Минуты Чувств

Аскарова Томирис

Минуты Чувств

Эта книга посвящается моим самым любимым —

моему мужу, который верил и продолжает верить в меня,

и моим сыновьям, которые дарят мне силу идти вперёд и писать для них.

Али, Амир, Мухаммед —

ваша мама любит вас от земли до самых ярких Плеяд.

Пролог

Но повесть о Ромео и Джульетте Останется печальнейшей на свете…Если бы не печальной этой истории.

Звучит, может быть, наивно, но я никогда не думала, что смогу влюбиться.

А если и влюбиться, то точно не в того, кто всегда был рядом – кто стал для меня зеркалом детства, голосом юности, тенью и светом одновременно. В моего друга детства.

Мы были неразлучной тройкой, будто связаны невидимой нитью, и весь наш район знал нас по смеху, который разносился эхом по улочкам Шеффилда. Этот город дышал вместе с нами: его каменные дома молча хранили наши тайны, его шумные площади видели наши мечты, а в тихих дворах мы учились верить в вечность.

Дружба казалась нерушимой – чистой, как первый снег, и крепкой, как камень. Я верила в неё всей душой. Но время – обманщик: оно тихо меняет линии между «другом» и «любимым», стирая границы там, где их не должно быть. И сердце, самое упрямое из всех, выбирает само, не спрашивая позволения.

И теперь я боюсь только одного – потерять.

Потерять не просто человека, а часть себя. Того, кто стал моей душой.

Часть первая

*Нив*

– Дочка, выйди, погуляй на улицу. Ты всё с книгами сидишь, скоро станешь как те писательницы – без мужа и без семьи.

– Мам, о боже, мне всего четырнадцать!

– И что? Скоро будет четырнадцать, потом подростком станешь, а там и двадцать… и останешься одна, без парня, без жилья.

– Ты всё время думаешь только об имуществе и о деньгах!

– Солнце моё, пойми… я ведь не вечно буду жить. А этот мир жесток – он заставит тебя пахать как лошадь, если рядом не будет опоры. Я не хочу такой судьбы для тебя.

– Мам, я сама буду работать! Мне не нужны парни и мужчины, чтобы они меня обеспечивали.

– Но ты не обязана быть одна.

– Я хочу быть одна! Всё, мам, закрыли тему.

– Вся в него…

– Я не он! Он козёл с рогами, что бросил тебя беременной. А я не его дочь. Мне такой отец не нужен и знать его я не хочу!

– Боже мой… эта девочка – точно гром среди ясного неба.

Я не злилась на маму – она хотела для меня только лучшего. Но по её поношенным кедам было видно: мы просто выживали в Англии. Я не помню самого переезда и даже не знаю, как выглядит Шотландия. Лишь из рассказов мамы я слышала, что там красиво, что Шотландия – независимая страна, в которой живёт сила. Именно это чувство и притягивало меня к моей родине.

Иногда я тайком брала мамин телефон и искала картинки Шотландии. Потом решила выучить и язык – чтобы быть ближе к земле, которой ещё ни разу не касалась. Мне хотелось узнать о ней всё, впитать каждую крупицу. Школа оставалась где-то на заднем плане, а на первом месте для меня всегда были книги. А ещё – моё любимое занятие бег по стадиону.

Мама всегда меняла тему, когда я спрашивала, почему мы оказались в Англии, а не в Шотландии. Что же произошло такого, что она, беременная мной, просто собрала вещи и решила оставить свой дом и родных?

Под моим давлением и упрямством мама всё-таки рассказала о моём отце. Якобы это был какой-то моряк, с которым она познакомилась через общих знакомых. Их связывал выкуп рыбы – дедушка будто бы отправлял маму покупать её у этого рыбака. Потом они нашли общий язык, начали дружить… и вскоре мама забеременела. Узнав об этом, её семья якобы выгнала её из дома.

Мама рассказывала всё это с таким видом, будто пересказывала сценарий из дешёвого бразильского сериала. Но чем больше я слушала, тем сильнее понимала: в её словах не было правды. Она врала. Я видела это по её глазам, по тому, как нервно она отводила взгляд, когда речь заходила о её жизни до моего рождения. История была совсем другой. Я это знала. Я это чувствовала.

