Мидсайд

Александр Иванников

Мидсайд

Глава 1. Прибытие

Знаешь, в чем суть конца света?

Он не врывается на порог с архангелами и не сыплет метеорами. Оглянувшись назад, понимаешь – он был здесь всегда. Вползал в твою жизнь медленно, как ржавчина, под монотонный гул дождя, который уже неделю пытается смыть этот сраный город в Тирренский залив.

Сан-Риччи… Двенадцать лет назад какие-то пиджаки назвали эту дыру «жемчужиной» Новой Италии. Райский уголок, который, якобы, не задела Евро-война.

Рассказали бы они эту сказку бедолагам, которые дохли в канавах, пока корпорации строили хромированные башни…

Их "безоблачное завтра" длилось максимум два года – пока залив не решил забрать от суши пару километров, а климат окончательно съехать с катушек.

Смачная пощечина по морде снобам, которые уже делили прибыль. И нет, у ублюдков в рукаве не было козыря… они просто взяли и свалили.

По-любому, самый жирный из совета директоров просто встал и сказал что-то вроде: «Город неликвид, снимаемся с места, парни».

Итог? Вечная пальба, нищета и грязь. Все стало по-старому, не успев начаться.

В этот день Стим-Вейв, как и последние надежды "низов": одним глазком взглянуть на красивую жизнь, – уверенно пошел на дно… и потянул за собой все остальное…

Начинаем.

Из глотки шторма, которую вот-вот должно было стошнить на эту Богом забытую дыру, вывалился спасательный шаттл. Прямиком из столицы. AS-X «Спектр». На боку блестит голограмма «СЭР». Служба Экстренного Реагирования.

На деле – очередные псы на поводке у тех, кто больше платит. Прилетают, только чтобы спасти пару важных задниц и попасть в вечерние новости.

– Тридцать секунд, – просипел в комлинк пилот.

Помимо него, в стерильной тишине кабины сидел единственный пассажир – Энцо де Лука.

Имя, как у оперного певца, а рожа – будто её вытесали из мрамора в столичном инкубаторе.

Брюнет, голубые глаза под служебными линзами, куртка из "арамидных волокон", которая стоит больше, чем квартира в центре этой провинции, шеврон и тактические перчатки.

Не спасатель, а ходячая реклама милитари-каталога.

Смотрит сверху вниз на тонущий город, будто на тактическую карту, а не на место, где прямо сейчас ломаются тысячи жизней.

– Начинается… – пилот с силой вцепился за штурвал, когда молния сверкнула в паре метров от кабины.

– Просто опусти меня на землю и сваливай, пока эта лужа и тебя не сожрала… – наконец выдал Энцо.

Хоть что-то живое прорезалось…

Когда-то для него этот звук – приглушенный рев ливня – был колыбелью.

Сейчас это тяжелое соло по катастрофе, чумба.

И внизу уже вовсю идет концерт…

– ВНИМАНИЕ! ЖИТЕЛЯМ МИДСАЙД… – заорал бездушный голос с каждого столба.

Голос, которому плевать, слышишь ты его или уже захлебнулся.

– В СООТВЕТСТВИИ С ПРОГНОЗОМ… УГРОЗА ЗАТОПЛЕНИЯ… НЕМЕДЛЕННО… ЗОНУ ЭВАКУАЦИИ… – когда сообщение закончилось, напуганные толпы повалили изо всех щелей, готовые сожрать друг друга за место в спасательной «шлюпке».

Классика остросюжета…

Спектр приземлился на холм Кастеллана. Дверь съехала в сторону, и наконец, Энцо ступает на родную землю. Нос сразу встретил запах мокрой земли и озона: фирменный парфюм Сан-Риччи.

– А вот и столичная кавалерия, – раздается прокуренный голос. – Уже думали, ты завис с чашкой эспрессо. – Из полумрака вырисовывается местный начальник.

Этот уже похож на человека.

Уставший, побитый непогодой, седой мужик в дешевой униформе.

– Марко, оставь сарказм для отчета.

