Пустота приходит не сразу

Вообще-то Герману казалось, что обмануть проще молодых. С годами мозгов и опыта должно прибавляться. Если они, конечно, есть, мозги.

Любовь Ивановна наивной ему не казалась.

– Я сама в банке работаю, я знаю. Если бы не Глеб, выманили бы у старой женщины коды и увели все сбережения, – печально рассказывала соседка.

– Любовь Ивановна пользуется онлайн-банком? – не переставал удивляться Герман.

Ему казалось, что единственное, на что соседка по этажу способна, это включить телевизор.

– Пользуется. Я вас задерживаю, да? – спохватилась соседка. – Извините, я такая болтушка!

На болтушку она похожа не была. Она была наивная и отзывчивая, что теперь встречается редко. Герману стало отчего-то ее жаль.

– Я никуда не опаздываю, – улыбнулся он.

На улице была слякоть. Садясь в машину, он попытался отряхнуть грязные ботинки, но отряхнуть их не получилось, получилось в довесок к грязным ботинкам испачкать брюки.

Он выезжал из двора дольше, чем соседка пересекала двор пешком. Она прошла мимо, когда он остановился, чтобы встроиться в поток. Женщина шла быстро, но он успел заметить длинные стройные ноги под короткой меховой курткой.

* * *

Сегодня бухгалтер Майя Семеновна выглядела еще хуже, чем вчера. То ли она всю ночь не спала, то ли все утро рыдала. На опухшем лице читались все ее под шестьдесят. Обычно она выглядела моложе.

– Будем брать кредит, – сказал ей Павел, когда она утром заглянула к нему в кабинет.

Она кивнула. Она сильно ему помогала, она была и хорошим бухгалтером, и секретарем, и даже почти другом.

Мила редко просила, чтобы он обязательно, обязательно присутствовал на концертах ее группы, но эти редкие случаи всегда возникали удивительно не вовремя.

Концерты Павел уже давно выдерживал с трудом. С еще большим трудом выносил последующее посещение ресторана. С Милиными друзьями-музыкантами ему было неинтересно и невыносимо скучно.

Он никому не жаловался, конечно, и уж тем более собственному бухгалтеру. Но Майя каким-то образом угадывала.

Последний такой случай был перед Новым годом. Группе удалось организовать очередной концерт. Жена возлагала на концерт большие надежды, мечтала, чтобы группу заметили, чтобы концерт стал началом большого успеха.

Она начала виновато дергать Павла с самого утра, а после обеда звонила каждые полтора часа.

– Я постараюсь, – обещал Павел.

Тащиться на край Москвы не хотелось до смерти. Фирма закрывала договоры, у него действительно не было ни одной свободной минуты, и он действительно сильно уставал.

– Не отвечайте, – посоветовала Майя, когда раздался очередной звонок от жены.

Павел тогда с тоской смотрел на звонивший смартфон.

Он фыркнул и, как ни странно, послушался, не ответил.

Через несколько секунд зазвонил городской у него на столе. Майя перегнулась через стол, сняла трубку.

– Он на совещании в головной компании, – соврала она Миле. А Павлу, положив трубку, посочувствовала. – Родные люди иногда сильно утомляют.

Кажется, она тогда еще добавила, что это утомление только кажущееся. Понимать, насколько близкие тебе дороги, начинаешь, только когда остаешься без них.

Сейчас Майя нервно кусала губы.

– Ребята собрались? – спросил Павел.

Она пожала плечами.

– Посмотреть?

– Не надо! Пойдемте со мной!

Он направился к программистам, бухгалтерша старалась от него не отставать.

На рабочих местах были не все. В фирме дозволялось работать дистанционно.

– Привет, мужики! – Павел покосился на единственную сидевшую в углу девушку и добавил: – И дамы.

Девушка Настя работала второй год, работала неплохо, но почему-то ужасно перед Павлом робела.

– Вот что, ребята, – вздохнул Павел. – У нас… У меня для вас плохое известие. Позавчера вечером убили Глеба.

Программисты застыли, бухгалтерша опустила глаза. Девушка Настя выпрямилась в кресле.

– Глеба нашли мертвым недалеко от его дома. Кто-нибудь знает, с кем он собирался вечером встретиться?

Парни покачали головами.

– К нам наверняка придет полиция.

Программисты молча слушали.

– Если у кого-то есть информация о Глебе… Ну… С кем дружил, где любил проводить время – расскажите мне.

