело лежало на песке, часть головы скрывалась под брезентом. Кровь причудливо блистала на белом песке. В сердце – тугой удар: длинный каблук женской туфли, вонзившийся до металла, гордо торчал, будто ставший стрелой мести. Лицо молодого человека было спокойно, но глаза были открыты – в нем не было ужаса, только какая‑то умирающая удивлённость.

Скорую вызвал один из уборщиков. Полиция была недалеко – Шарм‑еш‑Шейх жил и дышал туризмом, тут привыкли сохранять мир и порядок. Но когда на место прибыли первые офицеры, в их взглядах уже не было привычной уверенности. Тело нашли слишком близко к линии пляжа, слишком открыто для тайного убийства. Слишком много глаз, которые могли увидеть всё.

Глава 2. Лейла прилетает в Шарм

Лейла Хасан вышла из самолёта, как будто она всегда знала, что станет вторым зрителем чужой гибели. Каир встретил её влажностью, запахом бензина и шумом. Но в её блокноте были чистые страницы: номер дела, сухие факты, и всегда – правило: не позволять эмоциям управлять собой.

Она села у окна и закрыла глаза. В памяти всплывало море, но другое: не курортное, а Тихое, где сидела она с мужем в дни, когда всё ещё казалось возможным. Он умер три года назад – авария, которую Лейла до сих пор пересматривала, как плохой фильм. Память – её слабый и сильный камень. Она научилась превращать боль в метод исследования: каждый факт – отполированный камешек в её руках.

Очередь на паспортный контроль была пустой; руководство делегации полиции встретило её в салоне VIP. «Мы рады, что вы согласились приехать, Лейла», – сказал начальник отдела по серьезным преступлениям, пожимая ей руку. – «Здесь всё сложно. Туристы, отель, репутация. От отеля давление… но вам дадут доступ».

На пляже Лейле хватило пятнадцати минут, чтобы почувствовать, что здесь всё не так, как в Каире. Ветер пахнул йодом и чем‑то сладким. Отель оживлённо искал баланс между молчанием и ответами. Фарук Салах встретил её с осторожной улыбкой и крепким рукопожатием.

«Я знаю о вас, мадам Лейла», – сказал он. – «Вам нужен порядок». Его голос был ровным, но в нём слышались и сигналы тревоги: бизнес больше всего боялся шума и утечек. «Мы поможем чем сможем, но прошу – аккуратно. Наши гости…»

Она смотрела на менеджера и сразу выделяла тот характер, который не склонен к панике. В его глазах – корпоративная сталь. Но Лейла не пришла обсуждать PR; она пришла за ответами.

Доктор Самир подошёл тихо, дал Лейле короткий отчёт: «Убит в ночь. В сердце. Ни следов борьбы вокруг, кроме повреждений кожи на запястьях и небольшого кровоподтёка на рёбрах – возможно, схватка началась в другой части кабинки. Убийца использовал каблук инструмента. Мы сделали первые анализы. Идентификация – по документам, хоть и в деле есть некоторые нюансы».

«Имя?» – спросила Лейла.

«Адам Марини. 27 лет. Гражданин одной из европейских стран. Но у него было много знакомых. Его телефон… он большой кладезь», – ответил Самир.

Лейла знала, что в таких делах самое опасное – слухи. Слишком быстро они превращаются в доказательства. Потому её первая задача была простой: найти людей, которые были рядом с Адамом в последние часы его жизни.

Омар подошёл к ограждению, где толпился персонал. Он держал в руках поднос и казался маленьким, но глаза у него были большие и внимательные. Лейла видела, как он смотрит по сторонам, как будто пытается спрятать что‑то большее, чем просто тряпку на плечи.

«Ты работал с ним?» – спросила Лейла, не ставя рёбра в голос.

Омар кивнул, но слова не шли сразу. В его руках дрожал поднос.

«Он был добрым со мной. Давал чаевые. Иногда просил рассказать стихи. Он любил слушать», – сказал Омар, и его голос вкрадчиво дрожал. «Он не делал зла, мадам».

Лейла записала в блокнот чистым почерком: «Омар: свидет. Дружба. Мотив? Пока нет». Она посмотрела на его туфлю, оставленную на песке; туфля, о которой никто не думал, внезапно стала косвенным свидетелем. Каблук – тонкий и острый – мог принадлежать той, кто хотела, чтобы боль была не только физической. Каблук – как слово, сказанное однажды и уже не отзывающееся.