Уходя в свою комнату, я всегда знала: я не ошибка. Ведь каждый раз мама тихо плакала на кухне, когда оставалась одна. Она садилась за стол, наливала себе чай с лимоном, и в тишине, незаметно для других, слёзы катились по её щекам. Через минуту она вытирала их о рукав, глубоко вздыхала и снова принималась мыть посуду, будто ничего и не было.

А я лишь наблюдала за ней издалека, потом убегала в свою комнату, доставала книгу о Шотландии и снова искала картинки – замки, древние каменные стены, зелёные холмы и места, где живёт история. Я мечтала увидеть всё это своими глазами, коснуться руками земли, которую считала своей родиной.

По утрам, после завтрака, мама уходила на работу – убирать чужой дом. Я никак не могла понять: в чём смысл? Убирать у себя и снова идти в чужие стены, чтобы драить грязь богатых? Меня это злило. Она ведь могла устроиться куда-нибудь ещё, но выбрала именно такую работу.

А я оставалась одна. Шла бродить по улицам, искать себе приключений для души или просто наслаждаться одиночеством. Мама с утра до вечера пропадала на работе, а я провожала закаты без неё. Потом она возвращалась, усталая, приносила еду – вернее, то, что оставалось от чужого стола.

Я же умела готовить сама, хоть и выходила чаще всего бурда из всего, что попадалось под руку. За это мама ругала меня: «Такое едят собаки, но не люди». Но я становилась только упрямее. В такие моменты мне казалось, что я вовсе не девочка, а мальчишка-сорванец, влюблённый в свободу и в свои закаты.

Всё изменилось однажды летом, когда я шла по нашей улице и заметила: в дом соседей кто-то переехал. Мне стало особенно грустно – ведь ещё недавно там жила бабушка Нене. Ей было почти девяносто один, и она прожила долгую жизнь. Несколько месяцев назад её не стало, а сын, недолго думая, продал дом.

Я только вздохнула: если бы Нене узнала об этом, она бы точно «встала из гроба и закопала своего сына вместе с собой». Она часто повторяла, что дом оставит именно ему и не позволит никому чужому поселиться здесь. Ведь со своим стариком она прожила полжизни: растили детей, работали, жили скромно, но счастливо. И вдруг – бах! Дом продан, и её воля не исполнена.

Мне было жаль бабушку Нене. Пусть её душа будет на небесах… Она почти всегда угощала меня вкусной едой, зная, что я люблю поесть. А мама, как обычно, думала, будто я специально хожу к соседке просить еду. Но это было не так. Мы с Нене стали как подружки.

После её смерти я долго думала, что у меня больше не будет собеседника.

Дом бабушки Нене всегда выделялся на нашей улице. Кирпичный, с массивной деревянной дверью, обрамлённой аркой из светлого камня, и высокими узкими окнами, будто взятыми из старой английской открытки. Вдоль фасада тянулась аккуратная живая изгородь, а сад, хоть и запущенный после смерти хозяйки, всё ещё хранил запах лаванды и роз, которые Нене когда-то с любовью выращивала. Дом был старый, но в нём чувствовался вкус и уют, будто каждая деталь – от кованого почтового ящика до занавесок на окнах – хранила память.

И вот однажды во двор въехала чёрная машина. За ней – грузовик с мебелью. Сначала я увидела женщину – ухоженную, с прямой спиной и холодным взглядом, который бегло окинул дом, словно она уже прикидывала, что в нём стоит переделать. За ней вышел мужчина в дорогом рубашке и двое мальчишек. Их волосы были аккуратно уложены, на них – чистые белые рубашки и новые кроссовки.

Я стояла у калитки, наблюдая. Сердце сжалось: они выглядели богатыми, слишком правильными, слишком чужими для этого места.

– Уже не нравятся, – пробормотала я себе под нос, морщась. – Сразу видно: богатенькие.

И в ту секунду дом бабушки Нене перестал казаться мне родным. Казалось, его вырвали из памяти улицы и отдали в руки чужим.

*Антуан *

Я первым заметил её. Девчонка стояла у калитки и смотрела так, будто собиралась нас сглазить или, как минимум, прогнать. Я быстро ткнул локтем Артура и наклонился к его уху:

– Смотри, видишь её? Странная какая-то. На ней джинсовый комбинезон и… балетки! Как будто выпала из какой-то старой сказки.

Артур фыркнул, едва не рассмеявшись. А тут ещё её рыжие волосы – они разметались на ветру так, что напоминали мне облако.

– Ха, как облако из морковки, – прошептал я брату.

