Измаильская эскалада, или Тайная война Екатерины Второй против Запада

– Ну, ещё не повсюду…

– Надеемся, что будут победы. Григорий Александрович с большим рвением там действует.

– Однако ж за двадцать девять дней от него ни одной реляции, – заметила императрица.

– Думаю, ему сейчас трудно приходится. Руководство войсками дело хлопотное. К тому же и флот под ним. Все надо предусмотреть. Видно, мотается из Ясс в Бендеры и обратно. Да и про Крым забывать не надо.

– Да, тяжело ему сейчас. Тем более, когда союзник наш с Портой14 мир заключил и пообещал ей не пускать нас в Валахию. Теперь Потемкину приходится действовать в стесненных условиях. Ведь, если мы через Дунай перейдем, вся Европа против нас станет. Но если мы крепости возьмем и твердой ногой на Дунае станем, то и легче будет мир с Портой заключать.

– Без сомнения.

– Сейчас все силы и внимание необходимо обратить на заключение этого мира. Без него остальные дела, особенно в Польше, начинать не стоит. Но вот, когда на Дунае будут наши победы, тогда и договариваться будет легче. А ежели мы договоримся с Портой границу на Днестре установить, то и Европа замолкнет.

– Вы правы, государыня, но нынешний султан так надеется на некоторые европейские страны, что не идет ни на какие уступки.

– Султан Селим слишком молод, – усмехнулась императрица. – ему нужны дядьки, коих он и выбрал – пруссаки, англичане и голландцы. Он думает с их помощью завязать дело в свою пользу и заключил союз с прусским королем, который даже пообещал ему вернуть Крым. В тоже время, этот же самый правитель и мне давал знать, что, если бы я согласилась на присоединение Польши к его державе, он бы охотно согласился на разрыв отношений с Селимом. Но ему ни Польши не видать, ни Крыма, как ушей своих. А турки непременно будут обмануты союзниками своими. Шведский король тоже был в подобном положении, но вскоре взялся за ум, видя свое неизбежное поражение, и заключил мир непосредственно с нами.

Екатерина остановилась и улыбнулась.

– Что-то я разошлась. Видно, накопилось. Давай твой доклад, Александр Андреевич.

Безбородко кратко и толково рассказал ей положении внешнеполитических дел на основании писем от послов разных стран и своих умозаключений. Екатерина кивала, и было видно, что она довольна. По окончании доклада она заметила:

– Ты мне все это подробно в докладной опиши.

– Я уже это сделал, – сказал статс-секретарь и протянул ей папочку.

– Как всегда, ты удивляешь меня своей расторопностью.

– Готов служить вашему величеству, – поклонился Безбородко.

– Твое рвение меня радует. Кстати, а со Швецией у нас все дела закончены?

– Так точно, государыня. Осталось только посланника подобрать в Стокгольм, да бумаги ему подготовить. Так что мы свое дело сделали, теперь очередь за князем Потемкиным-Таврическим.

– На бога надеюсь, – закончила императрица аудиенцию и отпустила сановника.

Но не успела еще дверь закрыться за ним, как вновь отворилась. В кабинет вкатилась низенькая полная женщина и засеменила к Екатерине. Это была камер-фрейлина Перекусихина, самое близкое и доверенное лицо императрицы, тридцать пять лет верно и предано служившая своей госпоже.

– Что тебе, Мария Савишна? – спросила Екатерина.

Та взмахнула руками, сделала круглые глаза и, задыхаясь, проговорила:

– Ой, матушка-государыня! Радость-то какая!

– Да в чем дело? – забеспокоилась императрица.

– Только что Захар сказывал, что прибыл курьер от Григория Александровича!

– Ну, наконец-то! – выдохнула Екатерина. – Иди, скажи дежурному генералу, чтобы немедленно привел его сюда!

Через некоторое время на пороге появился молодой человек в мундире. Он заколебался, и Екатерина поманила его.

– Подойдите, офицер!

Тот подошел к ней строевым шагом. Держа на согнутой левой руке пакет и шапку, низко поклонился. Поцеловал протянутую руку императрицы.

– Доложите, офицер! С чем пожаловали?

– Адъютант его светлости князя Потемкина-Таврического секунд-майор Армфельд! – выпалил молодой человек, слегка коверкая русские слова. Потом протянул ей пакет: – Велено передать от главнокомандующего вашему императорскому величеству лично в руки!

