Полная версия
Звездный ворон
Алиса Стрельцова
Звёздный ворон
Ермолай: Так сам ты скажи, в чём состоит истинное счастие?
Григорий: Первее узнай всё то, в чём оно не состоит, а перешарив пустые закоулки, скорее доберёшься туда, где оно обитает.
Григорий Сковорода[1]. Разговор пяти путников об истинном счастье в жизни (Разговор дружеский о душевном мире)Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения ООО «ИД «КомпасГид».
© Алиса Стрельцова, текст, 2025
© ООО «Издательский дом «КомпасГид», 2025
Глава 1
Завертелось
Гришка битый час топтался на Ильинской возле приюта и тревожно поглядывал на другую сторону улицы… Колокола оттрезвонили, службу в Вознесенской церкви давным-давно отстояли, народ разошёлся по домам – обедать. А у него с самого утра во рту маковой росинки не было. Живот свело, ноги гудели. Не просохшая после дождя рубаха липла к озябшей спине.
Задаром токмо столярку прогулял! И всё из-за энтого баламошки кучерявого. Послал же Бог товарища! Всю ночь из-за него глаз не сомкнул… Сговорились же увидеться вечером на Покровке, дак нет же… Унесла его нелёгкая… Но вот куда? И в приют ночевать не явился… Не у гимназистки же заночевал? Не по Сеньке шапка – ейная мамзель ни за что бы не позволила… хм, разве что на конюшне…
Из-за поворота вышел Михалыч, принялся сноровисто размахивать метлой. Гришка снова глянул на калитку женской гимназии. Не приметив Гали, да и вообще ни одной живой души, поспешил к дворнику.
– Здорово, Гришаня! – пробасил тот издалека.
– Здорово! – отозвался Гришка и постарался не пялиться на грязные сапоги дворника.
Эх, короб с ваксой не додумался с собой прихватить. Прохожих тут не густо, не то что на Покровке… Но на чёрствый калач заработал бы. Да и не торчал бы у всех на виду, как распоследний бездельник…
– Матери дожидаешься? – прервал его размышления Михалыч и зацепился взглядом за радужный синяк под левым Гришкиным глазом.
– Она сегодня дома… – Гришка посторонился, чтобы тот не зацепил его метлой.
– А с лицом чаво? Неужто отец расписал?
Гришка вскипел похлеще растопленного самовара, но отвечать не стал…
– На то он и отец… – Неловко вздохнув, Михалыч сменил тему и, задорно подмигнув, кивнул в сторону Марии́нки[2]. – Неужто девок выглядывашь? Приглянулась кака, али так… озорства ради?
– Обижаешь! Я сугубо по деловой надобности.
– По деловой? – Михалыч рассмеялся, повёл лукавым глазом. – Чаво так? Парень ты видный! Девки крепких да курносых любют…
Гришка кашлянул:
– Исключительно по деловой! Вот и тебя хотел расспросить. Ты вроде вчерась дежурил?
– Было дело! – Михалыч отставил метлу, вынул из кармана махорку, принялся крутить папироску.
– Приятеля моего не видал? Мы с ним давеча в приют наведывались…
– Кучерявый такой?
– Ага!
– Не-е… не видал, – помотал головой Михалыч.
– Пропал он… Думаю, не угодил бы в историю? Ты, энто… Может, слыхал чего?
– Ничегошеньки, – пожал плечами Михалыч, – чужих на улице не было. У нас на Ильинке народ порядошный, не балаганит… Угощайси!
– Не курю я!
– Чего так? – гоготнул Михалыч. – Башмачник же – не поповский сын.
– Вони не выношу! – отмахнулся Гришка и отошёл в сторонку.
Михалыч утонул в дымном облаке:
– Вона как… Ну, ежели товарищ запропал, на ярманке ищи-свищи… Там народишко тёмный, всяко бывает!
Выплюнув сжёванную до самого корешка соломину, Гришка раскланялся с дворником и вернулся к своему наблюдательному пункту.
Так-так! К губернатору Серёжа не наведывался, в приюте его тоже не было… Может, и вправду на ярманку занесло? Ночью? Господи, помилуй…
Гришка перекрестился.
…Случись чего, я бы знал. С утра сводка по тамошней части была, ежели чего – Петрович бы уже сказал. Значитца, точно у ней – больше ему деться некуда. Да вот токмо выйдет ли? Купеческая дочка… Поди ж, на полном пансионе? Даром что живёт через дорогу. Трескает сейчас в своей гимназии французские булки с ветчиной, молочком запивает. А я тут с голодухи сохну.