В офисе было поразительно тихо. Раньше ему казалось, что в городе не бывает такой абсолютной тишины.

Павел постоял с минуту и молча вышел. Бухгалтер догнала его около кабинета.

– Нужно связаться с родственниками, – то ли спросила, то ли напомнила она. – Нужно как-то помочь деньгами.

– Да, – согласился Павел.

Подушки безопасности у фирмы больше не было, но на ерунду вроде помощи родителям, потерявшим сына, остатков хватало с лихвой.

– Займитесь этим, Майя Семеновна.

Она кивнула. В кабинет следом за ним она не вошла.

Павел подошел к заснувшему компьютеру, тронул мышь.

Заметил выскочившее на экране уведомление. Можно было порадоваться, раньше времени пришел аванс от одного из заказчиков. Судьба еще не полностью от него отвернулась, на какое-то время аванса должно хватить.

Павел посмотрел на лежащий около клавиатуры телефон, положил пальцы на мышь, помедлил и взял телефон в руки.

После развода он позвонил Кире только один раз, в ее день рождения. Попытался что-то пролепетать, но она не стала слушать.

– Не звони мне! – попросила его семь лет назад. – Не звони никогда!

Он тогда хотел удалить ее телефон из контактов, но почему-то не удалил.

Кире необходимо было позвонить, она могла узнать что-то новое.

А еще ему почему-то очень хотелось ее увидеть. Еще со вчерашнего вечера хотелось, когда менты его отпустили.

* * *

В коридоре сидела мать молодого гаишника, которого привезли на «скорой» пять дней назад. Ничего сложного у парня не было, обычный аппендицит, но диагноз ему поставили не сразу, и это промедление могло окончиться плохо.

Оперировал парня не Герман, но мать смотрела на него несчастными глазами, и Герман несколько раз парня осматривал, хотя никакой необходимости в этом не было. Несчастные глаза действовали на него угнетающе.

Женщина выпросила у Германа пропуск, приходила утром и уходила вечером. В этом тоже никакой необходимости не было, но иначе, как Герман подозревал, она бы от него не отстала.

– Если мой сын умрет, я вас всех перестреляю! – кричала мать, когда сына привезли в отделение.

Сам Герман этого не слышал, коллеги рассказали. Потом женщина своих слов стеснялась, совала сестрам шоколадки. Герману пыталась сунуть конверт с деньгами, но он сумел посмотреть на нее так, что конверт она быстро спрятала.

Двухметрового сыночка постоянное присутствие матери угнетало, и женщина в основном сидела в коридоре.

В первый раз Герман увидел ее часов в десять. Остановился на минутку, сказал, что с сыном все в порядке. Потом, кажется, тоже видел, но уже на нее не отвлекался.

Кто-то из сестер упоминал, что она работает в пресс-службе полиции, неожиданно вспомнил он, проходя в очередной раз мимо заботливой мамаши.

Герман вернулся, присел рядом с женщиной.

Глаза у нее сделались совсем перепуганными.

– Вы работаете в полиции? – вздохнул он.

Она мелко закивала.

Перепуганный вид мешал видеть, что женщина если не красавица, то уж совсем не дурнушка. У женщины были невысокая точеная фигурка, мелкие правильные черты лица и короткая модная стрижка. То есть это Герман предполагал, что стрижка модная, немодные стрижки у него ассоциировались с кудряшками на голове.

– У меня убили соседа, – сказал Герман. – Молодой парень совсем, студент. Глеб Проскурин.

Испуг из глаз пропал, дело не касалось ее сына. Женщина слушала внимательно.

Герман назвал адрес.

– Узнать, как продвигается следствие? – догадалась она.

– Если можно. – Герман вздохнул и зачем-то объяснил: – Я мало его знал. Но мне бы хотелось, чтобы убийцу нашли.

Она заглянула в ординаторскую часа через полтора, он снова вместе с ней сел на кушетку в коридоре.

Он правильно предполагал, что у работницы пресс-службы возможность узнать, как продвигается следствие, найдется.

– Тело нашли здесь, – женщина протянула телефон, показала Герману карту.

Место нахождения тела было отмечено на карте красным крестиком.

– Перешлите мне, – попросил Герман и продиктовал номер своего телефона.

Она кивнула, отправила ему карту.

– Парня застрелили из пистолета. Выстрелили в голову, сбоку. Оружие по криминальным делам не проходило. Труп оттащили за кусты. В сугроб.

