Лицей 2025. Девятый выпуск

Зою не на шутку заводили «контрольные», которые ей нужно было проходить, чтобы с интеллигенцией встретиться. Как-то Роза Брониславовна показала на ящики книг и попросила: «Душенька, не могли бы вы рассортировать всё? Сюда зарубежную беллетристику, сюда поэзию. Только не вместе, умоляю: „эстрадную“ отдельно, „ленинградцев“ отдельно. Вы меня слышите? Вы понимаете? Вы в коннекте? Сейчас я объясню: „эстрадное“ – это Евтушенко, Рождественский, Вознесенский. „Ленинград“ – это Кушнер и так далее. А „возвращенцев“ давайте на эту полку. Ну, Бек, Солженицын, Домбровский». В стопке книг Зоя увидела «Петербург» Андрея Белого и вспомнила, что давно хотела прочитать. Зоя спросила, может ли она одолжить его на пару недель, но Роза Брониславовна ответила «Возьмите лучше вот это» и протянула ей «Яму» Куприна.

Она говорила: «Darling, будьте любезны, не несите ваш рюкзак в комнату. Не люблю, когда микробы из общественного транспорта сразу в гостиную. Оставьте его у псише (выделила голосом) в коридоре. Или: повесьте туда, где мой шазюбль». И выжидательно смотрела на Зою, следила за взглядом: встретится ли он с нужной вещью.

Хитрая!

Зою эти упражнения даже веселили. Казалось, её просто берут на понт. Она молча улыбалась и думала: дамочка, я Чемпионка Вселенной по игре в «шляпу», «Контакт» и «Коднеймс». Вы меня своим псише не напугаете. Я даже знаю, что такое пипидастр и частенько его загадываю, заставляя страдать команды соперников. А вот вы, поди, и в руках такого не держали.

Однажды Роза Брониславовна снизошла и таки позвала Зою «в свет». Та простодушно спросила: «а кто будет?». Роза Брониславовна удивлённо посмотрела и ответила: «Что значит „кто“? Приличные люди, люди нашего круга».

У неё часто бывали гости. И это легко понять. Просто Роза Брониславовна была крутой. Она много смеялась, гениально блефовала в покере и побеждала всех в «Крокодила». У неё был фантастический вкус в одежде и идеальный парфюм. У неё проводились самые весёлые вечеринки, на которых Зое доводилось бывать.

Её гостиная не бывала пустой. Элита. Профессура. Архитекторы. Врачи. Поэты. У каждого второго – открытый брак. У каждого третьего – жена и любовница в одном пространстве: вот здесь прямо сейчас. Кто-то из них обязательно беременен или занят ребёнком ощутимо дошкольного возраста. У каждого четвёртого – маленькая гавкающая собачка. И все в сменке. Здесь никто не ходил в колготках и носках. Кроме разве что детей. Как-то раз Зоя услышала разговор двух девочек лет семи. Они говорили о том, кто где живёт и у кого сколько комнат в квартире. Первая, постарше, перечисляла не то что комнаты. Этажи. Вторая отвечала, что они живут в двухкомнатной, но с балконом. Потом первая девочка показывала с айфона свои фотографии из летней поездки. Зоя, не найдя себя в обществе взрослых, присела поболтать с подрастающим поколением, спросила, кто их родители. Они синхронно ткнули пальцами. Стало ясно, что девочка помладше – дочка чьих-то студентов. А та, что постарше, кивнула на мужика лет семидесяти. «Какой у тебя старый папа», – искренне удивилась девочка помладше, а та, что постарше, не придумала ничего лучше, чем показать подружке язык.

Здесь проводились вечеринки по пятницам и субботам, журфиксы[7] по четвергам (умеренные алкогольные возлияния), бранчи по воскресеньям. В доме всегда были люди. Они курили, смеялись, не изменяли старомодной привычке травить байки и анекдоты, пили водку. Нет, не водку. Водочку. И не пили, а начисляли. Зоя вот водки не пьёт, ей горько и невкусно. Не любит, когда алкоголь резко бьёт по голове. То ли дело когда он коварно шепчет и уговаривает, как вино. Зоя попыталась это объяснить, но её не поняли. Роза Брониславовна крикнула: «Молодёжь, поищите в баре что-то полегче для ребёнка». И перед Зоей поставили три бутылки игристого на выбор.

