Кома

Илья Зеленов

Кома

Пролог или Глава 1. Десятая сигарета

Where I watch and I wait

And you too the herd

And if you don’t feel me now

Sun will rise

Still I’m in grief of the coming night

In the last remaining light…

(Audioslave, “The Last Remaining Light”)

12 июля, 1974 год.

Портленд, пригород, тихий летний вечер. Температура установилась на отметке 24 градуса по Цельсию, что для Портленда, в принципе, было довольно приемлемо и даже жарко в это время года. Майлз сидел в своей машине, докуривая восьмую сигарету подряд, практически не замечая этого. Вообще, не замечая ничего – ни прекрасной погоды, отблески которой проникали сквозь полностью опущенные окна машины и хоть как-то, проветривая помещение салона от едкого запаха табака, ни включённой музыки – а это была популярная в то время группа Dead Monkeys с их невероятным животным и дерзким рок-н-роллом с лёгкой примесью блюза. Но по части музыки это было легко понять – громкость была выставлена на минимальное значение, и слышать её мог только человек, обладающий отменным слухом. Майлз же, отчасти от рода деятельности, отчасти уже по вине возраста, слышать её и не мог. Или мог только в моменты особенной вакханалии музыкантов.

Пригород Портленда, как, собственно, и сам город, утопал в зелени множества деревьев, густо отбрасывающих тень и разросшихся в некоторых местах настолько кучно, что пробраться человеку между ними можно было с большим трудом. Как было сказано ранее, погода была тёплой, небо искрилось, от, потрясающе распадающихся в своём спектре, лучах заходящего солнца. Дул лёгкий ветерок, придававший прохладу и элемент некоторой размеренной хаотичности, отражавшейся в постоянном плавном движении и приятном шёпоте листвы.

Солнце начинало склоняться за горизонт, и становилось заметно прохладнее. Вдохнув немного изменившийся по температуре и влажности воздух, Майлз, с помощью прикуривателя зажёг свою девятую сигарету, и прикрыл глаза. Это было невероятно приятное ощущение, учитывая трёхдневный период, прошедший практически без сна, не считая коротких состояний дремы, все в той же машине, и все под ту же музыку. Внезапно, Майлз открыл глаза, и, резким движением достал письмо из бардачка, заботливо уложенное в конверт. На чтение письма ушло 4 минуты, за которые сигарета успела погаснуть и была выброшена вслед за своими предшественницами в открытое окно. Майлз вложил письмо обратно в конверт, и, выйдя из машины, поджёг его. Пламя конверта осветило его уставшее, небритое лицо человека, принявшего какое-то решение. Майлз выбросил конверт на землю, и растоптав, поднял глаза к уходящему солнцу. Достав из кармана помятую, но ещё полную, пачку сигарет Marlboro, и увидев в ней последнюю – Майлз едва сдержал улыбку.  Пачка отправилась на землю у тлевшего еще письма, сигарета была подожжена. Бросив на закат последний мимолётный взгляд, Майлз затянулся и снова сел в свою машину.

Жадно затягиваясь, Майлз сделал музыку громче. Дойдя до половины сигареты, Майлз достал из пакета на соседнем переднем сидении револьвер, зловещий блеск которого отразил в себе сосредоточенное лицо мужчины. Это была новая модель, совсем недавно поступившая на вооружение полиции Портленда, Smith and Wesson Model 13 Heavy Barrel, с потрясающей тяжестью и монументальностью в своей рукоятке. Майлз с трепетом относился к своему оружию и всегда держал его в идеальном состоянии. Подержав немного в руках, и насладившись этой тяжестью, Майлз раскрыл барабан, проверил наличие патронов, проведя по ним большим пальцем правой руки, поскольку левая была занята сигаретой. Вернув барабан в исходное состояние, Майлз выкинул сигарету, сделал музыку ещё громче, с металлическим хрустом взвёл курок, и, направив револьвер в свой правый висок, выстрелил. Выстрел совпал с ударом по басовому барабану, а пуля, пройдя навылет, оставила едва уловимый багровый след на земле, в точности в том месте, где кучкой лежали выкуренные ранее сигареты. Майлз откинулся на мягкое сидение, так и не закрыв глаза.