Когда она говорила о том, что связано с ее работой и не связано с болезнью сына, она полностью преображалась. Если бы Герман не видел ее раньше, не поверил бы, что она способна казаться тупой полувменяемой бабой.

Мимо пронеслась одна из медсестер, едва не налетев на больную, выходящую из палаты. Нужно сделать девочке замечание.

– Это могла сделать женщина? – неожиданно спросил Герман.

– Могла, – собеседница одобрительно на него посмотрела.

Видимо, тема со следователем обсуждалась.

– Тело оттащили совсем немного, до ближайшего сугроба. Если бы зима была обычная, снежная, труп точно до весны бы лежал. Сугроб под деревьями, там снег не счищают.

Когда она не боялась за сына, беседовать с ней было одно удовольствие. Врачи бы ему так докладывали, кратко и по сути.

– Спасибо, – искренне поблагодарил он.

– Вам спасибо!

Герман вернулся в ординаторскую. За окном шел редкий снег. Скорее всего, тут же растает. Если убийца оставил следы у тела Глеба, их, наверное, еще можно разглядеть.

* * *

Начальник был нудный, пытался влезть во все мелочи, не слишком в них разбираясь. Кира послушно объясняла. Она начальника жалела, он все время чего-то боялся. Боялся аварий на подведомственных предприятиях, боялся утечки квалифицированных кадров. Раньше Киру это удивляло, его никто не заставлял занимать высокую должность, сам согласился, потом она привыкла. Начальник ей нравился, он был добрый, толстый и казался ужасно несчастным. Несчастным начальник не был, его красавица жена смотрела на него с обожанием. Кира пару раз видела ее на корпоративах.

– Ты внимательно все проверила? – в который раз спросил начальник.

– Внимательно, – успокоила Кира. – Там персонал ответственный, не беспокойтесь, Анатолий Матвеевич.

Начальник тяжело вздохнул, вытер лоб бумажным носовым платком и неожиданно пожалел Киру.

– Устала?

– Да нет, – улыбнулась Кира. – Нормально съездила, спокойно.

– Ну иди.

Оставленный около компьютера телефон звонил. Кира метнулась к нему от двери, чуть не свалив стоявший на дороге стул, но успела вовремя, звонки еще не прекратились.

– Здравствуй, Кира.

В первый момент голос бывшего мужа показался незнакомым. Потом она его узнала, конечно.

– Здравствуй, Паша.

– Ничего нового про Глеба нет?

Кира с телефоном вышла в коридор. В компании не было принято вести в офисах внеслужебные разговоры.

– У меня нет. – Она подошла к окну. – А тебе что вчера полицейские сказали?

– Да все, что они сказали, ты слышала. Потом они больше меня расспрашивали.

Вообще-то полицейские говорили мало, основное Кира узнала из причитаний Любови Ивановны.

– Это я посоветовала Глебу твою фирму.

За окном шел снег. Мелкий, почти невидимый. Между домами виднелось серое небо.

– Ты хорошо его знала?

Интерес Павла был понятен. Ему хочется вернуть украденные деньги.

– Я его практически вообще не знала, – вздохнула Кира. – Любовь Ивановна жаловалась моему мужу на здоровье. Муж – врач, иногда он ее осматривал. Но вообще мы мало с ней общались, так, разговаривали иногда по-соседски. Мы раньше считали, что Глеб – Любовин внук. Я как-то спросила его, где он учится. Он ответил, сказал, что ищет работу. Я посоветовала твою фирму. Потом он сказал, что устроился туда и что работать ему нравится.

– Не знаешь, соседка сообщила его родственникам?

– Не знаю.

– Если узнаешь что-нибудь новое, позвони, пожалуйста! – помолчав, попросил Павел.

– Ладно. – Кира отвернулась от окна и неожиданно тоже попросила: – И ты, если что-нибудь узнаешь, позвони!

– Хорошо.

Больше им говорить было не о чем.

Когда она семь лет назад слышала его голос, голос причинял боль, она мечтала навсегда его забыть.

Теперь когда-то любимый голос не вызывал никаких эмоций.

Любовь – это болезнь, и Кира давно от прошлой болезни излечилась.

Ей даже стало любопытно, счастлив ли Павел со своей Милой. Любопытство было самое обычное, Кира не желала им бед.

Когда-то она Милу ненавидела.