Глава 3. Надя и тайна ночи

Надя пришла в полуденное время. Она была словно из другого мира – тонкая, с плавной осанкой и холодным взглядом, который умел превращаться в тысячу оттенков. Её волосы были собраны в плотную косу, а платье напоминало об этюдах в балетной студии. Она смотрела на тело и не плакала. Её лицо оставалось гордым, как у тех, кто знает цену потерянной чести.

«Мы были вместе», – сказала она, как только села напротив Лейлы. – «Но не убийца. Он умел раздражать. Он любил риск. Быть с ним было как играться с огнём».

Лейла наблюдала за её руками: они не дрожали, но пальцы постукивали по столу. Есть люди, которые говорят правду ровно тогда, когда им выгодно, и умалчивают, если правда может навредить. Надю можно было читать, но сложно было вытащить всю открытую правду.

«Где вы были в ночь убийства?» – спросила Лейла мягко.

«Я была в своей комнате. Мы ссорились. Я ушла одна, чтобы подышать. Я не вернулась», – ответила Надя. – «Он сказал, что пойдёт на пляж проверить украшение для вечеринки. Я видела его живым в последний раз из окна кухни».

Казалось, что её голос и слова были отрепетированы. Лейла знала это ощущение: люди часто готовят свои признания заранее, как костюмы для бала. Но она видела и другое – в голосе Надя мелькнула искра сожаления, возможно, сожаления о другой утрате: о любви, что была, но не была спасением.

Окружающие смотрели с интересом и тревогой. Где‑то в толпе мелькнул Омар; он стоял, слегка сгорбившись, как будто пытался скрыть лицо. Его губы шевельнулись; он хотел сказать что‑то, но сдержался. Лейла подошла к нему в тот миг, когда Надя уходила.

«Ты видел их вместе?» – спросила она, тише, почти шёпотом.

«Да», – ответил Омар. «Они часто спорили. Но…» Он замолчал, глотнул, будто проглотил свежую боль. «Они смеялись. Он сказал ей, что любит её, а она… она боялась». В его глазах снова мелькнул страх.

«Ты чувствуешь, что знаешь больше?» – спросила Лейла.

Он снова кивнул. «Я видел, как он встретился с кем‑то за баром поздно вечером. Я слышал их голоса – мужчина и женщина. Они говорили о деньгах. Это было тревожно».

Лейла записала это в блокнот. Она понимала: у следствия появляются нити, из которых можно сплести сеть. Но сеть могла быть и усыпана ловушками. Мужчина и женщина у барной стойки – это не всегда любовный треугольник. Иногда это просто деление счётов. Но почему каблук? Кто носил такие туфли на пляж? Почему сердце было пробито именно этим предметом?

Лейла знала одно: на этом пляже, под ярким солнцем и белыми зонтиками, скрывалась история, которую не хотелось бы разглашать. История о любви и лицемерии, о долге и слепой ревности. Её долг – вытащить её на свет.

Она посмотрела на Омара и подумала про себя: люди, как песок – кажутся однообразными, пока не проведёшь по ним пальцем и не найдёшь среди граней жемчужину. Она решила начать с разговоров у барной стойки и с камер, которые, возможно, были выключены в ночь убийства. У неё билась в руках мысль о том, что виновница могла быть такой, которая знала, как оставить следы и как отвести от себя подозрения. Может быть, над ней витала ошибка – гордыня, или мог быть мотив, связанный с долгом Адама перед кем‑то, кто хотел молча завладеть его жизнью.

Когда Лейла уезжала с пляжа, ветер бросил в её лицо запах йода и вина. Она думала о каблуке, вонзившемся в сердце, и о людях, чьи жизни пощечинами прикасались к чужой смерти. Её ожидал длинный путь: опросы, анализ телефонов, проверка камер, и, чего бы ей ни стоило, правда.

Но правда, как правило, не приходит одна. С нею приходят ложь, страх, месть и любовь, и иногда – готовность пойти на всё ради одного мгновения. Лейла знала: она готова идти до конца.

Глава 4. Следы на песке

Утренний зной утихал, и на смену ему приходила работа – сухая, чёткая и требовательная. Лейла шла по пляжу медленно, чтобы не смять следы, которые ещё оставались на влажном песке. Ей нравилось наблюдать: люди обычно думают, что след – это только отпечаток ноги, но на самом деле следы говорят, как человек дышал перед тем, как сделать шаг. Здесь, среди бархатистых волн и белых зонтов, маркером выделялись два типа следов – те, которые шли легко, с прыжками, и те, что вели, как будто кто-то плёлся. По ним Лейла уже в уме начинала расписывать характеры.