– Ладно, «босс». Давно не виделись, – на лице мужика мелькает что-то похожее на радость.

– Пожалуй.

– Фитц о тебе весь день гудит. Говорит, проставится лучшей «Граппой», когда этот бардак закончится.

– Он здесь?

– Спасает кормящую руку, хе-хе. Ну ты понимаешь. Слушай… давай потом, как раньше, а? Посидим в старой, доброй…

– Если места останутся… – перебивает Энцо.

И проходит в командный пункт, оставив старину Марко с протянутой рукой.

Внутри шатра прет мокрой синтетикой, а с голографического экрана какие-то напыщенные мудаки вещают про «климатический коллапс» и «каскадный отказ инфраструктуры».

Бла-бла-бла. Корпоративный треп, чтобы сказать одно: «Мы все просрали, но виноват климат».

– Статус. – Бросил Энцо, глядя на тактическую карту.

Сектор Стим-Вейв пульсировал красным.

– Сам видишь. Город тонет. Люди «срут кирпичами». Стандартная программа. Три вертушки набили, еще пять на подлете. Правда… есть одна проблема…

– Говори.

– Дюжина гражданских разом пропала с радаров. Сигнал просто исчез.

– Глушилка? – нахмурился Энцо.

– Военная или корпов. Хер пойми, кто из них больше любит вставлять палки в колеса. Решили видимо поиграть в прятки. Придурки…

– А вообще как со связью?

– Обрывается через раз.

Линзы спасателя сверкнули, накладывая на сетчатку карту частот. Помехи.

Вся эта новомодная цифровая херня летит к чертям при первом же чихе.

– Понял. Переключаемся на «Везувий».

Брови Марко поползли на лоб.

– «Везувий»? Да этим старьем еще во время мировой пользовались. Аналоговый хлам.

– Именно. При всем желании не заткнуть и на шторм ему плевать, – отрезал Энцо.

Надо же, в голове у этого манекена иногда проскакивают здравые мысли.

Тут в шатер вваливается какой-то салага-спасатель.

– Что еще? – в голосе Энцо звенит сталь.

– «Сирена», твою мать… – выдыхает парень. – Заперлась одна баба на Ил-стрит. Включил скелет, хотел дверь вынести…

– И?

– Она дверь приоткрыла и прикладом! «Ремингтон»! – салага сплевывает кровь. – Орала, что-то вроде: «сдохнет здесь, дом не бросит…».

"Сирена". Ремингтон. Для всего мира – название бара и старый дробовик. А для «героя» в дорогой куртке – это как удар под дых.

Он повернулся к Марко. Голос стал тихим.

– Она здесь?

Марко, молча, уткнулся в планшет. Пролистал эвакуационный список до конца и поднял глаза. Без слов.

Ее упрямство могло спорить на равных со стихией, – конечно, ее нет в вашем шапито.

– Идиотка! – Энцо сорвался на крик.

Вот он. Не столичный гонк, а простой парень, который понял, что его прошлое вот-вот смоет к херам.

Он рванул из палатки в дождь.

– Спятил?! – Марко перехватил его. Крепкая рука вцепилась в прочный материал комбинезона.

Планшет мерцал перед лицом, подсвечивая таймер: "критический подъем… 4 часа 51 минута".

– В любую минуту может накрыть! Особенно у нас! Забудь про алгоритмы!

– Пол жизни в ее баре и столько же на этих улицах! Дашь ей утонуть?! – Энцо стряхнул его руку.

Марко сдулся.

– Свободные руки есть? Транспорт?

– Нет, но… раз пошла такая пьянка, я могу…

Секундная пауза. Энцо посмотрел на хаос вокруг. На испуганных людей. Выдохнул.

– Координируй вывоз, – начал он командирским тоном. – Если через три часа не выйду на связь… спиши на издержки. Узнайте где пропали те придурки и… вытащите всех. Надеюсь на тебя.

Темный силуэт рванул по склону, послав на три буквы все протоколы и приказы.