Кира вернулась в офис, принялась дописывать отчет по командировкам и больше не думала ни о Павле, ни о соседском мальчике Глебе.

Только уже вечером, стоя у двери собственной квартиры, она, вместо того чтобы ее отпереть, позвонила в соседскую дверь.

Дверь открылась почти мгновенно. На нее устало смотрел седой мужчина лет шестидесяти.

Мужчина смутно напоминал юного Глеба.

* * *

Полученный аванс спасал ненадолго. Майя, умница, к вечеру успела сделать нечто вроде аналитической справки, по которой можно было прикинуть, в какой банк резоннее обратиться. Павел справку просмотрел быстро, не вдаваясь в подробности, не торопиться время теперь не позволяло.

Девушка Настя заглянула в кабинет, когда он собирался выключить компьютер.

– Можно? – тихо спросила Настя.

– Заходи! – позвал Павел.

У нее были длинные светлые волосы, кажущиеся особенно светлыми на фоне черной водолазки. Волосы она иногда перекрашивала, еще недавно была брюнеткой.

Еще на ней были черные джинсы и черные высокие ботинки. Джинсы обтягивали длинные стройные ноги.

Она села на краешек стула, поерзала и подняла на Павла глаза.

– Еще не выяснили, кто убил Глеба?

– Думаю, что еще нет.

Глаза у нее были светлые, под стать волосам. А ресницы еще более черные, чем ее водолазка. Пожалуй, с тушью она переборщила. Мила бы не упустила случая состроить гримаску, если бы сейчас ее видела.

– Как вы думаете, убийцу найдут?

– Надеюсь.

– Глеб в понедельник задержался, потому что пытался кому-то дозвониться. – Настя сцепила пальцы. – Я когда уходила, он программу уже дописал, музыку слушал.

Слушать музыку в фирме не возбранялось. Возбранялось не выполнять в срок работу.

– Я его позвала, но он сказал, что хочет куда-то дозвониться. – Она потерла пальцы, как будто мерзла. – Нужно узнать, кому он звонил!

– Нужно, – согласился Павел. – Надеюсь, что полиция это сделает. Что ты вообще о нем знаешь?

Павел хотел спросить, была ли у Глеба девушка, но вовремя сдержался. Могла выйти неловкость, такой девушкой могла считать себя Настя.

– Мы все друг о друге ничего не знаем, даже если нам кажется, что знаем все, – печально вздохнула она. – Глеб не москвич. Комнату снимал. Когда начал у нас работать и лишние деньги появились, я ему советовала квартиру снять, но он с этим тянул. Хозяйку жалел. Хозяйка у него старая, он ей помогал.

– Хозяйку я вчера видел, – зачем-то признался Павел молоденькой дурочке.

То есть дурочкой она не была, работать умела, но откровенничать с ней все равно не стоило. У них слишком разные возрастные и весовые категории.

– С кем-нибудь из наших он дружил? – спросил Павел. – Кроме тебя.

Она пожала плечами.

– Мы не дружили, мы просто разговаривали.

Настя помолчала, вскочила и молча вышла.

Походка у нее была легкая, а грубые ботинки не казались грубыми.

Павел выключил компьютер, в пустом лифте спустился вниз.

Охранник зевал, сидя около турникетов. Охранник работал давно, с тех самых пор, как Павел снял здесь помещение. Мужику было под шестьдесят. Иногда Павел вместе с ним курил около входа. Курить там не полагалось, но все курили.

По вечерам охранник читал бумажные книги. Открывать книги днем стеснялся.

Остальные охранники и днем, и по вечерам смотрели в свои телефоны.

– Парня у меня убили, – остановился около него Павел.

Мужчина поднял на него внимательные глаза.

– Позавчера вышел отсюда вечером и до дома не доехал. Тело нашли недалеко от его дома. С простреленной головой.

– Во сколько вышел?

– В начале девятого.

Охранник подошел к мониторам, на которых сейчас виднелись пустые помещения, наклонился к компьютеру, поводил мышкой. На одном из мониторов Глеб Проскурин появился через пару минут.

– Он, – вздохнул Павел.

– Я позавчера дежурил. – Охранник убрал с монитора изображение Глеба, на экране опять появился пустой коридор. – Помню парнишку. Я вслед за ним покурить вышел. Он не к метро пошел, а направо. Я прогулялся около крыльца, а когда в его сторону посмотрел, парня на улице уже не было.

– Сел в машину?

