Хайноре. Книга 2

Рика Иволка

Хайноре. Книга 2

Глава 1. Крепость в горах

Старая Рунлейв знала, как делаются дела на Севере.

Барги тоже. Поэтому, когда ее люди схватили его и потащили к Камню, Барги не противился. Предателей на Севере привешивают за руки к скале и потрошат наживо, богам на радость, а своим для устрашения. Но свои и так сейчас перепуганы, да и Барги был когда-то верным человеком. Потому Рунлейв велела предателя просто вздернуть. По старой дружбе. А вот тело потом отнести ближе к захваченным землям, и там уже дать потроха наружу. Пускай боятся щенки с материка. Пускай думают, что в горах засели звери, чудовища и бесы, способные на что угодно ради Севера и конунга, меда ему рекой за столом Воителя. В прошлый раз ее парни сделали для материковых «красную птицу» из одного их брата, схваченного среди прочих у деревни близ Корхайма. Груни говорил, надо и Барги пустить полетать на кровавых крыльях, но Рунлейв отказалась. По старой дружбе.

Пусть предатель нарисовал на теле вражеское знамя и думал, что сможет скрыть его от своих, все же Рунлейв хорошо помнила его мать, и сын ее с Барги когда-то очень давно дружил. Пусть его наказанием будет не страшная смерть, а одиночество среди псов, кормящихся объедками со стола Воителя.

Когда парни потащили тело предателя вниз, Рунлейв велела всем расходиться по норам. Зима вступила в свои права, пики занесло снегом, холод пробирался даже в хорошо прогретые комнаты старой горной крепости времен Первых Ярлов. Нехорошо, если кто-то из ее деток простынет или помрет. Их и без того мало осталось, кто же будет встречать друзей с материка и возвращать Север его богам?

Она потом и сама ушла, когда высокие фигуры ее мальчишек скрылись внизу и превратились в маленькие черные зернышки. Рунлейв долго-долго спускалась вглубь скалы по камням-ступеням, ведущим в священный грот, что горцы отвели для храма. Временного, конечно, пока они не вернули богам их родные святилища. В гроте, где было влажно и почти тепло без мехового плаща, боги стояли вкруг, словно собрались на совет и решали судьбу островов. Рунлейв понимала, что это были всего лишь наспех срубленные тотемы, в которых боги едва ли задерживаются надолго. Она знала, что все они, как и Великий Убийца, которому Рунлейв служит со дня первых кровей, решают дела куда более важные, нежели их, человечьи, споры. Но горцам так было радостней и легче – знать, что боги всегда с ними, всегда рядом, готовы бороться и благословлять. Рунлейв же видела в глазах тотемов только укор и осуждение. Как, мол, вы допустили, что сюда явились эти твари с материка и заняли ваши земли? Как, мол, вы такое позволили?

Ничего, неизменно отвечала жрица, когда спускалась сюда, воздать богам, вскорости острова снова будут нашими. Дайте только срок, дорогие отцы, сердечные матери, дайте время и не покидайте своих детей. Этим ее, Рунлейв, служба и заканчивалась. Обещаниями, увещеваниями, стойкостью на укоры и упреки. Северные боги, как и островитяне, не выносят оправданий и раболепия, не терпят заискивания и унижений. С ними нужно быть холодной и строгой, но в то же время покорной воле. В точности как с конунгом, только вот с ним-то Рунлейв позволила лишнего…

Она замерла напротив тотема, изображающего сухое, рубленое лицо с черными губами и безразличным взглядом. Ощущения, конечно, совсем не те, что в храме Корхайма, и уж тем более не те, что в Гнезде Гримурха на Пиках, но что-то Рунлейв все-таки почувствовала. Ее бог здесь, смотрит деревянными глазами с подтеками липкой смолы и чуть кривит пропитанные всеми ядами мира губы. В сказаниях о Гримурхе говорится, что его рот почернел, а кожа стала снежно бела после того, как Великий Убийца решил испробовать на себе все сущие яды, дабы найти тот, что способен погубить бога. Такого яда он не нашел, зато обрел сам и дал своим подопечным великое знание – способность и лечить, и убивать.