– Сукин сын! И без тебя дерьма хватает! – заорал ему в спину Марко.

Да. Но теперь это НАШ сукин сын. Пошел, рокербой! Покажи им!

Глава 2. Мидсайд

Мир хотел свернуть ему шею с самого начала. Каждый шаг по этому скользкому дерьму как последний «пошёл нахер» от города, который и так захлёбывался в собственной моче. Энцо было плевать.

Цель оправдывала любую грязь.

София… их общая история – словно ржавый чип, который коротит от воспоминаний, пока ты не начинаешь блевать.

Он хотел «спасти», вырвать ее из этой дыры. А она? Она всегда была ее частью. Её корнем.

Такой, либо «срезают», либо «гниют» вместе с ним.

Последний рывок, и вот – Мидсайд-авеню. Наверху, в лагере беженцев, – паника, жизнь… А здесь – тишина. Мертвая, сука, тишина. Только его шаги и стук капель по капюшону.

Вода еще не сожрала улицы целиком, так, лужи по щиколотку. Они превращали дорогу в разбитое зеркало, где корчились неоновые вывески. Город смотрел на него тысячей глючащих глаз и спрашивал: «Какого хера ты вернулся, мудак?»

Бездушный голос из динамиков все еще втирал сообщение в пустоту.

«…ВНИМАНИЕ… УГРОЗА ЗАТОПЛЕНИЯ…» – слова бились о мокрые стены. Улица была усеяна мусором после эвакуации – маленькими трагедиями обывателей, на которые у Энцо не было времени пялиться.

Вот валяется модный кроссовок с самозатяжками, мигает красным, сдохла батарейка.

Чистая поэзия, мать ее…

Дальше – треснувший планшет с недописанным сообщением для мамочки…

Энцо заставил себя отвернуться. Корпоративная прошивка в башке орала: «Побочный эмоциональный ущерб». Только воспоминания о родном дерьме, из которого он вылез, не давали фильтру работать.

Он еще помнил эту улицу живой. Подростки на грави-скейтах, барыги, впаривающие паленые чипы, и вывешенное кружевное белье из борделя «Бомонт» – старая традиция для залетных туристов.

Теперь эта грязь пахла могилой. Мокрый бетон, ржавчина и сладковатая вонь гниющей органики из мусорных баков.

Он взглянул направо. «Железо и хром». Темно. Старик Грасс когда-то учил его здесь отличать военный сплав от корпоративного: «Все, что блестит, – не всегда титан, парень…», – хрипел старик, хлопая его по плечу рукой в металлической стружке. Теперь из-под ворот текла радужная пленка масла.

Прощай, старая школа.

Дальше по улице – лапшичная Старого Тана. Крохотная конура, зажатая между блестящим хромом полицейского участка и секс-шопом.

Идеально.

Тан, сморщенный старик с киберглазом, вечно подкидывал им с Марко двойную порцию мяса и бормотал на своём: «Спасатели хреновы. Сами тощие, как скелеты». Сейчас дверь была выбита. Не мародёры. Просто старик давно отбросил коньки, и будка пустовала. Изнутри несло тлетворным холодом. Всё тепло, казавшееся вечным, куда-то смыло…

Энцо вывел на сетчатку таймер. Четыре часа двадцать минут. Время ещё есть. Напоследок он решил заглянуть ещё в одно место.

В конце авеню была площадь с био-сквером «Люмина» – гордость района. Корпоративный высер от «Эдем Прайм»: голографические сакуры, которые никогда не осыпались, флуоресцентный мох и механические колибри. София тащилась от этой херни: «Они хотя бы не притворяются» – говорила она.

Пластиковый рай для тех, кто забыл, как выглядит настоящее небо.

Теперь и эта иллюзия сдохла… Сакуры дёргались и рассыпались на пиксели, мох коротило, а одна из птичек билась о фудтрак, издавая скрежет, от которого хотелось вырвать себе уши.

