Зодчий

Сергей Леонтьев

Зодчий

Это рассказ о нашем современнике, который, как и безымянный герой Михаила Светлова «хату покинул, пошел воевать», только не за землю таинственной Гренады, за свою Родину. Это рассказ о талантливом художнике, Александре Федорове. И не о нем, потому, что я не знал Александра лично, рассказ составлен по воспоминаниям друзей, коллег и близких. Что-то я домыслил, что-то придумал. Надеюсь, что созданной мной образ близок к реальному.

Подтянув на гитаре струну,

Зажимаю аккорд виновато.

Сын сказал: «Я иду на войну».

Там знакомые бьются ребята.

Если что, не особо тужи,

Чтоб никто не заметил снаружи.

Есть дорога в загробную жизнь.

Неизвестно, где лучше, где хуже.

Константин Фролов-Крымский, «Я иду на войну».

3 марта 2024 года, недалеко от линии боевого соприкосновения.

Все-таки баня расслабляет – бдительность теряешь. Я на гражданке не очень любил в баню ходить, хотя на гражданке особая бдительность только при переходе дороги нужна. Не любил по другой причине. Попариться в семь потов, веничком похлестаться, кваску холодного – это здорово. Только если идешь с компанией – обязательно кто-нибудь спиртное притащит. Ладно пиво, так непременно и водку. Не раз, наверное, слышали: «Пиво без водки – деньги на ветер». И как ни отказывайся, я крепкое вообще не пью, кто-нибудь «по дружбе» в кружку с пивом водку втихаря плеснет. На следующее утро вместо ожидаемой легкости и ясности голова гудит и ноги ватные. А без компании в баню ходить скучно, да и сложнее выбраться. Одно дело – если договорились, время назначено, хочешь не хочешь – идешь. Другое дело – когда сам по себе. Тут уже думаешь, стоит ли вечер терять.

Но на войне без бани никак. Особенно после месяца в окопах, без ротации. Сами грязью заросли, про обмундирование вообще молчу. Как в том анекдоте:

– Не видел мои носки?

– Да вон они, в углу стоят.

Каким чудом эта банька уцелела – непонятно. От дома три обгорелые стены да печка остались. А банька стоит, добротная, рубленая, с предбанником, моечной, парилкой. Все честь по чести, даже стекла в окошках не выбиты. В одном только трещина. Ну мы и оттянулись, горячей воды и мыла сколько времени не видели! Часа четыре грязь отмачивали, парились, брились, стриглись, обмундирование стирали. Еле живые выползли и сразу спать завалились. Даже ужин не тронули.

По-хорошему, нам бы еще пару дней, чтобы в себя прийти. А из штаба команда: срочно выдвигаться, опять хохлы полезли.

Ну мы и пошли, но как-то расслабленно. Неправильно пошли, кучно. Уже почти подходили, осталось лесополосу пересечь. Лесополоса чахленькая, листья еще не распустились, не укроешься. И тут они прилетели, сразу две «птички». Я даже не понял, какие. У них теперь новые, то ли британские, то ли французские. Пингвин замешкался. У него ружье противодроновое – обычная охотничья двустволка, только патроны усиленные. Пингвин хорошо стреляет, он на гражданке стендовой стрельбой увлекался, даже разряд есть. Он биолог, кандидат наук, диссертацию про пингвинов писал, и позывной себе взял Пингвин. Тоже добровольцем пошел. Мы все добровольцы. Обычно Пингвин начеку, а тут сплоховал…

1994 год, Чебоксары.

Они сидели в скверике на покосившейся скамейке. Вернее, сидели трое, больше скамейка бы не выдержала. Двое, которые помладше, крутились вокруг. Сашка заметил их издали, мелькнула мысль обойти. Но пошел напрямик: короче и занятия вот-вот начнутся. Да и ноги не железные. Автобус опять в городок не заехал, и попуток не было, пришлось до поселка сорок минут топать. Хорошо, пораньше вышел, а то бы точно опоздал.

Когда все в жизни изменилось, Сашка толком и не понял. Как-то незаметно их чистенький и ухоженный военный городок, где он жил с родителями и младшими братьями, стал таким же грязным и замызганным, как соседний рабочий поселок. Многие знакомые офицеры и прапорщики вышли в отставку, уехали с семьями. Горячую воду весной отключили и включать не собирались. Потом и с холодной начались перебои. Говорят, что отопление зимой не включат. Хозяйственный магазин закрылся, в продуктовом шаром покати. Мать так однажды выразилась, когда с пустой сумкой вернулась. Да Сашка и сам видит, что с продуктами беда, дома через день перловка с тушенкой, а то и без. Цены растут чуть не каждый день. На вклад, который у отца был в сберкассе, теперь булку хлеба не купишь. Но отец говорит: прорвемся. Не может быть, чтобы государство армию бросило. Батя у Сашки старший прапорщик, десантник, орденом награжден за участие в какой-то секретной операции за границей. Сашка ему верит. А кому еще верить, если не бате? Хоть и поспорил, первый раз в жизни, когда документы в художественное училище подал. Отец не одобрил. Что за профессия, сказал, художник? Шел бы в инженеры или врачи, если военным быть не хочешь. Но Сашка упрямый, мать считает, в отца. Настоял на своем. Рисовать ему нравится и хорошо получается. В школе учительница сказала, что у Сашки талант. Вот и в училище его рисунки приемной комиссии понравились. Теперь ездит в город, два часа туда, два обратно. Но он выдержит, сын десантника все-таки.