В этом доме знали культуру застолья. Здесь умели остроумно и громко отбить словесную подачу, произнести тост. Это не шло ни в какое сравнение с посиделками окружения Зоиной семьи. Неловкими косноязычными родственниками, помешанными на подарках, приготовлении еды, внешнем виде и отчаянном выгрызании – чуть лучше, чем сейчас, – бытовых условий. В этом кругу Зоины родители считались «умниками»: потому как единственные обладали высшим образованием. Как-то раз на застолье по случаю Зоиного двадцатилетия отец говорил поздравление. Зоин отец в самом деле умён, просто по-народному, по-житейски. Его любимый герой русской литературы – Платон Каратаев. Читает он много, особенно Чехова и часто говорит: «Ну, это мужская проза, ты женщина, тебе не понять». «Это сексизм, папа», обычно говорит Зоя. «Я не знаю, что это такое, доча», отвечает он краснея.

Чехов не научил отца красноречию, но надо отдать должное, во время поздравлений он в отличие от многих других никогда не прибегал к мещанским универсалиям про «счастье, здоровье и благополучие». В тот день рождения, пока отец наскребал слова, о том как важно найти своё место в жизни, двоюродная сестра бабушки, тётя Люда, громко обратилась к матери: «Не поняла, а как Пичкалёвы выменяли двушку на трёшку? Там с маткапиталом, что ли… Это ж дикие деньжищи»? Вопрос об имущественной многоходовке лёг между салатами и заливным; тост сбился; отец стушевался и решил не продолжать. Зоя расстроилась – за папу и за себя, так и не узнав главного – как найти то самое место.

За этими застольями женщины обсуждали подтяжки лица звёзд и выносили мнения, у кого получилось красиво, а у кого – дурно. Мужчины, по канону, – машину, рыбалку, гараж. Телевизор бубнил что-то своё. Однажды включили передачу типа «Аншлага», в котором юмористы мяукали на разные лады. «А давайте тоже мяукать, мы что, хуже этих?» – предложил Владимир (он был то ли чей-то отчим, то ли, наоборот, первый муж). И все стали мяукать, по кругу.

Зоя смотрела на мяукающих родственников, и ей казалось, что она в дурдоме. Или, пожалуйста, ну хотя бы во сне. Но Владимир вполне по-настоящему ткнул её пальцем в бок и сказал: «Теперь твоя очередь. Давай оригинально, как ты умеешь. Чему-то ведь тебя в Москве твоей научили». Зоя не знала, как мяукать оригинально, и поэтому просто сказала «мяу-мяу». «Скучно», – резюмировал Владимир.

В квартире Розы Брониславовны Зою не просили мяукать. Словно они и так понимали, что она не представляет никакого интереса. При этом общий язык не получилось найти не только со старшими, но и с молодёжью. А её здесь было немало: Яновы друзья детства, чьи-то студенты, ученики, аспиранты, ассистенты.

Это была совершенно непривычная молодёжь. Они были взрослыми, но не той взрослостью, какая обрушилась на её друзей: с ранними ипотеками, фрилансами и необходимостью оплачивать родительские зубные протезы. Они одевались как в сериале «Безумцы»: парни в жилетках, девушки в бархате и клипсах. Они не работали в офисах. Они использовали слова «лепота», «благодать» и «ну давай по рюмашке». Они писали диссертации и играли на театре. Кажется, Гурченко когда-то сказала в одном интервью: «моё происхождение вылезало из всех швов моих платьев». Таковым было Зоино состояние тех месяцев.

Зоя в то время часто спрашивала себя: а я сама-то кто? С кем? Чьих? Для этих товарищей нет базы: так, почитала всякого по верхам и нахваталась в интернете у умных людей красивых слов. Но и с членами семьи и одноклассницами обоюдно интересный разговор уже как будто не представим. Получается креативный, прости господи, класс. Тьфу. Как жаль, что ушли десятые годы: там можно было спрятаться за уютным понятием «хипстер». Да даже без хипстера. Просто – жаль, что ушли.

Единственная отдушина – Янчик. Всё талантливо делал, даже разливал. Она увидела однажды, как Ян распределял остатки, стараясь делать это поровну, резко опрокидывая бутылку дном вниз, чтобы не перелить. Но себе всё равно налил побольше. «Вот жадина», – послышался голос из их «водочного» уголка.

И просилась после «говядина», а потом – «солёный огурец», про который Зоя подумала «хочется», а ещё подумала, что огурец – это дома, а сейчас ситуация требовала «турецкий барабан» (хотя вот Сеня говорит, что «немецкий») или элегантный вариант про пустую шоколадину.