Мы оба не выдержали и прыснули в смех. Да, нам всего четырнадцать, и иногда мы смеёмся, как дети. Но в тот момент эта странная девчонка показалась мне чем-то особенным – хотя я бы себе в этом ни за что не признался.

Я едва успел прошептать Артуру про её «комбинезон из сказки», как она вдруг резко повернула голову и метнула в нашу сторону взгляд. Рыжие волосы мелькнули, будто пламя.

– А чего вы ржёте, как два осла? – громко бросила она.

Мы с Артуром переглянулись, будто нас поймали за чем-то ужасным. Я первым не выдержал и прыснул в ладонь. Артур тут же захохотал в голос.

– Слышал, Арт? Она нас ослами назвала! – сквозь смех выдавил я.

– Ну, подходит же, – поддакнул брат, и мы оба согнулись пополам, утирая слёзы.

Чем больше она морщила нос и смотрела на нас своими серьёзными глазами, тем смешнее нам становилось. И от этого смеха мы уже сами не знали, что смешнее – её странный вид или то, что мы, смеялись как дураки.

Я всё ещё смеялся, когда она вдруг бросила на меня взгляд – быстрый, резкий, как выстрел.

– Ты не осёл, – сказала она, прищурившись. – Ты тролль из леса. Такой же носатый и страшный.

Я будто камнем в лоб получил. Слова застряли где-то в горле, и я не смог вымолвить ни звука. Челюсть только сильнее сжалась, а руки машинально схватили ближайшую коробку, которую нужно было тащить в дом.

Артур, конечно же, сразу заметил моё выражение лица. Толкнул меня локтем в бок и хмыкнул:

– Вот это да. Она явно не из тех девочек, которые будут молчать.

И улыбнулся так, будто ему вся ситуация доставляла невероятное удовольствие. А я лишь опустил голову и сделал вид, что очень занят коробками. Но внутри меня что-то странно кольнуло – словно эта рыжая ведьма уже успела оставить в памяти свой след.

– Антуан! Артур! – раздался голос отца от крыльца. – Хватит бездельничать, помогайте заносить вещи!

Мы с братом одновременно вздрогнули. Артур сразу вскинул плечами и побежал к машине, а я остался стоять на секунду дольше, чем следовало.

Рыжие волосы девчонки всё ещё развевались на ветру. Она шла прочь, будто и не замечала нас больше. Но мне показалось, что этот рыжий огонь на солнце запечатался в глазах и теперь не собирался отпускать.

Я крепче сжал коробку в руках и, стараясь не показать ни Артуру, ни отцу, что задержался из-за неё, направился к дому. Шаги по крыльцу гулко отдавались в ушах, а перед глазами всё ещё мелькало это пламя – волосы, в которых, как ни странно, было больше свободы, чем во всём нашем новом доме.

*Нив*

Я шла от дома Нене прочь, и сердце сжималось от боли. Казалось, чужие, богатые детишки заняли не просто её дом, а целый кусочек моей памяти. Боже, как же они меня взбесили! Эти двое… особенно тот, что держал коробку и смотрел на меня так, будто я пугало на поле. А второй – смеялся чаще, чем его брат, и это только сильнее раздражало.

Они были похожи – явно братья, возможно даже близнецы. Но при этом у них было что-то разное: цвет волос, глаза. Будто взяли одну и ту же куклу, поменяли ей детали лица, перекрасили волосы и оставили всё остальное прежним. Господи, они выглядели чужими и нарочито правильными, и от этого внутри меня поднималось раздражение.

«А что если назвать их кукольными братьями?» – мелькнуло у меня в голове. Звучит жутковато, прямо как из хоррор-фильма. Если эти двое ещё хоть раз засмеются надо мной или будут таращиться так, будто в жизни девочку не видели, то имя им нашлось – кукольные братья.

Фу, аж дрожь берёт… Но от этой мысли я не выдержала и сама прыснула в смех.

Я шла по улице с мелочью в кармане – мама выдала деньги на продукты. В списке было всё до ужаса скучное: хлеб, молоко, немного овощей. Но в голове у меня уже вертелся другой план.

«Купить часть еды… а на остаток взять книгу», – думала я, шагая по мостовой. Сердце даже забилось быстрее от этой коварной идеи. Конечно, мама за такое влепила бы мне по башке и устроила лекцию на час. Но сама мысль была такой вкусной, что я не могла не улыбнуться.

