На братских могилах не ставят крестов. Стихотворения

«Целуя знамя в пропылённый шёлк…»

Целуя знамя в пропылённый шёлкИ выплюнув в отчаянье протезы,Фельдмаршал звал: «Вперёд, мой славный полк!Презрейте смерть, мои головорезы!»И смятыми знамёнами горды,Воспалены талантливою речью, —Одни стремились в первые ряды —Расталкивая спины и зады,И первыми ложились под картечью.Хитрец – и тот, который не был смел, —Не пожелав платить такую цену,Полз в задний ряд – но там не уцелел:Его свои же брали на прицел —И в спину убивали за измену.Сегодня каждый третий – без сапог,Но после битвы – заживут, как крезы, —Прекрасный полк, надёжный, верный полк —Отборные в полку головорезы!А третьи средь битвы и бедыСтарались сохранить и грудь и спину,Не выходя ни в первые ряды,Ни в задние, – но, как из-за еды,Дрались за золотую середину.Они напишут толстые трудыИ будут гибнуть в рамах, на картине, —Те, что не вышли в первые ряды,Но не были и сзади – и горды,Что честно прозябали в середине.Уже трубач без почестей умолк,Не слышно меди, только звон железа,Ах, славный полк, надёжный верный полк,В котором сплошь одни головорезы.Но нет, им честь знамён не запятнать,Дышал фельдмаршал весело и ровно, —Чтоб их в глазах потомков оправдать,Он крикнул: «Кто-то должен умирать —А кто-то должен выжить, – безусловно!»И нет звезды тусклее, чем у них, —Уверенно дотянут до кончины,Скрываясь за отчаянных и злых,Последний ряд оставив для других, —Умеренные люди середины.…В грязь втоптаны знамёна, смятый шёлк,Фельдмаршальские жезлы и протезы.Ах, славный полк!.. Да был ли славный полк,В котором сплошь одни головорезы?

1971 г.

Черные бушлаты

За нашей спиной остались паденья, закаты,Ну хоть бы ничтожный, ну хоть бы                                                невидимый взлёт!Мне хочется верить, что чёрные наши                                                               бушлатыДадут нам возможность сегодня увидеть                                                                 восход.Сегодня на людях сказали: «Умрите геройски!»Попробуем – ладно! Увидим, какой оборот.Я только подумал, чужие куря папироски:«Тут кто как сумеет, – мне важно увидеть                                                                 восход».Особая рота – особый почёт для сапёра.Не прыгайте с финкой на спину мою                                                            из ветвей,Напрасно стараться, – я и с перерезанным                                                                горломСегодня увижу восход до развязки своей.Прошли по тылам мы, держась, чтоб                                          не резать их сонных,И вдруг я заметил, когда прокусили                                                           проход, —Ещё несмышлёный, зелёный, но чуткий                                                           подсолнухУже повернулся верхушкой своей                                                           на восход.За нашей спиною в шесть тридцать                                       остались – я знаю, —Не только паденья, закаты, но взлёт                                                               и восход.Два провода голых, зубами скрипя,                                                        зачищаю, —Восхода не видел, но понял: вот-вот —                                                            и взойдёт.… Уходит обратно на нас поредевшая рота.Что было – неважно, а важен лишь                                             взорванный форт.Мне хочется верить, что грубая наша                                                               работаВам дарит возможность беспошлинно                                                  видеть восход.

1972 г.

Мы вращаем Землю

От границы мы Землю вертели назад —Было дело сначала.Но обратно её закрутил наш комбат,Оттолкнувшись ногой от Урала.Наконец-то нам дали приказ наступать,Отбирать наши пяди и крохи,Но мы помним, как солнце отправилось                                                           вспятьИ едва не зашло на востоке.Мы не меряем Землю шагами,Понапрасну цветы теребя,Мы толкаем её сапогами —От себя, от себя!И от ветра с востока пригнулись стога,Жмётся к скалам отара.Ось земную мы сдвинули без рычага,Изменив направленье удара.Не пугайтесь, когда не на месте закат,Судный день – это сказки для старших,Просто Землю вращают, куда захотятНаши сменные роты на марше.Мы ползём, бугорки обнимаем,Кочки тискаем зло, не любя,И коленями Землю толкаем —От себя, от себя!Здесь никто б не нашёл, даже если б хотел,Руки кверху поднявших.Всем живым ощутимая польза от тел:Как прикрытье используем павших.Этот глупый свинец всех ли сразу найдёт?Где настигнет – в упор или с тыла?Кто-то там, впереди, навалился на дот —И Земля на мгновенье застыла.Я ступни свои сзади оставил,Мимоходом по мёртвым скорбя,Шар земной я вращаю локтями —От себя, от себя!Кто-то встал в полный рост и, отвесив поклон,Принял пулю на вздохе.Но на запад, на запад ползёт батальон,Чтобы солнце взошло на востоке.Животом – по грязи, дышим смрадом болот,Но глаза закрываем на запах.Нынче по небу солнце нормально идёт,Потому что мы рвёмся на запад.Руки, ноги – на месте ли, нет ли?Как на свадьбе росу пригубя,Землю тянем зубами за стебли —На себя! Под себя! От себя!

