Нэргыч

Вероника Белоногова

Нэргыч

Глава 1.

Запах сырой земли щекотал ноздри. Он лежал лицом в холодной грязи, острый камешек упирался в скулу, во рту ощущался пресный вкус железа. Открыв глаза, он увидел коричневую жижу, до которой вот-вот дотронутся его ресницы. Он приподнял голову, и липкая корка отлепилась от кожи с тихим чмоканьем. Упёршись голыми ладонями в вязкую жижу, он медленно поднялся на колени, в тишине сухо треснули суставы, будто чужие.

Перед ним стояли советские руины. Старые дома шли рядами, окна глядели на него не имея век и стёкол. Из одного торчала рваная штора, ветер то втягивал её внутрь, то выплёвывал обратно. Но это были не последствия войны, тут не было разрушения как такового. Здесь было просто пусто. Словно кто-то аккуратно вынул отсюда всё живое и оставил только камень и кирпич. Даже дверей в подъездах не было, проёмы зевали чёрными ртами, и холодный ветер облизывал их губы. На обнажённых стенах пятнами отсыревшей краски расползаются подобия карт. Воздух пахнет мокрой штукатуркой и старой пылью, но пыли как будто тоже нет. И тишина, как будто стоит за спиной, и ждёт, когда он сделает шаг.

Колено ныло, видимо, он ударился, когда падал. А когда он упал? И откуда бежал? В памяти зияла черная дыра. Он осмотрел себя. Молодой мужчина в тёмных штанах, в чёрной куртке с грязной, заляпанной нашивкой, на которой уже невозможно разобрать ни буквы. Он стряхнул с себя влажные комья грязи и сделал шаг. Потом второй. Так он и пошёл. Медленно, но все же пошёл.

Дома стояли вокруг мёртвым караулом. Он проходил мимо, стараясь не поднимать взгляд, но снова и снова заглядывал в чёрные оконные проёмы. Внутри не было ничего. Ни мебели, ни следов людей, словно из этих комнат вычерпали всю жизнь за один миг. Только сырость, пыль и пустота. Сердце билось неровно. Казалось, в любой миг из этих пустых окон вывалится что-то жуткое, липкое, зубастое, и он даже не успеет вскрикнуть. Он сжимал челюсти, то ли от холода, то ли от страха.

Шаг за шагом тело согревалось, суставы оживали, и он уже мог идти быстрее. Но страх никуда не делся. Будто за каждым окном, за каждой дверью, за каждым углом что-то терпеливо ждало, когда он потеряет бдительность.

Куда он шёл? Внутри всё твердило: «иди вперёд!» Но куда? В нос ударил запах сырости, густой, тяжёлый, как из подвала, но с солоноватым оттенком. Значит, где-то рядом вода. Море? Озеро? Вдруг в тишине раздался звон, звук бьющегося металла о металл, будто кто-то лениво бил железкой по трубе. Он насторожился и пошёл на звук. Пройдя мимо нескольких домов и выйдя на перекрёсток, он собрался свернуть, но краем глаза уловил нечто, что не принадлежало этому пустому городу. Нечто чужое. Он замер, медленно повернул голову. В конце улицы стояла женщина. Их разделяло не больше трёх домов, и он видел её слишком ясно. Лицо морщинистое, изрезанное глубокими складками. Волосы тёмные, с вкраплениями седины, собраны в хвост, но несколько тонких прядей висели у висков, подрагивая на ветру. Коричневая стёганная телогрейка висела на ней, как на вешалке, пуговиц на ней не было, поэтому одну сторону она держала рукой. Из-под юбки в мелкий цветочек торчали жилистые, слишком тонкие ноги, больше похожие на сухие прутья. И она улыбалась. Улыбка была неправильной, слишком широкой. Слишком широкой.