Она остановилась у разбросанных вещей у кабинки. Вдоль линии пляжа было немного мусора – бутылка от энергетика, упаковка от сигарет, кусок ткани, усыпанный солью. Тонкая женская туфелька, оставшаяся в стороне, продолжала выглядеть чужой и почти нарочито красивой. Лейла подняла её в перчатках, осмотрела каблук: на металле – следы песка, сломанная лакировка. Она аккуратно направила её на пленэрный фонарь, чтобы посмотреть отпечатки. На подошве – крошечные штрихи, возможно, след босого шага по утреннему пляжу. Ни крови. Значит, туфля могла быть брошена до того, как случилось самое страшное – или после.

К ней подошёл полицейский, помахал рукой и показал папку. «Есть кадры с камеры отеля, мадам», – сказал он. «Но они не очень чёткие».

Лейла чувствовала: камера – это всегда ложь и правда одновременно. Камера показывала не мотивы, но могла разобрать время и хронологию. Они вместе с полицейскими пошли в служебную комнату смотреть запись. Кадры с ночи были тусклыми: расстояние, свет фонарей играл, лица размыты. Но на пятнадцатой минуте ночи на пляже появилась фигура, облокотившаяся о край кабины. Она шла легко, идущая походкой женщины, но затем к ней подошёл молодой человек – Адам. Они говорили, наклонившись. Через несколько минут показалась ещё одна фигура: тонкая, невысокая, быстро двигавшаяся. Камера засняла, как у барной стойки кто‑то суетливо прячется в тени. Затем всё стало петлёй – кто‑то в кабине закрылся, свет пробежал, и спустя короткое время звук неразличимого толчка, суеты, затем – одинокая фигура уходит, покидает пляж. Фигура держала в руках что‑то блестящее.

«Кто это?» – спросил полицейский.

Лейла молчала. Она знала, что фигуры в тумане – это повод для гипотез, а не вердикт. Тем не менее, в её груди заиграла нота тревоги: та самая тонкая, невысокая фигура – могла быть женщина. Казалось, тут не хватает слова «любовь», но любовь редко появляется на кадрах камер; чаще она оставляет след в телефонах и чувствах.

Она попросила распечатать стоп‑кадры и сделать повышенное разрешение на тот участок. Пока техника работала, Лейла пошла на «место преступления» – к кабине. Она записывала всё: глубину следов, направление песка, положение тела и ветра. Убийство было актом сразу нескольких эмоций: ярость, отчаяние, страх и неосмотрительность того, кто делал последний шаг.

Позднее к ней подошёл Омар, сдавленный привычным стыдом и новыми ранними морщинками из-за бессонницы. Его губы были сухи, как у человека, который не может говорить. Лейла села рядом, так, чтобы не доминировать.

«Ты был на пляже в ту ночь?» – спросила она.

Он кивнул. «Да. Я принёс последние бутылки для VIP‑вечеринки. Я видел, что кабина была закрыта долго, но я думал – они просто уединились».

„Кого ты видел у кабины?“ – Лейла мягко надавила.

«Тот – Адам. И женщина. Я видел тень третьего человека, но – не ясно». Его голос был как ткань, которую сжимают в руке. «Я не пришёл сразу, потому что… я не хотел вмешиваться».

Лейла помнила свои первые годы службы, когда человек внутри её ещё не умел отдавать чужую боль. Теперь она понимала, что иногда молчание – не трусость, а страх за жизнь. Но молчание может убивать не меньше, чем нож.

Она просмотрела его руки: они были аккуратными, с лёгкими мозолями на кончиках – следы человека, который держит поднос, штопает пуговицы, делает мелкие ремонтные работы. В его складках было много тихой доброты и какой‑то детской упорности: он учил английский по ночам, приносил любимые книги туристам, читал стихи на пальцах. Это был человек, который любил мир именно так – держал его на подносах.

«Ты что‑то не сказал», – наконец заметила Лейла.

Он вздохнул. «Я видел их спор. Адам кричал что‑то про деньги. Он угрожал Наде. Он сказал, что расскажет всем, если не получит долг». Его глаза закрылись, как будто он вновь переживал сцену. «Я увидел, как Надя сняла туфлю, бросила её в сторону, она хотела ударить его, напугать… но он схватил её за руку. Я думал отползти. Потом он сказал ей слово – такое слово, что она побледнела. Я подошёл, потому что услышал звук – она кричала. Я не знал, что делать. Я взял то, что было под рукой – металлическую причалуку, которая оторвалась при шторме. Я хотел разогнать их. Но он пошёл на меня. Я толкнул его. Каблук вонзился, но…»