Старшие жрицы из Гнезда отправили Рунлейв служить конунгу, когда той только минуло восемнадцать зим, и ох как она намучалась, латая раны этого неуемного властителя островов. Одно радовало жрицу – сейчас Биръёрн сидит подле Воителя, пьет мед, хохочет и думать не думает о сражениях, поединках и о том, как бы побыстрее напороться на вражеский топор. Впрочем, и лечить его пришлось бы уже не Рунлейв, к радости ли, к горю.

Позже Груни Волчонок нашел ее в общей зале – большой пещере немного выше круга богов, где бежавшие северяне обустроили свое жилище. Высокий, сероволосый, с бородой, переходящей в мохнатую грудь, Груни походил на старца, хотя был даже моложе ее сына. Волчонка можно бы уже звать Волком, главой рода, от которого остался он, ну и может его сестрица Грута, ежели выжила после позорной бойни за Корхайм. Но для Рунлейв все здесь были юнцами и молодняком, щенками в родильных соках, чьи старшие родичи ушли воевать, но так и не вернулись. Хорошо бы помощь пришла вскорости, в который раз подумала жрица, так мы недолго протянем.

– Ну, говори.

– Сделали, – сказал Груни своим гулким, что песнь рога, голосом. – Красиво сделали, фалавенцам вывернет брюхо, когда увидят наше им подношение.

Рунлейв хмыкнула, снова опускаясь перед люлькой. Маленькому сынишке Эрны нездоровилось, простыл с приходом зимы. Была еще Марна, ее ученица, но деток жрица никому не доверяла. Малыши, рожденные в свободе, не знавшие пяты людей с большой земли, – это их будущее. Что взять с тех, чьи матери и старики остались в столице, под властью фалавенцев? Прогнившее семя. Их, конечно, еще можно было спасти, перевоспитать. Но время идет, а сейчас их воспитанием занимаются люди Королевства. Рунлейв тихо напевала себе под нос, утешая малыша, пока потчевала его горьким настоем, а Груни все стоял над ней и сопел, словно не решаясь снова задать вопрос, ответ на который уже и без того знал.

– Дай мне добро, – заговорил-таки, – без благословения не сунусь. А надо бы. Мы бы вышли с той стороны гор, поправили старый ялик. И прошлись с гарпунами вдоль берега, далеко бы идти не стали, я тебе говорю. Ты же знаешь, в море нам равных нет. Пусти, пока вся вода льдом не стала.

Мальчик одержим идеей поохотиться на мертвяков, что в изобилии водятся в здешних водах. Дескать, жиру с них можно напасти, особенно в зимний период, на долгие дни, а уж мясо какое! А горцам бы не помешало рыбьего мяса откушать, сил прибавить, детей вырастить здоровых и крепких. Не все же ягодами питаться да мелкой дичью, все еще забредающей в горы и предгорье. Была истина в его словах, Рунлейв понимала, однако ж…

– Опасно, мальчик. Фалавенцев привлечешь и сам попадешься.

Были времена, когда северяне, точно морские твари, бороздили воды и равных им не было ни с юга, ни с запада. Королевские капитаны вели свои лодчонки на цыпочках, если пришлось бы им проходить мимо островов. Но это их, конечно, не спасало, северяне на море держали нос по ветру и всегда чуяли, когда на фалавенском баркасе есть, чем поживиться. Заняв Корхайм, королевские прихвостни сожгли почти все лодки северян. Хорошо, что конунг того уже не застал, как бы в гневе он не начал рубить всех, кто под руку попадется. Если у северянина забрать лодку, то это как меч отнять и им же отрубить мужское естество. Так он всегда говорил.