Солнце наконец зашло за горизонт. Оборвалась звучащая почти на полной громкости музыка. Десятая сигарета и останки конверта ещё дымились. Поднявшийся ветер начал развевать по воздуху пепел, оставшийся от конверта. В сумеречных, еле-еле видимых лучах, багрово-жёлтых тонах заката это выглядело особенно эффектно, и столь же зловеще. Майлз издал свой последний, тяжёлый, никем не услышанный, выдох.

Глава 2. Детство

Breathe, breathe in the air

Don't be afraid to care

Leave but don't leave me

Look around and choose your own ground

For long you live and high you fly

And smiles you'll give and tears you'll cry

And all you touch and all you see

Is all your life will ever be…?

(Pink Floyd “Speak To Me/ Breathe”, “The Dark Side of the Moon”)

1.

Детство Майлза Уильяма Арчера не отличалось своей примечательностью. Он родился в 1921 году, в довольно крупном, по величине, городе, под названием Портленд, в штате Орегон, с населением в двести шестьдесят тысяч человек на тот момент. Город за последние двадцать лет, в период 1900-1920 гг. заметно вырос, это было видно невооружёнными глазами его постоянных жителей, и отмечалось даже периодически приезжающими людьми. Также это нашло своё отражение по заметно выросшему количеству проживающих в нем – от отметки в чуть более 90 000 жителей на 1900 год до отметки, превышающей 250 000 человек на год 1920-ый. Дом семьи Арчер был расположен в северо-западной части города, на Ирвинг-стрит. Отцом Майлза был Уильям Берроуз Арчер, врач, никогда и никуда не выезжающий за пределы своего городка, крепкого телосложения мужчина, с внимательным и спокойным взглядом, мать – Джессика работала в магазинчике недалеко от дома, в котором продавались мелкие предметы первой необходимости горожан – от спичек до ужасных платьев секонд-хенда. Это была довольно милая и скромная женщина, из тех, кто до конца своей жизни не теряет былой красоты и привлекательности, но, ввиду своей врождённой скромности, этим никак не пользуется. На дворе был 1935 год, и Майлзу исполнилось 14 лет. Он был светловолосым, немного смуглым, худеньким мальчиком с интересными, необычного цвета глазами – изумрудный зелёный цвет плавно перетекал в коричневый, слабо оттенённый серым цветом. Роста мальчик был среднего, для его возраста и имел привычку постоянно немного хмурить брови, что добавляло ему вид решительный и задумчивый. Мальчиком он рос тихим, но это была не детская наивность или забитость ребёнка – это была скорее рассудительность и некое чувство собственного достоинства, которые не позволяли ему даже в столь юном возрасте открывать рот без видимой на то причины и уверенности в том, о чем он хочет сказать. Семья Майлза никогда не была бедной, но и считать себя богатыми людьми они не имели никакого права. Доходов Уильяма хватало на покрытие расходов по арендным платежам за квартиру, на покупку еды и одежды семье. Доходы Джессики чаще всего откладывались на колледж или экстренные нужды. В целом, финансовое состояние семьи было стабильным, и только резкие экономические катаклизмы могли каким-либо образом его пошатнуть.

С самого раннего детства, примерно в десять лет, Майлз начал мечтать о работе в полиции. Видя на улицах своего городка полицейских, всегда со стройной выправкой, в чистой и опрятной одежде, и со сверкающими бляхами на поясах – Майлза обуревали столь сильные чувства, что он не мог отвести от них взгляд. Полицейские пользовались огромной популярностью, и не меньшим уважением жителей города. Несмотря на то, что их было не так много, преступность Портленда, как сложилось исторически, была сведена практически до самого минимума, уровня мелких краж и бытовых неурядиц. Отец относился к его увлечению довольно прохладно – мальчишке всего десять, и столько ещё всего произойдёт, пока он точно не определит для себя сферу деятельности.

– У него, как и у тебя, пока ещё ветер в голове. Меня радует только то, что ему всего десять! – любил иногда подшучивать Уильям над Джессикой.

У матери было несколько иное мнение и поведение – она решила для себя, что уже сейчас нужно поддерживать в сыне мысли о столь уважаемой профессии, как полицейский. Поэтому именно она чаще всего водила Майлза на военные или полицейские парады, в то время проводившиеся в Портленде ежегодно, и неизменно мальчик был в диком восторге от того, что он там видел.