«Эх, написать бы серик про социальное расслоение, – подумала Зоя. – Типа „Белый лотос“ по-русски».

Не из зависти. Это всё для зависти было недостижимо. Представить сложно, как это – с детства жить в квартире с потолком четыре с половиной метра. Просыпаться сразу в центре Москвы, а не делать ежедневное упражнение «автобус-электричка-метро»? Не мыслить о работе в найме? Знать, что всегда есть и будет крыша над головой? Не задаваться вопросом «а чем бы я занимался, если бы не нужно было зарабатывать?» – потому что зарабатывать просто не нужно.

Номинация Поэзия

Сергей Калашников

А вот они

Сборник стихотворений

Ангел бьёт кулаком и мотор начинает работу

Ангел бьёт кулаком и мотор начинает работуОткрывает глаза пропустивший один оборотИ вдыхает январь как подвальную горькую рвотуНалегает на крик и шестую октаву берётСнег лежит и летит всё в снегу снег сидит на деревьяхПотому-то нет места для птиц в этом чистом миркеОн идёт а они улетают со снегом на перьяхГовори – я хочу видеть снег на твоём языкеОглянись в этот свет в этот сон где ты падаешь в рекуПробиваешь как бур её лёд или бьёшься о гладьТы проснёшься а окна вокруг запотели от смехаЧто нам делать с печалью такой? Даже замуж не взятьНа носу Рождество ты идёшь доски бьются о доскиПроигравший себя забывает что ставил себяИ живёт на Земле как в большой голубой переноскеАнгел бьёт кулаком и мотор начинает, а зря

Когад я ыбл тогад бюльов ылба

когад я ыбл тогад бюльов ылбатвоё лицо мне снилось и казалось.стоял январь, у ртутного столбасирень цвела и нас водила за нося спрашивал: ты будешь дальше жить?как дальше жить? мне становилось хужея видел небо взятое лежитотбившегося жаворонка кружити плачет до чего нелепый видкак твой любимый? умер или спасся?январь, в подсобке радио язвити всё стихи бумагой пахнет мясо

Ощущая воздействие литерали всего

ощущая воздействие литерали всегосоставляя деепричастный отказ от правя выходил смотреть новокосинобыло тревожно. в этой одной из главблизился вечер капало с козырьковострых как пузырьки на губах веснымарт наступал когортой плохих стихови выгребал казённое из казныблизилось лето был как подсолнух кривкруг на воде сравнения шли враскося всех любил но вырывался криккончись, я засыпал и мне не спалосьв этих дворах в квадрате колодцев крышлюди куда-то шли и навернякане успевали может ты зря спешишья уставал смеяться и всем мешатьсолнце всходило наискось, ахаха

В краю стоп-кранов стиснутых в руках

В краю стоп-кранов стиснутых в рукахТревожными свидетелями тряскиЯ был на всех твоих похоронахКак запах хвои, дерева и краскиТы возвращалась девять дней спустяСадилась в угол и в окно смотрелаПока весна как кожу на костяхВ себя пустое впитывает телоИ время то, похожее на визг,Текло самим собой опровергаясьКачаясь шла отчаянная жизньКачалась жизнь отчаянно кончаясьМертвым-мертво, по городу ползутСмешные слухи – пусть разводят правдуГорит литературный институтГорит и пусть, мне жалко третью парту

Добежит колобок мы запнёмся и ножницы срежем

добежит колобок мы запнёмся и ножницы срежеммы представим на миг что наш поезд уехал на югв энном городе мне предлагали остаться приезжимя смеялся давай только падала вилка из руквсё к гостям к переменам к слиянию душ на исходек отвращению от, верной честности для, приземлению наты уходишь во тьму но нормально все так и уходятпо частям прикрываясь и прячась. приходит веснамолодой человек вы к кому вы откуда вы зналичто внутри патефона горит синеватый диодмы смотрели кино и смеялись одни в кинозалес отвращением к и признанием в, изумлением от

Во внутреннем дворе курить нельзя

во внутреннем дворе курить нельзяно все всё понимают было б времяна запятые праздники и сныбензопилы техасская резняроняет в яму мёртвые деревья —те так же избавлялись от листвымне скоро разонравятся словазатронь одно и набегут другиезакрой окно и дуть перестаётпусть время отмотает головаи звякнет колокольчик на могилепусть снег летит пока метла метёт

