Секрет пяти дверей

Екатерина Каграманова

Секрет пяти дверей

Серия «Тайны волшебного города. Приключения для детей»

© Екатерина Каграманова, текст, 2025

© Даниэла Рябичева, иллюстрации, 2025

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

Глава I

Той осенью я постоянно мёрзла. Сентябрь выдался ужасно холодным, и мама включила отопление раньше обычного, но это не помогало. Я приходила из школы и начинала дрожать. Пальцы леденели, а ноги постепенно застывали. Странно, что батареи при этом работали на всю мощь. Я прижимала к ним руки, ладони наполнялись сухим жаром и краснели, становилось невыносимо горячо, но согреться не получалось. Я подозревала батареи в нечестности. Я думала: что, если они только и ждут, когда я отойду подальше, чтобы перестать работать? Я ведь и сама так делала, когда мама заставляла меня наводить в комнате порядок: сначала послушно раскладывала всё по местам, а потом, когда надоест, ложилась на кровать с книжкой и лежала так прямо в развороченной комнате. Развороченной, потому что мама считала, что иначе я ничего делать не буду. Она открывала шкаф и выворачивала его наизнанку – так у меня не было другого выхода, кроме как всё разобрать. И вот я лежала, читала, а сама внимательно слушала. Когда за дверью начинали звучать мамины шаги, я быстро вскакивала и что-нибудь хватала.

Возможно, котёл и его подружки-батареи были из той же породы, что и я, – обманщики и лентяи. Мне так надоело постоянно ёжиться, что я позвонила маме в одну из её поездок и спросила, что сделать, чтобы дома стало теплее. Она начала объяснять, как подкрутить регулятор, но когда прозвучало слово «осторожно», я перестала слушать. Мне вдруг представилось, как я недостаточно осторожно поворачиваю кругленькую ручку и котёл взрывается, разнося на куски всё вокруг. От меня такого вполне можно ожидать. Так что я не стала ничего подкручивать, просто продолжала натягивать толстый свитер и шерстяные носки, а уроки делала на диване, закутавшись в тёплый плед.

Я где-то читала, что на Севере организм экономит энергию. Это правильно. Я бы вот лишний раз никуда не ходила и не разговаривала ни с кем. Перешла бы в режим экономии энергии, а когда всё наладится – вернулась в нормальное состояние. Интересно только, как определить, что всё наладилось?

Когда я думала о Севере, то представляла себя внутри снежного шара. Это такая красивая игрушка, сувенир, люди покупают их на память и дарят другу другу. Стеклянный шарик, внутри которого размещены разные фигурки – человечки, домики, деревья. Нажмёшь на кнопочку – и внутри начинает идти снег, возникает идеальная сказочная картинка. Там ещё обычно подсветка с музыкой включаются, чтобы было красивее.

У меня был такой шар с девочкой-фигуристкой внутри, папин друг подарил когда-то на Новый год. И вот я представляла себя тем самым человечком внутри снежного шара. Этот человечек стоял себе спокойно, ничего особенного не делал, а потом шар тряхнули. Или вообще бросили, и он покатился. И оказалось, что человечек был плохо закреплён. Он сорвался с места, стал болтаться туда-сюда, стукаясь о стенки. А сверху на него сыпался снег. И возможно, внутри при этом уютно горел свет и играла весёлая музыка – как будто совершенно ничего не случилось.

Если мыслить логически, то с места должно было сорвать не только меня, но и маму с папой, всё-таки мы были семьёй, то есть находились в одном пространстве. Но я в этом сомневалась, потому что они вели себя так уверенно, будто всё идёт по плану, и если они на какой-то момент и потеряли опору, то быстро нашли её в другом месте. Выходит, это только я утратила равновесие и растерянно смотрела теперь по сторонам под нескончаемым потоком блестящих снежинок. Или родители просто не подавали виду, что их качает – мама, во всяком случае, точно. Да ведь и я сама со стороны, наверное, тоже выглядела вполне благополучно – по крайней мере старалась.

Маме, кстати, не казалось, что у нас холодно. Когда она вернулась из командировки, то стала щупать мне лоб.

– Ненормально, что ты постоянно так мёрзнешь, – сказала она, – может, ты заболела?

