Письма убийцы

Я изъял оба последних письма, у Маринки и у Натальи Петровны, и теперь старательно сличал, сидя в кабинете. «Найду убью» при желании можно было трактовать как готовность физически расправиться с соперником, если бы убийство не произошло лишь полтора года спустя, а перед этим не было бы отправлено другое письмо – Марине, где Славка уже «не имел притензи». Что произошло между этими письмами? Как Марина смогла найти нужные слова, чтобы Славик поменял решение? Судя по тому, что я о ней знал, в письмах она изъяснялась вряд ли изящнее своего супруга. И сколько времени ушло у Славика на переосмысление своего отношения к браку и к себе? На конверте матери стоял штемпель с датой 18 октября. Марина свой конверт не сохранила, но помнила, что получила письмо от мужа зимой. «Еще снег шел», сказала она. Но снег мог идти, например, и в ноябре. Так что же такого произошло у Славки за месяц? Почему сначала он по привычке хамил, потом проявил несвойственное ему благородство, а потом снова включил прежнего Славку и сбежал от очередной женщины с ее деньгами? А потом…

– Может, решил начать новую жизнь? – усмехнулся Никитенко.

– Ну да, а через полтора года передумал и шлепнул соперника.

– Короче, где хотите, а хоть из-под земли мне его достаньте! – подытожил Портнов. – А то я уже в глаза не знаю как вдове посмотреть!

Такая ответственность, безусловно, делала честь нашему капитану. И мы, взяв машину, принялись день за днем объезжать все известные – и по слухам, и по штемпелям открыток – славкины дислокации. Мы побывали в Малиновке, где Славка, говорили, какое-то время работал егерем (оказалось, что не егерем, а сторожем, ну да неважно). Съездили в соседний райцентр, где он должен был служить грузчиком в магазине (выяснилось, что задержался он там недолго – выгнали за пьянку). В Черной долго и обстоятельно беседовали Анной Кудимовой, последней (возможно) возлюбленной Славы. Она предположила, что «этот подонок» свалил в Крестцы, «где у него еще раньше баба была». Баба нашлась – работница птицефабрики «Ударница» Мая Лебедева, но она утверждала, что Бережной уже года два как у нее не был, и вряд ли покажется, потому что он ей денег должен, тогда как сам преспокойно калымит на строительстве дач где-то в Осиповке и зарабатывает там неплохо. В Осиповке, куда мы ринулись, никто из опрошенных не мог вспомнить, когда Славка уехал – «то ли год назад, то ли два», а сейчас скорее всего работает на шахте в Нелидово – его какой-то дружок обещал устроить… Стоит ли уточнять, что и в Нелидово он не обнаружился, оставив про себя те же туманные воспоминания про год или два отсутствия.

Складывалось что-то вроде народного эпоса, создаваемого неопределенным числом безымянных сказителей. Отследить точную траекторию передвижений Славки в пространстве и во времени представлялось делом очень трудным. Единственное, что мы уяснили себе, в состоянии крайнего утомления сидя в обшарпанном зале шахтерской столовой на шахте №11 в Нелидово – что запутанные следы нашего эпического героя теряются примерно год назад. Открытки с тех пор, правда, приходили, но ни единого человека, который бы лично видел Славу Бережного с прошлой весны, мы не обнаружили. Разумеется, он мог умотать и куда подальше, на какую-нибудь великую таежную стройку. Ему случалось излагать подобные романтические планы в обществе своих дам. Но тогда, чтобы убить Туманова, ему пришлось бы тайком вернуться, и таким же макаром снова уехать через всю страну. Во-первых, это было бы технически сложно, а во вторых – я как раз разглядывал в сотый раз его фотографию, эту пошлую кудрявую башку провинциального ловеласа и распахнутую тощую грудь, на которой блестел стильный крест на крупной цепочке – во-вторых, столь легкомысленный человек, оказавшись за тысячи километров от места событий, просто не удержит в голове жажду мести. Прошлые события в душе у Славки стирались по мере географического отдаления от точки, где они произошли. В этом плане пространство и время для него были чем-то единым. Своих покинутых подруг он помнил очень туманно. Хе-хе, и правда, ему больше подошла бы фамилия убитого – Туманов. Ну уж точно не Бережной: беречь он ничего не умел, даже себя. Если уж кто был Бережным, то это Вадик, до определенного момента…