У Екатерины была хорошая память, и она вспомнила, что видела эту фамилию в прошении Потемкина. После окончания русско-шведской войны князь просил зачислить в его свиту шведского офицера с такой фамилией.

Она приняла пакет и спросила по-немецки:

– Вы ведь родственник генерала Густава-Маврикия Армфельда?

– Так точно, ваше императорское величество – радостно ответил офицер тоже по-немецки.

– И какие ваши планы? Не хотите обратно в Швецию?

– Никак нет. Прошу ваше величество, отпустить меня обратно на юг, в войска.

– Что так? – удивилась императрица.

– Там сейчас начинаются дела достойные каждого военного человека.

– И что это за дела?

– Войска вашего императорского величества начинают освобождение турецких крепостей на Дунае.

– И уже какую освободили?

– Никак нет. Но шестого октября по приказу главнокомандующего начали штурмовать первую. Килию. – Тут офицер замялся: – Однако первая попытка оказалась неудачной. И генерал-аншеф Меллер-Закомельский погиб. Большой урон нанесла нам турецкая флотилия.

– Жаль генерала, – посочувствовала Екатерина. – А что же наша флотилия?

– Тогда она не могла пройти в Дунай из-за сильных штормов. Но когда я уезжал, наша флотилия уже вошла в малое устье и побила турок. Войска возглавил генерал-поручик Гудович. И был назначен новый штурм.

– Ну что ж, ваше рвение похвально, господин офицер. А когда вы готовы убыть обратно в войска?

– Хоть завтра, ваше императорское величество.

– Пока отдыхайте, – сказала Екатерина и заметив фигуру в проеме двери, обратилась к нему: – Господин дежурный генерал!

Тот подбежал к ней и отдал честь.

– Запишите, генерал: секунд-майора Армфельда произвести в премьер-майоры. Кроме того, я дарю ему перстень и пятьсот червонных. Вам понятно, офицер?

– Рад служить вашему императорскому величеству! – радостно воскликнул курьер.

– Генерал, устройте офицера. Накормите. Дайте ему то, что пожелает. Пусть отдыхает. Да позовите Безбородко!

Офицеры ушли, а Екатерина распечатала на столе пакет. Там оказалось несколько писем: одно – ей лично, второе – Безбородко, третье – в военное ведомство.

Отдав статс-секретарю ведомственные письма, она, надев очки, открыла послание от Потемкина. Прочитав первые строчки «Матушка, Всемилостивейшая Государыня…», улыбнулась.

Екатерина уже почти дочитала письмо, когда дверь вновь отворилась, и вошел стройный молодой человек красивой внешностью, лет двадцати с лишним. У него был высокий лоб и прекрасные глаза. Это был фаворит Екатерины Платон Зубов. За год с небольшим, с тех пор как императрица приблизила его к себе, он сделал головокружительную карьеру, продвинувшись из секунд-ротмистра Конной гвардии до генерал-майора.

Услышав, как отворилась дверь, императрица подняла взгляд, чтобы выразить неудовольствие. Но при виде вошедшего её лицо тут же приняло приветливое выражение. Она сняла очки и отложила письмо.

Молодой человек быстрым шагом приблизился к императрице, опустился перед ней на одно колено и торопливо заговорил извиняющим тоном:

– Прости меня, матушка, великодушно, что потревожил тебя. Но я хотел лишь выразить радость, что ваше императорское величество здорова.

Екатерина, улыбаясь, провела рукой по волнистым волосам юноши и потрепала их.

– Ну что ты, Платоша! Не беспокойся за меня. Всегда рада видеть тебя. Ценю твою преданность ко мне. Спасибо за искренние слова, они согревают мое сердце. Что у тебя?

– Ничего, матушка. Только желание видеть тебя и порадоваться твоему выздоровлению.

– У тебя доброе сердце, друг мой. Спасибо за заботу. Но сейчас иди. Сегодня я буду занята государственными делами. Да и у тебя, я знаю, занятий хватает. Вечером дам знать, когда зайти ко мне.

Платон поднялся и, поклонившись, с жаром поцеловал руку императрицы. При этом фаворит украдкой бросил взгляд на письмо. Лицо его исказилось. Он понял, что это письмо от Потемкина. А Платон люто ненавидел князя. Впрочем, Екатерина не заметила ни взгляда, ни ненависти на его лице. Она любовалась гибкостью его мускулистого тела, когда он шел к выходу. Затем, вздохнув, надела очки и продолжила читать письмо.