Направо от здания остановок общественного транспорта не было, не было и жилых домов, только офисы.

Исчезнуть Глебу было некуда, кроме как сесть в подошедшую машину. Свою он бы там не оставил, стоянка на улице была платная.

– Не заметил, – мужчина потер подбородок. – Из полиции к нам не приходили.

– Придут еще, – успокоил Павел и попросил главное: – Покажите мне записи с нашего коридора!

Камер в коридоре было две: одна фиксировала лифтовую площадку, вторая – вход на лестницу.

Ничего нового просмотр записей не дал. К лифтам позавчерашним вечером подходили его сотрудники, по лестнице спустился электрик в спецовке.

– Спасибо!

Павел помялся. Неожиданно захотелось рассказать охраннику про кражу денег со счета. Не рассказал.

На улице шел снег, таял, ложась на асфальт.

Когда он подъезжал к дому, снег усилился. Маленький мальчик около подъезда ловил снежинки, его мама терпеливо стояла рядом, зябко перебирая ногами.

Павел улыбнулся ребенку и замерзшей женщине.

Мила была дома, щебетала, словно не помнила о его неприятностях. Она хотела, чтобы дома он забывал о любых неприятностях, но забыть не получалось.

* * *

Заговорить Кира не успела, из-за спины незнакомого мужчины появилась Любовь Ивановна, жалобно запричитала:

– Вот, Кирочка, папа Глеба приехал. Горе-то какое, боже мой!

– Примите мои соболезнования! – тихо сказала Кира, отчего-то боясь смотреть мужчине в глаза.

Глаза у него были сухие, усталые и умные.

– Вы соседка?

– Да, – кивнула на свою дверь Кира.

– Вы знали Глеба?

– Очень мало, – призналась она.

– Я к вам зайду попозже, если вы не возражаете.

Разговаривать в присутствии Любови Ивановны мужчине не захотелось.

– Конечно, – кивнула Кира.

Мужчина закрыл дверь, она отперла свою.

В дверь позвонили, едва она успела снять куртку. Светлая куртка за ползимы успела испачкаться, Кира сунула ее в целлофановую сумку, чтобы отнести в химчистку, достала из шкафа другую. Эту вторую куртку она не любила, куртка делала ее неуклюжей.

Еще у нее была меховая куртка, но меховую Кира носила только в сильные морозы.

Схожу в химчистку завтра же, пообещала себе Кира.

Она замешкалась, вешая нелюбимую куртку в шкаф в прихожей, звонок прозвенел снова.

Она ожидала увидеть отца Глеба, но за дверью стояла Любовь Ивановна. Соседка с удивительной для ее полноты резвостью прошмыгнула в квартиру, села в стоявшее в прихожей кресло из ротанга. Кресло Кира купила для балкона, оно занимало почти половину маленькой прихожей и сильно мешало, но Кира почему-то не относила его на балкон.

– Герман не пришел еще?

– Нет. – Кира закрыла дверь и прислонилась к ней спиной.

– Не знаю, как я это выдержу! Сегодня утром приехал. – Любовь Ивановна скривилась, словно собиралась заплакать. Но не заплакала. – Тяжело мне с ним. Мне восьмой десяток, мне покой нужен!

– Он вам сильно мешает? – Надо было посочувствовать, и Кира посочувствовала.

– Ой! – соседка обреченно покачала головой. – Я все понимаю, у человека горе, но ведь и у меня горе! Глеб мне тоже не чужой! Я одна осталась, а этот даже не посочувствует!

Кира от удивления едва не открыла рот. Если кто и вызывал искреннее сочувствие, то это отец, а не квартирная хозяйка.

– Я ведь не молоденькая, мне покой нужен! А этот то придет, то уйдет! И молчит все время! Закроется у себя в комнате и молчит.

– Вряд ли он надолго здесь задержится, – попыталась успокоить соседку Кира.

– До конца месяца имеет право, за комнату заплачено. Да я бы и без денег его не выгнала. Я же не чудовище!

Зашумел лифт. Кира вовремя оторвалась от двери, Герман зашуршал ключом.

– Здрассте. – Соседке муж явно не обрадовался.

– Ой, Герман! – Любовь Ивановна опять скривилась и опять не заплакала. – Ты бы ко мне заглядывал! Мне сегодня так плохо было! Думала, помру…

– Когда плохо, нужно вызывать «скорую»! – Муж снял куртку.

Кира взяла ее у него из рук, повесила на вешалку.