Порывшись в заплечном мешке, Гришка отыскал початый кулёчек семечек… Из-за свинцовой тучи вынырнуло солнце и резануло по глазам. Гришка развернулся к нему спиной, глянул на вытянувшуюся тень.
Часа два пополудни…
Две гимназистки выскользнули из-за калитки Мариинки, цокая каблуками и треща без умолку, пересекли Ильинку. Та, что повыше, взмахнула длинной косой, мельком посмотрела в Гришкину сторону.
Никак она? Наконец-то! А то уже все башмаки стоптал…
Гришка пошёл следом, но девиц обгонять не стал. Посмотрел, как они распрощались у Чесноковских хором, и Галя направилась к дому. Гришка присвистнул и прибавил шагу. Девчонка выпрямила спину и ускорилась.
Даже не взглянула, ей-Богу, барынька!
Гришка негромко окликнул:
– Галина Николавна!
Галя обернулась, моргнув болотными глазищами, пролепетала:
– Григорий!.. Зачем ты здесь?
– И вам не хворать! – усмехнулся Гришка.
Галя приложила палец к губам, спряталась за угол соседского дома. Гришка юркнул следом:
– Чего шушукать-то?
– Не дай Бог, маменька услышит или заметит кто… Не велено мне с тобой разговаривать! – Девчонка опустила глаза в землю.
– Да уж куды нам с суконным рылом да в калашный ряд? – Гришка покосился на проезжающую мимо телегу.
– Пóлно тебе, Григорий, не серчай! – Галя коснулась рукой его плеча. – Я не хотела тебя обидеть. Мне надобно тебе рассказать…
Гришка помедлил немного, чтобы не задавалась, прищурился, заглянул ей в лицо:
– Говори, коли нужно…
– Ты Серёжу видел?
В груди у Гришки ёкнуло:
– Нет! Мы с ним дáвеча вечером условились на Покровке встретиться. А он не пришёл. Случилось чего?
– Случилось. Только что? В толк не возьму. Вчера после обéдни мы тоже должны были музицировать. Я его ждала-ждала… Ох, и невоспитанный же он молодой человек, всегда опаздывает. Разве ж можно так с порядочными барышнями?..
– Ты сказывай скорее, не увлекайся!
– Ах да! Тут маменька нагрянула. Я ей про Серёжу всё и рассказала. Она осерчала, бранила меня, мол, кого попало в дом пускаю… Я расплакалась. А тут – он! – Галя попыталась справиться с нежданно накатившими слезами.
– Кто? – спросил Гришка сурово, стараясь не обращать внимания на эту сырость.
– Серёжа! Стоит на балконе и смотрит на меня сквозь стекло. Я выбежала к нему. Спросила, что он там делает. Маменька окликнула меня. Не успела я обернуться, а его уже и след простыл.
– С балкона, что ли, сиганул?
– В том-то и дело, что – нет! Я бы заметила. Просто взял и растворился…
– Растворился? А что потом?
– Ничего. Жаннет накапала нам с маменькой валерианы, мы успокоились и пошли раскладывать пасьянсы.
Вот бабы! Человек исчез, а они пасьянсы раскладывают.
Гришка почесал затылок…
Или соврала? Навряд ли… Хм, неужели Серёжа в своё время вернулся? Но как? И мне ничего не сказал… Тоже мне – товарищ!
Гришка чуть было не рванул в мастерскую, но вдруг вспомнил про Серёжину просьбу, снял с головы картуз, вынул из него вчетверо сложенный листок и протянул Гале:
– Чуть не запамятовал.
– Что это? – гимназистка смешно вскинула бровки.
– Письмо. Серёжа просил передать!
– Письмо? – Галино лицо просияло. – Мне? Спасибо тебе, Гриша!
Девчонка бросилась на Гришку с объятиями, у того от этой нелепости даже ноги к земле пристыли.
– К чему щенячьи нежности-то? Подумаешь, клочок бумаги с загогулинами.
Галя залилась румянцем, спрятала заветный листочек в карман.
– На досуге почитаю. Пора мне – маменька будет волноваться…
И упорхнула, словно синица. Гришка и глазом не успел моргнуть.
И чего токмо Серёга в ней нашёл? В голове – сплошные «лямуры», никакого соображения.