И вот оно – то, ради чего он плёлся сюда. Её метка. Граффити. Сирена с задранным подбородком, нарисованная неоном. Её фосфоресцирующие глаза смотрели прямо на него сквозь пелену дождя.

Её автограф…

Он протянул руку, но перчатки почувствовали только холодную сырость стены.

Хватит ностальгии, чумба. Пора двигать сюжет.

Вывеска «Сирена». Русалка с отбитым хвостом. Жалкое зрелище. Но сам бар – единственное здание, которое не собиралось сдаваться.

Крепко сбитый ублюдок.

Энцо остановился у двери. Собрался с мыслями и постучал.

Тишина. Ветер. Врезал по двери еще раз.

– Отвали! Пока я твой зад свинцом не нашпиговала! – ее голос, резкий, озлобленный тон. Даже сквозь толстенную дверь в нём звенела сталь. – Я сказала, проваливай!

Энцо криво ухмыльнулся. Ничего не изменилось, значит, Лео свою порцию «гостеприимства» точно от нее получил.

И тут он вспомнил. Биометрический замок. Старик Грасс был параноиком, а Энцо, ещё сопляком, ковырялся в этой системе и добавил свой отпечаток «на всякий случай»…

– Сработает? – он приложил ладонь к сканеру. Гудение. Щелчок. Дверь открыта. Пара шагов и столица пересекла родной порог.

Она была там. Молча стояла, оперевшись на барную стойку, типа королева на троне из обломков, держит в обманчиво хрупких руках «Ремингтон». Аварийные лампы словно вырезали её силуэт из теней прошлого.

Короткие волосы лунного цвета диссонировали с её темными, бездонными глазами, похожими на омут. Джинсы, небрежно завязанный на тонкой талии фартук и мятая рубашка, подчеркивающая ее упругую…

В штанах снова заиграло, да, рокербой?

Увидев своего дружка, она даже не вздрогнула. На губах расцвела ядовитая усмешка.

– Надо же, кто вернулся! – голос сочился сарказмом. – Столичный ошейник наконец лопнул?

Энцо сжал кулаки.

– София Грасс, тебе вода уши залила?! – рявкнул он и вытянул руку в сторону окна.

Вдалеке мигала красная сирена. Сквозь помехи доносилось: «…НЕМЕДЛЕННО ПОКИНЬТЕ…КРИТИЧЕСКИЙ ОБЪЕМ…»

– Хватай свои манатки, и на выход! – шагнул к ней пацан.

София демонстративно положила дробовик на стойку и принялась протирать стакан, будто важнее дела не было.

– У нас нет времени Грасс, плотину скоро порвет!

– Как символично, – прервала она. – У одних рвет плотину, у других – совесть. С каких пор моя судьба стала твоей проблемой? Последние пять лет тебя это не волновало.

– Я не мог… Хватит!

– Не мог или не хотел? – В её глазах был лёд. – Ты сделал свой выбор. Мерцающие башни, быстрые тачки и чистая вода. Теперь я сделаю свой.

– Думаешь, это было легко?! – заорал он. – Каждый грёбаный день я смотрю вниз с высотки на то же дерьмо, из которого, по-твоему, сбежал! Но я пришёл сюда, потому что не могу позволить, чтобы последнее, что я о тебе вспомню, был гребаный некролог!

– Браво! – она издевательски похлопала в ладоши. – Искупить вину. Только я не твой «крест»!

– Хочешь стать трупом на дне залива, так?!

– Я вижу, ЧТО за окном! – заорала она в ответ. – Слышу, как эта гребаная сирена надрывается! И знаешь что?! Пошло оно всё!

Внезапно сирена заткнулась.

– Не позволю… – его лицо кипело от гнева и «заботы».

– А кто ты такой, чтобы мне «позволять»?! – в её голосе зазвенел металл. – Мой отец? Мой парень? Ты никто, Энцо! Просто идиот, который, когда-то решил, что знает, как мне лучше жить!

– Вынесу тебя, если придётся! – сказал он.

– Только попробуй… – София схватила дробовик.

Энцо сделал шаг. Она не отступила.