Сашка шел мимо сидящих, стараясь не показывать страха. Он знал, что парни из соседнего профтехучилища пристают к художникам. Бьют, отбирают деньги, ломают мольберты, кисти топчут в грязи, краски, которые нынче в дефиците, выдавливают из тюбиков прямо беднягам на головы. Один студент второго курса после встречи с этой шайкой две недели в больнице провалялся. А милиции наплевать, они теперь все под бандитами ходят. Сашке до сих пор везло, первый раз на эту компашку нарвался. Он уже почти прошел, уже близко выход из скверика, а там через дорогу училище…

– Эй, маляришка, а ну стой! – раздалось сзади.

Сашка не обернулся, не побежал, продолжал идти.

– Стой, сука, кому говорят!

Послышался топот. Сашка остановился, развернулся, оценил, как учил отец, противника. Пятеро, двое явно старше, остальные ровесники, может, чуть младше. Один здоровый, похоже, в зале качается. У остальных физподготовки никакой. Курят к тому же, дыхалка слабая. Сашка, когда стал постарше, регулярно ходил с отцом на занятия. Батя тренировал прибывающих в часть срочников. Сашка на равных преодолевал с ними полосу препятствий, бегал марш-броски, отрабатывал приемы борьбы. Научился с первого взгляда определять, кто чего стоит. Кто на перекладине повиснет, как селедка, а для кого десять выходов силой не проблема. Из нападающих опасность представляли двое. Качок и второй, низкорослый, на вид щуплый, но быстрый. Судя по всему, главный. В зубах папироса, на правой руке кастет. Отбросив в сторону сумку, Сашка пошел навстречу, на ходу вытягивая из штанов ремень с тяжелой пряжкой. Солдатский ремень – серьёзное оружие, особенно если на пряжку свинцовые нашлёпки прикрепить. Этой хитрости Сашу знакомый сержант-дембель научил. Как и рассчитывал, его действия на время привели противника в замешательство. Они привыкли, что от них убегают или застывают столбом, как испуганные суслики. «Чтобы победить, – учил отец, – ты должен действовать нестандартно, неожиданно для неприятеля». Нападающие «сбились с ноги», притормозили. Только щуплый решительно пёр вперёд. Сашка без замаха ударил его пряжкой ремня в ухо. Одновременно ногой в тяжелом армейском ботинке пнул под коленку. «Если понимаешь, что драка неизбежна – бей первым, – говорил батя. – Определи главаря и выбивай его». Главарь больше дорогу не загораживал, и Сашка двинулся к чуть приотставшему качку, на ходу наматывая ремень на правую кисть. Качок оторопело стоял, не понимая, что происходит. Сзади кто-то пытался Сашку схватить и задохнулся, получив удар локтем в солнечное сплетение. Качок тем временем пришел в себя и встал в боксерскую стойку, намереваясь отправить художника в нокаут. Сашка с ходу пнул противника ниже пояса и приложил удобно согнувшегося бугая правым кулаком с намотанным ремнём. Рубанул со всей силы, сверху вниз, прямо по стриженному затылку. Удар получился что надо, качок врезался мордой в землю и затих. Не спортивно, конечно, ниже пояса пинать, зато эффективно. Сашка быстро развернулся, готовясь к продолжению схватки. Но продолжения не последовало. Главарь поднялся и, держась за ухо, прихрамывая, быстро двинулся прочь, выкрикивая на ходу угрозы. Свора поспешила за ним. Качок возился на земле, смешивая кровь из разбитой морды с пылью, матерился, но подниматься не спешил. Сашка посмотрел на часы, «Командирские», подарок отца, пнул поверженного противника ногой в бок, без злобы, для порядка, подобрал сумку и побежал в училище. Две минуты осталось до начала любимого урока рисования.

1996 год, Краснодарский край, гвардейский десантно-штурмовой полк.

Военный десантник – это не тот, кто может прыгать с самолета днем и ночью, в любую погоду, с парашютом и без, и не тот, кто в рукопашной один способен уложить десяток вооруженных до зубов вражеских вояк. Все это, конечно, важно. Но главное – бег. Десантник должен без устали пробежать с полной выкладкой километров сорок, потом зажевать сухарик, запить вонючей водой из лужи и в бодром темпе проскакать еще столько же. Так, по крайней мере, считал наш взводный по прозвищу «Бегом-марш».