По коже пробежали мурашки, холод пронзил тело изнутри, дыхание сбилось. Он вздрогнул, когда женщина подняла руку. Медленно согнула пальцы и поманила его к себе. Это был простой жест, понятный без слов: «иди сюда». Но он всем нутром знал, что туда идти нельзя. Он отвернулся и заставил ноги идти дальше. Сначала медленно, с трудом, будто ступни налились свинцом. Ещё шаг. Ещё. Потом он свернул за угол дома и женщина исчезла из поля зрения. И тогда он сорвался с места. Бежал насколько позволяли силы. Земля и камни скользили под ногами, дыхание сорвалось, сердце грохотало. Ему было всё равно, что подумает о нём этот город-призрак. Сейчас главное уйти оттуда, где на него смотрели эти глаза и эта улыбка.

Звук металла становился громче. Звонкий, ритмичный, как маяк в ночи. Он цеплялся за него, как утопающий за соломинку. В этом звуке была надежда, спасение, выход из этого кошмара. И он верил, что если добежит, то вырвется отсюда.

Он выбежал на открытое пространство. В лицо ударил резкий запах морской воды, смешанный с гнилью. Ветер донёс тяжёлый, тошнотворный дух тухлой рыбы. Она была повсюду, разбросанные тушки, блестящие серебристыми брюшками, валялись на берегу, будто море выкинуло их наружу недавним штормом.

Он оглянулся. И замер. Женщина стояла на том перекрёстке, где он сам стоял, когда впервые её увидел. Невозможно. Она не могла так быстро оказаться там. «Как?!» Паника ударила, словно ногой в спину, и он рванул дальше. Он скользил, падал, вставал снова, чавкая ботинками по скользким тушам рыб, пока не добежал до пристани. Металлический звон усиливался, бил прямо по нервам. Под настилом пристани скопился мусор. Доски, гнилые диваны, сломанные шкафы, телевизоры без экранов, всё это покачивалось в чёрной воде. «Так вот куда подевались все вещи.» – мелькнула мысль, но он тут же забыл о ней.

Он бросился к лестнице, и, уже схватившись за ржавые перила, снова оглянулся. Женщина стояла там, где минуту назад был он. Тёмная фигура со страшной улыбкой на фоне гниющих рыб. Его дыхание перехватило. Нереально. Всё это не могло происходить наяву. Но происходило.

Он взлетел по лестнице, спотыкаясь о ступени, и выскочил на настил. Ветер поднимал волны, и они переливались через край пристани. От их ударов старая лодка, насквозь ржавая и в дырах, со звонким звуком билась о железные ограждения. Это и был источник звука. Надежда рухнула. Никакого спасения. Он опустил руки. Горло сжало отчаяние.

И тут он обернулся. Она стояла прямо перед ним. Совсем близко. Жёлтые зубы скалились в улыбке, глаза блестели неподвижно. Она чуть наклонила голову набок, и тонкая прядь тёмных волос мягко свалилась с щеки на плечо. Он вскрикнул. Сердце в груди бешено заколотилось, будто пыталось вырваться наружу, лишь бы не оставаться радом с этим ужасом.

– Хочешь вспомнить?.. – её голос был мягким, почти ласковым.

– Ч-что?.. – он попятился, глаза расширились, дыхание сбилось.

– Иди за мной… если хочешь вспомнить, – сказала она и медленно, театрально поманила его рукой. Потом повернулась спиной и двинулась вниз по лестнице, ведущей с причала.

Сердце бешено колотилось. Это был мираж, морок, наваждение… Но слишком реальное.

«Я ведь бежал! Бежал что было сил! Как она… как она могла догнать меня так быстро?!» – панически металось в голове.

– Иди за мной… иначе останешься тут навсегда, сынок! —снова раздался её голос.

Он спустился по лестнице, цепляясь за скользкие перила. Женщина не оборачивалась, двигалась неторопливо вдоль берега. И он, словно привязанный, шёл следом, боясь подойти слишком близко, но и не смея отстать.

– Что это за город?.. – его голос дрожал и осип от холода.

Женщина остановилась. Подняла голову.

– Рыбозаводск, – отчеканила она, и голос её вдруг изменился она звучала как диктор из программы новостей. – Город, который кормит Советский Союз рыбой, а Советский Союз кормит нас верой в светлое будущее!

Произнеся эту восторженную речь, она как будто выключилась и пошла дальше. Он не знал, куда именно ведёт его женщина, и уже почти перестал воспринимать её как угрозу. Она просто шла, а он шёл за ней.

