Отражение

На нее обрушился вихрь теплого дыхания, лохматой шерсти и влажного языка. Огромный золотистый ретривер, виляя хвостом, тыкался мордой в ее окровавленное лицо, пытаясь лизнуть. Потом, словно осознав свою вину, рванулся в ближайшие кусты и выскочил оттуда, гордо неся в пасти ярко-желтый мяч.

– Бакстер! Нет! Прочь! Боже, простите! – Голос мужской, молодой, полный искреннего ужаса и растерянности, приближался стремительно. И этот голос… этот голос был до боли знакомым.

Александра попыталась подняться, опираясь на дрожащие руки, но мир качался и плыл. К ней склонился молодой человек. Хорошо, даже изысканно одетый – темные брюки идеального кроя, белоснежная рубашка с закатанными по локти рукавами, обнажавшими крепкие предплечья, тонкая шерстяная жилетка цвета бутылочного стекла. Сильные, уверенные руки осторожно, но твердо помогли ей сесть.

– Боже правый, простите! Я… я вас не увидел в сумерках! – Он лихорадочно шарил по карманам жилетки, вытащил чистый, безукоризненно сложенный платок из тончайшего льна. – Вот, прижмите к носу. Крепко. Голову чуть вперед, не запрокидывайте. – Его голос дрожал от волнения. Он аккуратно вложил платок ей в окровавленную ладонь, его пальцы коснулись ее кожи – теплые, уверенные, и…

Вдруг он замер. Его взгляд, до этого скользивший по ее лицу мельком, устремился на ее глаза, широко распахнутые от боли и страха. В глубоких глазах мужчины промелькнуло недоумение, затем – узнавание.

– Это… невозможно, – вырвалось у него тихим, сдавленным выдохом. Его пальцы непроизвольно сжали ее руку, все еще прижимающую платок к носу. – Александра?

Александра, пытаясь совладать с болью в расквашенном носе и надвигающейся волной приступа, тоже всмотрелась в его лицо. Ссадина на щеке, темные волосы, серые, как грозовая туча, глаза, окаймленные невероятно длинными ресницами… И голос. Низкий, бархатный. Тот самый.

– Харви? – прошептала она сквозь платок, и ее голос прозвучал глухо.

Он медленно кивнул, и на его лице смешались изумление, искренний ужас и какая-то почти неловкая радость.

– Кажется, судьба упорно сводит нас в моменты, когда я представляю собой сплошное бедствие, – его губы тронула горьковатая улыбка. – Можете идти? Нужно в дом. Сейчас же, – его голос звучал мягко, но настойчиво.

Он бережно, но решительно поднял ее, крепко поддерживая под локоть. Александра шла, спотыкаясь, прижимая быстро пропитывающийся кровью платок к лицу, чувствуя, как адская боль и страх перед надвигающимся приступом парализуют волю. Они приблизились к парадному входу. Массивная дубовая дверь с резным гербом распахнулась сама собой, словно почувствовав приближение хозяина. На пороге, залитый светом из холла, стоял Уинстон Барроу. На лице читалось изумление и растерянность.

– Мистер Барроу! – голос Харви стал командным, но в нем все еще звучали нотки паники. – Срочно пошлите за доктором Эверсом! Льда, пожалуйста! Теплой воды! Чистых полотенец! Немедленно!

Барроу мгновенно преобразился. Кивок был коротким, деловитым. Он развернулся и исчез в глубине холла, его голос, отдающий распоряжения, прозвучал где-то вдалеке, четкий и безапелляционный.

Харви провел Александру через огромный, величественный холл. Мелькнули отполированный до зеркального блеска мрамор пола, мрачноватые гобелены на стенах, ряды строгих портретов предков в золоченых рамах, смотревших свысока на это неподобающее зрелище.

– Кажется, в прошлый раз мы не успели представиться должным образом, – тихо сказал он, не глядя на нее, всматриваясь в тени коридора. – Но, кажется, вы уже догадались. Харви Кроу.

Его имя, произнесенное вслух в этих стенах, прозвучало как гонг. Александра вздрогнула. Лорд Кроу. Хозяин «Вороньего Гнезда». Тот, в чьих владениях пропала Мэди. И тот, чьи смеющиеся серые глаза она запомнила в лесу. Реальность перевернулась и навалилась на нее с новой, невыносимой тяжестью. Теперь он был не просто «Харви». Он был лордом Кроу.

– Александра Ландо, – прошептала она, пытаясь сфокусироваться на его фигуре, но контуры расплывались, боль затуманивала разум.

Они свернули в небольшую, но уютную гостиную, явно предназначенную для неформальных приемов. Мягкий диван с изогнутыми ножками, глубокие кожаные кресла, мраморный камин, изящные акварели с видами поместья. Он усадил ее на диван. Александра откинулась на спинку, зажмурилась, запрокинула голову. Платок быстро превращался в окровавленный ком. Пульсация в носу сливалась с нарастающим грохотом боли в голове. Голос Харви был рядом, он что-то говорил – извинялся, успокаивал, уверял, что лекарь уже едет, но слова доносились как сквозь вату.

Прибежала служанка с серебряным ведерком, доверху наполненным колотым льдом, фарфоровой чашей с теплой водой и стопкой белоснежных полотенец. Харви схватил горсть льда, быстро и ловко завернул кусочки в тонкую льняную салфетку.

– Вот, приложите к переносице, – его пальцы были теплыми, уверенными и удивительно нежными, когда он аккуратно вложил холодный сверток ей в дрожащую руку. – Держите крепче. Это поможет остановить кровь.