– Мама, посмотри сюда! Мама, я не верю своим глазам, неужели это правда, это не сон?! Мама, вот роты солдат начали выстраиваться, значит, скоро… Мама!.. – как казалось, в течение всего парада, длившегося около пяти, а иногда и шести часов, мальчик ни разу не сделал вздох, по крайней мере его крики, комментарии и восторженные возгласы не смолкали ни на секунду.

Майлз даже завёл привычку вести отсчёт дням до наступления парада. И этот отчёт начинался чуть ли не с окончанием предыдущего, только что закончившегося парада. Впоследствии, когда Майлзу только-только исполнится 21 год, он поступит в учебный центр территориального полицейского формирования штата Орегон, расположенный в девяти кварталах от его дома. Сейчас же, каждый раз при виде полицейского, его взгляд замирал затем, чтобы жадно следить за каждым движением и деталью одежды, мысленно стараясь навсегда запечатлеть его в своей памяти.

Однако вернёмся в 1935 год. Этот год для семьи Арчер ознаменовался сразу несколькими важными событиями – главным из которых, несомненно, можно считать уход Уильяма из семьи. В памяти Майлза остался след, осколок того жуткого скандала родителей, который разразился будто гром среди ясного неба. Никогда прежде Майлз не видел родителей за сколько-нибудь серьёзной ссорой, даже простым ворчанием, выражающим мелкое бытовое недовольство супругов или за годы накопленное ими раздражение. Эта черта характера в принципе была несвойственной, всем троим членам семьи Арчер. Но тут, внезапно – гневные крики, звон бьющегося стекла и вслед за этим ужасающий грохот резко захлопнувшейся входной двери. Майлз был в своей комнате, и – после всего этого, вдруг резко почувствовав вязкую тишину, испугался. Спустившись, он застал Джессику плачущей, сидящей у окна. Рядом с ней, на полу, лежали новоиспечённые осколки кухонной посуды и невесть откуда пристроившийся к ним хлебный нож с широким лезвием. Увидев сына, Джессика подскочила со стула и, бросившись к нему, крепко обняла, этим, естественно, напугав ребёнка ещё сильнее. Майлз не задал тогда ни одного вопроса, а просто столь же крепко обнял мать. Это был момент, который впервые перевернул его сознание, навсегда вырвав из мягких и убаюкивающих объятий детской наивности, и заставил начать думать о том, что он всегда теперь будет опорой своей семьи, даже если отец вернётся к ним назад.

В ту ночь Майлз долго не мог уснуть, вспоминая детали этой сцены и задавая себе вопросы о том, что же могло привести родителей в такое неистовство и столь радикальные перемены в их отношениях. Стоит сказать, что главной чертой этого ребёнка была именно внимательность к деталям, их тщательный и скрупулёзный многосторонний анализ, что впоследствии спасёт ему жизнь, но подтолкнёт на путь, ведущий в тупик человеческого сознания, и будет являться как главной причиной, так и следствием грядущих событий в его жизни.

После того вечера, никто из жителей Портленда больше не встречал человека по имени Уильям Берроуз Арчер. Дальнейшая его судьба осталась полнейшей загадкой, даже для въедливого пера автора этих строк.

2.

На следующее утро, как и в течение всей следующей недели, в поведении Майлза не было видно явных изменений, связанных с событиями недельной давности. Однако, внутренне, он глубоко переживал потерю отца, и строил планы всей своей дальнейшей жизни, учитывая этот печальный фактор. Его также не покидала мысль о том, что все рано или поздно наладится, ведь никогда раньше в их семье не случалось ничего подобного. Мать, через неделю, наутро, разбудила его как обычно, в восемь часов, завтрак также был не отличим от обычного завтрака, за исключением, ставших за эту неделю скорее правилом, отсутствия на столе приборов для третьей персоны. После завтрака, они вместе пошли на автобусную остановку, где их ждал уже школьный автобус, и Джессика, немного дольше и крепче обычного, обняв сына и пожелав ему отличного дня, осталась стоять на остановке. Трудно сказать, что выражало сейчас её лицо – оно было бесстрастно, и в целом, ни один человек в мире не смог бы с достаточной долей уверенности сказать, что именно происходит в голове у этой женщины, и на что направлены её мысли. Каждую ночь подходящей к концу недели, Джессика с огромных трудом засыпала, чаще всего только под утро, и каждый новый день встречал её за решением о том, что сейчас лучше всего будет пойти на работу – это сможет, хоть и временно, но отвлечь её от тяжёлых мыслей, волю которым она давала все то время, что прошло после захлопнувшейся двери её дома.