Обождав немного, Гришка дошёл до Рябининского особняка, приметил раздвоенную липу, притулившуюся к балкону. Оглянулся…
Никого! Пожалуй, лучше всё-таки самому проверить…
Подмигнув белогривым каменным львам, Гришка легко перемахнул через кованый забор. Пригнувшись, добрался до липы. Шустро вскарабкался по ней вверх и притаился в листве. На балкон не полез.
От греха подальше… Не то, чего доброго, растворюсь, как Серёжа, а мне училище окончить надобно!
Сквозь просветы в балконной решётке Гришка разглядел узорчатый стол и соломенное креслице. В креслице жмурилась от солнышка нелепого вида старушка в синей гороховой косынке.
Гришка затаился.
И чего она здесь прохлаждается? Нашла время!
Дальше случилось что-то и вовсе нелепое. Старушка бойко нырнула под стол, встала на четвереньки и прислушалась…
Балконная дверь распахнулась, на припёке перед столом возникла Галина Николавна, всё ещё в плаще и гимназической форме, с Серёжиным письмом в руках. Не отвлекаясь от чтения, девчонка уселась в опустевшее кресло, пробежалась глазами по листку. Вскинув бровки, прищурилась, перечитала ещё раз. И даже в лице изменилась.
Точно весеннее небо! Сперва озарялось солнечными лучами и вдруг враз заволоклось хмурыми тучами! И всё-таки в ней что-то есть… когда не манерничает.
Наконец, Галя прочла прощальные строки. Смахнула с бледной щеки огромную слезу.
Ну вот, опять! За водой ходить не надо, токмо вёдра подставляй! Ох, и любят эти девицы слезу пустить…
Старушка под столом заегозила. Скрючилась в три погибели, а потом что есть мочи чихнула. Вздрогнув всем телом, Галя выронила письмо и отскочила к двери.
Как ошпаренная кошка! – От беззвучного смеха Гришка чуть с липы не свалился.
Старушка прихватила нежно-розовый ридикюль, пятясь выползла из-под стола, подолом юбки нечаянно смахнула Серёжино послание с балкона.
– Здравствуй, милая, кипяточку не найдётся? – вынув из ридикюля расписной чайник, старушка протянула его Гале. – Согреться бы бабушке! Погода сырая. Того и гляди простуду подхватишь.
Галя прижалась спиной к двери и уставилась на гостью так, словно увидела привидение:
– Опять вы? Как вы сюда попали?
– Ты, дитятко, не пужайся! Я бабушка порядочная, не обижу. Хорошо тут у вас, вот и пригрелась на припёке. Чайку выпью да и отправлюсь по своим делам…
Галя дрожащими руками взяла у старушки чайник и, вконец ошарашенная, исчезла за дверью. Бабуся неспешно размяла поясницу, выкатила из-под стола котомку на колёсах, вынула оттуда потрёпанную клетчатую накидку и, завернувшись в неё, смачно хрустнула яблоком. Гришка почуял аромат антоновки и сглотнул слюну.
А что, если энто та самая бабуся, про которую Серёжа рассказывал? Как же я сразу не смекетил?
Старушка порылась в кармане, вытащила оттуда часы червонного золота, бормоча что-то себе под нос, принялась вертеться по кругу…
Точно факир из цирка Никитиных! – усмехнулся про себя Гришка.
Перед старушкой снова появилась Галя, без чайника.
– Отдай письмо, ведьма! – проверещала она и вцепилась в поросячий ридикюль старушки.
– Что ж ты делаешь, дурёха? – выкрикнул Гришка и, перескочив через решётку, ухватил девчонку за складчатую юбку. – Пропадёшь ведь…
Досказать он не успел – его крепко дёрнуло. Так, будто телега на ходу перевернулась! Всё завертелось, словно на карусели, и стало совсем темно…
——Очухавшись, Гришка увидел, как из темноты вынырнула похожая на электрический вагон гудящая махина и ринулась на него! Он остолбенел…
Чьи-то руки ухватили Гришку за плечи и оттолкнули в сторону. Перед его глазами мелькнуло перекошенное лицо гимназистки.
– Чтоб тебе пусто было! – взревел он.
– Ты чего-о? – возмутилась Галя. – Жи-и-ить надоело-о-о?
– Полно тебе, не тряси, и без того в голове звенит! – Гришка потёр виски ладонями и огляделся…
Они стояли прямо у дороги. По ней, словно кони на скачках, неслись разноцветные, не запряжённые лошадьми колымаги со стеклянными окнами. Бока у них были гладкие и блестящие, словно у начищенного самовара. Некоторые истошно гудели…
– Так энто же моторные экипажи. Ого, как много! Под вот энтот длинный я чуть было не угодил…
– Гриша, где мы? – девчонка уцепилась за Гришкин локоть, точно за буксирный трос.
