Свобода

Владлен Тучинский

Свобода

Глава 1

СВОБОДА

Они вообще думают, прежде чем открыть рот и начать говорить?

Кто они? Конечно, женщины. Не дети же. И не собаки. Дети ещё думать не умеют, потому и верещат зачастую без остановки. Им простительно. Собаки – наоборот, много думают. Наверное. Потому и молчат. Думать и в то же время издавать звуки для них, собак, – труд непосильный.

Женщины – совсем другое дело. Думать, теоретически, они умеют. Должны уметь. Но когда они начинают говорить, полное впечатление, что их мысли сильно отстают от их же звуковой дорожки.

Основание так считать? Опыт совместной жизни с моими нынешними собакой и женщиной, наблюдение за этой трагикомедией. Наблюдение вынужденное: эта наша пока не законченная история может при потере моей бдительности в любой момент перескочить в триллер с элементами ужастика.

«Человек должен жить так, как ему хочется, свободно», – сказала она, женщина.

Произнеся, затихла. Задумалась: мысли начали догонять сказанное. Мужчина и собака напряглись, каждый от своего. Пёс воспринял сказанное как штормовое предупреждение: пока затишье, но рвануть может неожиданно и с любой стороны. У собак чутьё, и оно, как правило, верное.

Мужчина предвкушал. Предвкушал, если не вырваться, то хотя бы помечтать об этом вслух рядом со своим главным тюремщиком – сама спровоцировала, если что. Ощущения, как перед стартом на стометровку в далёкой молодости: лёгкий мандраж, выстрел стартового пистолета, прыжок, полёт, вход в воду, выход – и пошёл, пошёл, пошёл. Думать некогда – только работай, греби, рви со всех сил. Вода под тобой не сопротивляется, поддерживает, несёт. Финиш: прекрасно, твоё тело может всё….

Как это было давно, но память то о тех ощущениях осталась. Решил воссоздать. Ощущения.

– Полностью согласен и поддерживаю на все сто процентов. А как здорово ты это сформулировала и как убедительно произнесла. Я проникся. Чем? Открывающимися возможностями, бесконечными перспективами удовольствий вольного, свободного, ничем и, главное, никем не ограниченного пребывания в моей собственной жизни. Понял ли я, что сейчас сказал? Конечно, дорогая. Попробую описать тебе этот мой мир свободы, лёгкости, терпимости и доступности удовлетворения желаний. Чьих желаний? Моих. Почему не стоит? Да, я хорошо подумал и хочу поделиться с тобой. Чем поделиться? Нет, нет, ничего материального, это и так всё у тебя. Успокойся, не претендую. Давно. Итак, начинаю. Я не здесь, не в этой пространственно-временной точке. В другой. Тебя там нет. Почему? Так свобода же. Не мешай, пожалуйста, если не жить, то хотя бы мечтать. Есть я, мой пёс Вениамин, моя машина, моя любимая одежда и обувь, немного наличности и безлимитная мультивалютная платёжная карта. Лучше две, разные. Документы в порядке, с Создателем контакт есть, выстрел, погнали. Куда? В этой моей нынешней жизни подзабыл. Не стоит так волноваться, сейчас вспомню. Есть, готово.

Дагомыс, лето, вечер, ресторан. Надо мной ночное небо со звёздами, вокруг люди – разные, многие странные. Едят, пьют, танцуют, безобразничают. Рядом со мной Веня – как всегда элегантен, серьёзен, исключительно презентабелен. Для меня – запечённые мидии с белыми трюфелями и розовое шампанское, Вене – индейка гриль под сливочным соусом. Изысканно, идеально для ценителей. К нам постоянно подходят мужчины слегка на кураже и идеально ухоженные женщины. Мужчины интересуются Вениамином: сколько стоит – извините, не продаётся; может ли загрызть питбуля – счёт жертвам потеряли, с двумя такими на тигра ходят; где – в Китае, порода оттуда, как и всё теперь у нас. Женщины стоят молча рядом со своими кошельками на ножках и украдкой призывно поглядывают на меня. Мы невозмутимы, прекрасны, свободны.