Но Груни был прав. Грядут метели и холод, добыть пищи будет сложнее, а надобность в ней серьезно возрастет. Помощи от друзей с большой земли все нет и нет, и кто знает, сколько горцам еще удерживать эту крепость из скал и пиков. Можно было отправить его, положим, с двумя молодцами, Дормом и Йовом, а то те уж тоже порядком заржавели. Можно было б дать им добро, благословение. Может, так и стоило поступить? Как бы решил Биръёрн? Конунг бы рискнул. Он бы и сам сунулся в море вместе с молодцами.

Ох, ладно, старый медведь, рыбий сын, твоя взяла…

– Благословляю тебя, Груни из Волчьего дома. Принеси нам пищи и надежды, да не затупится твой гарпун, да не прохудится лодка. Иди, пока я не передумала.

Волчонок оживился, заблестел водянистыми глазами, ударил кулаком себе в грудь и быстро ушел. Вечером жрица дала такое же благословение Унии и Марике, двум молодым девицам из старого корхаймского рода, которые решили спуститься к предгорьям на охоту. Обе прихватили с собой луки и ножи, обеих Рунлейв осенила знаменем Воителя, Одноглазого бога и Матери Миротворицы – да не прогневается на нее за это Гримурх. Каждый раз, когда кто-то из горцев покидал безопасные пики и пещеры, жрица молилась за их возвращение, но редко когда всерьез на него надеялась. Рунлейв, будучи жрицей бога мертвецов, всегда спокойно относилась к чьей-либо гибели. Когда конунг затеял этот бунт, вопреки договоренностям с Фалавеном, она каждый день ждала известий о казни сына, и даже готовила ему посмертную песнь: собрала трав и, как положено, горсть промоченной в стоячей воде могильной земли. Она не плакала, когда узнала от Старших матерей, что отец ее и старшие братья погибли в шторме, не плакала, когда конунг испускал дух у нее на руках. Однако, когда пришла весть с материка, что ее сынок еще жив, надежда болью сдавила сердце. Осознание того, что плоть от ее плоти еще топчет живую землю, а не покоится в ней бездыханный, далось ей куда тяжелее, чем смирение с его возможной кончиной.

К слову, о вестях с материка…

Обождав, пока полуденные ветра стихнут, Рунлейв вышла из пещер и, закутавшись в меховой плащ, начала взбираться выше, к скале, выходящей на другую сторону гор. Путь был не из самых простых, особенно для женщины, давно разменявшей пятый десяток, чьи кости и без того промерзли за юность, проведенную в частых бдениях на пиках Гнезда. Но жрица Гримурха была не из тех, кто бросает все на полдороги. На черной скале, изгаженной птицами, нес службу Нарок, младший из сыновей Нарока Большого, как и многие северные мужи отдавшего жизнь за Корхайм.

Услышав шаркающие шаги, молодой северянин оторвался от моряцкого рога, через который всматривался в горизонт, и покачал головой, ни слова не сказав. Нет, пусто в море, поняла жрица.

Перед смертью конунг велел ей увести оставшихся бойцов в горы и ждать помощи с материка. Войска, как полагала Рунлейв, какая еще помощь могла их спасти, как не добрая сотня-другая крепких бойцов? Но войска все не было. Была только надежда, что после смерти Биръёрна, его договоренность с материковым человеком не затонула в холодных водах вместе с останками северного владыки. Жрице осталось лишь верить и молить богов о том, чтобы подмога прибыла поскорее. Стоило бы разузнать, что делается в портовом городе, сколько там фалавенцев. Надо, надо отправить туда людей. Тайно, осторожно. Пускай ударят со спины, когда друзья с материка будут брать порт, потом встретят и проводят в ставку горцев… Интересно, сколько их будет, этих помощников? Хватило б на то, чтоб отбить столицу у Фалавена, а за ней и весь остров. С остальными островами все еще не было никакой связи, но дайте только срок, дайте только укрепиться в Корхайме, мы отобьем и остальные северные земли – так Рунлейв говорила богам, так она утешала саму себя и своих горцев.