– Слушайте сюда, доходяги, – говорил он, построив нас на плацу после подъема. – Сегодня вам повезло, считайте, день отдыха. Надо нарезать дерезы для метел. Тут недалеко, на хуторе хорошая дереза. Туда-обратно смотаетесь, я на кухне скажу, чтобы завтрак задержали. Бегом марш!

Недалеко – это километров десять. Сначала через горку с колючим кустарником, потом через овраг и дальше по разбитой тракторами проселочной дороге. Бежим, режем ветки, возвращаемся. Взводный придирчиво осматривает принесенное, ворчит:

– Мало, нужно еще столько же. Бегом марш!

Бежим, режем, возвращаемся. Завтрак, конечно, давно закончился, время к обеду. Все голодные, живот сводит. Из кухни аппетитные запахи на весь плац, стоим, слюнями обливаемся, взводный ветки перебирает. К нему, хромая, подходит рядовой Онучин, жалуется, что ногу стер. Взводный велит разуться, осматривает:

– Раззява, в медпункт!

Мы стоим, ждем команду на обед. Как бы не так. Взводный смотрит на часы, потом на небо, на котором собираются тучи.

– Дождь будет, – сообщает очевидное. Снова смотрит на часы, ходит задумчиво вдоль строя. Мы провожаем его голодными глазами. Поворачивается к нам.

– Рядовой Онучин забыл на хуторе штык-нож. Быстро сбегали, нашли, принесли. Одна нога там, другая здесь. Бегом-марш!

Никакого штык-ножа Онучин, конечно, не забывал. Все видели: у него на поясе болтался, когда он в медпункт шкандыбал. Но приказ есть приказ. В общем, пробегали мы так целый день. После обеда действительно дождь зарядил. Промокли до нитки, дорогу проселочную совсем развезло, скользко, попадали, все в грязи вывалялись. Вечером накормили нас сразу завтраком, обедом и ужином. Еле живые в казарму вернулись, завалились на койки. Ноги гудят. Все тело ломит. Но терплю. Сам же после второго курса в военкомат пришел, хотя отсрочка еще действовала. Просился в зону боевых действий, на вторую чеченскую. Батя туда ушел, брат средний в Рязанское десантное училище поступил, писал, что после окончания тоже в действующую рапорт подаст. А я что, в тылу буду отсиживаться? Но на войну меня не послали. Хорошо, в десант определили, как просил. Ничего, еще придет мое время, повоюем.

Кажется, только глаза закрыл – дымом потянуло. Дневальный орет:

– Рота, подъем, тревога!

Как потом оказалосьдиверсанты не настоящие, конечно, назначенные, зажгли у входа дымовые шашки. Первый этаж, где оружейная с противогазами, – затянут дымом. Прыгаем со второго этажа – и сразу в бой с теми самыми диверсантами. Как говорил Суворов, «тяжело в учении, легко в бою». А может, и не Суворов. Но мысль правильная.

1998 год, Чебоксары.

Я Сашу когда впервые увидел, сразу понял – это свой. Я в деревне вырос, а Саша в военном городке. То же село, разве что благоустроенное. В городе хорошо видишь разницу между ребятами местными, здесь выросшими, и приехавшими из деревни. И дело не в одежде – бывает, что деревенские даже более стильно одеты. Дело в поведении, в общении. Городской житель – он помягче, поинтеллигентней, что ли. Но только внешне, а на самом деле – более закрытый, скрытный. Может улыбаться, а что про тебя на самом деле думает – хрен поймешь. А деревенские – они с виду грубые, даже угрюмые, а на самом деле открытые, приветливые, искренние. Если тебе улыбаются, то от души. Но если ты им не нравишься – посмотрят, как на коровью лепешку, сплюнут, отвернутся.

Мы с Сашей под Новый год познакомились, нам тогда заказали построить снежный городок. Сколотили бригаду из студентов-художников, меня старшим поставили, потому что четвертый курс и опыт в таком деле есть. Саша на третьем учился, но был на год меня старше. Он после армии восстановился. И выделялся среди однокурсников, как взрослый мужик среди подростков. Сельские ребята они вообще старше своих лет выглядят, а уж после армии тем более.

Во время работы, особенно физической (потаскайте-ка целый день ледяные бруски)

быстро познаешь, кто чего стоит. В целом бригада у нас собралась неплохая, большинство парней старались, в меру своих физических возможностей, конечно. Но были и такие, кто все время схалтурить пытался, то брусок полегче взять, то перекур подольше устроить. Я одного такого в первый же день выгнал, на остальных воспитательное мероприятие подействовало. Деньги-то нам хорошие пообещали, за бортом никто не хотел оказаться.