Платон вышел из кабинета императрицы и поведение его изменилось. Походка стала вальяжной, лицо злым, а взгляд холодным и надменным. Фаворит чувствовал свою силу, и окружающие понимали это. Выражение его лица разгладилось, когда он встретил маленького роста худощавого старичка в военном мундире. Это был главный воспитатель внуков Екатерины, генерал-адъютант граф Салтыков Николай Иванович. Именно ему Зубов был обязан своим возвышением. Когда в прошлом году императрица разочаровалась в Дмитриеве-Мамонове, Салтыков, вместе со статс-дамой Нарышкиной подсунули ей Платона. Цель была одна: «свалить», наконец, Потемкина.

Салтыков отвел Зубова в сторону.

– Ну как?

– Она получила письмо от него, – процедил сквозь зубы фаворит. – И меня отправила.

– Для государыни дела державные важнее всего, – утешил его Салтыков. – Это надо помнить. А ты хвали «циклопа». Пока. Еще немного, и твоя сила будет. Не устоит матушка.

Екатерина, тем временем, готовилась писать письмо Потемкину. Она всегда старалась отписать ответ в день получения послания. Походив с полчаса по комнате и обдумав текст, она села за стол и вывела на бумаге первые строчки «Друг мой сердечный князь Григорий Александрович…»

Письмо получилось длинным и в основном касалось государственных дел. Польский вопрос. Отношение к прусскому королю и султану. Посоветовала, как вести с турецким визирем. Но между строк читалось основное: да, нам нужен мир с Портой, но только после побед на Дунае.

Спустя два дня новоявленный премьер-майор Армфельд, с небольшой свитой, уже мчался на юг. Оставаться в Петербурге он не захотел, потому что никого здесь не знал. Да и к прелестям столичного света был равнодушен из-за своего протестантского воспитания. И вот теперь, он, то в карете, то верхом, с каждой верстой неумолимо приближался к молдавскому городку Бендеры, где находилась ставка главнокомандующего всеми российскими войсками Потемкина-Таврического.

На пальце левой руки Армфельда блестел перстень, подаренный императрицей, а грудь его грели пятьсот червонцев, хоть и в ассигнациях.

Глава 3. Князь Потемкин, главнокомандующий всеми

российскими войсками на юге

Потемкин, как обычно, с большой помпой отпраздновал победу русской речной флотилии под командованием генерал-майора де Рибаса. В Сулинском канале Дуная было сожжено несколько турецких судов, остальные оставлены экипажами. Гренадерский десант занял крепость Тульча. Это была вторая, после Килии, победа российских войск на Дунае. Оставалась еще одна крепость – Исакча, расположенная выше по реке. После чего окружение самой сильной турецкой твердыни Измаил будет завершено, и она будет отрезана от турецких резервов.

– Ай да, Осип Михайлович! – воскликнул Потемкин, узнав новость. – Ай да, де Рибас.

В тот же день был дан пир с большим столом для офицеров. Играла музыка, танцевал балет, стреляли пушки холостыми зарядами. Праздновали два дня, но к вечеру второго дня Потемкин помрачнел, и все затихло.

В большой комнате, освещенной многими свечами, остались лишь приглашенные. Уставший светлейший князь сидел около княгини Долгоруковой, наряженной как греческая богиня, и тихим голосом вел с ней беседу. На нем был только меховой халат, больше похожий на шубу, а под ним, вероятно, ничего. Рядом, на диване из золотистой ткани под роскошным балдахином, сидели еще пять со вкусом одетых девиц. В глубине зала толпились несколько десятков офицеров всяких званий.

Еще в июле Потемкин перевел свою ставку из молдавского города Яссы в крепость Бендеры на Днестре. Так и к войскам поближе и управлять ими легче. Вместе со ставкой с ним переехали несколько сотен слуг, музыканты, певчие, театр с балетом, его фаворитки и большое количество военных, а также гражданских лиц. Все они с большим сожалением покидали прекрасный дворец Кантакузинов15, переселяясь в пыльные степные Бендеры. Но вслух никто не высказывался.

Потемкин всегда с гордостью указывал на то, что под его руководством крепость Бендеры была взята без пролития русской крови, дипломатическим путем. После занятия русскими войсками предместья и переговоров с пашами, турки сдали цитадель.