Прежде чем спуститься с птичьей скалы, жрица велела Нароку направлять свой рог не только на запад, но и на север, приглядывать за Груни и его молодцами, а чуть что – сообщать лично Рунлейв. Хорошо бы он вернулся поскорее, от волнения ломит кости не хуже, чем от промозглого ветра. Но жрица знала, ждать еще не меньше суток – Волчонок упорный, шкура у него толстая, морозов не боится. А значит будет преследовать морскую дичь до насмерть заледеневшей бороды. И только когда уже не сможет отодрать от руки гарпун, тогда, может статься, и воротится.

Будьте с ним рядом, боги Севера, направляйте его руку и ялик, отгоняйте скальных девок, поющих о смерти, да девок в соколиных плащах, что топчут фалавенские баркасы.

Потом Рунлейв спустилась обратно в пещеры. Пришло время всех кормить, с охоты вернулись Марика и Уния – обе на каждом плече несли по связке зайцев. Вот так лесной улов! Если хорошенько постараться, пойдет на густую похлебку, которой хватит всем.

Почти сразу после жрицы в общую залу вошли молодые вояки. С ними у Рунлейв дружба не заладилась с самого первого дня, когда решено было отступать к горам. Молодняк не долго сидел смирно, зализывая раны и поджав хвосты. Рожденные для битв и воинской славы, каждый из них готов был как можно скорее оказаться за одним столом с Богом-Воителем и своими славными предками. А для этого им нужны были схватки – на меч бросаться, как то делают некоторые племена на юге, не по-северному. Но сейчас было не время битв, это жрица и пыталась втолковать дуралеям. Нужно было удержать крепость, разобрать местные завалы, открыть проледеневшие двери, обосноваться, восстановить силы и лишь потом, когда придет подмога, давать бой фалавенцам. Но молодые не хотели ждать, молодых грызла гордость, что течет по жилам их древних родов испокон веку, и, что уж таить, дурость столь же старинная.

Чтобы занять неуемных храбрецов, Рунлейв отрядила их озаботиться крепостью. Только боги знают, когда последний раз сюда совался живой человек. Если верить старому Корну, строил ее один из Первых Ярлов, Зиг Потерянный. Потерянный, потому что в детстве пьяница-отец оставил Зига в лесу, где мальчик провел несколько месяцев. Родня уже и ждать его не ждала, но Зиг вернулся, да только с такими потерянными глазами, что никто его уже не узнавал. Сколь бы ни жил будущий ярл с семьей, сколь бы ни любила его мать и невеста, все его тянуло к отшельничеству. И как только стал он ярлом, выиграв поединок со старшими братьями, ушел в горы, где возвел себе крепость. Комнат в ней было немного, чтобы ярл мог жить в одиночестве, допуская к себе лишь детей и жену. Зиг даже завалил несколько пещер в толще горы, дабы никто не мог к нему подобраться таким путем. Старую крепость мало кто с тех пор трогал – дурное поверье ходило, дескать сунешься сюда, тоже потерянным станешь. Но бежавшим от войны выбирать убежище не приходилось. А поскольку горцам, может статься, придется пережить здесь зиму, стоило бы хорошенько обосноваться, расчистить ходы и пещеры. Этим по наказу Рунлейв и занялись неуемные молодцы, но теперь, видно, и это дело им приелось…

– Выходит, Волк отправился в море, а мы здесь должны долбить ходы в скале, как тролли – старую щель великанши Норги? – Так ее встретил Эйтраг, сын Крога Зверозуба. Он стоял во главе своих молодцов – высокий, руки-в-боки. Черные и густые, как медвежья шкура, брови, хмурились над такими же темными недобрыми глазами. – Груни идет брать мертвяков, пока братья глотают каменную пыль, Груни возьмет славу, пока мы потешаем богов? Вот как ты с нами, почтенная жрица?