Соседка тяжело поднялась с кресла.

– Не буду вам мешать.

Женщина на Германа обиделась, ушла недовольная.

Кира заперла за ней дверь.

– Бабка старая, ты бы хоть чуть-чуть полюбезнее с ней разговаривал!

– Нормально я с ней разговариваю!

Кира вздохнула. Она точно знала, что он за своих больных переживает. В тяжелых случаях Герман сутками не вылезал из больницы. А разговаривал так, будто больные до смерти ему надоели.

– Приехал отец Глеба. – Кира прошла на кухню, достала из морозилки две коробки с готовыми блюдами, сунула одну в микроволновку.

Она много раз обещала себе, что начнет постоянно готовить настоящую домашнюю еду, в выходные обычно так и делала, а в будни не получалось. Она плохая хозяйка.

– Сказал, что попозже к нам заглянет. Любовь из-за этого сильно переживает, мужик ей мешает. Он поселился в комнате Глеба.

– Ты его видела? – Муж прошел вслед за ней.

– Видела, – Кира вздохнула. – Жалко его ужасно!

– Сказала, что Глеба подозревают в краже денег?

– Не успела. Придет, скажу.

Микроволновка звякнула, Кира поставила перед мужем горячий контейнер.

Звонок в дверь раздался поздно, когда Кира решила, что сегодня мужчина не придет.

6 февраля, четверг

О том, что у него неприятности, Мила напомнила утром.

– Что-нибудь прояснилось насчет денег? – Проснувшись от звонка будильника, жена нырнула Павлу под руку.

– Пришел один аванс. – Павел мягко подвинул жену, сел на постели. – Какое-то время продержимся.

В квартире было жарко. Жена боялась сквозняков, не давала приоткрыть окна.

– Ну вот, видишь! Я сразу сказала, что все обойдется!

Обойтись все не могло, потерянная сумма была слишком значительная для его маленькой фирмы. Придется браться за любые работы, даже за невыгодные. Возможны задержки зарплаты, и не факт, что программисты это стерпят. Их профессия сейчас востребована, за гроши никто работать не станет.

Мила потянулась, вскочила, накинула легкое кимоно.

– Ты мне не веришь, а я всегда оказываюсь права!

Павел вымученно улыбнулся.

Жена вздохнула, нахмурилась и робко пролепетала:

– Павел, это сделала Кира!

– Перестань! – поморщился он.

– Это она! Она всегда меня ненавидела!

От виноватого лепета навалилась странная, тяжелая усталость. Как будто он не встал только что с постели, а не спал несколько суток.

– Мила, перестань! – тихо попросил он и удивился, что попросить удалось тихо.

На него внезапно накатила злость, от которой сами сжались кулаки.

Он не понял, на кого злится: то ли на лепечущую глупости жену, то ли на себя, то ли просто на судьбу.

Мила горестно покусала пухлые губки.

Они с Кирой навестили его тетку, потому что родители болели, а старая женщина привыкла видеть кого-то из родных хотя бы пару раз в месяц.

Когда-то тетя преподавала в Гнесинке, потом, состарившись, давала частные уроки. Павел старушку любил, тетка была веселая, остроумная и никогда не унывала.

В тот раз у старой тетки они застали молодую ученицу. Занятие уже закончилось, но ученица уходить не торопилась. Мила пела под гитару старинные романсы и неотрывно смотрела на Павла.

А через пару дней неожиданно ему позвонила и попросила помочь наладить компьютер.

Тетя перестала с ним общаться, когда он бросил Киру.

Вообще-то Кира сама от него ушла, но тетка в подробности не вдавалась.

Ее похоронили в позапрошлом году.

Павел прошел в ванную, принялся водить бритвой по щекам и неожиданно и запоздало пожалел, что Мила отправилась тогда на похороны вместе с ним. В этом была большая несправедливость, тетка едва ли хотела бы видеть бывшую ученицу на собственных похоронах.

– Павел, иди! – крикнула из кухни Мила.

– Иду.

Тарелка с яичницей стояла на столе. Яичница была, как он любил, с беконом, но Павел съел ее через силу.

– Я тебя очень люблю! – Мила наклонилась над ним, убрав грязную тарелку. – Все наладится, вот увидишь!

Двое полицейских пришли через час после того, как он приехал на работу. Одного Павел знал, беседовал с ним у хозяйки Глеба. Второй был незнакомый.