– Ну и что, – пробормотала я себе под нос, – зато я буду сыта словами, а не картошкой.

И с этой дерзкой улыбкой я толкнула дверь магазина, будто собиралась провернуть самое настоящее преступление.

Колокольчик на двери звякнул, когда я толкнула её, и в нос ударил знакомый запах свежего хлеба, кофе и чуть сладковатый аромат выпечки. Магазин был маленький, но уютный: полки аккуратно заставлены банками, коробками и фруктами в деревянных ящиках.

Я сразу начала искать глазами хлеб – белый, длинный батон, который мама всегда брала. Но взгляд скользнул в сторону полки с книгами и журналами, и мысль о моём «коварстве» снова заиграла ярче.

– Привет, дядя Лука! – улыбнулась я, махнув рукой.

За прилавком стоял высокий, немного сутулый мужчина с седыми висками и вечной доброй улыбкой. Он поднял глаза от кассы и, увидев меня, отозвался:

– А, Нив! Опять за хлебом? Или сегодня решила разорить мой магазин чем-то посерьёзнее?

– Как всегда, – ответила я, делая вид, что очень сосредоточенно разглядываю витрину, хотя внутри уже улыбалась своей тайной мысли.

С дядей Лукой мы знали друг друга давно. Он всегда умел пошутить, иногда подсовывал мне яблоко или шоколадку просто так, и я чувствовала себя рядом с ним почти как дома.

Я долго ходила между полок, будто выбирала продукты, нужные маме. Но в итоге взяла только молоко и батон хлеба. Остальное я уже мысленно отмела: «Без картошки проживём».

Стараясь держаться невинно, я подошла к прилавку. Но взгляд всё время ускользал к полке у окна, где дядя Лука держал книги и старые журналы. Их корешки манили яркими буквами, и у меня в груди защекотало от предвкушения.

– Дядя Лука… – осторожно начала я, поставив молоко и хлеб на кассу. – Я хочу взять ещё одну книгу. Вот с той полки.

Он прищурился и скрестил руки на груди, но уголки губ дрогнули в улыбке.

– М-м, – протянул он, – ну вот, всё ясно. Опять книги. А мама у тебя в курсе, что ты вместо овощей берёшь истории?

Я только дернула плечом, стараясь не рассмеяться, и уставилась на полку, где уже выбрала глазами тонкий томик в мягкой обложке.

– Дядя Лука, это уже не твоё дело, – хитро щурюсь я. – А если что скажешь маме… я расскажу всему району, что ты глазишь на нашу соседку Джинн. Та, которая замужем. Нехорошо ведь, да, дядя? Ты же сам женат, правильно?

У дяди Луки чуть не выкатились глаза.

– О боже, Нив! Откуда ты это знаешь? И кто тебе такое сказал?

Я ухмыльнулась и гордо скрестила руки.

– Я всё знаю. От моих глаз ничего не скроешь.

Лука всплеснул руками и пробормотал:

– Вот же маленькая ведьма…

А я только сильнее улыбнулась, потому что знала: теперь книга у меня в кармане.

Дядя Лука шумно фыркнул, словно рассерженный кот, и с демонстративной тяжестью снял книгу с полки. Он протянул её мне, сдвинув брови так, что казалось – сейчас они срастутся в одну линию.

– На, держи! – буркнул он, едва не швырнув книгу мне в руки. – Но, ради всего святого, Нив, никому ни слова о том, что ты там напридумывала. Никому!

Я усмехнулась, прижимая книгу к груди, как трофей.

– Ладно, дядя, – кивнула я с таким видом, будто заключала великое соглашение. – Могло бы быть хуже.

– Хуже? – возмутился он ещё сильнее. – Девчонка, ты уже хуже некуда!

Но в уголках его губ мелькнула тень улыбки.

Я протянула деньги дяде Луке и, прижимая к груди хлеб, молоко и долгожданную книгу, направилась к выходу. На пороге я нарочно остановилась, оглянулась и хитро подмигнула ему.

– Спасибо, дядя, ты лучший! – сладким голоском сказала я, будто ангелочек.

– Тьфу ты! – зашипел Лука, хлопнув ладонью по прилавку. – Лучший он, говорит… Ещё одна такая "лучшая" услуга – и мне хана от твоей матери!

Я прыснула со смеху и выскочила наружу. Сзади ещё донеслось его ворчание:

– Господи, за что мне это наказание в виде рыжей ведьмы.