Но вскоре ветер принёс новый запах. Тяжёлый, густой, куда страшнее тухлой рыбы. Запах разложения. Сырой, сладковато-гнилой, он лез в горло, щекотал язык, и от него хотелось чихать. Впереди, недалеко от берега, темнел холм. Высотой с человека, шириной в несколько метров. Сначала показалось, что это земляной вал. Но, подойдя ближе, он заметил, что холм шевелится. Слабое, едва заметное движение, будто что-то пытается вырваться изнутри. Запах стал сильнее. Он понял, что именно из этой массы, тянет смрадом.

Женщина свернула в сторону заброшенных домов, а он остался стоять, заворожённый этим зловещим бугром. До него было метров пятьдесят, не больше. Он шагнул ближе и холод пробежал по коже, движение повторилось, но уже более настойчивое. Женщина уже вошла в город и вот-вот скроется за углом, а ему надо было идти за ней, повернувшись к холму спиной. Мысль о том, что нечто может вырваться и догнать его, заставляла сердце биться в горле.

Он вгляделся и вдруг понял, что это был кит. Огромная туша, выброшенная на берег. Вот отчего такой запах. Он выдохнул с облегчением. «Газ… это просто газы.» Но в тот же миг чудовище ожило. Разрезанное брюхо приподнялось, лоскуты чёрной плоти разошлись, и изнутри выскользнула нога в красном сапоге. За ней показалась куртка того же цвета. Человек. Человек вылезал наружу из смердящего брюха мёртвого кита.

Он повернул голову в сторону женщины и увидел, что она ушла далеко вперед. Он бросился за ней, оставив позади тушу кита и человека в красных сапогах. Догнав её, он снова обернулся. Мужчина уже вылез из кита и стоял, по пояс утонув в кишках. Двумя руками он копался внутри туши, выгребая наружу скользкие, почерневшие внутренности. Движения были неторопливыми, монотонными, словно это его работа.

– Там… там из кита мужик вылез! – выдохнул он, чувствуя, как слова прилипают к нёбу.

– Ага, – ответила она спокойно, почти безучастно, будто он сказал что-то само собой разумеющееся. – Он появился одновременно с тобой.

– Значит… я не один такой? – странная надежда вспыхнула внутри. Ему вдруг стало легче дышать. – Давайте возьмём его с собой…

Женщина резко остановилась и медленно повернулась к нему.

– Сам потом приведёшь, – сказала она, голос её стал твёрже. Она махнула рукой в сторону одного из домов. – Нам туда.

Они вошли в подъезд. Воздух был неподвижен, как в склепе. Женщина без слова поднялась на второй этаж и, открыв одну из дверей вошла в квартиру. Он шагнул следом и сразу почувствовал запах. Сырость, плесень, и поверх этого, затхлое, животное зловоние. Как будто в этой комнате что-то долго болело, гнило, умирало. Окна были наглухо заколочены досками, и в полумраке угадывался диван, одиноко стоявший в углу. От него тянуло особенно сильно. На нём валялось скомканное постельное бельё, подушка и пододеяльник, всё в бурых пятнах. Он уставился на них и заставил себя не думать о том, откуда эти пятна взялись.

– Раздевайся, – сказала она, указав на диван. Голос её был сухим и будничным, будто речь шла о чём-то обыденном. – Всё сними, бельё только оставь. Одежду брось здесь и за мной.

Он обернулся, а она уже открывала другую дверь, которую он раньше не заметил, словно её там не было. Из-за двери слышался слабый гул, ровный и тяжёлый, как от старого трансформатора. Она вошла внутрь, и тень её исчезла в узкой щели. Он остался один. Гул трансформатора навевал неприятные мысли. «Надеюсь, она не собирается бить меня током?» – мелькнуло в голове, и эта мысль была настолько жалкой, что он усмехнулся. Но его пальцы дрожали не от смеха, когда он стягивал с себя грязную одежду в этой холодной квартире.