Петербург, зима, «Флора», канун Нового Года. Илюша Лазерсон и попугай на месте. Скоро в зал ресторана запустят каких-нибудь жутких диких тварей на потеху собравшейся для встречи очередного года публике. Мы с Веней за нашим персональным VIP-столиком в небольшой мягко освещённой нише. Одеты элегантно, но комфортно, без стеснения движений: тёмно-синие вельветовые костюмы. Вене особенно идёт, он это чувствует и ведёт себя соответственно – спокойно, выдержанно, воспитано. Оба – образцы аристократической внешности и манер. Подали закуски: мне фаршированную рыбу, Вене нечто оригинальное из куропатки. Розовое шампанское подошло идеально. К нам подошёл шеф, тот самый легендарный Лазерсон. Аккуратно, но всё-таки с трудом скрываемым интересом поинтересовался нашим мнением о сегодняшних закусках. Я, безусловно, оценил положительно, но вариант моей мамы, как мне кажется, несколько интереснее. Вениамин деликатно промолчал. Выпустили в зал парочку весьма немаленьких питонов. Они были сыты, лениво пересекли пространство по диагонали и скрылись в тёмном углу за портьерой. Женщины повскакивали на стулья и, возбудившись, несколько театрально повизгивали. Их кавалеры стояли рядом, демонстрируя крайнюю степень мужественности и бесстрашия. Мы с Вениамином наблюдали за этой сценой из глубины полумрака ниши с невозмутимостью и лёгким налётом скептического превосходства.

Прага, май, KOGO, вечер пятницы – любимое время. Зал, как всегда, полон. Наш столик в центре зала у стеночки. Всегда свободен, ждёт нас, ограждён от посягательств табличкой Rezerva. Столик на четверых, хотя нас всего двое – нам нравится простор. Подошёл хозяин, он же шеф, поздоровался, перебросились несколькими приветственными фразами. У всех всё в порядке, ничего не должно помешать приятному ужину. Голубой лобстер для меня и утка по-пражски для Вениамина идеально соответствуют нашему настроению. В ресторане прекрасная винотека. Заказываю бутылку TURIGA, блестящее красное с Сардинии: глубокое, мощное, на ценителя. Веня одобрил. В зале царят лёгкость, непринуждённость, доброжелательность, прекрасное настроение. Никакого напряжения, даже намёка на него. Расслабляемся.

Италия, LA LOKANDA, суббота, ближе к ночи. Начало осени, очень комфортная погода: тепло, но не жарко; лёгкое движение воздуха – освежает без напряжения. Мы с Веней расположились на веранде. Ощущается какой-то приятный натуральный аромат, тонкий и соответствующий месту. Народ только начал подходить. Для итальянцев это нормально – ужинать раньше девяти вечера как-то не принято. Стоит лёгкий гул голосов. Пока лёгкий, но чуть позже все поприветствуют всех и начнется традиционное южное общение: восклицания, смех, непередаваемые и неподражаемые жесты, детские визги. Становится шумно, но, при этом, как ни удивительно, по-домашнему спокойно. Совершенно не раздражает. Наш официант нас уже увидел, поприветствовал. Он давно не задает вопросов – наши вкусы, пристрастия ему прекрасно известны. Через некоторое время приносит мне ризотто с шафраном и белыми грибами, Вене – голубя в сметане. К этому обязательна бутылка ароматнейшего, крепчайшего, густого тёмно-рубинового PRIMITIVO. Всё по-итальянски идеально.

– Эй, эй, очнись, размечтался. Взял этого своего исходящего слюной напарника и быстро за дверь. Пойдите, проветритесь. Не смотрите на меня так. Бегом.

…

– Вернулись, угомонились? Хорошо. За стол, оба, но каждый за свой. А ты, Вениамин, думал, что безобразие ваших мечтаний воплотится наяву? Конечно, разбежались. Быстро к миске, а то и этого не получишь. Ну а ты чего стоишь и ждёшь? Взял сковородку, поставил на стол, сел и поел. Что значит чего? Картошки с луком нажарила, два часа пахала. Запить чем? А что, вода в кране закончилась? Свободы ему не хватало.

Женщина внезапно резко замолчала, задумалась. Говорить не требовалось, можно было не сдерживать ход и скорость мысли: «Что, если этот… перейдёт от грез к действиям? Надо бы за ним получше присматривать. И за напарничком его ушастым. Та ещё компания. Как бы что и впрямь…».