– Где-где? В будущем! Видишь моторные экипажи, мне про них Серёжа сказывал, называются – автомобили!
Галя осела перебродившей опáрой:
– То есть как – в будущем? Ты что, умом тронулся?
Гришка усмехнулся:
– Наворотила делов, и я ж виноватый! Думать надо было, когда на бабусю кидалась. Ты токмо того… в обморок не падай, а то ещё, чего доброго, лоб расшибёшь.
– Так откуда же я знала, что так выйдет? – Галин подбородок задрожал, из распахнутых глаз брызнули слёзы.
– Реветь потом будешь, а сейчас бабусю искать нужно. Нам без неё отсюдова не выбраться! Да и мне поспешать нужно, столярку я из-за тебя прогулял, к слесарке, даст Бог, поспею! – Гришка повертел головой. – И куда она мог- ла подеваться?
По мостовой суетливо шагали смешно одетые люди… Но старушки нигде не было. Да и место было незнакомое. Вдалеке виднелся покрытый молодой зеленью сквер. Вдоль дороги выстроились в ряд опрятные каменные здания в два-три этажа. На противоположной стороне улицы теснились дома посолиднее, с большими витринными окнами. На углу одного из них белела табличка с названием: «Проспект Ленина». В доме напротив располагалась то ли ресторация, то ли кофейня с надписью «Моё кафе».
И что за грамотей писал? В слове «проспектъ» забыл «ер» поставить, а в «Ленинъ» и вовсе в окончании «азъ» прилепил. Даже я заметил! И что за Лена такая, коли ейным именем цельный проспект прозвали? – озадачился Гришка, но не успел додумать, нужна ли в этих вывесках буква «ять», потому как гимназистка ткнула его локтем под рёбра:
– Смотри!
Галя рванула в сторону перекрёстка, по которому толпа переходила на другую сторону. Автомобили расступились перед живо шагающими людьми и застыли в ожидании.
Стараясь не отставать от девчонки, Гришка всматривался вдаль, но старушки не заметил:
– Где она? Ты её видишь?
– Вон там, на другой стороне улицы, за мужчиной в полосатом пиджаке. Гляди, тележка выглядывает!
– Бежим! – Гришка схватил Галю за руку и ринулся наперерез, виляя между гудящими автомобилями. – Давай сюда!
Они уже почти добрались до края дороги, и вдруг гимназистка громко вскрикнула… Её ладонь выскользнула из Гришкиной руки. Нёсшийся им навстречу автомобиль со скрежетом остановился. Галя споткнулась и налетела на машину, словно брошенная по бабкам бита. Из автомобиля выскочил взъерошенный мужчина в очках и кинулся к распластавшейся на асфальте гимназистке…
Галя лежала на боку. Плащ распахнулся, платье задралось, из-под него выглядывали кружевной край нижней юбки и испачканный кровью съехавший ниже колена чулок…
Гришка отвёл глаза в сторону и никак не мог двинуться с места. Сердце обмерло. Тело будто паралич пронял.
Как же так? Неужто кончено? – к Гришкиному горлу подкатила горечь… – Всё из-за меня?
Глава 2
Бог не Тимошка…
– Мальчик, помоги! Её нужно аккуратно перевернуть… – Мужчина согнул похожие на оглобли ноги, склонился над Галей и осторожно приложил ладонь к её шее.
Девчонка пошевелилась…
Гришка отмер, справившись с трясучкой в коленках, подошёл к незнакомцу.
– Как её зовут? – спросил мужчина.
– Галина Николавна! – просипел Гришка.
– Галя, ты можешь подняться?
– Подняться… – рассеянно повторила она и встала на четвереньки. Опираясь на крепкое плечо незнакомца, Галя осторожно поднялась. Мужчина внимательно осмотрел её.
– Где-нибудь болит? – спросил он и, придержав Галю под локоть, медленно повёл её к автомобилю. Открыв дверку свободной рукой, с осторожностью усадил на сиденье.
Застонав, Галя прикрыла ладонью разбитое колено:
– Нога…
– Шевелить можешь? – незнакомец осторожно взялся за тонкую щиколотку, принялся сгибать и разгибать ушибленную ногу.
Стараясь уловить каждое движение, Гришка вглядывался в лицо мужчины. Распахнутые настежь, часто моргающие глаза, любопытный нос, торчащие в разные стороны завитки волос. Где-то я его видел!