Он вошёл в комнату. Здесь тоже окно было наглухо заколочено. Воздух стоял тяжёлый и спертый. Никакого трансформатора тут не было. Комната была пуста. Женщина обошла его и отступила к двери. Он не сразу заметил палку в ее руке. Замах. Удар. Он попытался укрыться рукой, но не почувствовал удара. Палка прошла выше его головы, и тут же звук усилился. «Трансформатор» загудел громче, вибрация прошила стены и воздух. Женщина юркнула за дверь, и он услышал, как щёлкнул замок. Он остался один, в полной растерянности, голый, в пустой комнате. И только тогда он поднял голову и увидел, что над ним, под потолком, темнели десятки наростов. Пухлые, серые, словно из камня. Осиные гнёзда! Их было не меньше дюжины. И теперь, после удара палкой, они ожили. Жужжание нарастало, становилось многоголосым. Из щелей полезли полосатые тельца. Комната наполнялась зловещим жужжанием.

Он попятился к стене, чувствуя, как сердце уходит в пятки. Осы кружили над ним, опускаясь всё ниже. Он замахал руками и тут же получил несколько укусов в ладони. Они нападали. С каждой секундой их становилось больше. Невидимые иглы пронзали кожу, жалили снова и снова. Он бросился к двери. Прорываясь сквозь жужжащее облако, он ощутил, как десятки жал вонзились одновременно в плечи, шею, лицо. Боль была такой острой, что он завыл, едва держась на ногах.

– Выпусти меня! – его крик сорвался в хрип, отчаянный, звериный.

Он колотил кулаками в дверь, прижимаясь к ней всем телом, грудью, животом, лишь бы спрятаться от жал. Но так долго не протянуть. Боль разрасталась сзади, вцеплялась в спину и ноги. Он отшатнулся, закружился, размахивая руками. Бил себя по лицу и шее пытаясь прогнать насекомых. Он кричал, спотыкаясь о собственные ноги, врезался в стены, хлестал ладонями по телу, чувствуя, как тонкие твари прилипают к коже и снова жалят. Казалось, что всё тело превратилось в сплошную рану. Он упал, потеряв силы, и начал кататься по полу, сбивая насекомых, раздавливая их липкие тела. Но осы не унимались. Они клубились над ним. С каждой секундой ему становилось хуже. Яд проник в вены. В глазах потемнело. Крик рвался из глотки уже не словами а хрипом. Сознание медленно покидало его. Он лежал, лишь изредка вздрагивая, чувствуя, как боль становится туманом, заполняющим его изнутри. И осы жалили его всё равно. Даже тогда, когда он уже не сопротивлялся.

Глава 2

– Перед вами остров Нэргыч!

Высокий человек с седой бородой и длинными седыми волосами, укутанный в огромную рыжую шубу, стоял на палубе движущегося туристического катера и громко, стараясь перекричать ветер, рассказывал туристам о цели их экскурсии.

– Сейчас он кажется маленьким и заброшенным, но ещё семьдесят лет назад здесь был полуостров, который назывался Ветреный! На нём стоял советский промысловый город Рыбозаводск! Тут работали рыбный комбинат, консервный цех, рыболовная пристань. Люди жили, строили, работали для страны!

Катер подкинуло на волне, и все пассажиры, сидящие прижавшись друг к другу подпрыгнули на своих местах. Алёна вскрикнула и взяла Сайхана под руку, положив голову ему на плечо.

– Но в ноябре 1952 года случилось землетрясение. – Продолжал экскурсовод. –  Волна поднялась выше сопок и смыла всё! Завод, дома, людей. Все оказалось под водой! Даже часть суши! И от полуострова остался лишь этот обломок суши. Остров Нэргыч!

Сайхан прижал к себе Алену, чувствуя, как её тепло пробивается сквозь промозглый ветер. На катере нашлись пледы, и он вместе с четырьмя друзьями завернулись в них, чтобы защититься от ледяных порывов. Был июль, но север не знал лета. Здесь даже море дышало стужей, и каждый порыв ветра напоминал о том, что южное тепло осталось где-то в другом мире. Солнце упрямо пряталось за плотными тучами, и серое, безжизненное небо нависало над ними, будто чужая, враждебная пустота. Сайхан подумал, что, наверное, в этих местах солнечных дней не бывает вовсе.

