Игра, в которой выживут не все

Лара Вагнер

Игра, в которой выживут не все

Как все начиналось

Темной июньской ночью 1987 года в палате старшего отряда собрались семь мальчиков и шесть девочек. То есть им самим не нравилось называться мальчиками и девочками. Но юношами и девушками называть их тоже неохота. Короче говоря – подростки, самая непредсказуемая, противная и безответственная категория, по мнению завхоза пионерского лагеря «Альбатрос». Да и не только по его мнению. Однако сейчас завхоз мирно спал и ни к кому не придирался. Обе вожатые старшего отряда находились довольно далеко – отмечали день рождения радиста в его домике. Поэтому подростки были предоставлены сами себе и очень рады такому приятному факту. Почаще бы радист отмечал день рождения. И подольше. Хоть целую неделю подряд, никто бы слова против не сказал.

Компания только-только приступила к недавно придуманной игре. Все уселись в кружок на полу, зажгли несколько свечек в стаканах. Демократически избранный председатель Глеб Степашкин раскрутил бутылку, которая лежала в центре круга. Да, здесь играли в бутылочку. Сама бутылочка (из-под венгерского вермута, абсолютно пустая) была обнаружена днем, под окном директора лагеря, выходившим в сторону лесопосадки. Только не подумайте, что это была традиционная игра. Вовсе нет. Ни о каких публичных поцелуях игроки даже не думали. Хотя, может, кто и думал, но помалкивал. А правила были другие, усложненные.

На полу рядом со Степашкиным лежала испачканная краской тряпичная перчатка. Ее подобрали на центральной аллее и притащили в палату. Наверняка перчатку обронил кто-то из персонала. Накануне в лагере был срочно замазан красной масляной краской гигантский фанерный щит. В ближайшее время ожидалась комиссия, и директор решил, что наглядной агитации на территории маловато. Поэтому приказал поставить посреди аллеи красный щит и написать на нем белыми буквами какой-нибудь лозунг. Что именно писать, начальство пока не решило. А насчет предназначения перчатки в игре станет известно немного позже.

Глеб торжественно раскрутил бутылочку, и она быстро завертелась на гладком дощатом полу. Повертелась-покружилась и наконец остановилась. Горлышко указывало на Олега Комаровского, рыжего веснушчатого симпатягу. Правда, в таком освещении его веснушки были не видны. Но это не так важно, просто к слову пришлось.

– Давай, Кома, начинай, – важно объявил председатель.

Кома не заставил себя долго ждать и открыл игру. Ее основное правило гласило: тот, на кого покажет бутылочка, должен рассказать жжжуткую историю. Желательно про вампиров. А если не про них, то сойдет какая-нибудь другая жжжуть. Рассказчики делились на группы по три человека, в каждой выбирался лучший и худший. Худшему предстояло выполнить любое задание.

История первая

Короче, это про одного директора пионерского лагеря… Звали его Иван Петрович Сидоров. Такое вот простецкое имя. Иван Петрович не был алкашом, как наш директор. Зато любил гулять налево. Вообще Ивана Петровича можно было понять. Он жил с очень ревнивой и скандальной женой, которая все время ревновала и скандалила. Поэтому Иван Петрович весь год ждал летний сезон. И поскорей сваливал в любимый лагерь. Там ему очень нравилось. В лагере работали веселые поварихи, молодая врачиха и две мускулистые физручки. Старшая вожатая тоже была ничего себе. Не то, что наша жаба. Он успевал за всеми ухлестывать.

И так работал Иван Петрович уже восемь лет. Или десять. Целые поколения пионеров сменились, даже окончили школу. И все были довольны. Но вот однажды приехала в лагерь проверяющая. Какая-то фифа профсоюзная. Или еще какая. Она почему-то прикатила в одиночку. Обычно ведь целые комиссии приезжают и предупреждают о приезде заранее. Чтобы начальство успело подготовиться. Накрыть стол, подарки припасти и все такое. А эта фифа свалилась как снег на голову. И все равно Ивану Петровичу она понравилась. Ему вообще все бабы нравились, кроме жены. Короче говоря, он обрадовался, распустил хвост и даже документы у проверяющей не проверил. А зря. Проверяющая оказалась странной теткой. Хотя довольно симпатичной внешне. Она с утра слонялась по лагерю с важным видом. Заглядывала во все щели, чего-то записывала в блокнот. Иван Петрович ходил за ней как тень и притворялся, что переживает из-за проверки. На самом деле на проверку ему было плевать. Потому что лагерь относился к одному крупному комбинату. А комбинатом руководил родной старший брат Ивана Петровича. Можно было не париться. Просто очень понравилась ему проверяющая фифа в синем костюме и на высоких каблуках. Он не хотел ее упустить. А поварихи и все остальные каждый день в лагере. Никуда не денутся, подождут.