– Думаешь, я променяю это место на койку в вашем шатре?! Пошёл ты! Я не брошу «Сирену», как когда-то ты бросил… – она осеклась, когда пацан рванул вперёд.

Завязалась короткая, нелепая возня. Стаканы полетели на пол. Он пытался схватить её, она отбивалась. Шторм из рук и ног, выкрикнутых проклятий, словно борьба двух человек, пытающихся причинить друг другу боль, потому что это был единственный способ достучаться.

Конечно, наш корпоративный щенок был сильнее, его тело было оттюнинговано по последнему слову техники.

Он вжал её в стену, стянув ее запястья в своей хватке, дробовик с грохотом упал на пол.

– Ненавижу тебя! – Её грудь вздымалась, в глазах пылала ненависть, такая чистая твою мать, что была прекрасна.

Их лица были в сантиметре друг от друга.

– Встань в очередь! – Процедил он сквозь зубы, уже готовый закинуть её на плечо и бежать.

Но вдруг, по заветам Тарантино…

Дверь оглушительно распахнулась. В проёме стояли четверо.

Ублюдки из тех, что вылезают на свет, когда город начинает пожирать сам себя. Хром, оружие и жажда крови. Полный комплект…

Тот, что был впереди, с красным, как стоп-сигнал, оптическим имплантом, оскалился.

– Похоже, мы вовремя, стая. Представление только начинается…

Глава 3. Carne

«Обожаю» этот бред. Когда напряжение уже ненасытно стягивает с тебя джинсы, готовое на все, и тут, отбитому наглухо режиссеру, в башку прилетает «гениальная» мать ее идея. Флешбек.

За пару часов до событий…

Тишину побережья разорвал рев кастома. «Демон». Эта груда железа, злобная как киберпсих на стимуляторах, перегородила шоссе на Стим-Вейв.

Байк распластался на асфальте, будто хищник в засаде. Его хромированные бока едва отсвечивали в свете аварийных огней брошенных на обочинах тачек. От раскаленного движка валил пар, смешиваясь с холодной моросью.

Альдо вырубил мотор. Тут же в уши ударил вой сирен и глухой рокот.

Это океан, чумба, решил, что с него хватит, и пошел во все тяжкие.

Он лениво снял ногу с подножки. Тяжелый ботинок со стальной вставкой смачно ударил по мокрому асфальту. Из кожаной куртки, цвета запекшейся крови, он вытащил помятую пачку «NTrash». Зажал сигарету в зубах. Старая зажигалка с черепом чиркнула. Пламя на секунду выхватила его рожу: жесткий подбородок, эспаньолка и гладкий бездушный кибер-визор вместо глаз. Красная полоса сенсора под ним вспыхнула, когда он затянулся.

Главарь «Carne». Альдо. «Мясник».

Не потому что кромсал ублюдков направо и налево, хотя и это он делал с удовольствием, а за то, как холодно и точно он препарировал любую проблему: будь то чужая банда или корпораты.

Один его вид, от мертвого света визора до набыченной фигуры, орал об этом громче любой рекламы.

На обочине, переминаясь с ноги на ногу, как застенчивая проститутка, стоял Нико. Его «Импульс» жался к обочине, пока байк брата нагло перекрывал всю трассу.

Этот кутался в черное худи, которое намокло, и прилипла к его сутулой спине. Капли стекали по длинным сальным патлам. Морщился так, будто ему в рот насрали.

Нико, мать его, «Слизняк». Нетраннер, гений в Матрице и абсолютный ноль в реале. Он ненавидел эту сырость, запах сигарет, а от вида крови его просто выворачивало.

Короче, белая ворона в стае голодных псов.

Мясник махнул ему рукой не оборачиваясь.

Младший покорно подтащил свою задницу, хлюпая по лужам. Встал за спиной брата, пытаясь увернуться от дыма.

Наивный Слизняк.

Альдо медленно повернул башку и выпустил облако дыма ему прямо в лицо. Тот закашлялся, слабо и коротко, как чихуахуа.