– Но задолго до Рыбозаводска здесь жило племя народности Эргиты. Когда Советский Союз занял этот полуостров то многие Эргиты ушли отсюда, но некоторые остались, обосновываясь в новой жизни. Они создали семьи и стали работать на благо страны!

– Твои предки. – Сказала Алёна Сайхану с улыбкой, Сайхан кивнул, подтверждая ее слова.

Наконец, в серой дымке проступили очертания острова. Сайхан вытянул шею, стараясь рассмотреть берега. Зелёные луга тянулись вверх по пологому склону, а у самой воды темнела короткая, едва заметная пристань. К ней и должен был причалить катер. Никакой инфраструктуры видно не было. Ни домов, ни дорог. Только трава, взбиравшаяся по сопке, да редкие полосы кустарника. Сайхан надеялся, что всё остальное скрыто за холмом. Он надеялся на хоть какие-то кровати, может быть даже будет горячий душ. Ведь отец выложил целое состояние за эту, как казалось самому Сайхану, бессмысленную экскурсию.

– Но традиции они сохранили, – перекрикивая ветер, продолжал экскурсовод. – И именно поэтому этот город был уникальным на территории СССР. Здесь промышленность соседствовала с древними ритуалами. Наука шла рука об руку с колдовством, а скептические советские граждане сами обращались к местным шаманам, чтобы те вызвали духов их предков.

Катер сбавил ход, и из капитанской рубки вышел отец Сайхана. Майгыт Аркунин был крепким, невысоким мужчиной пятидесяти лет. Лицо и голова гладко выбриты, ни единого волоска. Он ненавидел мужскую плешь, и потому брил себя начисто, превращая возраст в силу, а не в слабость. Более того, он даже не брал на работу тех, у кого волосы обрамляли лысину, считая это признаком слабости. А позволить себе такие прихоти он мог, в прошлом влиятельный бизнесмен, теперь занимавший высокую должность в правительстве.

Именно он щедро оплатил эту поездку себе, Сайхану и его друзьям. Правда Сайхан никак не мог понять зачем. Ведь отец никогда не любил его друзей. Особенно его девушку Алёну. Но Майгыт сказал, что так они наладят отношения. А для Сайхана это было важно ведь он собирался жениться на Алёне, и понимал, что если он женится без отцовского одобрения, то останется без денег и помощи. А им необходима была помощь отца, так как Алёна была сиротой и у нее вообще ничего не было за душой, а Сайхан привык к безбедной жизни.

– Хватит, Укуйтан, – прервал речь гида Майгыт, тихо, но с нажимом. – Они всё равно тебя не слушают.

Катер дрогнул и мягко стукнулся о пристань. Ветер стих и стало чуть теплее.

– Наконец-то приплыли! – воскликнул Рустам, вскакивая с места и сбрасывая с плеч плед. – Надо срочно булки размять!

Он выскочил на берег первым, за ним поспешили остальные.

– А рюкзак твой кто тащить будет? – крикнула Алёна ему вдогонку.

– Сай! Подхвати мой бэг по-братски! – крикнул Рустам, не оглядываясь.

Сайхан привычно закинул на плечи свой рюкзак, в одну руку взял сумку Алены, а в другую, кожаный рюкзак Рустама.

– Не многовато ли на одного? – он усмехнулся, покачивая чужим рюкзаком.

– Давай сюда, – вмешался Антон.

Он ухватил рюкзак Рустама и, не раздумывая, метнул его через борт. Тот с глухим шлепком приземлился на пристань, всего в нескольких сантиметрах от края.

– Ты чё, у меня там камера, идиот! – взвыл Рустам, но Антон только расхохотался.

– А нефиг быть таким растяпой, придурок! – парировал он, спрыгивая с лодки на пристань.

– На себя посмотри! – Крикнула Рустам поднимая свой рюкзак. – Вырядился как шут!

Сайхан мельком глянул на отца. Майгыт наблюдал за этой перепалкой с тяжёлым лицом, в котором сквозило недовольство. Он покачал головой, отвернулся к Укуйтану и тихо сказал ему что-то.

