Булевы сети

Кира Широкова

Булевы сети

Ĉapitro Unu.

Когда по тонкой железной лестнице кто то поднимался, вся конструкция вздрагивала и шаталась от шагов. Тонкая лестница с пятью железными прутьями ступеней, краска на которых облупилась, стёрлась и остался серебрянный отлив метала, дрожала так, как будто сейчас отвалится.

Сюзи забралась по лестнице, недовольно отдуваясь. Её подбитые железом ботинки гулко стучали по железным прутьям и она поняла, что незамеченой вернуться не получится. Такой грохот точно разбудит капитана. Скрип плохо приваренного входного люка дополнил картину.

Она вошла внутрь.

В полумраке комнаты, на широкой замызганной кровати, мерно вздымалось покрывало на огромном животе капитана. Он храпел. Отлично, подумала Сюзи, смогу сама приверить приборы. Это был стандартный протокол, соблюдение которого требовали такие люди сверху, как например Карен. Но проверять было вообщем, нечего. Градусник, висевший на гвозде, показывал плюс семнадцать градусов. Стрелка компаса, лежащего на тумбочке возле кровати капитана, все еще дрожала вместе с ракетой, после того как Сюзи закрыла тяжёлую железную дверь с круглым окошком посередине. Дверь не подходила плотно, проем был изогнут, и она всегда оставалась немного открытой, и в щель насвистывал ветер. Записав показания градусника и дрожащего компаса, Сюзи положила на место, туда же, на тумбочку, возле кровати, тоненькую тетрадку с записями. Она была уже на третьей странице в клеточку, на обложке было написано черным фломастером «бортовой журнал». Они были в ракете уже месяц. Лето подходило к концу.

Дети, все время игравшие на площадке из за школьных каникул, сводили их с ума, бросая камни в ракету, и удары отзывалась громким гулом, все внутри дрожало, вибрировало. После того как они с капитаном пожаловались кому следовало, ракету отгородили от игровой площадки бело—красной лентой, и поставили вывеску «проход запрещён». Сначала дети с опаской поглядывали на ленту, но потом привыкли, оборвали её в нескольких местах, и продолжали так же играть, и бросать камни или висеть, раскачиваясь на лестнице ракеты,и тогда все снова ходило ходуном. И Сюзи больше всего переживала, как бы не опрокинулась банка с жуком, или приборная панель.

Сразу у входа притулился кухонный шкаф, с раковиной и посудой, оклеенный клеенкой в бледную клетку. В раковине засыхали на тарелках остатки еды, и звонко капала, капля за каплей, из крана вода. Кормили их плоховато, в шкафу под раковиной были консервы и галеты. Поэтому Сюзи постоянно ходила в ближайший магазин, и покупала там то, что они с капитаном любили. Себе брала иногда пирожные, а капитану, которому нельзя было сладкое, покупала полезный творог. Деньги она тратила свои, личные. И уже не раз ей приходила мысль, что лучше было бы согласиться в начале лета поехать на подработку в деревню. Там, на свежем воздухе, ей бы уже заплатили за два месяца. Но потом она вспоминала, как обрадовалась что то у неё внутри, когда она прочитала на столбе объявление о наборе «в команду первого звёздного полёта», как пошла по указанному адресу, долго сидела в облупившемся кресле, рядом с припыленным временем зелёным растением, и разглядывала мозайку на стене широкого холла. Там были грубовато изображены звезды на синем фоне, маленькая ракета, за которой тянулся радужный след, и крупным планом, на пол стены, улыбающийся человек в круглом скафандре. Муха жужжала и настойчиво билась в окно. За окном город жил весной, лужи блестели под лучами первого, после долгой зимы, солнца. Все шло как обычно и только в глухой тишине этого здания с огромными, не мытыми окнами в холле, ей показалось, что остановилось время, и в появившейся тишине тихонько запели далёкие звезды.