– Вам я поручила дело не менее важное. Груни пошел не за славой, а за едой, чтобы мы пережили зиму. Что мне скажешь ты, Эйтраг? Вы расчистили пещеры?

Сын Зверозубы свирепо смахнул рукавом свисающие с длинного носа сопли и снова упер руки в бока. Негодует, что во главе горцев сейчас, хоть и временно, женщина, ни за что не проявит покорности больше необходимого. Рунлейв и сама не хотела вставать во главе, но умирающий конунг возложил на ее голову венец временного правления, и никуда теперь от такой чести не денешься.

– Нашли. Расчистили ходы, так усердно трудились, что Атли чуть без руки не остался. Верно говорю, Атли? – Атли кивнул, показывая висящую на повязке руку. За его спиной в тени пещерного свода Рунлейв померещилась сгорбленная фигура, беспрестанно почесывающая шею. Жрица сморгнула видение. Что еще за шутки мороков? – В глуби горы тепло, как в материнском сердце, а вот сверху уже изрядно морозит. Надо бы заготовить дров, ежель жрица-конунг собирается обосноваться в покоях ярла.

– Чем и поручу тебе заняться. – Рунлейв снова отвернулась к котлу.

– Поручай это своему седому псу! – Рык Эйтрага эхом пронесся по каменному мешку пещеры, и всё здесь как будто разом затихло, только ложка жрицы продолжала скрести по дну котелка.

– Что ж, – сказала Рунлейв, немного помолчав. – Я найду, кому это поручить. А ты, раз не можешь найти, куда пристроить свой меч, Эйтраг, сын ярла Зверозуба, ступай со своей сворой к южной бухте. Разведай, сидят ли там фалавенцы, сколько их, куда бить. Придет помощь с материка – веди сюда, в горы. Жди две седмицы, не больше, и ежели никто не явится – возвращайся, и я постараюсь придумать тебе другую забаву.

– Вот так бы сразу! – Эйтраг азартно рыкнул. – Идем, братья, принесем этой ледяной жрице славу! Авось, растает.

Мальчишка небрежно склонил голову, Рунлейв также небрежно бросила ему зажатое между пальцами божье благословение, и толпа молодцов вышла из пещеры – в ней мигом стало, чем дышать. Будут боги благосклонны, и ее решение сыграет горцам только на руку. Неугомонные и жаждущие битвы воители, несущие в своих жилах кровь лихих ярлов без земель и морских конунгов, займутся делом по душе, наденут мягкие обвязки, медвежьи шкуры и обратятся в зверей, выслеживающих добычу. Жрица знала, что без потасовки с фалавенцами Эйтраг не уйдет, здесь и говорить о важности поберечь себя было бы без толку. Но, возможно, так сам главарь и его свора напьются крови и угомонятся хотя бы на время.

О своем решении Рунлейв пожалела уже через день, когда солнце стало клониться к закату и со скалы прибежал, запыхаясь, Нарок.

– Жрица, там… Груни…

– Возвращается? Что ты видел?

Отдышавшись, Нарок часто закивал.

– Возвращается, только не один… с ним корабль…

Рунлейв вскочила с места и схватила мальчишку за локоть, сама не зная для чего – чтоб заставить говорить быстрее, или чтоб самой удержаться на ногах.

– Чей? Ты разглядел? Ну?!

– Фалавенский, военный… взяли ялик на крюк, ведут за собой…

Великий Убийца! Случилось худшее! Или… но зачем бы им идти прямо к горцам на поживу? Груни решил заманить? Хочет устроить засаду?