Дойдя до дома, Джессика наскоро приняла душ и, выйдя из него, снова заплакала. Не то чтобы её тревожило сейчас финансовое положение семьи – пока она сохраняла свою работу и накопления – оно по-прежнему считалось весьма хорошим, но потеря того уклада жизни, к которому она привыкла за последние 15 лет супружеской жизни, – вот истинная причина её волнений в этой столь внезапно изменившейся ситуации. Уклад, который, как она считала, невозможно было разрушить, тем более всего лишь за тот самый не сложившийся вечер из жизни. Но, тем не менее, факт оставался фактом, и с ним невозможно было не считаться – сейчас она снова одна пойдёт на работу, затем, чтобы одной же вернуться обратно по окончании рабочего дня, и одна будет ждать возвращения сына из школы. Снова почувствовав накатившую волну горечи, Джессика ускорила шаг, и поэтому снова на работе оказалась гораздо раньше обычного. Её коллеги, в очередной раз не обратив ни на сам её приход, ни на разницу в 25 минут между обычным появлением Джессики на работе ещё неделю назад, и появлением её сегодня, практически никакого внимания, занимались своими обычными повседневными делами.

Всю эту неделю, Джессика была невероятно рассеянна, впервые, за, пожалуй, последние два-три года. Часто брала незапланированные рабочим графиком перерывы, и просто сидела это отведённое время в подсобном помещении, устремив взгляд в одну точку. Так закончился новый серый день, начали заканчиваться печальные мысли, Джессика снова начала планировать, как проведёт этот очередной вечер, мысленно умоляя, чтобы сегодня вечером её сын все так же не задал ни одного вопроса по поводу отца.

Для Майлза же этот день был, пожалуй, лишён каких-либо волнений. В этом тоже была одна из черт Майлза – он всегда был решителен и не боялся трудностей, даже в столь юном возрасте. Поэтому, отбросив малейшие сомнения в том, что все в итоге сложится так, как хочется ему – Майлз решил во-первых – ничего не спрашивать у матери, а во-вторых – постараться найти какую-никакую работу, больше даже для себя и обеспечение своих, постепенно растущих потребностей в досуге и вещах. По тем временам, работа, сама по себе и как таковая – была обусловлена, прежде всего, образованием, и чаще всего зависела только от места последнего обучения её соискателя. Поскольку Майлзу было всего четырнадцать, и, естественно, быть направленным благодаря своей школе на, пусть даже самую захудалую работу, он не мог и рассчитывать. Поэтому, он решил обойти лавки и заведения в районе своего нынешнего проживания – с одной лишь целью – получить хотя бы вразумительный совет взрослых людей, что там работали, по поводу того, к кому обратиться, или какая работа вообще существует в Портленде для мальчишки его возраста.

С такими мыслями пролетел школьный день, закончившийся, как и всегда, в шесть часов вечера, и Майлз неторопливо направился на остановку городского автобуса, который не отвезёт его сегодня домой.

Глава 3. Предостережение. Семь миль в час.

1.

Майлз сел в автобус, маршрут которого пролегал практически до улочки Ирвинг-Стрит, на своё самое любимое место – под ним находилась задняя ось автобуса, небольшая часть колеса виднелась из окна.  Взревев немного громче обычного, автобус быстро набрал ход, и вскоре мчался по вечерним полупустым тесным улочкам Портленда. Майлзу всегда нравилась быстрая езда, сегодня же она была, как никогда, кстати, поэтому, он, откинувшись на сидении – получал от поездки удовольствие, изредка поглядывая на проносящиеся мимо знакомые здания, магазины, лавки и людей – тоже, иногда весьма знакомых, или казавшихся знакомыми на такой скорости.