– Вот так надо действовать, господа генералы, – говорил он своим подчиненным. – Берегите ваших солдат! Принудить врага к сдаче во многом ценнее, чем взять крепость, погубив тысячи наших воинов!

После переезда из Ясс, Потемкин занял бывший дом турецкого паши. Строение было большое, хотя и не могло сравниться с апартаментами Кантакузинов.

К Потемкину подошел его секретарь Попов и, наклонившись, тихо проговорил:

– Ваша светлость, полковник граф де Дама хочет представить вам двух иностранных кавалеров, только что прибывших из Вены.

Потемкин удивленно вскинул голову:

– Из Вены? Да ну!? Веди!

Он встал. В свои пятьдесят с лишним лет он выглядел еще очень представительно. Высокий крупный мужчина, хоть и слегка сутулившийся, но с гордо поднятой головой. Под халатом угадывался мощный торс. Лицо с правильными чертами, немного одутловатое, по-прежнему было красивым. Отсутствие одного глаза было незаметно, его заменил искусно сделанный фальшивый.

В комнату вошли трое: один в русском мундире, второй в австрийской форме, третий в гражданском платье.

Потемкин запахнул халат и подошел к ним. Все трое поклонились. Офицер в русской форме сказал:

– Позвольте, ваша светлость, представить вам моих друзей из Вены.

Потемкин кивнул головой.

Вперед выступил стройный молодой человек в гражданском костюме. На вид ему было лет двадцать пять. Выше среднего роста, с приятными чертами лица.

– Герцог де Фронсак дю Плесси, – представился он.

– Уж не родственник ли ты вашего знаменитого кардинала? – удивился Потемкин.

– Так точно, ваша светлость, пятый герцог Ришелье.

Второй молодой человек, пониже ростом и постарше, с достоинством произнес:

– Полковник австрийской армии Шарль де Линь.

– Сын моего друга принца де Линя!? – воскликнул Потемкин. – С которым мы брали Очаков?

– Так точно, ваша светлость.

– Ну и что вы хотите, молодые люди?

– Мы хотим вступить в славное войско ее величества императрицы Екатерины, – ответил де Линь. – Хотим участвовать в штурме Измаила.

– Во как! Похвально! Люди нам нужны, – хохотнул Потемкин. – Что же вы можете?

– Я могу служить инженером, строить батареи, как мой отец, – сказал австриец.

– Я еще не участвовал в боевых действиях, но готов на любое дело, – с сожалением заметил де Фронсак.

– Славно, – похвалил их светлейший. – Только на русскую службу вас принять может только государыня. Я же могу лишь послать запрос на ее имя, а вас определить волонтерами в войска.

– Мы согласны! – хором выкрикнули молодые люди.

– Тогда идите, приводите себя в порядок и через два часа жду вас на обед, – заявил Потемкин и, обратившись к офицеру в русском мундире, добавил: – Полковник де Дама, устройте молодых людей пока у себя. И захватите полковника Ланжерона. Тот тоже горит желанием участвовать в штурме Измаила.

Обед, с обилием еды и вина, затянулся допоздна.

На следующее утро Потемкин встал рано, к восьми плотно позавтракал и занялся перепиской. Он был деятелен и активен. Как будто и не было двух суток празднования. Князь составил инструкции российскому послу в Польше Булгакову, подготовил отчет для Безбородко и продиктовал послание турецкому великому визирю, с которым вел переписку, призывая к миру. Императрице письмо пока писать не стал. Ждал от нее курьера и еще – донесение от де Рибаса о взятии Исакчи.

– А что нам делать с французом и австрийцем? – обратился к нему секретарь Попов.

– Что делать с ними, – рассеянно повторил главнокомандующий. – Пусть погуляют здесь пару дней и едут на Дунай. А с ними – Ланжерон и де Дама. Они тоже рвутся в бой.

– А куда их направить?

– Определи их к де Рибасу, – посоветовал князь и улыбнулся. – Хорошенькая иностранная компания образуется.

Потемкин встал и в задумчивости прошелся по кабинету. Остановился у окна. На улице шел мелкий дождик.

– Если что-нибудь у нас получится… – тихо проговорил он. – Уже идет вторая декада ноября.

