Западный след

Артём стоял. Ветер трепал кепку. Сердце билось – не от страха. От азарта.

Он достал блокнот. Написал:

Ратников. Личная встреча. Первый контакт.

– Не отрицает. Не оправдывается.

– Предупреждает. Не угрожает – советует.

– Значит – знает, что я знаю.

– Значит – я уже в игре.

– Значит – назад пути нет.

Вечер. Дома. Квартира на Трёх горке. Душный подъезд. Ванна с горячей водой – раз в неделю. Артём грелся под струёй, думал о Ратникове. О его словах. О его взгляде.

«Не все следы стоит тянуть до конца».

Он вышел из ванной. Заварил кофе. Расстелил на столе документы – журналы, выписки, фото. Дискета Степанова лежала отдельно – как мина. Он не решался её открыть. Пока.

Зазвонил телефон.

Старый, бежевый. Тот же, что и в редакции.

Артём снял трубку.

– Алло?

Голос – тот же, что и в первую ночь. Приглушённый. Военный. Но теперь – без намёков.

– Брось тему, Волохов.

– Кто это?

– Тот, кто знает, куда ты ездил. Кого ты видел. Что ты нашёл.

– И что?

– Или следующий взрыв будет не в казарме.

Артём замер.

– Что за взрыв?

– Ты сам знаешь. В Брянске. В Старом Складе. Мы нашли твои отпечатки на журнале. И на бутылке, которую оставил прапорщику.

– Вы следите за мной?

– Мы следим за всеми, кто лезет, куда не просят.

– Вы угрожаете?

– Нет. Мы предупреждаем. Как Ратников. Только мы – не генералы. Мы – те, кто чистит за ними. И за такими, как ты.

Щелчок. Гудки.

Артём медленно положил трубку.

Сердце билось чаще. Не от страха. От ясности.

Они не просто знают.

Они – действуют.

Они – реальны.

И они – близко.

Он подошёл к окну. Открыл. Впустил холодный воздух. На улице – тишина. Только фонари и тени.

Он достал «Макарыча» из ящика. Проверил обойму. Положил на стол – рядом с дискетой.

Потом взял блокнот. Написал:

Они не хотят, чтобы я копал.

Значит – я на правильном пути.

Они угрожают взрывом.

Значит – боятся, что я найду то, что уже взорвали.

Правду.

Он закрыл блокнот. Выключил свет. Оставил только настольную лампу – тусклую, мигающую. Как надежду.

Лёг на диван. Не стал запирать дверь на цепочку.

Пусть знают – он не прячется.

Пусть знают – он не боится.

Пусть знают – он не остановится.

Поздней ночью. Неизвестный номер. Звонок в дежурную часть ОВД «Пресненское».

– Алло, милиция? Тут, на Трёх горке, в квартире 48, журналист живёт. Волохов. Артём. У него, говорят, материалы про армию. Про взрывы. Про генералов. Может, проверите? А то вдруг… что-то случится.

Дежурный зевнул.

– Анонимка? Опять? Ладно, запишем.

Положил трубку. Поставил галочку в графе «Не подлежит проверке».

Глава 5 – «Крот»

Москва. Вечер. 21 октября 1993 года. Кафе «Седьмое небо». Окраина – район Марьино.

Название было иронией. «Седьмое небо» находилось на первом этаже хрущёвки, между ларьком с пивом и пунктом приёма стеклотары. Неоновая вывеска мигала – то «Седьмое», то «…ебо». Внутри – пластиковые столики, запах жареного лука, телевизор с «Поле чудес» и пара посетителей, которые больше смотрели друг на друга, чем на экран.

Артём пришёл за пятнадцать минут до назначенного времени. Выбрал столик в углу – спиной к стене, лицом ко входу. Положил на колени портфель – внутри: блокнот, диктофон, «Макарыч» и дискета Степанова, которую он так и не открыл.

На часах – 19:58.

В 20:03 вошёл он.

Мужчина лет сорока пяти. Худой. В очках с толстой оправой. В старом плаще, который когда-то был модным – в начале 80-х. Шёл осторожно, оглядываясь, как человек, который давно забыл, каково это – чувствовать себя в безопасности.

Он подошёл к столику. Не сел. Посмотрел на Артёма.

– Волохов?

– Да. Вы – Селиванов?

– Был им. Теперь – никто.

Он сел. Заказал чай – без сахара, без лимона. Просто кипяток в стакане.