Автобус, сделав очередной вираж, повёл себя странно – начал вдруг резко заваливаться на бок, что, учитывая его скорость, делать было категорически запрещено. Водитель, с отчаянным напряжённым лицом, и не без крепкой брани – старался всеми силами выправить ход автобуса, и спасти его, но для него практически все было решено – доставившая столько радости Майлзу скорость в пятьдесят пять миль в час, острый угол поворота, и неравномерно распределенный вес пассажиров салона – все эти факторы сложились в один, но довольно громкий и неприятный скрежет металла о асфальтовую поверхность дороги. Майлза резко подбросило вверх, и затем в сторону – он попытался удержаться за бывшее перед ним пустующее сидение, но сил мальчика не хватило для этого. А в следующую секунду он, вылетев со своего кресла, с силой столкнулся в проходе с сидевшим ранее рядом с ним мужчиной довольно крепкого телосложения и явного любителя пива. Скорость автобуса, благодаря силе трения о поверхность дорожного полотна (чудо как хороши были дороги того времени в Америке!) довольно скоро приблизилась к отметке всего лишь двенадцати миль в час, не переставая снижаться, но развитию ситуации внутри автобуса это отнюдь не мешало – в поле зрения Майлза, оказавшимся под грузным мужчиной, появилась ещё одна голова, на сей раз женская, из рассечённой брови которой капала алая кровь, прямо на воротник мужчины. Женщина была без сознания, видимо, от удара о железную перекладину салона автобуса. Мужчина был в сознании, но явно боялся поднять свою голову, и всем своим весом давил на мальчика. Майлз громко застонал, напоминая о себе взрослым людям, придавившем его, но те и не думали подниматься, будто ждали – когда же наконец автобус остановится полностью. Из других частей автобуса также были слышны крики, вопли страха и стоны пассажиров злосчастного рейса – “Господи, мы погибнем!” и “Пожалуйста, скорее, помогите мне открыть аварийный выход, пока не поздно…” Где-то причитала пожилая женщина, читая молитву.

На скорости ровно в семь миль в час, как позднее было зафиксировано многочисленными хрониками с места происшествия, в задней части автобуса произошёл взрыв. Последнее, что помнил Майлз – была капля крови, сорвавшаяся с брови девушки, и начавшая свой полет в направлении его лица…

2.

… Белое. Здесь слишком много белого. Пожалуйста, уберите…

Первым желанием Майлза было резко встать и сбежать в темноту, туда, где можно будет спрятаться от действительно, слишком яркого белого света. Оглядев комнату вокруг, мальчик не заметил ни одного предмета, который не был бы белым. Или, по крайней мере, не содержал бы в своей гамме этот цвет. То была одна из палат городского госпиталя, куда сразу же отвезли всех пострадавших в автобусной аварии людей.

После крушения автобуса, были проведены многочисленные расследования, рассмотрены обвинения со сторон пострадавших семей, собраны показания всех очевидцев и сведены воедино немалые по своему объёму, выражения недовольства, сомнения и предположения различного характера, сочувствующей группы населения города. Всех тех людей, которые, будто свора жадных, нечистоплотных голодных мух, слетаются на особенно аппетитную, сладкую и легкодоступную сдобу. Все эти стенания, угнетённые предостережения, очевидные выводы и утверждения о том, что именно ОНИ ТОЧНО ЗНАЛИ, что так произойдёт, рано или поздно – наполнили своими слезами, угрозами и нравоучениями местную прессу, заголовки пестрели все новыми открывшимися фактами, подтверждение каждого из которых не имело ни для кого ровно никакого значения. Ведь такое событие в столь мелком городке позволило каждому стать причастным, высказать своё мнение и увидеть реакцию властей, которые, как многие ещё считали в то время, прислушиваются к каждому из них, всестороннее взвешивая их и обсуждая.

Итак, Майлз очнулся на кровати в госпитале, огляделся вокруг, прищурившись от явно враждебного к его глазам белого цвета, и увидел у своей постели мать, уснувшую прямо за чтением одной из местных газет, выходившей по четвергам, “Портленд Трибьюн”. “Чудовищная авария – правда и вымысел” пестрел заголовок, а под ним было размещено крупное фото покорёженных железных костей автобуса.