Так, наверное, рассуждал Иван Петрович, хотя точно сказать нельзя. Не заберешься же в его мозги. Мне кажется, это не особо важно, чего он там думал…

– Кома, хватит рассуждать, – перебил рассказчика кто-то из темноты. Голос был низким и суровым. – Говори по делу, не размазывай. А то мы так до утренней линейки не закончим.

Кома недовольно зыркнул в сторону говорившего, однако по голосу его не сумел опознать.

– Ладно, раз вам пофиг на подробности, тогда сокращу историю. Так и знал, что будут перебивать… Короче, проверяющая не только проверяла столовую и всякие кружки, она с детьми беседы вела. Ну, типа, как вам тут живется. Интересно ли? Никто не обижает? Может, видели, как поварихи из столовой полные сумки выносят? Причем к старшим она не приставала. В основном средних по возрасту опрашивала. Лет так десяти-тринадцати.

И вот уже под вечер пропали куда-то двое мальчишек и одна девчонка. Сначала думали, ничего страшного, найдутся, на ужин придут. Но и во время ужина они не объявились. Конечно, тревогу подняли, весь лагерь обшарили. Никогда там раньше дети не пропадали. И проверяющая тоже куда-то сгинула. Вроде, только что здесь со своим блокнотом околачивалась…

Перевернули, значит, весь лагерь во время поисков. Никого не обнаружили. А уже темно. Тогда вожатые и почти все сотрудники вышли искать за территорию. Оставили только трех-четырех взрослых, чтобы они за порядком следили и остальные дети не разбежались. За территорией лагеря лес был. Не такой прям глухой лес, но все-таки. В темноте настоящей чащобой кажется. Ветер как назло поднялся. Деревья скрипят, ветки качаются, черные тени повсюду кружат… Люди по лесу бродят с фонарями. Зовут пропавших, друг с другом перекликаются, чтоб самим не заблудиться. Иван Петрович возглавил поиски. Дело-то серьезное, сразу про все остальное забыл.

Завхоз вдруг как вскрикнет, как упадет! Все к нему на помощь кинулись. Оказалось, он за что-то запнулся, не удержался на ногах. Ладно хоть, не сильно расшибся. Запнулся не за корень, а за женскую туфлю. На высоком каблуке и с острым носом. Туфля проверяющей. Кто еще мог по лесу на каблуках таскаться? Значит, на верный след напали, это уже немного радовало. И вселяло надежду. Идут дальше, кричат, фонарями вокруг светят. Хотя громко кричать уже сил нет, охрипли все давно. Иван Петрович впереди шагает и про себя клянется. Если найдут сейчас детей целыми и невидимыми, он пересмотрит свое поведение. И даже жене изменять перестанет. Главное детей найти. Проверяющую тоже хорошо бы отыскать, но за нее не такая ответственность. И вообще она совершеннолетняя. Раз сама умотала в лес, то и хрен бы с ней. А вот детей ни в чем не повинных жалко.

Шли они шли, совсем из сил выбились. И тут навстречу из темноты мальчишка выбежал. Один из тех, которые пропали. Уткнулся в кого-то из вожатых, руками обхватил, дрожит весь, ничего сказать не может. Понятно, что напуган до полусмерти. Кое-как его успокоили. Уж по-всякому уговаривали, расспрашивали. А он только дрожит и всхлипывает. Хотя сам по себе мальчишка был не трус. Наоборот, слегка хулиганистый. Наконец рассказал, что они вчетвером в лес тайком ушли, когда начало смеркаться. Сам бы он не пошел, его друг позвал. Весь такой активист, отличник и ответственный. Оказывается, проверяющая днем с активистом беседовала и сказала, что в лагере орудует мафия. Детей собираются заманить в автобус, вроде как на экскурсию, и увезти в неизвестном направлении. Продать заграничной мафии для опытов. Опытов и жестоких пыток над людьми. А заправляет всем директор лагеря, Иван Петрович. Иван Петрович от возмущения чуть не лопнул. Он, конечно, был не подарок, но такой клеветы точно не заслужил. Якобы проверяющую направили в лагерь заговор расследовать. Она предложила активисту и еще одной активной девочке помочь Ивана Петровича разоблачить. Это их долг как настоящих пионеров. Назначила тайную встречу в лесу, чтобы дать инструкции без свидетелей.