– Болит! – воскликнула девчонка и сконфуженно натянула подол юбки пониже.
– Садись в машину! – скомандовал Гришке мужчина и, стянув на ходу светлую лёгкую куртку, уселся за руль. – В травмпункт поедем.
Машина – энто, понятное дело, экипаж… А травмпункт? Энто что за штука такая? Больница, что ль?
Гришка подошёл к Гале и попробовал перебраться через неё на соседнее сиденье.
– Гришка, ты что, совсем ошалел? – фыркнула та.
Мужчина обернулся, моргнув из-за очков карими глазами, открыл изнутри заднюю левую дверцу:
– Герой, с другой стороны вообще-то тоже дверь имеется!
Гришка опустил в землю полыхнувшее от досады лицо.
Вот балда, можно же было догадаться!
Обойдя экипаж, Гришка забрался внутрь и захлопнул дверцу. Мотор тихонечко рыкнул, машина тронулась с места. Автомобиль пересёк перекрёсток, Гришка с Галей оглянулись в поисках старушки. Но той нигде не было…
Вместе со старушкой напрочь сгинула Гришкина надежда вернуться к вечеру домой. Вздохнув, он поскрёб пятернёй висок.
А как всё наладилось-то… И с училищем… и дома дрязги поутихли…
Гришка вообразил, как будет понуро стоять перед отцом по возвращении. Как тот, разгорячённый, с выпученными красными глазами, снимет с крючка плётку, коротко пощёлкивая ею, двинется к нему. Как мать кинется отцу в ноги…
Гришкины зубы заскрипели, руки налились свинцом.
Всё из-за энтой свербигузки! Дёрнуло ж меня за ней податься… И чего гимназисточке в доме не сиделось? Понаделают балконов и, точно дворянских кровей – головушку проветривать, чаи гонять, оттопырив пальчик! Вот и нянчись теперь с ней…
Галя словно почувствовала, что у Гришки внутри делается, – взглянула на него виноватым дрожащим взглядом. Гришка отвёл глаза.
Словно обухом по дурной башке!
Накрыл ладонью холодную Галину руку. Ляпнул сдуру, то ли ей, то ли себе:
– Ничего, Бог даст – всё образуется…
Автомобиль полетел по чужим улицам, но на ближайшем перекрёстке застопорился. И чего энтот возничий на горящий впереди фонарь так пялится? Нашёл время!
Красный кружок погас, загорелся жёлтый, а потом быстро сменил цвет на зелёный, и машина снова тронулась. И Гришка вдруг сообразил, что эти кружочки – вроде сигнальных железнодорожных фонарей. Он собрался с духом и постарался приметить дорогу…
Городок был милым, но на Нижний не походил нисколечко. Узенькие улочки. Ровные, словно отутюженные дорожки. Высокие дома красного кирпича…
Я таких прежде не видывал!
Поодаль очень старенькие, деревянные. Некоторые свежевыкрашенные, точно пасхальные яички, с резными наличниками. Пытаясь выудить что-нибудь из своего времени, Гришка цеплялся глазами за каждый дом…
Ничего!
Зато на всех перекрёстках ему подмигивали цветные огоньки. Приглядевшись к ним, Гришка заметил, что они подают знаки возничим. Зелёный значит – «вперёд», красный – «не двигаться», жёлтый – «хорошенько подумай»…
– Откуда вы такие? – нежданно-негаданно прервал молчание мужчина. – Артисты, что ли?
Гришка переглянулся с гимназисткой и ответил как можно увереннее:
– Да!
– Нет, – промямлила Галя.
Мужчина глянул на Гришку в зеркало и рассмеялся:
– Странные вы какие-то… Испугались? Меня, кстати, Иваном Андреевичем зовут. А тебя, герой?
– Григорий! – спешно ответил Гришка. – А чего энто вы меня героем кличете?
– Не каждый отважится среди бела дня на красный рвануть… – усмехнулся Иван Андреич. – Спешили куда?
Гришка сурово посмотрел на Галю:
– Бабушку искали. Старенькая совсем, потерялась, будет теперича по городу плутать…
– Брат с сестрой, что ли? – Иван Андреич улыбнулся зеркалу.
– Да! – кивнул Гришка.
– Троюродные, – добавила Галя, манерно закатив глаза, – потому и не похожи.
Водитель неожиданно остановил автомобиль:
– Приехали! Выгружайся, Григорий! А я девушке помогу…
Гришка выбрался наружу и осмотрелся.
