Лотти и Финн: Проклятие Плачущей Мельницы

– Ты… Гретхен? – прошептала она.

Девочка в зеркале кивнула. Её губы снова шевельнулись – но звука не было. Только шорох, как будто ветер прошёлся по сухим листьям.

– Она не может говорить громко, – вдруг сказал Финн. – Здесь… что-то заглушает голос.

– Откуда ты знаешь? – удивилась Лотти.

– Не знаю. Просто… чувствую.

Он тоже подошёл к зеркалу. Посмотрел на девочку.

– Мы тебя вытащим. Обещаю.

Гретхен слабо улыбнулась. И в её глазах – на миг – мелькнуло что-то живое. Надежда.

Но тут —

Скри-и-ип…

Не снизу. Не сверху.

Со стены.

Они обернулись.

На каменной стене – напротив зеркала – появилась… тень.

Не обычная. Не от свечи, не от огня.

Живая.

Она медленно поднималась вверх – сначала как пятно, потом как силуэт, потом как… женщина.

Высокая. Худая. В развевающемся платье. С длинными, как нити тумана, волосами.

И… она плакала.

Не всхлипывала. Не рыдала.

Плакала… тихо.

Так, как плачут те, кто уже забыл, как выглядит утро. Те, кто плачет не от боли, а от того, что боль стала частью их кожи, их дыхания, их теней.

– Мельничиха… – выдохнул Финн.

Тень не двинулась. Не заговорила. Просто стояла. И плакала.

А по стене – от её глаз – текли… слёзы.

Но не водой.

Светом.

Тонкими, мерцающими струйками – как будто кто-то разлил по камню жидкие звёзды.

Они стекали вниз… и исчезали в полу.

– Она… не хочет нас пугать, – тихо сказала Лотти. – Она… просто не знает, как ещё плакать.

– А если она нас запрёт здесь? – спросил Финн.

– Тогда мы заплачем вместе с ней.

Финн посмотрел на сестру.

– Ты… серьёзно?

– Абсолютно.

Она снова повернулась к зеркалу.

– Гретхен… ты знаешь, как нам помочь?

Девочка кивнула. Подняла руку – и указала… вниз.

На пол.

Под ноги.

Дети опустили взгляд.

Там, прямо у основания зеркала, лежал… камень.

Обычный? Нет.

Он был тёмно-серый, с прожилками, как будто кто-то провёл по нему пальцем и оставил следы. Форма – неправильная, угловатая, но… удобная. Такой, что хочется взять в ладонь.

– Что это? – прошептал Финн.

Лотти наклонилась. Подняла.

И в тот же миг —

Камень задрожал.

Не сильно. Еле заметно.

Как будто… всхлипнул.

– Он… плачет? – ахнула Лотти.

– Это невозможно, – сказал Финн. – Камни не плачут.

– Этот – плачет.

Она прижала его к груди.

И…

Камень стал мокрым.

Не от росы. Не от воды.

От… слёз.

Тёплых.

– Он чувствует её, – прошептала Лотти. – Гретхен. Он плачет… потому что она плачет.

– Откуда ты знаешь?

– Потому что… – Лотти закрыла глаза. – Потому что я тоже чувствую.

Она сжала камень в руке.

И… заплакала.

Тихо. Без всхлипов. Без криков.

Просто – слёзы покатились по щекам.

Потому что ей было жалко девочку в зеркале.

Потому что ей было жалко тень на стене.

Потому что ей было жалко эту мельницу, этот лес, эту деревню, где сто лет никто не знал правды.

Потому что иногда – чтобы что-то исправить – нужно просто… заплакать вместе.

И в тот момент —

Камень начал греться.

Сначала чуть-чуть.

Потом сильнее.

Потом – так, будто внутри него зажгли маленькое солнышко.

– Лотти! – воскликнул Финн. – Он… он тёплый!

– Я знаю, – прошептала она, не открывая глаз. – Он… благодарит.

Она открыла глаза.

Посмотрела на зеркало.

Гретхен… улыбалась.

По-настоящему.

А тень на стене… перестала плакать.

Она всё ещё стояла. Но теперь – смотрела на Лотти.

И в её глазах – если у теней есть глаза – мелькнуло… удивление.

Потом – благодарность.

Потом – надежда.

– Мы на правильном пути, – сказала Лотти.

– Но что делать дальше? – спросил Финн.

– Ждать. И слушать.

Она снова посмотрела на камень.

– Ты… можешь сказать нам, как вывести Гретхен?

Камень не ответил.

Но… стал ещё теплее.

И вдруг —

Звяк!

Колокольчик в её кармане – сам по себе – зазвенел.

Тихо. Нежно.

Как будто кто-то невидимый сказал: «Идите дальше. Я с вами».

– Он хочет, чтобы мы шли, – сказала Лотти.

– Куда?

Она посмотрела на зеркало.

– Туда.

– В зеркало?!

– Да.

– Но… как?

– Не знаю. Но камень тёплый. Значит – мы идём правильно.

Она подошла к зеркалу.

Протянула руку – не к стеклу, а… внутрь.

И…

Пальцы прошли сквозь отражение.Не разбили. Не ударились.Прошли – как будто в воду.– Финн… – прошептала она. – Иди сюда.Он подошёл. Побледневший. Дрожащий. Но – не отказавшийся.– Ты… серьёзно?– Абсолютно.Она взяла его за руку.– Держись крепче.Он кивнул.Сжал её ладонь.