– И эти лохи ей поверили? – спросил кто-то. То есть не кто-то, а Илья Романов. – Туфта какая.

– Почему сразу туфта? Она же взрослая тетка. Деловая. И все видели, как директор перед ней стелился. Вполне можно было поверить. Тем более, они мелкие были. Лет одиннадцать. Максимум двенадцать. Да ты и сам бы купился, Романов.

– Я бы ни за что.

– Ага, как же. Вы дадите мне дорассказать или нет?

– Дорассказывай. Кто тебе мешает? И так понятно, что ты заливаешь. Только сейчас все придумал.

Последовала короткая пауза. А потом Кома сказал слегка изменившимся голосом:

– Если хочешь знать, Романов, то я ничего не придумал. У меня бы просто фантазии не хватило. Я не такой враль, как некоторые. Просто я и был тем пацаном. Который за другом в лес увязался. Мне тогда только одиннадцать исполнилось. В отряде и отмечали. У меня ж день варенья в начале июля.

Кто-то недоверчиво хмыкнул, кто-то присвистнул, а кто-то сразу поверил. Например, председатель Степашкин. Хотя обычно не отличался излишней доверчивостью.

– И ты все это помнишь? Я слышал, в разных жутких ситуациях у многих память отшибает.

– Нет, я помню. Может, даже хотел бы забыть, но не получается… В общем, я повел остальных туда, откуда сбежал. Несколько раз мы сбивались с дороги, но добрели до поляны. Там девчонка та, Соня ее звали, лежала вся неподвижная на траве. А Лешка, мой друг, стоял к дереву привязанный. Тетка проверяющая стояла напротив него. Хотя никакая она не проверяющая, само собой. Я-то сумел вырваться и сбежать, а вот они нет. Будто загипнотизированные. Мы и раньше могли догадаться: что-то не так. У той тетки, как отошли подальше от лагеря, глаза начали светиться. Вроде идет, разговаривает нормально, всякие интересные случаи рассказывает. Как бандитов, мафиозников и грабителей разоблачают и ловят. А у самой зрачки зеленым светом горят…

Иван Петрович закричал не своим голосом и на поляну кинулся. Другие за ним. Тетка обернулась на крик, а вместо лица у нее будто маска жуткая. Переливается зеленым таким светом. И язык длинный змеиный извивается.

Она поняла, что попалась. Все равно успела Лешку за шею куснуть. Еле оторвали от него. Но крови ни капли не успела высосать. А сама сквозь землю провалилась. Только зеленые огоньки вспыхнули в траве и потухли. Никаких следов не осталось.

– А Соня?

– Соня тоже выжила. В отключке была просто. Наверное, вампирша ее на десерт решила оставить, сначала Лешкиной крови напиться. Вот Соня и правда ничего наутро не помнила. Это даже лучше для нее было. А у завхоза, который так и нес туфлю в руке до самой поляны, ожог ладони сильный был. Долго не заживал. До самого конца смены кожа слезала. Мы с завхозом подружились. Иногда обсуждали тот случай. Завхоз и рассказал, как они нас разыскивали. Лешка с той ночи активничать бросил. Ну и правильно. Нормальным пацаном стал. На тройки съехал и пару раз в детской комнате милиции побывал. На учет пока не поставили. Мы до сих пор общаемся. Он в тринадцатой школе учится. Можете его спросить, если мне не верите.

– А Иван Петрович?

– Что Иван Петрович? Все в порядке с ним. Ту историю потихоньку замяли. Кому охота, чтобы о таком весь город шумел… Иван Петрович в том же лагере директором работает. Только мы с Лешкой туда уже ни ногой. Одного раза хватило. Воспоминания все-таки не очень приятные. Кстати, Иван Петрович тогда помирился с женой. И долго ей не изменял. Правда, потом опять начал. Я так слышал. Его соседка с моей матерью вместе работает. Они это обсуждали. Но в целом Иван Петрович хорошим мужиком оказался. Спас детей. Так что он молодец, чего уж там придираться по мелочам.

История вторая

Теперь бутылочное горлышко показало прямо на Киру Дымову, первую красавицу старшего отряда. По крайней мере, она себя такой считала. Хотя были желающие с этим поспорить. Кира начала рассказывать на редкость захватывающую историю:

– В один лагерь приехал очень красивый вожатый. Звали его Кирилл. Стройный брюнет с синими глазами и загорелой кожей.