Александра поморщилась от новой волны боли, но послушно прижала лед к распухшему носу. Через несколько минут кровотечение, казалось, немного ослабло. Она медленно, с усилием открыла глаза. Мир все еще плыл, очертания были размытыми. Она увидела его лицо, склонившееся над ней – красивое, с тонкими аристократическими чертами, высокими скулами, решительным подбородком и чувственным ртом. Серые глаза, глубокие и умные, смотрели на нее с тревогой. Она снова зажмурилась, убирая лед. Теплые пальцы осторожно забрали сверток из ее ослабевшей руки. Когда она открыла глаза, Харви Кроу стоял у небольшого столика, отжимая ткань в фарфоровой чаше. Потом повернулся к ней и склонился вновь, очень близко. Слишком близко.

– Позвольте… – прошептал Харви, и его дыхание коснулось ее губ, пахнущее дорогим табаком и мятой.

Его пальцы, обернутые чистым уголком полотенца, смоченного водой, коснулись ее кожи. Осторожно и невероятно нежно, он начал стирать запекшуюся, липкую кровь с ее губ, подбородка, щеки. Движения были плавными, заботливыми. Александра замерла, застигнутая врасплох этой внезапной, почти интимной близостью. Его дыхание ласкало ее кожу. Их глаза встретились. Ее янтарные, полные боли, страха и смущения, столкнулись с его серыми – глубокими, проницательными, в которых читалась тревога и волнение. Этот момент – тихий, наполненный только его прикосновениями, ее учащенным дыханием и гудящей тишиной комнаты – казался вырванным из потока времени. Неловким. Слишком личным. Неуместным. Искра пробежала между ними, заставив Александру резко вдохнуть, а пальцы Харви на мгновение замерли. Дыхание ее сбилось, сердце бешено застучало, заглушая на секунду пульсацию боли.

Харви отвернулся первым, снова опустив тряпку в чашу. Его движения стали чуть резче, как будто он отстранялся от этой внезапной близости. Он вытер руки полотенцем, тщательно, будто смывая не только кровь, но и ощущение этой мгновенной связи.

Он опустился в кресло напротив, не сводя с Александры взгляда. Его же взгляд был пристальным, изучающим, полным нескрываемого интереса, несмотря на абсурдность ситуации.

– Я приношу свои глубочайшие, бесконечные извинения, мисс Ландо. Я вышел покидать мяч этому негодяю Бакстеру… Не ожидал встретить кого-либо в этом закоулке сада в такое время. Вина целиком на мне. – Он наклонился вперед, его серые глаза ловили ее взгляд. – Скажите, умоляю, как я могу искупить свою вину? Все, что в моих силах.

Александра почувствовала слабый, болезненный укол надежды сквозь нарастающую боль. Возможность. Прямо здесь.

– Вообще-то, лорд Кроу, вы могли бы… – начала она, но дверь распахнулась.

В комнату стремительно вошел пожилой мужчина с потертым кожаным саквояжем. Лицо его было усталым, с сетью добрых морщин у глаз, но сейчас напряженным и сосредоточенным. Харви Кроу мгновенно поднялся.

– Доктор Эверс! Благодарю за скорость. – Он быстро представил: – Доктор Эверс, позвольте представить мисс Александру Ландо. Мисс Ландо, наш семейный лекарь, доктор Элиас Эверс. Я… имел неосторожность выйти поиграть с Бакстером, и… мяч угодил в лицо мисс Ландо. Прошу вас.

Доктор Эверс кивнул, его взгляд уже был настроен на профессиональную волну – быстрый, оценивающий, пропускающий через призму опыта. Он поставил саквояж, склонился над Александрой, блокируя своим телом Харви.

– Позвольте осмотреть, дитя мое, – его голос был спокойным, глубоким, как тихая заводь, внушающим доверие.

Доктор осторожно, но уверенно пальпировал переносицу, крылья носа. Каждое прикосновение отзывалось новой волной боли, заставляя ее впиваться пальцами в бархат дивана. Потом он взял ее запястье, чтобы проверить пульс. Его пальцы были прохладными.

И в этот миг мучительный спазм, острый как раскаленный нож, пронзил ее череп. Сухой, беззвучный крик замер у нее в горле. Ее пальцы скрючило судорогой. Тело выгнулось дугой, мышцы свело нечеловеческим напряжением. Глаза широко распахнулись – зрачки расширились мгновенно, поглотив янтарные радужки, превратив глаза в черные, бездонные колодцы ужаса. Лицо стало мертвенно-белым, губы побелели, задрожали. Она задохнулась, не в силах втянуть воздух в сведенные спазмом легкие.

Доктор Эверс замер. Его опытный взгляд, видевший всякое, мгновенно прочитал картину, выходящую далеко за рамки ушиба носа. Он увидел не просто боль от травмы, а жуткие признаки совсем иной, неумолимой беды. Его глаза встретились с ее глазами – в них читалась немыслимая боль, панический страх и безмолвная, отчаянная мольба: не здесь. Не перед ними. Не говорите.

Александра, собрав последние крохи воли, слабо, но отчетливо покачала головой. Движение было едва заметным, но доктор понял.

Доктор Эверс резко сглотнул, сжал губы, подавив готовый сорваться вопрос. Он развернулся к Харви Кроу и Уинстону Барроу, появившемуся в дверях как тень.

– Милорд! Мистер Барроу! – Голос лекаря прозвучал властно, не допуская возражений. – Прошу вас, покиньте комнату. Мне необходимо вправить мисс Ландо нос – процедура неприятная и требует полного сосредоточения. Ей нужен покой и отсутствие свидетелей.

Харви Кроу колебался. Его взгляд метнулся от искаженного болью лица Александры к строгому лицу доктора. Беспомощность и недовольство боролись в нем.

– Но доктор, я…

– Немедленно, милорд! – повторил доктор Эверс, и в его голосе зазвучала сталь. – Пожалуйста!