И…

Они шагнули в зеркало.

То, что было дальше – нельзя описать словами.

Потому что там не было слов.

Там был… туман.

Тёплый. Мягкий. Пахнущий полевой мятой и детским сном.

Они шли – держась за руки, не отпуская камня, не выпуская колокольчик – и вокруг них… плыли образы.

Маленькая девочка бежит по полю – смеётся, за ней – мама, тоже смеётся, держит в руках венок из ромашек.

Девочка падает – не плачет, только смотрит на пораненное колено – и мама целует его, и боль уходит.

Девочка стоит у мельницы – просит: «Можно, я залезу на колесо?» – мама говорит: «Нельзя, опасно» – девочка обижается, убегает.

Девочка лезет на колесо – одна.

Колесо вдруг начинает крутиться – неизвестно почему.

Девочка падает…

…вниз…

…в темноту…

…в тишину…

…в забвение…

– Это… Гретхен? – прошептал Финн.

– Да, – ответила Лотти. – Это то, что она забыла.

– Почему?

– Потому что… больно помнить.

Туман сгустился.

Образы исчезли.

Впереди – свет.

Не яркий. Не слепящий.

Тёплый.

Как объятие.

Они вышли.

Они стояли… в комнате.

Небольшой. Уютной.

С деревянным полом. С окошком, занавешенным ситцевой занавеской. С кроватью, застеленной одеялом в цветочек. С полкой, где стояли книги и игрушки.

И… с девочкой.

Настоящей.

Не в зеркале.

Не в тумане.

Живой.

Она сидела на кровати. Сжимала в руках тряпичную куклу – точь-в-точь как Мишка, только поношенную, с вытертыми пятнами и одним глазом, зашитым ниткой.

Она подняла голову.

Посмотрела на них.

– Вы… пришли за мной? – прошептала она.

– Да, – сказала Лотти. – Мы тебя нашли.

– Я… Гретхен.

– Мы знаем.

– Я… не хотела убегать. Я просто… хотела залезть на колесо. Как взрослая.

– Я знаю, – снова сказала Лотти.

– Мама… злится?

– Нет. Она… плачет. Сто лет.

Гретхен опустила голову.

– Я… хотела сказать ей… прости.

– Ты сможешь.

– Но… как? Я не могу выйти.

– Почему?

– Потому что… я забыла, как быть живой.

Лотти подошла. Села рядом. Обняла.

– Ты и так живая. Просто… немного потерялась.

Гретхен прижалась к ней.

– Ты… как мама.

– Я не мама. Но я… друг.

Финн стоял рядом. Молчал. Смотрел.

Потом – тоже подошёл. Сел на край кровати.

– Мы тебя выведем. Обещаю.

– А если мама… не захочет меня?

– Захочет, – твёрдо сказала Лотти. – Она сто лет тебя искала.

– Но… я же виновата.

– Нет, – покачала головой Лотти. – Ты – ребёнок. Дети не бывают виноваты в том, что хотят быть большими.

Гретхен заплакала.

Тихо.

Лотти обняла её крепче.

Финн – тоже.

А в руке у Лотти – камень – стал… горячим.

Не обжигающе.

Ласково горячим.

Как будто сказал: «Вот он – момент. Вот она – правда. Вот они – дети, которые умеют любить даже призраков».

– Мы не уйдём без тебя, – прошептала Лотти. – Никогда.

– И мы найдём твою маму, – добавил Финн. – Настоящую. Не тень.

– А если… она не простит?

– Тогда мы попросим за тебя. Вместе.

Гретхен посмотрела на них.

И… улыбнулась.

По-настоящему.

Без страха.

Без стыда.

Просто – как ребёнок, которому сказали: «Ты не одна».

– Спасибо, – прошептала она.

– Не за что, – ответила Лотти.

– А теперь… – Финн встал. – Нам нужно найти выход.

– Зачем? – удивилась Гретхен. – Мы же дома.

– Нет, – мягко сказала Лотти. – Это… твоя память. Твой сон. Но настоящий дом – там, наверху. Где мама. Где солнце. Где ветер.

– Я… боюсь.

– Мы – с тобой.

Она встала. Взяла Гретхен за руку.

Финн – за другую.

– Пойдём?

– Пойдём, – кивнула Гретхен.

Они вышли из комнаты.

За дверью – снова туман.

Но теперь – не страшный.

Доброжелательный.

Он вёл их – не вперёд, не назад.

Домой.

Когда они вернулись в зал с зеркалом – его уже не было.

На его месте – пустая стена.

А на полу – лежал… конверт.

Старый. Пожелтевший. С надписью: «Для тех, кто плачет вместе».

Лотти подняла его.

Открыла.

Внутри – листок.

На нём – три строки:

«Проклятье снимет тот, кто вернёт матери дочь —

не силой, а прощением.

Но Мельничиха не отпустит дочь, пока не услышит: «Прости меня»».

– Это… ответ? – спросил Финн.

– Нет, – сказала Лотти. – Это… следующее испытание.

– Какое?

– Найти Мельничиху. Настоящую. Не тень. И… помочь Гретхен сказать ей «прости».

– А если она не захочет слушать?

– Тогда… – Лотти посмотрела на камень. Он всё ещё был тёплым. – Тогда мы заплачем вместе с ней. Пока она не услышит.

Гретхен сжала её руку.

– Я… попробую.