Я шла по улице и улыбалась ещё шире.

Я прижимала к боку пакет – хлеб и молоко, будто самые важные сокровища на свете, а в другой руке держала книгу. Ах да, именно её я и ждала больше всего. Если мама узнает, что я потратила деньги не только на еду, мне точно каюк, но пока её нет рядом – это моя маленькая победа.

До парка всего-то метров пятьсот, я знала дорогу с закрытыми глазами. Идти туда было спокойно, не страшно – словно он и был моим домом, только зелёным и свободным. Каждый куст, каждая лавка, даже деревья – всё будто знало меня. Я шагала, и волосы развевались на ветру, а сердце прыгало внутри, ведь я знала: скоро я спрячусь от всех и останусь одна с книгой.

Всё это было как мой секрет. Я ведь не рассказывала маме – зачем? Пусть думает, что я гуляю во дворе. А я – я сбегаю туда, где можно быть самой собой. Где никто не отвлекает, не командует и не ворчит.

У ворот парка я чуть замедлилась, вдохнула полной грудью – и улыбнулась. Вот оно. Моё место. Моё укрытие

Я вошла в Эндклифф-парк и будто провалилась в другой мир. Лето здесь всегда дышало иначе – теплее, мягче, чем на улицах города. Сразу в лицо ударил запах влажной травы и липкого мёда, ведь пчёлы летали от цветка к цветку так близко, что я могла слышать их маленькое жужжание.

Высокие деревья стояли стройными стражами, а их ветви переплетались, словно хотели обнять меня и спрятать от лишних глаз. Сквозь листву пробивались солнечные лучи – золотые полосы, они падали на землю, как на страницы книги, и я смеялась внутри себя: сама природа будто подсказывает, где мне читать.

Птицы щебетали так звонко, что казалось, они спорят друг с другом, кто споёт громче и красивее. А ручей – он бежал так свободно, что его шёпот напоминал секреты, которые я могла понять только сердцем.

Я шла по тропинке и чувствовала каждое дыхание этого места: мягкий ветер касался щёк, трава царапала ноги сквозь тонкую ткань, а солнце грело макушку. И всё внутри меня будто растворялось – не было ни забот, ни маминого ворчания, ни богатых соседских мальчишек. Только я, книга и природа, которая принимала меня такой, какая я есть.

Я огляделась и заметила небольшой пригорок прямо у ручья. Трава там была мягкая, густая, как зелёное одеяло, и блестела от солнца. Я подошла ближе, поставила пакет рядом и, не раздумывая, плюхнулась прямо на землю. Она приятно холодила сквозь ткань джинсового комбинезона, и я вытянула ноги, чувствуя, как тело сразу стало лёгким, будто камень с души упал.

Развязав пакет, я достала книгу. Пальцы дрожали – не от страха, а от нетерпения. Я любила этот момент: запах бумаги, чуть шершавые страницы и ожидание новой истории, которая готова увлечь меня туда, где всё возможно.

Ветер подул сильнее, шевеля мои волосы так, что отдельные пряди падали на глаза. Я заправила их за ухо и улыбнулась – казалось, будто сама природа решила поиграть со мной.

Ручей журчал, птицы пели, листья шелестели над головой, и всё это сплелось в одну мелодию. Я открыла книгу, вдохнула глубже и подумала: если рай и существует, то, наверное, он похож на это место – тихое, простое и честное.

Я открыла книгу, и сначала просто рассматривала страницы, вдыхала её запах – тот самый старый, терпкий аромат бумаги, который любят только настоящие книжные чудаки. И тут, увидев название, я чуть не прыснула от смеха. «Ромео и Джульетта»! Да неужели! Это же сам Шекспир! Я прикрыла рот ладонью, чтобы не разоралась от восторга, и закачалась на траве, едва не уронив книгу.

– Господи, да это же… – прошептала я, и сама же засмеялась, словно сошла с ума.

Обложка, конечно, выглядела так, будто её пережёвывала жизнь: края потертые, уголки замятые, кое-где пятнышки времени. Но на самой первой странице стояла гордая надпись: London, 1950. Я аж прикусила губу. Это не просто книга – это маленький эксклюзив, настоящий клад!

Я перевернула несколько страниц – шрифт был строгий, старинный, как будто буквы держали в себе секреты прошедшей эпохи. Я даже провела пальцами по строчкам, будто могла почувствовать, кто держал эту книгу до меня.