– Чуешь этот запах?.. – Альдо вдохнул полной грубью это дерьмо, которое тут ласково называли воздухом. – Запах свободы… И бабла. Корпы смылись, поджав хвосты. Туда им и дорога. Стим-Вейв наш, мелкий. Весь до последнего мокрого камня.

Нико задергался, озираясь по сторонам.

– Сканеры еще ловят присутствие СЭР. Дроны на востоке. Заглушил их основной канал, но они все еще могут слить картинку. Мы тут не одни, Альдо.

– Значит, накормим их свинцом, – отрезал Мясник и харкнул на асфальт. – Ты всегда был таким. Вечно ссышься, как школьница… – выпустил еще один клуб дыма. – Благо для грязной работы у меня есть другие…

Тут тишину нарушил рев моторов. Из-за поворота, разрезая водную муть, вылетела дюжина байков. Разношерстные, но рычали в унисон. На каждой машине – скалящаяся вольчья морда, жрущая мясо. «Carne».

Стая в сборе.

Первым подрулил Носорог на своем монстре – трехколесном трайке, гибриде чоппера и гребаного трактора. Трехметровый громила с бритой под угловатую армейскую прическу головой и желтыми бычьими глазами. Байкерский кожаный жилет, скроенный как минимум из трех и огромная рваная футболка.

– Мясник, – коротко кивнул он.

Рядом затормозил Змей на максимально облегченном, как и он сам, чоппере. Худой, дёрганый, с безумным блеском в глазах. Его длинные волосы цвета рептилии были зачесаны вперед, закрывая змеиные татухи на хитрой роже.

– Наконец-то… – прошипел он, облизываясь. – Лезвия уже чешутся.

С другой стороны грациозно подвалила Рыжая на ярко-красном спортбайке. Она сбросила скорость, ловко поставив ногу на асфальт. Пламенные волосы были выбриты на висках, а длинная коса, перехваченная кожаными ремешками, падала на плечо. На бедре – тяжелый револьвер с перламутровой рукоятью.

– Слизняка, на удачу, притащил? – ее голос сочился насмешкой. Посмотрев на Нико, Соня едва заметно скривила губы.

Альдо не слушал их треп. Просто достал обрез и выстрелил в воздух.

Банда отбросов, нашедшая семью в реве моторов и запахе крови, замерла в ожидании.

Подойдя ближе к публике, Мясник взял слово:

– Волны вынесли нам тушу, набитую криптой и хромом! И мы будем рвать ее, пока сами не сдохнем! Гребите всё, что блестит, что можно выпить или вколоть! А тех, кто будет против… – Альдо сделал последнюю затяжку и швырнул бычок в лужу. Тот зашипел и погас.

Грабь, жги, убивай. Добро пожаловать в Найт… То есть, в гребаный Сан-Риччи. Какая, нахер, разница…

Стая сорвалась с места, ведомая жаждой наживы, прямиком к тонущему Стим-Вейв.

Минута по трассе и из этой водяной взвеси выплывает рекламный щит. Обещание рая от корпов, «солнечный» и «незабываемый» курорт.

На нем, конечно же, очередная пластиковая кукла. Поп-айдол, которую пихают в каждый брейнденс и на каждую банку колы. Стоит в купальнике, тот едва прикрывает ее «заводские настройки». Своей силиконовой улыбкой она как бы говорит: «Отдайте последние эдди, тупые ублюдки, и будьте счастливы».

Альдо, который несся впереди всей стаи, ухмыльнулся и выжал газ до упора.

Стим-мать-его-Вейв. Золотая клетка для богатеньких крыс. Бурая грязная вода здесь уже уносила с собой всякое пляжное дерьмо: шезлонги, знаменитые пластмассовые пальмы, мусорные баки и одинокий детский велик.

Глаза байкеров – голодные, как у стаи гребаных гиен перед падалью, впились взглядом в брошенные особняки.

Носорог смачно харкнул в воду. Его трайк довольно заурчал.