Жрица беспокойно заходила по комнате, которую обжила для кабинета в самой крепости, и проклинала себя за то, что отпустила Груни и Эйтрага. Но ничего. Местные ходы фалавенцы не знают, у горцев преимущество, нужно встретить соколиных плащей внизу, в самой узкой части пещер… Там и обрушить весь северный гнев.

– Как близко они? Ну?

– Близко. Солнце не успеет сесть…

– Собери людей. Встретим их стрелами и топорами.

Она велела Нароку привести всех бойцов к нижним пещерам, чьи ходы заканчивались обрывами к морю. Там удобнее всего орошать берег стрелами. Нарок кивнул по разу на каждое слово жрицы и побежал исполнять. Сама же Рунлейв спешно спустилась к большой пещерной зале, где сидели женщины с детьми и старики. Встретив Марну, жрица велела ей собрать их в одном месте и держать при себе несколько склянок с благословенным соком Гримурха из ее, Рунлейв, покоев. Пускай лучше северян примет в своем чертоге Бог-Убийца, чем их схватят фалавенские псы.

Чуть позже жрица спустилась к лучникам, где ее ждал и Нарок. Она взяла у мальчишки рог, ступила к краю скалы и вгляделась в краснеющий горизонт. Корабль встал далеко от берега, потом от него отделился ялик Груни. По мере того, как лодка приближалась, жрица с трудом смогла разглядеть несколько фигур в теплых капюшонах. Одно Рунлейв поняла точно – то были не фалавенские плащи.

Когда ялик остановился меж двух острых пиков, царапнув килем каменистое дно, а в малую воду ступили люди, горцы затаились в пазухах скалы, да затихли, так, что если бы не шум моря, то все на лигу вокруг оглохли бы от тишины. Нарок вежливо положил руку на плечо жрицы, призывая ее опуститься за камни вместе со всеми, и Рунлейв подчинилась, не отрывая глаза от узкого горлышка рога. Теперь она наконец увидела Груни, он шел впереди всех, держа перед собой гарпун с развевающейся на нем длинной грязной рубахой.

Волчонок махнул рукой идущим за ним людям, и те остановились по колено в ледяной воде, а сам пошел вперед, размахивая грязным тряпьем. Рунлейв переглянулась с Нароком, стоящие наготове лучники щурились и тихо перешептывались друг с другом. Никто здесь не понимал, что происходит, разве что сам Груни, пожри его Мертвый змей. Волчонок вышел на берег и гаркнул во все горло, стараясь перекричать море:

– Жрица! Я знаю, что ты смотришь на меня! Вели стрелкам расслабить тетиву!

Рунлейв опустила рог, снова переглянулась с Нароком и, вздохнув, встала из-за камней.

– Я ждала полный ялик жирных мертвяков, а не незнакомцев с вражеского судна! – крикнула она в ответ. – Кого ты привел к нам?

– Поверь, госпожа, этот улов тебе придется по нраву! – Груни расхохотался, безумно, точно перебрал меда, а потом воткнул гарпун в мерзлый песок.

Он снова махнул рукой, высокая фигура в плаще отделилась от своих собратьев и зашагала к берегу. Жрица почувствовала, как стоящие рядом с ней лучники напряглись, и велела им быть наготове, но не спускать тетиву без ее слова.

– Знал, что ты не пустишь нас без стрелы в заднице. Потому пришел с мирным знаменем, смотри! – Груни дернул свою рубаху, повязанную на гарпун. Вот так знамя… Что ж, каков нынче Север, таковы и его знамена… Когда человек в плаще подошел к Волчонку, тот опустил одну руку ему на плечо, а другую воздел к небу и радостно, словно мальчишка, впервые вернувшийся домой с уловом, крикнул: – Жрица, я привел тебе конунга!

Южанин скинул капюшон. Рунлейв подняла рог к глазу, и в нем тут же помутнело – рядом с Груни стоял молодой Биръёрн Сын Сирен.

Глава 2. Новый конунг

– Сколько воинов здесь осталось?