Я ответила, что отлично себя чувствую.

– Может быть, – предположила я, – дело в том, что у меня переходный возраст?

Мама посоветовалась с Яндексом и сказала, что причина, видимо, как раз в этом. Переходный возраст – такая штука, на которую многое можно списать. Сейчас меня это вполне устроило, потому что бегать по врачам я точно не хотела. Да и маме было совершенно не до того.

Сентябрь шёл к концу. Примерно тогда я впервые увидела Старуху.

Хорошо помню, как вернулась в тот день из школы, вошла в квартиру и закрыла за собой дверь. Запах кофе окутал меня сразу – горячий, густой, чуточку маслянистый. Аромат плыл по воздуху и словно шептал: «Вот я, вот мы, ты чувствуешь, что мы здесь?»

– Мам? – позвала я, хотя не было никаких причин думать, что мама внезапно сорвалась из деловой поездки, приехала на день раньше и стала варить кофе, притом ещё, что у нас дома ничего для этого нет. Мне никто не ответил, но я не чувствовала настоящего страха – может, только лёгкую тревогу. Наверное, это всё из-за кофе, который никак не вписывался в историю с вором или маньяком. А может, мне просто было всё равно, я точно не помню – тогда мне многое было всё равно, так жилось проще.

Я разулась, повесила куртку и пошла на кухню. Старуха сидела за столом и пила кофе. Вся в чёрном, худая, носатая и морщинистая, она аристократично удерживала чашечку двумя пальцами. Чашка была не наша. Тёмно-синяя, с позолоченным краешком – у нас таких крохотулек сроду не водилось. Папа пил растворимый: сыпал две ложки в свою большую кружку, заливал кипятком, а сверху ещё бухал молоко и сахар. А мама кофе, кажется, совсем не пила. Или пила?

Старуха сделала маленький глоток, поставила чашку на такое же крохотное синее блюдце с каёмочкой и обернулась ко мне. На шее у неё красовался белый кружевной воротничок, а сама шея складывалась над воротничком в меленькие морщинки.

– Здрасьте, – сказала я, – а вы кто?

Старуха оглядела меня с головы до ног, а потом обратно, с ног до головы, и сделала такое лицо, будто хотела сказать: «М-да». Чем-то я её не устроила. Возможно, она ожидала, что я исполню книксен или реверанс – если честно, не знаю, чем они отличаются. Я же стояла столбом и этим, наверное, её разочаровала.

– Не стоит заменять традиционные слова приветствия уродливым «здрасьте». Добрый день. Что же касается того, кто я, милое дитя, уместнее было бы спросить, зачем я. И тут уж ответ должна дать ты сама.

Я спросила:

– Я?!

И растерянно добавила:

– А я не знаю.

Старуха сложила сухие губы в колечко и чуть склонила набок гладко причёсанную голову.

– Что ж, – сдержанно сказала она, – очевидно, произошла ошибка. Если никто из присутствующих не плакал по ночам и многократно не писал в своём дневнике «я в каком-то тупике», то мне здесь делать нечего.

Она смотрела на меня круглыми желтовато-карими глазами, похожими на птичьи. Они выражали что-то неопределённое: то ли раздражение, то ли насмешку.

Я сказала:

– Это я. Я писала.

– Хм, – Старуха подняла тонкие полукруглые брови, – а с тобой легче, чем я ожидала. Где же все эти кудахтанья: «Откуда вы узнали?!», «Вы что, за мной следите?!» А вот ещё шедевр…

Она поудобнее устроилась на стуле и с чувством выдала:

– «У нас стоит камера видеонаблюдения! Я вызову охрану!»

Она так смешно изображала визгливые крики, что я улыбнулась.

– Сядь, – сказала Старуха и указала на стул напротив себя.

Я послушно села. Почему-то меня не смущало, что она командует в нашей квартире, где я знала историю почти каждой вещи: и этого самого стула, и стола, и скатерти, и занавесок. Мне не хотелось спорить со Старухой, чем-то она мне нравилась, хоть и говорила в основном о неприятном.

– Скажи мне, дитя, что же, по-твоему, следует предпринять, оказавшись в тупике?