– Вон та халупа слева. Похожа на крепость. Ломаем?

Рыжая соскочила со своего байка, легкая как кошка. Окинула взглядам кованые ворота.

– За самой толстой дверью либо самый жирный куш, либо самый злой кусок свинца в башку.

– Сюрпризы – моя работа. – Прошипел Змей, его пальцы уже подрагивали от предвкушения.

Альдо поднял руку, сжатую в кулак, в котором сосредоточилась вся его воля. Секунда тишины, нарушаемая только воем шторма. Кулак падает вниз. Без слов. Без приказов. Просто сигнал. Фас.

Стая сорвалась с цепи. Они рассыпались по району, как ртуть по битому стеклу.

Носорог, верный своей тупой прямолинейности, не стал возиться с замками. Он направил свой трехколесный таран прямо на ворота виллы. Металл взвыл, как под пытками, петли вырвало из бетона, и вся эта кованая херня рухнула в воду. Но как только он вкатился во двор, из идеально подстриженного газона, как прыщ, вылезла гладкая белая полусфера. Раздался сухой, смертельный щелчок, и очередь трассеров вспорола воздух, высекая искры из брони его трайка.

– ТУРЕЛЬ! – предупредил Носорог, вжимаясь в руль, который был единственным укрытием.

Спасибо дубина! А то мы не видим…

Змей уже двигался. Проскользнул вдоль стены забора, тенью в мертвой зоне.

– Потанцуй с ней немного, здоровяк! – крикнул он.

И пока Носорог наворчивал смертельные круги по газону, Змей выхватил из рукава плазменный нож. Короткий взмах и кусок стали полетел к цели. Нож впечатался точно в оптический сенсор. Раздался треск лопнувшей линзы, и турель начала поливать свинцом небо, а потом заткнулась, издав жалкий электрический стон.

Пока мелюзга ковырялась в песочнице с турелями, Альдо и его штурмовая группа уже перли к главному призу. Самое высокое здание, самый жирный пентхаус.

Гнездо главной крысы с видом на то, как сраный мир уходит на дно.

Хрупкая стеклянная дверь встретилась с сапогом Мясника.

Логика корпов: носится с безопасностью, но двери просто «заходи-бери… Праздник для мародера.

Стекло взорвалось к чертям, осыпав пол дождем из острых, как гребаная бритва, осколков.

С дробовиком наизготовку, вожак влетел первым. Тишина. В воздухе стояла вонь дорогих духов и отсыревшей древесины. Он тут же снес прикладом какую-то нефритовую вазу, которая стоила больше, чем вся его жизнь. Похер. Разлетелась на куски. Следом огромный голографический портрет самолюбивого, корпоративного ублюдка. Теперь у него дырка в башке.

Символично.

Альдо откинул картину. Сейф как по заказу.

У него, видимо, была чуйка на это дерьмо.

– Бикфорд!

Шкаф по кличке Бикфорд, второй по величине в банде, уже осматривал стену. Он даже не успел притронуться к ней, как стена сама ожила. Из скрытых панелей выскользнули две хромированные твари, вылизанные до блеска. Похожие на доберманов машины для убийства. В их оптике горел адский огонь, а титановые челюсти были готовы рвать плоть.

Одна из железяк с низким электронным рыком кинулась на Бикфорда. Тот успел выставить руку, когда челюсти псины щелкнули как гидравлический пресс. Громила взревел от боли и ярости, пытаясь оторвать от себя механическую сволочь. Второй кусок металла рванул на Альдо.

Мясник не дернулся.

Это танец, который ты учишь на улицах, чтобы не сдохнуть.

Шаг в сторону. Ушел с линии атаки. Тяжелый ботинок снова в действии. Со всей дури влетает в бок машины. Пса отшвырнуло на кофейный столик из цельного оникса. Столик вдребезги. Прежде чем ублюдок успел снова встать на лапы, Альдо вскинул дробовик… Крупная дробь превратила кибер-морду в месиво из проводов и расколотых чипов.