Хотелось бы немного осветить некоторые из статей в наиболее крупных, уважаемых и, соответственно, читаемых газет, описывающих настроения и реакцию населения Портленда:

(Орфография и пунктуация полностью сохранены автором)

…  (“The Oregonian”, подшивка за апрель, 1935 год)

…Редакцией давно обсуждалось и выражалось недовольство общим состоянием дорог в нашем городе. И вот последовало этому логическое следствие –  произошедшая 7 апреля катастрофа у моста Фремонт, в результате которой 12 человек были госпитализированы, двое из них – в тяжёлом состоянии. Родные пострадавших устроили демонстрацию уже спустя час после аварии. Основными лозунгами выделялись “Портленд – за безопасность дорог!”, “Прочь непрофессионализм из городского транспорта!”

Расследование в отношении водителя возбуждено было также, не позднее трех часов после крушения, причём, состояние весьма опытного водителя, 39-летнего Джо Уитвуда было одним из самых тяжёлых – его сразу же отвезли на медицинской машине в ближайшую к месту происшествия клинику с сотрясением мозга и многочисленными переломами. Сейчас, к моменту написания данной статьи, состояние Джо оценивается крайне тяжелым, что не мешает толпе демонстрантов открыто высказывать мнения о безоговорочной его вине и полнейшем непрофессионализме. Корреспонденты “The Oregonian” внимательно будут следить за дальнейшими новостями…

…  (“Портленд Меркьюри”, подшивка за тот же период, апрель, 1935 года)

…Никогда не ожидаешь того, что происходит временами по странному стечению множества несвязанных обстоятельств и факторов. Наш корреспондент с места событий, Роджер Пенкампф, отмечал, что, несмотря на довольно весомые и аргументированные доводы в пользу вины водителя автобуса, немолодого представителя компании “TriMet Portland”, Джо Уитвуда, следует также учесть и некоторые моменты, связанные не столько с общим качеством дорог нашего города, но также и правилами, предусматривающими аккуратное вождение и соблюдение скоростных режимов, в особенности в наиболее опасных местах дорог, каким, несомненно, является и мост Фремонт, с его причудливым изгибом и скоростным спуском…

Свидетельства очевидца, Роуз Меттью, женщина 48-ми лет, житель Портленда, также записано с её слов и с сохранением всех стилистических особенностей:

“…Я видела начало аварии собственными глазами. Боже мой! Все произошло в считанные секунды, никто не успел издать испуганный стон, как мы уже помогали вытаскивать тела из автобуса. И тут ещё этот ужасный взрыв – он потряс нас больше всего, и больше всего опасности исходило от него, конечно. Чудовищная, поистине чудовищная катастрофа. Я считаю, виновные должны быть строжайшим образом наказаны… И я не буду спать спокойно, пока это не произойдёт, ведь у меня есть сын, и часто, слишком часто он пользуется услугами и удобствами городской автобусной станции…”

Таковы были настроения, мнения и надежды жителей Портленда после печального известия.

Майлз, прочитав статьи, немало удивился тому ажиотажу, который возник после инцидента. “Интересно, сколько же времени я проспал, после случившегося?” – подумал мальчик. Судя по времени дня, вряд ли больше одного-двух часов, однако события развивались столь стремительно, что и сейчас вряд ли в городе можно было найти человека, не знавшего хотя бы отдалённо фактов о данном крушении. Мать открыла глаза, и, увидев, что сын проснулся, вскочила и принялась его осматривать, и спрашивать о его состоянии.

– Майлз, скажи, у тебя точно ничего не болит? А если я надавлю сюда? А так? Сразу скажи мне, если станет больно.

– Мам, все в порядке, я цел, я абсолютно цел.

– Майлз, повернись-ка, я осмотрю тебя. Сынок, что это за ссадина?

– Это всего лишь ссадина, мама. Не о чем беспокоиться, совершенно. Мы скоро пойдём домой?

– Да, как только твой доктор скажет мне, что с тобой точно все в порядке.

– Я уверен, что со мной все в порядке

– Вот это виднее доктору. Сейчас я его позову, а ты пока лежи, и не вздумай даже вставать!..