Заколдую, закляну и брошу

Владимир Сединкин

Заколдую, закляну и брошу

Глава

Шариковая ручка моя со скрипом бегала по листку бумаги, пока седая, девяностопятилетняя бабуля, плотно стиснув губы и опираясь на деревянную трость с вытертой до блеска рукоятью, терпеливо ожидала долгожданного рецепта. Зоя Ивановна была нашей местной легендой: в четырнадцать лет убежала на фронт, прибавив себе три года. Морпех, орденоносец.

– Зоя Ивановна, почему вы к ревматологу-то не пошли? Вы же знаете я терапевт!

– Знаю я что ты терапевт! – ловко подхватывая исписанную мной бумажку нахмурилась ветеран, – Только ревматолог ваш, этот Эгим… Эгем.. берде…берды… Тьфу, ты господи, дал же бог фамилию!

– Эгембердиев, Зоя Ивановна. Алтынбек Джолдошович! Отличный врач. Зря вы так.

– Отличный врач пусть сначала по-русски говорить научится! Ага? А то что-то лепечет там нам на своём, ничего не понятно! Ой, не за это мы воевали, не за это…А вы, Тамара Владимировна, человек проверенный, старшим поколением уважаемый! После вас мы как зайчики прыгаем и чувствуем себя молодыми девчонками и мальчишками! Вы всё про всё знаете.

– Так уж и зайчиками? – улыбнулась я Серебряковой, поправляя выбившуюся из причёски тёмную прядь волос так и норовившую залезть в рот.

– А то! Я попусту болтать не буду! В прошлый раз у меня сил так прибавилась, что я даже на кладбище своим ходом съездила! Сына и внука навестила, рассказала мальчикам всё, цветочки поменяла! В общем большое дело сделала!

Пациентка моя всё ещё сидела на месте, но сгорбленная спина Серебряковой постепенно выпрямлялась, морщины на лице делались менее глубокими, а блеск в глазах и вовсе был как у молодой. Я тихонечко, осторожно, вливала в неё порцию жизненной энергии, которую накопила сегодня, бегая утром по Набережной. Энергии, что щедро подарили мне тополя и берёзки, поющие с утра птички, и по-летнему тёплое осеннее солнышко. На три месяца ей точно хватит. Потом снова придёт. Да всё так просто! Жизнь вообще штука простая. Просто многие привыкли её усложнять.

– Ладно, побегу я Тамара Владимировна! Огромное вам спасибо! – на стол рядом со мной легла пара конфеток «Мишка на Севере».

– Бегите, конечно, но в следующий раз Зоя Ивановна всё-таки надо идти к ревматологу. А то меня начальство заругать может… – с улыбкой посмотрела на старушку я.

– Это кто это ещё вас заругает? – серые глаза ветерана сверкнули сталью – Кешка что ли? Да я ему обоссанцу в детстве штаны меняла! – соскочила на ноги Зоя Ивановна, озорно стукнув тростью по полу (видно было, что палочка ей сейчас и не нужна вовсе). – Пусть только попробует вас заругать, я ему крапивы всыплю!

На мгновение она снова стала похожа на ту золотоволосую красотку, что в моей памяти, под аплодисменты советских солдат, танцевала «Барыню» у Рейхстага в 1945 году.

Без какого-либо почтения к Иннокентию Павловичу – главрачу нашей поликлиники, Серебрякова покинула кабинет с гордо задранным подбородком. «Ей и правда стало намного лучше», – подумала я и отхлебнула глоточек холодного, сладкого-сладкого чая, стоявшего рядом со мной на столе. Глюкоза очень хорошо возвращала силы.

Приём подошёл к концу, но до ухода домой мне нужно ещё было кое-что сделать. Открыв ящик стола, я достала самодельный браслетик из разноцветных стеклянных бусин и пару секунд разглядывала его на раскрытой ладони. Неплохо получилось. Надёжно. Спрятав вещицу в карман халата, я отправилась на первый этаж. В лабораторию.

Редкие пациенты провожали меня улыбками. Большую часть из них я знала очень давно.

– Третьякова! Кого ищешь? – заметив меня на пороге, спросила заведующая лабораторией Марья Ивановна, болтая с кем-то по стационарному телефону в углу.

Вредную саркому в её правой ноге я почти уже залечила. Ещё месяц и всё. А всё потому что не надо давать обещаний, которых не можете выполнить. Вина тяжким грузом и страшной болезнью ложится на вас.

– Сорокину ищу.

– Они в кладовке, чай пьют.

– Спасибо.

Свернув в узкий коридор со всех сторон блестевший безукоризненно чистым пахнущим хлоркой кафелем, я оказалась возле двери с рисунком изображающим швабру и ведро. Девочки при виде меня бросились на встречу. Весь чай расплескали.

– О, Тамарочка, привет! Как дела? Садись с нами кофе, чай пить…

Кто-то пододвинул ко мне стул. Внутри кладовка была значительнее больше чем казалась снаружи. Медперсонал трескал яблочный зефир «Коломенский».

– Спасибо девочки, у меня рабочий день закончился, умоталась, ехать надо, дома покушаю… – скороговоркой возразила я не потому что была зазнайкой, а потому что и правда сегодня устала. Пациентов было вдвое больше обычного.

– Ну, ты как всегда… – надула губы дородная дама-травматолог Мелентьева.

– Девочки, отстаньте от неё! – умяв половину зефирины, сказала старшая медсестра Сидорова. – Тамара Владимировна опять набрала чужих пациентов и приём начала на час раньше. Лерка Жукова на больничном, со своим Лёшкой по ночному городу катается, фоточки в интернет выкладывает, а другие за неё работают. Я бы тоже устала. Добрая ты сильно, Тома. Я бы так не смогла.

Я только плечами пожала, спрятав руки в карманы белого халата.

– Простите девочки, по-другому не умею (в этот момент коллеги посмотрели на меня с жалостью, еле-еле сдержалась чтобы не прыснуть со смеху). – Ира, вот тебе браслетик как обещала.

Лаборант Сорокина – тридцатипятилетняя миниатюрная, сероглазая блондинка с мешками под глазами, крепко, искренне обняла меня уткнувшись мордочкой в грудь.