Ласточки под кожей

Валерия Штатская

Ласточки под кожей

Введение

В городе, где стекло поёт на ветру, а свет умеет красиво лгать, женщина с маленьким словом на запястье учится жить заново. Её зовут Ника. Она приезжает в «Сады Памяти» – оранжерею на склоне, похожую на огромную прозрачную грудную клетку, где дышат листья и швы, где у старого железа есть характер и память. Здесь «границы» не ругательство, а способ дышать, а «берег» – не линия на карте, а слово, которое удерживает от чужого шторма.

В этот сад входят разными шагами: Кира – директор, у которой голос становится опорой; Март – инженер, разговаривающий с балками молоточком; Майя – стажёр, умеющая ловить падающее так, чтобы не больно; Лиан – слепая виолончелистка, которая слышит ложь по дрожи стекла; Клавдия – архивариус с ключами от чужих историй; Филипп – пчеловод, для которого «мёд – это когда “да” и граница». И Марк – реставратор по стеклу и железу, мужчина с ладонями, которыми не берут, а спрашивают. С ним у Ники сразу заводится их общая грамматика: «да», «пока нет», «позже», «берег». Они будут учить друг друга телом – медленно, откровенно, чисто; их сцены близости – о дыхании, внимании и доверии, о «да», которое глубже любого прожектора.

Но у света здесь есть привычка забывать спрашивать. В город возвращается Кирилл Святой – художник, который любит прожекторы больше, чем людей. Он приходит с улыбками и «живыми камерами», обещая «увидеть правду». В ту же ночь в стекле южной галереи появляется ровная, как хирургический шов, трещина; под лампой – скрытая камера; в карманах – конверты с аккуратной подписью «К.С.». Предупреждения и провокации идут рядом, как две тени. «К.С.» то спасает, то режет мастику. Он играет роль «ангела» и «испытания» одновременно. Он один? Их двое? Или это город говорит так – через людей, которые любят свет больше, чем людей?

Первая ночь саду дарит тёплый тропический дождь – включенный не вовремя. Вода льётся на старое стекло, и решение приходится принимать за минуты. В этот дождь Ника и Марк становятся ближе – не «вопреки», а «вместе с»: вода стирает чужие правила, и остаётся только их язык – «можно?», «да», «берег». И когда сад вздыхает вместе с их телом, становится ясно: тут живёт не только коллекция растений; под фундаментом – «сердечник», бронзовый круг, где совпадает пульс города и человеческий. Туда они спустятся, чтобы услышать, откуда берётся настоящий звук. И там – на глубине – поймут, что их страсть может быть бешеной и при этом бережной, долгой и при этом свободной.

Снаружи тем временем сгущается проверка. «Комиссия» в чистых ботинках меряет оранжерею взглядом «сколько стоит квадрат». «Светолюбы» приносят договора и аккуратные ложечки яда. Пчёлы роятся и находят новый дом – с помощью Филиппа, Марка и Ники. Лиан развешивает «ушки» и ловит повторяющиеся частоты, по которым слышно – кто искренен, а кто «играет событие». А Кира учится говорить тем, кто «просто на минутку поснимает»: «У нас – не лофты, у нас – дыхание. Если ваш свет забудет спросить, мы сделаем из него ночник в туалете».

Эта история – не о войне с камерами. Она – о праве оставаться живыми там, где всех зовут «в эфир»; о том, как держать место, когда из него пытаются сделать «контент»; о том, как выстраивать дом из телесных «да» и честных «нет». Здесь будет много страсти – не на показ, а по делу: сцены, где кожа учится говорить, где «позже» – такое же сладкое слово, как «сейчас», где кульминации – не фейерверки, а нарастающие волны, после которых мир собирается тише и ровнее. Здесь будет много музыки – стекла, ветра, пчёл, человеческих голосов. И много света – только того, что спрашивает.

Глава первая («Город из стекла») познакомит вас с садом, его дышащими швами и людьми, которые делают воздух безопасным. Вы увидите, как Ника и Марк находят общий ритм – в танце, на крыше под звёздами, в северной галерее, где «да» становится языком. Глава вторая («Балка №4, “ушки” Лиан и мёд ночной печати») углубит ставку: предупреждения «К.С.», скрытые камеры, рой пчёл, первый спуск в «сердечник» и понимание – у сада есть сердце, и его можно потерять. Глава третья («Тёплый дождь и свет, который спрашивает») – это тропический дождь не по расписанию, выбор между «сделать красиво» и «сохранить живое», разговор с Кириллом, в котором у света впервые появится совесть, и откровенная близость в воде – та, после которой «мы» становится несомненным.

А дальше – больше. Город пришлёт большую комиссию и маленькие соблазны. Кто‑то из «своих» оступится. Кто‑то из «чужих» попросит остаться. «К.С.» покажет лицо – возможно, не одно. «Живая камера» попробует ворваться в «Ночь дыхания», а Ника с Марком обернут её в музыку без линз. Придётся выбирать: уходить в «сердечник» или вести людей наверх под дождём. Придётся решать – что такое любовь, если она должна выдержать не только эти двое, но и весь сад.

Если вы когда‑нибудь чувствовали, что «нет» может быть таким же красивым, как «да», если вам знакомо желание, которое не сжигает, а согревает, если вы хотите читать о страсти, в которой есть воздух, и о свете, который спрашивает, – вам сюда. Это роман о городе, где стекло звучит, о людях, которые выбирают дыхание вместо шоу, и о любви, в которой «берег» – не ограничение, а шанс дойти до настоящего «вместе».

Где‑то внизу уже пульсирует бронза – сад зовёт. Поднимайтесь. Мы начнём с того, как Ника приложит ракушку к уху и услышит: «Слушай». И как Марк, став босиком на крышу под звёздами, осторожно спросит: «Можно?» И как город, уставший от прожекторов, впервые ответит «да» – тем, кто научился говорить это слово так, чтобы другим было чем дышать.