Она вспоминала, как на дрожащщих ногах заходила в кабинет после долгого ожидания, а там сидел за столом с кучей бумаг, совсем простой человек в растянутом свитере, а на краю стола, сдвинув бумаги, сидела Карен с сигаретой в руках, и что то рассказывала, размахивая театрально рукой, об отпуске, в который её не пускает начальник. На подоконнике стояла большая трехлитровая банка, в банке копошился жук.

Человек в свитере рассказывал о проекте, а Карен поддакивала.

Они вместе, наперебой, задали несколько не относящихся к делу вопросов, что она ела на завтрак, как ей нравиться весенняя погода и какая у неё любимая книга. Сюзи отвечала, несколько опешив.

Потом они заполняли огромное количество бумаг, на каждой из которых Сюзи расписывалась. Это длилось так долго, что у неё заболела рука. Потом, уже в ракету, Керен регулярно приносила им ещё и ещё бумаги на подпись. Там было очень много разных формулировок на разные темы, например «нижеподписавшийся подтверждаю, что не имею аллергии на железо и его окиси», или «прошу мне поверить», и все, точка и место для даты и росписи. Им с капитаном отдавали копии и Сюзи поначалу аккуратно складывала их у себя под тапчаном, но когда их стало слишком много, и от любого толчка или сквозняка вся эта кипа бумаг разлетелась по всему помещению, Сюзи спросила, можно ли эти бумаги куда то увезти, на что Карен сказала, махнув рукой, что везти их некуда, и можно их выкинуть.

Время шло и наступило лето.

В начале им выдали форму, ботинки, шапку – шлем. Настоящего скафандра ещё не было, а форма была немного помятая и пахла сырость. Ботинки были тяжёлые. Те, которые получила Сюзи были ей великоваты, а те, что выдали капитану были ему малы и он ходил в клетчатых домашних тапочках, хотя протокол требовал быть все время в форме и Карен уже не раз делала ему замечания, хотя и других ботинок не обещала.

А сегодня была уже середина лета. Через отверстие окна—иллюминатора сверху пробивался свет. Через него же, в ненастную погоду, попадал в каюту дождь и все время надо было втирать набежавшую воду и следить, что бы вода не попала на пульт управления. На табуретке, возле раковины, стояла большая коробка с шахматами. Капитан любил играть, считал это очень полезным, не согласился лететь без шахмат, но ставить их было некуда, и они стояли на единственной табуретке. Иногда по вечерам, они садились и играли слабенькую партию. Сюзи играть не умела, но ей было очень интересно, почему слон – называется слоном.

Некоторые ходы они записывали и приклеивали к кухонном шкафчику.

Потом за широкой кроватью стоял продавленный топчан, застеленый цветастым пледом, на котором спала Сюзи. Она вспомнила как неудобно на нем спать и как утром ломит все тело из за торчащих пружин и продавленной посередине ямки.

На противоположной от всего этого стороне стояла приборная панель. Как же она была красива! Серебристая, новенькая, блестящая. Плавные линии перетекающих форм, Цвет, который нельзя было однозначно определить. То она казалась нежно розовой, то небесно голубой, или бронзовой, а иногда абсолютно белоснежной – смотря откуда смотреть. Иногда что то мелодично пикало, перемигивалось приглушёнными огнями. На серебристом экране периодически появлялись всполохи, похожие на северное сияние. И тогда Сюзи чувствовала, что невероятное счастье переполняет её. И по лицу капитана она видела, что он улыбается, как довольный кот. Сколько она ни старалась ей так и не удалось выявить какую бы то ни было закономерность – когда и почему появлялись всполохи. Но каждый раз, когда это происходило, жук в банке начинал тихонько жужжать. Это был странный низкий звук, похожий на рокот океана, но очень тихий.