– Я слежу за вашими публикациями, – сказал он тихо. – С того момента, как вы начали копать про склады. Вы… не боитесь.

– Боюсь, – ответил Артём. – Но это не останавливает.

Селиванов кивнул, будто это был правильный ответ.

– Я – бывший майор тылового обеспечения Западной группы войск. Отвечал за приём и списание техники в Брянской зоне хранения. До апреля 1993 года. Потом меня… перевели.

– В Мурманск?

– Официально – да. Фактически – в ссылку. За то, что я начал задавать вопросы. Почему исчезают машины. Почему подписи подделаны. Почему деньги уходят не туда.

– Вы знали Степанова?

Селиванов замер. Потом – медленно кивнул.

– Он был моим начальником. В финансовой группе. Умный. Точный. Честный – до определённого момента. Потом… – он сделал паузу, – потом он понял, что честность – это не добродетель. Это приговор.

– Он передал мне дискету, – сказал Артём. – Перед исчезновением.

– Знаю. Он знал, что его уберут. Поэтому подготовился. И выбрал вас.

– Почему меня?

– Потому что вы – не системный. Вы – одиночка. Вас не купишь. Вас не запугают. Вас… можно использовать. Как последнюю надежду.

Селиванов достал из внутреннего кармана плаща маленький конверт. Положил на стол. Поверх – свою ладонь. Не отпускал.

– Здесь – дискета. Не та, что дал Степанов. Эта – моя. Я собирал её полгода. Тайно. Ночами. Из разных источников. Из архивов. Из баз данных. Из разговоров.

– Что на ней?

– Всё.

Списки машин – какие именно БТР, танки, грузовики ушли не туда.

Схемы перевозок – куда их везли, кто сопровождал, через какие КПП.

Счета в Швейцарии – номера, суммы, даты зачислений.

И.… – он понизил голос до шепота, – фамилии. Те, кто подписывал. Кто организовывал. Кто брал откаты. Кто давал приказы.

Артём не дышал.

– Среди них – Ратников?

– Он – не вершина. Он – звено. Важное. Но не последнее.

– А кто – последнее?

Селиванов посмотрел на него долгим взглядом. Потом – отпустил конверт.

– Не спрашивайте. Пока не готовы умереть.

Артём взял конверт. Спрятал в карман куртки – тот, что ближе к сердцу.

– Почему вы мне это даёте? – спросил он. – Вы могли сбежать. Могли молчать. Могли просто… исчезнуть. Как Степанов.

Селиванов отпил чай. Поставил стакан. Посмотрел в окно – на грязную улицу, на редкие фонари, на тени, которые, казалось, двигались не сами по себе.

– Потому что я тоже промолчал.

Когда увидел первые расхождения – списал на ошибку.

Когда увидел вторые – списал на хаос.

Когда увидел третьи – списал на реформы.

А когда понял, что это – система, уже было поздно.

Меня перевели. Жена заболела. Дочь перестала со мной разговаривать.

Я думал – если я замолчу, они оставят меня в покое.

Они не оставили.

Они оставили только вину.

И она… тяжелее, чем страх. Тяжелее, чем пуля.

Теперь я не могу молчать. Даже если это убьёт меня.

Но лучше – чтобы это убило их. Через вас.

Он встал.

– Не публикуйте всё сразу. Разбейте на части. Пусть каждый кусок – как нож. Пусть каждый факт – как мина. Если выложите всё – вас уничтожат за сутки. А правда – умрёт вместе с вами.

– А если я не успею?

– Тогда – передайте материалы дальше. Тому, кто придёт после вас. Так работает правда. Она не умирает. Она переходит из рук в руки. Пока кто-то не донесёт её до света.

Он повернулся к выходу. Остановился.

– И.… не ищите меня. Больше мы не встретимся. Если встретимся – значит, один из нас уже мёртв.

И вышел.

Артём сидел. Смотрел на пустой стакан. На след от чашки на столе. На конверт в кармане.

Он достал его. Внутри – дискета. На ней – наклейка, сделанная от руки:

«ЗАПАДНЫЙ СЛЕД – ЧАСТЬ 1.

НЕ ОТКРЫВАЙ В МОСКВЕ.

НЕ ОТКРЫВАЙ ОДИН.

НЕ ОТКРЫВАЙ, ЕСЛИ НЕ ГОТОВ УМЕРЕТЬ.

– С.»

Он положил дискету рядом с той, что дал Степанов. Две миниатюрные бомбы. Два ключа к одной двери. Две жизни, положенные на алтарь правды.