И внутри меня поднялся такой восторг, что я едва не закричала: «Ура!» Но я вовремя сдержалась – вдруг кто-то услышит и решит, что в парке завелась сумасшедшая девчонка. Хотя… может, я и правда была такой – истеричкой, которая смеётся от счастья над потрёпанной книжкой.

Я едва держала книгу в руках – будто боялась, что она сейчас испарится у меня на глазах, превратится в пыль или исчезнет, как сон. Моё сердце стучало быстрее, чем обычно, и я чувствовала, как щеки предательски горят.

– Вот это да… вот это да!.. – вырвалось у меня шёпотом, но в нём звучало столько восторга, что, кажется, даже птицы на ветках настороженно повернули головы.

Я гладила обложку, как что-то живое. Потёртая, шершавенькая на ощупь, с запахом времени – она казалась мне драгоценнее любого бриллианта. Книга из Лондона… из 1950 года! Неужели она сама доплыла через годы и моря, чтобы попасть именно ко мне?

Я запрокинула голову к небу и рассмеялась так искренне, что сама же удивилась – когда я в последний раз смеялась вот так, от счастья? Может, в детстве, когда впервые увидела снег? Или когда бабушка Нене угощала меня пирогом, а я облизывала пальцы и не стыдилась?

А теперь я смеялась, потому что держала в руках Шекспира. Настоящего, живого, пусть и на бумаге. Казалось, сама Джульетта шептала мне из страниц, а Ромео, бедняга, ждал где-то неподалёку.

Я прижала книгу к груди и закрыла глаза. Лето, тёплая трава, запах парка, и я – с сокровищем, которое никому не отдам. Даже маме не скажу, лучше пусть думает, что я купила хлеб да молоко.

Я раскрыла книгу, осторожно, словно боялась порвать хрупкие страницы, пожелтевшие от времени. Пальцы дрожали, и сердце стучало громко-громко, будто я сама стояла в зале, полном свечей и музыки, где вот-вот должны встретиться двое – Ромео и Джульетта.

– «Если я оскверню своей недостойной рукой эту святыню…»– начала я читать, и голос у меня предательски задрожал. Я споткнулась на словах, снова посмотрела на строчку, поправилась и попыталась читать увереннее.

С каждой фразой я всё больше ощущала, как кровь приливает к щекам. Господи, да это же будто я сама говорю! Словно я – Джульетта, а где-то в тенях парка за мной наблюдает свой Ромео. Я даже машинально оглянулась – вдруг кто услышит? Но рядом лишь трава, деревья и пение птиц.

– «Мои губы, два краснеющих пилигрима, готовы смягчить это грубое прикосновение нежным поцелуем» – выдохнула я и рассмеялась, прикрыв рот ладонью.

– Ох, Ромео… – прошептала я уже сама, и щеки загорелись ещё сильнее. Мне казалось, что воздух стал гуще, а в груди тесно от волнения. Как же они могли так – встретиться и сразу… будто молния!

Я закрыла книгу на секунду, прижала её к лицу и выдохнула. Смех, смущение, восторг – всё перемешалось. Я снова заглянула в страницы и продолжила, но каждая строчка отзывалась в моём сердце, как будто это не Шекспир писал, а я сама говорила о своей первой любви.

Прочитав ещё пару страниц, я вдруг подняла глаза и заметила, что тени вытянулись, а солнечный свет стал мягким и золотым, как перед закатом. Сердце у меня ёкнуло.

– Чёрт… – прошептала я, захлопывая книгу и аккуратно засовывая её в пакет. – Если мать увидит, что меня нет дома, она точно откусит мою рыжую голову, без шансов на пощаду.

Я вскочила с травы, отряхнула коленки и зашагала так быстро, будто за мной гнались. Пакет с хлебом и молоком в одной руке, книга прижата к груди другой – настоящая контрабанда, которая могла меня выдать.

Каждый шаг сопровождался мыслями: «Успею – не успею?». Даже птицы сверху будто подшучивали надо мной, чирикая громче обычного.

– Ну вот, Нив, – пробормотала я себе под нос, – решила быть Джульеттой, а закончишь Рапунцель… только не в башне, а в домашнем аресте на кухне.

И я рванула ещё быстрее, надеясь, что успею проскользнуть домой до того, как мать заподозрит неладное.