Девочки мечтательно вздохнули. А почти все мальчики насупились. Мало кому нравится, если в его присутствии представительницы противоположного пола восхищаются кем-то другим.

Между тем Кира продолжила:

– В него сразу влюбились все вожатки. Но ему больше нравилась молодая медсестра. Только она не обращала на Кирилла внимания. Похожа была на Снежную королеву. Холодная и недоступная. Ее так и называли за глаза. Высокая, с белой кожей, тонкой талией и длинными светлыми волосами. Почти белыми. Не осветленными, а натуральными. На Кирилла она даже не смотрела. Но это ерунда. Совсем не настоящая проблема. Настоящая проблема была в другом. Ведь в Кирилла по уши влюбилась директриса лагеря. Вот как только увидела его на первой линейке, так сразу и влюбилась со страшной силой. Серафима Григорьевна была брюнеткой, под масть Кириллу. Но точно не красавица. Глазки маленькие, карие с красноватым отливом. Нос крючком, грудь огромная, живот толстый. Ноги кривоватые. Да, Серафима Григорьевна на внешность была очень так себе. И характер тоже не совсем приятный. Кошмарный, если честно. Чуть что не по ней – сразу начинает орать громким голосом. Ее даже физрук боялся. Хотя был крутым мужчиной ростом под два метра. На Кирилла она пока не орала. Зато без конца давала ему всякие вожатские поручения. Чтобы он почаще у нее перед глазами мелькал. А Кирилл наоборот старался держаться от директрисы подальше.

И только муж был в Серафиму Григорьевну до сих пор влюблен. Они много лет были женаты, а он ей все цветочки дарил и бегал на задних лапках. «Симочка, Симочка, дорогая»… Тем, кто директрису ненавидел, даже противно было слушать и смотреть, как он к ней подлизывается. А ненавидели директрису почти все в лагере. Муж ее был музыкальным руководителем. Правда, музыкального слуха у него не было, но он очень старался. Кружок вел, конкурсы придумывал, музыку для мероприятий подбирал. Все, чтобы жене угодить и оказаться на хорошем счету. Он мелкий такой был по сравнению с ней. Скромный, застенчивый, тихий. Его и звали подходяще – Тихон. Отчество не помню. Кажется, Валентинович. Да, вроде бы, Валентинович.

Но хватит уже о нем. История-то в основном про вожатого Кирилла. Однажды поздно вечером после отбоя Кирилл отправился на пруд. За территорией лагеря пруд был. Классный такой, с кувшинками. И глубокий. Про него разные слухи странные ходили. Детей туда не пускали, конечно. А сотрудники втихушку бегали иногда искупнуться. Надо было только через ограду перелезть. Ничего особо сложного. И вот плавает Кирилл в темной теплой воде среди кувшинок, и вдруг чувствует – будто течение холодное. Откуда оно в пруду? Никогда такого не было. Смотрит: на берег из воды медсестра выходит. Кирилл не заметил ее раньше. Почему – не понятно. Пруд же маленький. Если только она под водой плавала… Медсестра вышла из воды без купальника. Вся белая, как мраморная статуя. Села на большой камень, откуда-то гребень достала. Начала волосы расчесывать. Они у нее длинными-длинными стали. Днем волосы были ниже плеч, а сейчас до самой… В общем, выросли сильно. Расчесывает медсестра волосы и чего-то напевает. Нежную и красивую мелодию, заслушаться можно. На Кирилла не глядела, на звезды смотрела, не отрываясь. А Кирилл в воде прямо закипал. Ну, вы понимаете. Правда, не знал, что делать: выскочить на берег, позвать красавицу? Или просто продолжать любоваться? Сложный выбор.

Пока Кирилл размышлял над этим вопросом, к ограде приблизилась Серафима Григорьевна. Она иногда лично обходила территорию лагеря дозором. Потому что никому не доверяла и считала всех сотрудников безответственными лентяями. И увидела сквозь ограду Кирилла, который довольно далеко высунулся из воды. Он ей и в одетом виде безумно нравился. А уж когда Серафима Григорьевна увидела его практически голым… Не устояла перед страстью. Кинулась к ограде. И хотя была немолодой и толстой женщиной, быстро вскарабкалась на самый верх. Но случился облом. Юбка зацепилась, и Серафима Григорьевна повисла на ограде. На другой стороне. Сама она не могла выйти из той ситуации. Висела вниз головой, дрыгала ногами и никак не могла освободиться. А юбка уже трещала, железная ограда накренилась… Вес-то у Серафимы Григорьевны был немаленький. Кирилл, как порядочный вожатый вылез из воды и кинулся Серафиму Григорьевну спасать. Но не успел добежать до места, как медсестра отвлеклась от звездного неба и обернулась к директрисе. Прошипела:

– Опять ты?