1972 г.

Тот, который не стрелял

Я вам мозги не пудрю – уже не тот завод:В меня стрелял поутру из ружей целый                                                              взвод.За что мне эта злая, нелепая стезя —Не то чтобы не знаю, – рассказывать                                                            нельзя.Мой командир меня почти что спас,Но кто-то на расстреле настоял —И взвод отлично выполнил приказ.Но был один, который не стрелял.Судьба моя лихая давно наперекос.Однажды «языка» я добыл, да не донёс,И особист Суэтин – неутомимый наш! —Ещё тогда приметил и взял на карандаш.Он выволок на свет и приволокПодколотый, подшитый матерьял —Никто поделать ничего не смог…Нет! Смог один, который не стрелял.Рука упала в пропасть с дурацким звуком:                                                           «Пли!» —И залп мне выдал пропуск в ту сторону                                                                    земли.Но… слышу: «Жив, зараза! Тащите                                                    в медсанбат —Расстреливать два раза уставы не велят!»А врач потом всё цокал языкомИ, удивляясь, пули удалял.А я в бреду беседовал тайкомС тем пареньком, который не стрелял.Я раны, как собака, лизал, а не лечил.В госпиталях, однако, в большом почёте                                                              был —Ходил, в меня влюблённый, весь слабый                                                 женский пол:«Эй, ты! Недострелённый! Давай-ка                                                     на укол!»Наш батальон геройствовал в Крыму,И я туда глюкозу посылал,Чтоб было слаще воевать ему.Кому? Тому, который не стрелял.Я пил чаёк из блюдца, со спиртиком бывал.Мне не пришлось загнуться, и я довоевал.В свой полк определили. «Воюй! – сказал                                                            комбат. —А что недострелили – так я не виноват».Я очень рад был, но, присев у пня,Я выл белугой и судьбину клял:Немецкий снайпер дострелил меня,Убив того, который не стрелял.

1973 г.

Расстрел горного эха

(Для к/ф «Единственная дорога»)

В тиши перевала, где скалы ветрам                                            не помеха, помеха,На кручах таких, на какие никто                             не проник, никто не проник,Жило-поживало весёлое горное, горное эхо,Оно отзывалось на крик – человеческий                                                                      крик.Когда одиночество комом подкатит                                          под горло, под горлоИ сдавленный стон еле слышно в обрыв                                       упадёт, в обрыв упадёт,Крик этот о помощи эхо подхватит,                                              подхватит проворно,Усилит и бережно в руки своих донесёт.Должно быть, не люди, напившись дурмана                                                       и зелья, и зелья,Чтоб не был услышан никем этот топот                                              и храп, топот и храп,Пришли умертвить, обеззвучить живое, живое                                                                    ущелье.И эхо связали, и в рот ему всунули кляп.Всю ночь продолжалась кровавая злая потеха,                                                                    потеха,И эхо топтали, но звука никто не слыхал,                                                   никто не слыхал.К утру расстреляли притихшее горное, горное                                                                        эхо —И брызнули слёзы, как камни, из раненых                                                                     скал…

Песня Солодова

(Для к/ф «Единственная дорога»)

В дорогу – живо! Или в гроб ложись!Да, выбор небогатый перед нами.Нас обрекли на медленную жизнь —Мы к ней для верности прикованы цепями.А кое-кто поверил второпях —Поверил без оглядки, бестолково, —Но разве это жизнь – когда в цепях,Но разве это выбор – если скован.    Коварна нам оказанная милость —    Как зелье полоумных ворожих:    Смерть от своих – за камнем притаилась,    И сзади – тоже смерть, но от чужих.Душа застыла, тело затекло,И мы молчим, как подставные пешки,А в лобовое грязное стеклоГлядит и скалится позор кривой усмешки.И если бы оковы разломать —Тогда бы мы и горло перегрызлиТому, кто догадался приковатьНас узами цепей к хвалёной жизни.    Неужто мы надеемся на что-то?!    А может быть, нам цель не по зубам?    Зачем стучимся в райские ворота    Костяшками по кованым скобам?Нам предложили выход из войны,Но вот какую заложили цену:Мы к долгой жизни приговореныЧерез вину, через позор, через измену!Но стоит ли и жизнь такой цены?!Дорога не окончена – спокойно! —И в стороне от той, большой войныЕщё возможно умереть достойно.И рано нас равнять с болотной слизью —Мы гнёзд себе на гнили не совьём!Мы не умрём мучительною жизнью —Мы лучше верной смертью оживём!

1973

«Если где-то в чужой, неспокойной ночи, ночи…»

Если где-то в чужой, неспокойной ночи, ночиТы споткнулся и ходишь по краю —Не таись, не молчи, до меня докричи, докричи,Я твой голос услышу, узнаю.Может, с пулей в груди ты лежишь в спелой                                                ржи, в спелой ржи?Потерпи! Я иду, и усталости ноги не чуют.Мы вернёмся туда, где и травы врачуют,