Хронофаг

Эш Веллтон

Хронофаг

Часть 1: Ледяная гробница

Шельфовый ледник «Северный Полюс-47» был не точкой на карте, а скорее условностью, плавучим городом из снега и льда, пришпиленным к дну океана. Воздух здесь был не просто холодным, он был стерильным, вымороженным до состояния абсолютной чистоты, где любая молекула запаха мгновенно кристаллизовалась и падала вниз, как микроскопический снег. Солнце, не поднимавшееся над горизонтом, окрашивало все в сизые, лиловые и розовые тона, создавая вечные сумерки, растянутые на месяцы.

Буровая установка «Умка» стояла в самом центре станции, циклопическое сооружение из стальных балок и ледяной изморози, ее огни были единственным ярким пятном в этом царстве белого мрака. Гул ее двигателей – единственным устойчивым звуком, заглушавшим вечный вой ветра.

Доктор Артем Волков, геолог-гляциолог с лицом, обветренным до состояния старой кожи, стоял у монитора, показывающего данные с бура, ушедшего на три километра вглубь ледяного панциря. Рядом с ним, закутавшись в три слоя термобелья и все равно дрожа, замерла Лиза Штраус, его аспирантка. Ее восторг от первой арктической экспедиции уже сменился глубочайшим, костным утомлением, но глаза еще горели интересом.

«Глубина три тысячи двести десять метров, – монотонно произнес оператор бура, Сергей, человек с лицом, не выражавшим ровным счетом ничего. – Идет керн позднего плейстоцена. Миллион восемьсот тысяч лет, плюс-минус.»

«Идеально, – пробормотал Волков, потирая руки. – Мы близки к цели. Гляди, Лиза, вот она, машина времени. Каждый слой этого льда – страница из учебника истории Земли. Только без людей. Без войн. Только климат, пыль из космоса, следы вулканов.»

Лиза кивнула, ее взгляд был прикован к графику на экране. Датчики показывали стандартное сопротивление льда, которое вдруг начало резко расти.

«Сергей, что там?» – голос Волкова потерял мечтательные нотки, стал жестким, деловым.

«Не понял, – нахмурился бурильщик. – Давление зашкаливает. Бур уперся во что-то очень твердое. Не похоже на скальное ложе. Слишком… однородно.»

«Останови бурение. Поднимай керн.»

Процесс извлечения керна – ледяного стержня диаметром с обруч – всегда был таинством. Но когда стальная труба с глухим стуком легла на подающий механизм, все замерли. Последний отрезок керна был не прозрачно-белым, с вмерзшими пузырьками древнего воздуха. Он был черным. Глубоким, матовым черным цветом, поглощавшим свет прожекторов.

Вокруг этого черного отрезка лед был идеально чистым, без трещин, словно ледяная масса просто остановилась, не в силах обойти преграду.

«Что за черт?» – прошептал Волков, надевая толстые перчатки. Он подошел к керну и провел рукой по черной поверхности. Его пальцы скользнули, не встретив ни шероховатости, ни температуры. Объект был холодным, но не ледяным. Он был… нейтральным.

«Обсидиан?» – предположила Лиза, подходя ближе.

«На такой глубине? Невозможно. И посмотри на текстуру. Она идеальна. Слишком идеальна.»

Они принесли образец в основную лабораторию, расположенную в утепленном модуле. Новость о «находке» мгновенно облетела маленькое сообщество из двадцати человек станции. Собрались все, кто был не на смене: биолог Алиев, маленький юркий человек с вечно живыми глазами; физик-ядерщик Ковальчук, угрюмый и скептически настроенный; врач станции, немолодая и практичная Анна Сергеевна.

Под ярким светом ламп черный параллелепипед, чуть больше чемодана, выглядел еще более инопланетно. Его форма была безупречной, углы – острыми, как лезвие бритвы. Он не отражал свет, а поглощал его, создавая вокруг себя зону визуальной пустоты.

«Давайте не будем делать поспешных выводов, – проворчал Ковальчук. – Скорее всего, это какой-то редкий метаморфический сланец или обломок метеорита с высоким содержанием иридия.»

«Метеорит, пробивший три километра льда и не расколовшийся?» – усомнилась Лиза. – «И возраст льда… Артем, лед вокруг него старше двух миллионов лет.»

В лаборатории повисла тишина. Эта цифра – два миллиона лет – была абстракцией, пока она не материализовалась в виде этого странного, молчаливого объекта.

Первые анализы только усилили тревогу. Геологический молоток, аккуратно ударивший по поверхности, не оставил ни царапины, ни вмятины. Звук удара был глухим, коротким, словно объект поглотил и его. Попытка капнуть на него кислотой не увенчалась успехом – капля просто скатилась, не оставив следа.

«Он химически инертен, – констатировал Алиев, разглядывая каплю под микроскопом. – И, кажется, абсолютно непроницаем.»

Волков отдал распоряжение: объект, получивший каталогизированное название «Артефакт А-0», должен быть доставлен на базу для более детального изучения. Энтузиазм первооткрывателей смешивался с щемящим чувством беспокойства. Они нашли нечто, что не должно было существовать. И это «нечто» молчало, и его молчание было оглушительным.

Часть 2: Лаборатория в пустоте

База «Полюс-Безмолвия», куда доставили Артефакт, была заброшенной станцией времен холодной войны, законсервированной и вновь введенной в строй для этой миссии. Она представляла собой лабиринт из ржавеющих стальных коридоров, обледеневших люков и помещений, где гуляли сквозняки, пахшие машинным маслом и одиночеством. Главную лабораторию оборудовали в бывшем реакторном зале – огромном помещении с высокими потолками, где эхо многократно усиливало любой звук.

Именно сюда, под треск аварийных генераторов и мерцание неоновых ламп, поместили черный параллелепипед. Он лежал на стальном столе посреди комнаты, как алтарь в храме неизвестному божеству.

Команда Волкова приступила к работе с методичностью, призванной заглушить первобытный страх. Но каждая попытка научного анализа оборачивалась тупиком.

Ковальчук начал с физики. Термограф показал, что температура объекта постоянна: -4.2°C. Он не нагревался от прикосновения, не охлаждался, когда его обдували струей жидкого азота. Он существовал в своем собственном термическом вакууме, игнорируя законы термодинамики.

«Это невозможно, – бормотал Ковальчук, в десятый раз проверяя калибровку датчиков. – Он не проводит тепло. Совсем. Это все равно что камень, не подчиняющийся гравитации.»

Затем подошла очередь материаловедения. Рентгенофлуоресцентный анализатор, обычно с легкостью определявший состав сплавов, выдал на экран бессмысленный набор пиков. Атомная структура не соответствовала ни одной из известных. Электронный микроскоп показал поверхность, которая на нанометровом уровне была такой же гладкой, как и на макроуровне. Ни трещин, ни кристаллической решетки. Абсолютная однородность.