Лицо у нее исказилось. Оставалось таким же красивым, но почему-то жутким. И раздался другой голос. Он показался Кириллу знакомым, но здорово изменившимся:

– Наконец-то я тебя нашла!

Серафима Григорьевна, которая все еще на ограде висела, вдруг изменилась. Прямо на глазах. Превратилась в стройную молодую красавицу с длинными черными волосами. Прямо не верится, как человек может в одну секунду поменяться. Но так и случилось на самом деле. Брюнетка-красавица была ловкой и гибкой. Не то что прежняя Серафима Григорьевна. Мигом подтянулась на руках, отодрала клок от своей несчастной юбки и легко, как козочка, спрыгнула на землю.

Кинулась к Кириллу, который стоял словно вкопанный. Поцеловала его в губы и бросилась на медсестру. Та поднялась с камня и была готова к сражению.

Две красавицы сражались тоже красиво. Словно в кино. Не то, что тетки в очереди за апельсинами. Бросали друг в друга огненные молнии, сыпали искрами, замахивались эффектно. Вода в озере вспыхнула сама собой, водяной костер осветил черное небо.

А Кирилл стоял в одних плавках, смотрел как завороженный на двух прекрасных женщин, которые совсем рядом дрались смертным боем.

– Я не понимаю, – вставил Степашкин. – Они за этого Кирилла, что ли, дрались?

Кира пожала плечами.

– За него, наверное, тоже. Но мне кажется, это была давняя вражда двух женщин. То есть не совсем женщин, а потусторонних существ. Которые притворялись обычными людьми. И сначала друг друга не узнавали. Или притворялись, что не узнают. Почему раньше разборки не устроили? Зачем им надо было жить среди людей? Я не знаю. И никто сейчас не ответит. Сражение закончилось плохо для обеих.

Блондинка все-таки подобралась к брюнетке и впилась зубами ей в горло. Не зубами даже, а клыками. Кровь хлынула наружу. Тут Кирилл вышел из оцепенения и кинулся их разнимать. Даже не подумал, что сам вряд ли жив останется. Ведь это были какие-то волшебные создания. Опасно рядом с ними находиться. Он схватил блондинку, оторвал ее от шеи брюнетки и забросил в горящее озеро. Но было поздно. Брюнетка совсем умирала. Только прошептала:

– Поцелуй меня еще раз…

Кирилл ее поцеловал и сразу же потерял сознание.

Очнулся на рассвете, весь в крови. Ладно хоть, не в своей. Озеро догорало. Только последние огоньки вспыхивали на поверхности воды. Черной как сажа. Кувшинки обуглились. Никого на берегу, ни живого, ни мертвого. Одежды Кирилла тоже не было. Скорее всего, она сгорела. Ведь лежала у самой воды. Кирилл с трудом поднялся, кое-как перелез через ограду. Шатаясь, побрел по территории лагеря. Все пока спали. Никто Кириллу навстречу не попался. По дороге он зашел в душ-будку, отмылся от крови. Дотащился до деревянного домика, где ночевал с другими тремя вожатыми. Рухнул на постель и снова отрубился.

Его еле разбудили. В лагере наутро – ЧП. Все на ушах стояли. Серафиму Григорьевну муж нашел неподалеку от их домика. Она была уже в обычном своем виде. Только мертвая и вся израненная и растерзанная. А на горле – глубокая рана и следы клыков. Милиция приехала, следствие началось. Всех опрашивали. Тихон Валентинович попал под подозрение. Считалось ведь, что он последним видел Серафиму Григорьевну живой. И вообще, он муж. Мало ли чего в семейной жизни может произойти. Его даже арестовать собирались. Но эксперты сказали: не мог он такое с Серафимой Григорьевной сотворить. С такой силой и такой жестокостью. У экспертов ведь есть разные способы проверки. И опять же следы клыков. Тоже не совпадает. Лагерь после этого события закрыли с концами. Кто захочет своего ребенка, даже самого отпетого, в такой лагерь отправлять? Только сумасшедший. А сумасшедших не так уж много, на целую смену не наберется.

Милиция ничего не сумела раскрыть. Дело об убийстве зависло без обвиняем— Это называется «висяк», – подсказал Стас Воропаев.