Беспокойство главнокомандующего было обоснованным. Погода ухудшалась. Наступало сырое и холодное время. Начнутся болезни среди солдат. Но заканчивать кампанию взятием нескольких не столь важных крепостей, ввиду обострения международных отношений, было ошибкой. У него уже имелись сведения, что собравшиеся в Систово уполномоченные Пруссии и Англии намеревались предъявить Потемкину ультиматум: если Россия не пойдет на уступки Турции, они могут объявить ей войну.

И Потемкин это понимал. Измаил – вот камень преткновения. Взятие Килии, Тульчи и Исакчи не решает проблемы. Даже если Измаил будет окружен, блокирован, это ничего не принесет русским войскам. Крепость сильная, запасов у турок достаточно, гарнизон по количеству, пожалуй, больше русского войска. Осада ни к чему не приведет. А туркам только этого и надо. Судя по вялотекущим переговорам о мире, они надеются, что русские уйдут на зимние квартиры не солоно хлебавши. Но это будет позором для главнокомандующего. Кроме того, положение Измаила затрудняло взаимодействие российских войск по Дунаю. Крепость находилась как раз посредине между Килией, где располагалась группировка Гудовича, и Галацем, где находился корпус Суворова. Значит, все равно, штурм крепости неизбежен. Только кто из его генералов способен на такое? Потемкин пока выбрать не мог.

В голове всплыла фамилия Суворова, но он сразу отбросил это видение. Князь признавал талант генерала и всегда его выдвигал перед императрицей. Но считал, что именно благодаря ему Суворов был в таком почете у государыни. А Суворов, под всякими отговорками, увиливал от личной встречи и ни разу не посетил его ни в Яссах, ни в Бендерах. И хотя это задевало Потемкина, он, тем не менее, был в постоянной переписке с генералом – деловой и официальной. Однако, если Суворов одержит еще одну крупную победу, то станет настолько велик, что будет уже стоять вровень с ним. На это Потемкин, при всем его благодушии, согласиться не мог. Самолюбие не позволяло. «Будем действовать по плану, – подумал он, – а уж потом, дай бог, решится».

– Василий Степанович, – обратился Потемкин к своему секретарю, – ты отправил ордер де Рибасу занять остров напротив Измаила и установить там батарею?

– Так точно, ваша светлость!

– Подготовь предписания генерал-поручику Потемкину и генерал-поручику Гудовичу двигать свои корпуса к Измаилу. И вот что еще. Мне надо провести инспекцию к Измаилу.

– Когда?

– Думаю, через неделю. Когда обстановка прояснится. А пока, прикажи подать завтрак.

Попов не удивился. У светлейшего на дню могло быть и три, и более завтраков.

Через два дня иностранцы убыли к Измаилу. А еще через день прибыл Армфельд из Петербурга.

Потемкин хмыкнул:

– Не уехал в Швецию?

– Никак нет, ваша светлость. Считаю, в такое время мне надо быть рядом с вами.

– Вот-вот, рядом со мной. Об Измаиле не думай! Ты мне здесь нужен.

В тот же день он написал письмо императрице. Оно получилось коротким. Начинал, как всегда: «Матушка родная, Всемилостивейшая Государыня…» Извинялся, что медлит с донесениями по причине разбросанности войск. Потому с донесениями командиры запаздывают. Приложил рапорт де Рибаса об успешных действиях его флотилии. Вот и все. Хвастать было нечем.

Через несколько дней главнокомандующий выехал на линию фронта.

Сначала ехал в закрытой коляске, а по приближению к Измаилу пересел на лошадь и надел походный мундир.

За несколько верст до крепости, на пригорке ему была установлена большая палатка. В день приезда перед ней собрались у костра генералы и старшие офицеры.

Отдохнув после прибытия, Потемкин пригласил в палатку генерал-поручиков Гудовича, Потемкина и Самойлова, генерал-майоров Кутузова и де Рибаса. Выслушал их доклады. Оказывается, войска собрались пока не полностью. Корпус Гудовича только подтягивался к Измаилу, а войско Павла Потемкина находилось в селе Табаки. Кроме рутинных сообщений были и важные.

Генерал-майор Кутузов доложил, что своим отрядом расположился на левом берегу Дуная и обложил Измаил с сухопутной стороны.