Ни она, ни капитан понятия не имели как пользоваться панелью управления, что надо крутить и на что нажимать. Поэтому панель жила своей, независимой жизнью

Иногда из неё раздавались помехи и скрежет, от которого холодело внутри. Но потом так же внезапно все затихало, замирало и серебристый экран молчал, как нетронутая озерная гладь.

Несколько раз ночью Сюзи просыпалась от того, что из панели доносились голоса. Живые, разговаривающие. Но по ним не возможно было определить ни пол ни возраст говорящего, и более того, она не понимала ни слова. Голоса разговаривали на непонятных языках, и кто то даже, судя по накалу, ругался в эфире. Потом опять все затихало и было слышно как тяжело дышит во сне капитан, и орут на улице ночные коты.

«Команде было сообщено, что когда будет необходимо, панель заработает сама, до тех пор её положено не трогать, и можно только аккуратно вытирать пыль специальной ветошью, занесенной в реестр» – дата, подпись.

Банка с жуком тоже стояла внизу, у панели. Наспех накиданные в банку сорваные трава и листья уже подвяли, и жук иногда с тоской, как казалось Сюзи, поглядывал наружу. Он проводил длинными усами по гладкому стеклу банки, замирал ненадолго и снова забирался под какой нибудь лист. Жук был большой. Раньше она таких не видела. Сюзи не понимала зачем им в ракете жук. Но спросить было не у кого, Карен сказала не задавать глупых вопросов, и готовиться к полёту.

Но как готовиться никто не показал, и последние две недели Сюзи просто спала на топчане и ходила в ближайший ларёк за батоном, колбасой, творогом для капитана и своими пирожными. За это время некоторые пакетики сухого пайка откровенно подернулись плесенью.

Лёгкий дождик забарабанил снаружи и Сюзи подумала, что снова надо будет подставить хотя бы тарелку, потому что ведра у неё нет, и снова образуется лужа.

Капитан продолжал храпеть. «Надо бы его разбудить, ей богу, ну сколько можно спать».

Снаружи ракета выглядела совсем обычно, как тысячи других таких же, десятилетиями ржавеющих на детских площадках – узкая, когда то зелёная труба, с грубыми прорезями круглых иллюминаторов, пару из которых, для проекта затянули плёнкой, а одно оставили для вентиляции. И то, что внутри этой трубы умещалось столько пространства, было гордостью современной инженерии. Даже приезжали журналисты, которые скептически, гуськом поднялись по железной лесенке внутрь, и удивлённо раглядывали большую кровать и кухню и тапчан, и пульт управления который тоже был гордостью современной инженерии. Снимать было нельзя. Некоторые сделали карандашные зарисовки. И Сюзи видела у одного через плечо, что нарисовано было криво и она была на себя не похожа.

И потом она бегала в ларёк, и принесла этот «специальный выпуск», и они с капитаном сидели и разглядывали рисунки, и смеялись, потому что оба были на себя не похожи. И никто не нарисовал банку с жуком.

Судя по криками на детской площадке пришла Карен: «а ну ка, отошли отсюда! Ещё раз тронете ленту, я вам головы пооткручиваю!» Ракета затряслась мелкой тряской от её грузных шагов по ступеням.

–Сюзанна! Помоги ка мне с пакетами, я вам принесла снабжение!

Сюзи подскочила к входу и стала принимать из пухлый рук пакеты с консервами, теми же галетами и туалетной бумагой. Это Карен называла «снабжение». Ещё она прижимала под мышкой папку, видимо, с очередными бумагами на подпись.

Зайдя внутрь она недовольно уставилась на капитана, который проснулся таки от её криков.

«Уважаемый капитан судна номер 0.01, капитан экипажа, – язвительно сказала она, – сколько ещё вы собираетесь спать? У вас под ракетой заросли крапивы и каких то других сорняков. Надо что то делать».

Капитан стал грузно подниматься с постели, форма его была сильно помятая и в клетчатых тапочках он не внушал доверия, в качестве капитана судна 0.01".