Больница была большая, в пять этажей, синяя с белыми полосками. На стоянке у железного, слегка покосившегося забора толпились автомобили. Среди них Гришка приметил несколько высоких белых машин с красными крестами. Из одной такой выпрыгнули двое мужчин в зелёных нарядах.
Гляди-ка, среди бела дня и – в испóднем! А экипаж – точь-в-точь телега санитарного летучего отряда, токмо без лошадей… – Он вспомнил, что видел такую возле плавучего госпиталя во время холеры.
Пока Гришка разглядывал двор, Галя под руку с Иваном Андреевичем скрылись за дверью. Гришка рванул следом. Миновав просторную прихожую, он влетел в душную комнатёнку. Половину помещения занимал большой стол. За ним сидела суровая тётка в белой рубахе.
– А это ещё что за делегация? – рявкнула она и ткнула пальцем на стоящий в углу диванчик. – Садитесь!
Сама, не отрываясь, колотила пальцами по дощечке с квадратиками и глядела на плоскую штуку, напомнившую Гришке экран в синематографе, только очень маленький. Гришка вытянул шею. Разглядел буковки на квадратиках и сразу сообразил, как это работает.
Ткнёшь пальцем – и на экране появляется буковка. Самописец! По-нашему – пишущая машинка. Как у губернатора в приёмной, токмо без бумаги и поменьше.
Вдруг что-то громко звякнуло. Тётка потянулась к другому устройству.
А энто что за штуковина с пупочками и кручёным проводом? Неужто телефонный аппарат? Похож на тот, что я в участке видал…
Тётка что-то пробубнила, бросила телефонную трубку и, наконец, взглянула на посетителей:
– Кто больной?
– Я! – откликнулась гимназистка.
– Как зовут?
– Галина, по батюшке – Николаевна…
– Фамилия?
– Рябинина!
– Родилась?
Галя замялась и едва вымолвила:
– Д-д-давно…
– Ясно, что не сегодня, – рассердилась суровая, – год какой?
– Одна тысяча восемьсот восемьдесят второй! – отчеканила Галя.
Гришка заёрзал:
Вот дурёха, чего мелет-то?
Женщина вцепилась в девчонку взглядом, вышла из-за стола, склонилась над её лицом и грозно рыкнула:
– Ну-ка, дыхни!
– Что? – Галя вжалась в спинку дивана.
– Тринадцать ей… – вмешался Гришка.
– Одолели сегодня эти пьяные бантики! Не успеют из-за парты вылезти, и туда же… – Не унималась суровая. – Дыши, кому говорю!
Галя набрала воздуха и шумно выдохнула ей прямо в лицо. Женщина как-то сразу успокоилась и снова села за стол:
– Всё хохмите, да? Мужчина, хоть бы вы их урезонили… А то сидите, прямо как не родной!
– Не обращайте внимания, шок у неё, – робко ответил Иван Андреич, – под колёса попала, вот и говорит ерунду.
Голос женщины стал немного мягче:
– Дата рождения?
– В Ильин день, двадцатого июля, четырнадцать исполнилось, – уныло выдохнула Галя.
– Так и запишем, двадцатого июля две тысячи второго года…
Гришка снова встретился взглядом с Галей.
Так-так. Если откинуть две тысячи… два… плюс четырнадцать… Поди ж ты!
– Сейчас две тысячи шестнадцатый? – шепнул он гимназистке.
– Семнадцатый… – ответила та чуть слышно и указала глазами на стену за тёткиной спиной.
Гришка глянул туда же и, наконец, заметил висящий на стене журнальный разворот с грозным чёрно-красным петухом. Над петухом приметил четыре крупные цифры – «2017», под ними – надпись «МАЙ» и мелкие циферки в несколько рядов…
Календарь! Эвоно как… А я уж думал – обсчиталась…
Гришка прищурился, в столбце, помеченном буквами «ЧТ», разглядел красный квадратик, а в нём – цифру «25».
Значитца, двадцать пятое мая две тысячи семнадцатого…
– Адрес? – нетерпеливо выкрикнула женщина.
– Улица Ильинская, дом номер пятьдесят шесть, – медленно продиктовала гимназистка.
– Где это? – Суровая удивлённо зыркнула на Ивана Андреича. – Не знаю такой…
Тот рассеянно пожал плечами:
– Может, новый район, на Зелёных горках?
– Рядом с Покров… – решила уточнить гимназистка.