Сайхан тем временем спустился следом за Антоном и, подав руку Алёне, помог ей сойти с катера. Вскоре вся компания из шести человек двинулась по траве вверх, на сопку. Ребята шли впереди, болтая и смеясь, а мужчины немного отставали.

– Значит, ты отсюда родом, Сай? – спросил запыхавшийся Антон, хватая воздух ртом.

– Я родом из Москвы, – усмехнулся Сайхан.

– Ну что я скажу, – вмешался Рустам, обмахиваясь кепкой. – Место живописное. Поскорее бы уже побродить по этому вашему городу.

Первым на вершину сопки выбрался Сайхан. То, что открылось его глазам, поразило и одновременно заставило сердце сжаться. Следом поднялись друзья, и тоже уставились вперед, не находя слов. В низине раскинулся разрушенный город. Казалось, город тянет их к себе, будто тёмная воронка, засасывает, готовая поглотить. Сайхан ощутил неясную угрозу, исходящую от этого места.

Кирпичные дома, уцелевшие наперекор времени и стихии, выглядели так, словно море пыталось содрать с них кожу. Стены облупились, краска поблекла, местами её смыла вода. У набережной, где когда-то кипела жизнь и работал порт, теперь лежали остовы лодок и рыбацких судов, выброшенные штормами далеко на сушу. Их корпуса переломаны, мачты торчали словно кости, пробившие плоть. Ржавые краны и искалеченные ангары нависали над мёртвым берегом.

Тишину нарушали лишь редкие крики чаек да скрип покосившихся крыш. Но за этими звуками стояла странная неподвижность, будто сама жизнь ушла отсюда вместе с людьми, оставив после себя лишь пустую оболочку в память о городе, который когда-то жил, смеялся и верил в будущее.

И всё же в этой картине было нечто чужое, выбивающееся из общего запустения. Сайхан невольно прищурился. На одной из невысоких сопок, неподалёку от разрушенного города, стоял огромный двухэтажный дом из тёмного бревна. Крыша сияла свежей черепицей, словно издевалась над общей серостью, а вокруг дворика тянулся аккуратный резной забор, слишком новый, слишком ухоженный для этих мест.

– Укуйтан! Так вы здесь живёте? – с любопытством спросила Алёна, обернувшись к подошедшему экскурсоводу. – А как же вы зарабатываете на жизнь?

Тот громко рассмеялся, зубы сверкнули на загорелом лице.

– Как-как? Туристов вожу, девочка. За бешеные деньги, – он подмигнул ей. – Уверен, ты даже не представляешь, во сколько обошлась эта ваша поездка.

Сайхан нахмурился. Он отстал от ребят, пропустив их вперёд и поравнялся с отцом. В груди жгло ощущение, что за фасадом экскурсии скрывается нечто большее.

– Отец… зачем ты привёз нас сюда? Мы могли бы просто поехать на какой-нибудь курорт, – он спрашивал аккуратно, чтобы случайно не разозлить отца.

Майгыт взглянул на него строго. Лицо, как всегда, было суровым, но голос звучал мягко:

– Я хотел, чтобы ты познакомился с культурой своего народа, Сайхан.

Сайхан поймал себя на мысли, что в последние время отец изменился. Стал мягче, спокойнее. Раньше, за такие разговоры, он бы уже получил от него тяжёлый взгляд и резкое слово. Теперь же… Майгыт будто смирился с тем, что его сын – это отдельная личность. Или, по крайней мере, сделал вид, что смирился. Сайхан даже на миг поверил, что отец отказался от своей цели, и перестал пытаться протолкнуть сына в семейный бизнес, заставить идти по его стопам. Сайхан знал, что такая жизнь не для него, ведь он был музыкантом. Но не из таких, которые жаждут сцены, оваций и славы. Ему нравилось другое, он любил просто сочинять музыку. Его мечтой была простая, тихая жизнь. Без лишних потрясений, которые несут с собой большой бизнес и шоу-бизнес. Просто писать песни, зарабатывать этим на хлеб, растить детей и любить свою жену. Вот чего он хотел. И чего никогда не понимал его отец.