Наследник Биръёрна довлел над столом в кабинете Рунлейв, прошивая взглядом каждого присутствующего на совете. При виде сына сердце жрицы замерло и, похоже, до сих пор не начало биться. Где-то в этой комнате лежит шкатулка с истлевшими от времени черноцветами и поминальная песнь, которую Рунлейв готовила к моменту, когда к северным берегам причалит баркас с телом Бригана. И вот он перед ней, на своих ногах, не дух и не морок, живой.

– Мало, – наконец ответила жрица, пока другие под взором ее сына угрюмо молчали. – В горах остались старики, женщины да малые дети, все те, кто не захотел оставаться под пятой Короны. Несколько клановых девиц умеют охотиться и держать лук, еще отара совсем молоденьких мальчишек, ты видел их на скалах. Это их первая война. – Рунлейв кивнула в сторону задумчивого Волчонка, примостившегося в самом темном углу. – Перед смертью конунг велел мне увести всех, кого смогу в горы. Груни был среди них, Йов и Дорм, как видишь. Был еще Эйтраг, сын Зверозуба, и десяток его молодцев…

– Где они теперь?

– Он рвался в бой… я отпустила. Ты знаешь, Эйтрага удержать мог только его отец… – Жрица потерла занывшие виски, помолчала немного, прислушиваясь к боли, и когда та унялась, продолжила: – Вот и все войско, что я сберегла для тебя, сын мой. Может статься, в плену фалавенцев еще остался кто-то из ярлов, ежели их всех не повесили. Этого я не знаю.

– Гримурху в пасть… – глухо рыкнул ее сын, отнимая руки от стола и оборачиваясь к маленькому заколоченному окну, за которым метель ворошила горный снег. – С таким отрядом мы Корхайм не вернем.

– Не вернем, – согласилась жрица. – Я рада, что волны принесли мне тебя живым и здоровым, сын, но ждали мы совсем другого. Человек с материка, тот, что восстал против своего короля, обещал нам помощь, если продолжим противиться Фалавену. Мы надеялись, это будет войско.

Сын резко обернулся и посмотрел на нее взглядом, который она часто видела в зеркале. И все ж таки не просто так ее сын, незаконнорожденный, как бы его назвали на материке, носит материнское имя по обычаю жриц Бога-Убийцы. Хоть обличье его и лисья шкура вся в отца, но глаза… глаза, что отражают в мир его нутро, они у него в мать.

– С кем сговорился отец? Опиши его. Или ее?

– О, не пытайся, – встряла велеречивая девчонка с черными косами и глазами цвета зла и меда. Она прибыла вместе с ее сыном, выглядела моложе, чем была, и важничала к месту и нет. Рунлейв она сразу не пришлась по душе, хотя что-то в ней жрица Гримурха и чуяла, что-то сильное и опасное. – Она и не встречалась ни с кем из нас ни разочка. Верно, матушка?

Жрица сощурилась, поджав губы, но промолчала.

– Главного она не видела – это точно, – добавила девчонка, скрещивая руки на груди. – Никто его не видел. Даже свои не знают, как он выглядит и кем является. Таков порядок.

– Выходит, отец заключил сделку, сам не зная с кем? – Сын сверлил ее глазами, ее же собственными глазами – вот так забава! Рунлейв едва сдержалась, чтобы не улыбнуться то ли от прилива несвойственной ей материнской нежности, то ли от шутки богов.

– Ну очевидно же с кем, твое величество! – Черноволосая всплеснула руками. – С повстанцами.

– Да кто же ты такая?! – не сдержалась жрица.

Девчонка усмехнулась.

– Хайноре де Мельн, агент…

– Де Мельн?! – с хриплым смехом прервал ее Бриган.

– … агент повстанцев с материка, леди-королева-мать. Мне было велено доставить на острова вашего сына, и вот он тут. Полагаю, это тоже было частью сделки.