В слове беда ирония подмигни

в слове беда ирония подмигниесли она придёт или крикни илипереверни часы без песка внутрираньше песок в них был и они ходиливспомни их ход, абсциссу реки, стеклоокон, фундамент комнат, границы створоквсё проявлялось раньше чем оброслорезко как слух за выкрик до перепоноквдох за удар до стука подвал чердаквещи в коробках ветхость вещей в коробкахгде как дома на вешалках и картонкахгород стоит на улицах и домахмимо идут снега и шумят ветралистья плывут ручьи протекают мимокопится пыль потом её рвёт метладолгий костёр бросает излишки дымав окна соседям, дети берут собак,облако растворяется и когда с нимкончено понимаешь – идёт не такв длящемся целом нет ничего от счастья

Я опроверг теорию теорий

я опроверг теорию теорийи был толпой их авторов избитв теории я мог бы догадаться.как жаль что все теории – у ниххотя они могли бы поделитьсякакой-нибудь сомнительно своейкоторую не жалко дать тому ктоих час назад открыто в жопу слали опроверг но был забит ногамии лёжа им обидное кричално ходит в синяках теперь – ему бысмогли они теорию отдать?у них ведь есть– теория про ложкуона о том что в мире ложек нет– теория про супона про то что суп первым блюдом не был никогда– теория стихаблабла анапест блабла есенин бла потом сотрём– теория уныниямне грустно и хочется всю жизнь лежать в снегутеория ненужности дефисов– теория уместности собак– теория о нераскрытых смыслахона про то что так вам и сказал– яироет хынтарбо йинасипан– теория ежейпредставьте ёж– теория звонков и отраженийв ней портят то что вовремя крадут– теория рерайтово рерайтах– теория фашистовбог фашист– теория влияния повторовна психику часть первая повтор– теория влияния повторовна психику вторая часть повтор– теория безумияБЕЙ ВОДУ И ИСПРАЖНЯЯСЬ В РЕКУ ВЫТИРАЙ СЕБЯ К ПРИМЕРУфанфиком про драко где он и грейнджер бесятся и спят– теория изящных перегибов– теория отравленных стихом поэтов-теоретиков– приколы (цитаты, афоризмы, тёщин крик)покуда я, годящийся в отцы,своим троюродным братом не погибну,я буду петь про звон и бубенцыи скоро даже ты привыкнешь к гимнурождения и звука, ёшкин коткогда моя мелодия умрётпохорони меня в кошачьей мискеа сам себе железную купии вибромышь, чтоб у неё внутримашина пародировала писки– теория внезапности. постфакт.– тер. сокр. часть 2я сам устал, по спискувсё яростней теории творяти чаще снится бакалавриатпрозревшему за смену экзорцисту– теория согласий и концов– теория покинувших отцов– теория покинутых отцами– мы повторяли то что бог велел– и пили ими разведённый мел– ну хоть они его разводят самимы жили тем что на душу кладутмолились: нет еды и в парке бьютмы вслушивались: ангелы идут?но это просто бубенцы и мышитот дом стоит на проклятой землеих домовой украл велосипеда вурдалак за это отсидели воет по ночам с тех пор как вышел– теория «конец всего и вся»в ней говорят: земная простынястихи и песни, фартуки, кусты,кресты аптек, надгробные кресты,парады, войны, кровь на рукаве,мужик что снился и тебе и мне,тинькофф, тиньков[8], соборы, купола,любая мысль, откуда бы ни шла,любое чувство, похоть, жалость, страх,куплеты песен, линзы на глазах,советский гимн, брюзжание, пучков,глаголы, гайд по сну для новичков,столетия, минуты, правда, честь,и даже денчик, не успевший слезть —всё скоро обретёт формат былини мир замрёт. и мы покончим с ним:задачка с вагонеткою пустой,борзов, лежащий молча под звездой,отсутствие следов на кпп,пиров, сидов, постскриптумов, т. д.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Цитируется песня «Ночной разговор», слова Владимира Трошина.

2

Любые совпадения случайны.

3

Эта теория происхождения названий нот не считается доказанной.

4

Строчка из песни Joy Division: «Любовь, любовь разорвёт нас на куски снова» (англ.).

5

Как грубо! (англ.)

6

Музыкант оркестра народных инструментов (музыкальный жаргон).

7

Журфикс (фр. jour fixe – фиксированный день) – в дореволюционной России определённый день недели в каком-либо доме, предназначенный для регулярного приёма гостей.

8

Минюстом РФ признан иностранным агентом.