Генерал-майор де Рибас отрапортовал, что с правого берега крепость также прикрыта его четырьмя батальонами, расположенными на острове Чатал. А за день до прибытия главнокомандующего, лодки черноморских казаков Головатого разгромили турецкую флотилию, прикрывающую крепость. Они даже попытались высадиться на берег, но были отогнаны превосходящими силами противника. И теперь флотилия де Рибаса полностью контролирует Дунай и постоянно находится перед крепостью, обстреливает ее. Стрельба также идет с батареи, установленной на острове против Измаила.

Потемкин поздравил с победами де Рибаса и приказал продолжать обстрелы. Когда подойдут основные силы, тогда будет принято решение о штурме Измаила. Это было сказано несколько напыщенно, хотя по лицам присутствующих было видно, что они в этом не особенно уверены. Только де Рибас с жаром поддержал эту мысль:

– Ваша светлость, мы готовы хоть сейчас приступить к штурму! Наши гренадеры вчера с ходу взяли бастион Табия и удерживали его, но ввиду недостаточности сил, я приказал отступить.

– Вот-вот, недостаточностью сил, – подметил Потемкин. – Поддержка сухопутных войск обязательно должна быть. Так что, дождемся подхода основных корпусов и тогда решим, как поступать дальше. Может быть, даже закончим дело дипломатическим путем.

– Я уже посылал сераскиру Измаила депешу с предложением о сдаче крепости на достойных условиях, – высказался де Рибас. – но он высокомерно отказал.

– Теперь я пошлю ему такое предложение.

Потом главнокомандующий вышел из палатки и пообщался с остальными офицерами. Начались жалобы. Солдаты болеют. Холод, дожди и сырость. Скудность провианта для людей и лошадей. Неопределенность сроков наступления.

Потемкин мрачнел. Но пообещал все устроить. И тут же распорядился весь провиант и оружие из Тульчи и Исакчи доставить сюда. Отправить из Бендер к Измаилу маркитантов. Скупать у местного населения все необходимое.

Пошел мелкий дождик, и он, объявив, что завтра осмотрит крепость и войска, удалился в палатку.

На следующий день небо прояснилось и главнокомандующий, в сопровождении генералов и старших офицеров, в течение нескольких часов объезжал турецкую фортецию. Он был поражен. То, что он видел на карте – одно, а то, что увидел сейчас, было совсем другое. Огромные валы и рвы, протяженностью почти семь верст, семь бастионов. И везде пушки. Как ему было доложено, что численность гарнизона, возможно, доходит до тридцати пяти тысяч воинов, так как сюда прибыла часть турецких солдат из Аккермана, Бендер, Килии и Хотина. Кроме того, побывав в расположениях батальонов, он заметил, что и солдаты, и казаки не горят желанием броситься в бой, а ждут, когда поступит команда идти на зимние квартиры.

И если ранее Потемкин подумывал возглавить штурм Измаила, то прибыв в палатку и просуммировав виденное, отказал себе в таком решении. А наутро он объявил генералами, чтобы они сами решили, как поступить далее. И умчался в Бендеры.

Прибыв в ставку, он заперся в кабинете и приказал его не беспокоить. Поездка подействовала на Потемкина весьма удручающе. Сутки он лежал, уставившись в потолок, и размышлял над создавшимся положением.

Двадцать лет тому он уже участвовал во взятии Измаила, будучи в составе армии Репнина. Тогда это была небольшая, слабо укрепленная крепость с малым гарнизоном. И после не длительных переговоров, турки сдались, не сопротивляясь. Сейчас же дипломатическим путем Измаил не возьмешь, турки сидят крепко. Хотя попробовать можно. Блокада и осада ни к чему не приведут. Впереди зима. Только людей зазря погубишь. Отступать? В то время, когда вся Европа смотрит на него?! Позорно. Значит, надо брать крепость штурмом. Но кто возьмет на себя такую ответственность? Он стал перебирать фамилии генералов. Потемкин, Гудович, Самойлов. Вот три старших генерала. Все боевые, храбрые офицеры, для всех это вторая война с турками. Остальных в расчет брать не стоит. Чинами пониже. Потемкин – известен своей образованностью. Гудович – деятельный военачальник. Самойлов – прямолинеен. Пожалуй, приступ может возглавить Гудович. Князь устал перебирать своих генералов, когда опять всплыло лицо Суворова. Да еще с ехидной ухмылкой. Мол, куда ты денешься! «Нет, – отмахнулся князь, – Уйди от меня!»

Так он пролежал почти сутки, впуская только слуг с едой. На следующий день, к полудню, в дверь просунулась голова Попова.