Я представила себе узкий тёмный коридор, освещённый факелами. Увидела прямо перед собой закопчённую каменную кладку с грубыми швами. Ни единой щёлочки.

– Нужно вернуться назад и найти правильную дорогу. Без тупика.

Старуха разочарованно опустила уголки рта.

– Банальный ответ. Ты настолько уверена, что найдёшь то место, где ошиблась?

– Ну нет. Но нужно ведь попробовать.

– Так можно пробовать бесконечно, – отрезала она, – некоторые этим всю жизнь и занимаются.

– Тогда что делать? – спросила я и снова подумала о коридоре с факелами. – Не ломать же стену? Её ведь не пробьёшь.

Старуха хмыкнула и качнула чашечку туда-сюда – с моего места было видно, как на самом дне поблёскивает густая тёмная жидкость.

– М-да… Ну, раз уж я здесь, давай попробуем что-то предпринять. Мне случалось работать и с более неразумными субъектами – можешь считать это комплиментом. Итак, дитя, я покажу тебе кое-что. Скажем так, это будет история, в которой ты станешь одним из главных действующих лиц. Возможно, это что-то изменит. Возможно, нет. Всё будет зависеть только от тебя. Только тебе решать, как всё случится. Возможно, выход из твоего тупика после этого отыщется сам собой. А может, ты заблудишься, стараясь найти так называемую правильную дорогу. Не могу сказать заранее. Но, как ты верно заметила, попробовать стоит.

Она замолчала и прикрыла глаза. Я сидела, сложив руки перед собой, как в школе, в первом классе. Почему-то я сразу поверила Старухе, не подумала, что она сумасшедшая. Больше того, я не подумала, что я сама сошла с ума, хотя это логично было предположить.

– Что мне нужно делать? – спросила я.

– Внимательно слушать меня, – сухо ответила она, поднимая веки, – и не задавать лишних вопросов. Пока это твоя главная задача – я уверена, что ты справишься.

– Извините.

Старуха снова собрала губы в колечко и, немного помолчав, кивнула сама себе:

– Дверь. Ты выйдешь отсюда через дверь и точно так же вернёшься обратно. Не хочу принижать твои умственные способности, но у меня был неприятный случай, поэтому уточню. Когда я говорю «дверь», я имею в виду любое устройство, имеющее механизм для открывания и закрывания. Не дыра в стене, не рисунок. Настоящая дверь, которую ты сможешь открыть – заметь, очень важно, чтобы именно ты её открыла – и в которую сможешь пройти. Любая, но настоящая. Тебе ясно?

Я смотрела на Старуху. Наверное, вид у меня был туповатый.

– А можно ещё раз? – спросила я. – Куда надо идти, внутрь или наружу?

– Не имеет значения, – Старуха плавно повела рукой, – сама открываешь закрытую дверь и проходишь в неё.

Сейчас она не казалась ни раздражённой, ни нетерпеливой – только немного высокомерной. Должно быть, причина её спокойствия заключалась в том, что речь шла о важных вещах, и ей надо было убедиться, что её правильно поняли. А может, она просто привыкла иметь дело с бестолковыми подростками вроде меня.

– Ты сейчас уйдёшь, – продолжала растолковывать она, – потом вернёшься. В первый раз я тебя, возможно, подожду, чтобы убедиться, что всё в порядке.

– В первый раз? – я уставилась на неё. – А сколько вообще раз мне нужно это… сделать?

– Не нужно, а можно. Пять раз. Пять переходов, – Старуха показала мне раскрытую пятерню, на тощих пальцах тускло высветились ободки серебряных колец.

Я посидела, теребя краешек скатерти. Не хотелось казаться дурочкой, но самое главное оставалось непонятным, и не спросить об этом я не могла.

– А что будет там, за дверью?

Старуха пожала плечами.

– Люди. Вещи. События.

Я мысленно примерила на эту странную историю сюжеты некоторых фильмов. Особенно приятного ничего не нашла.

– А если я не захочу? Просто не пойду никуда – и всё?

– Хозяин – барин, сиди в своем тупике, – мгновенно откликнулась Старуха и сложила костлявые пальцы домиком, – нужно было сказать сразу, чтобы я не тратила на тебя время.

Я сама не могла понять, почему собираюсь ввязаться в эту странную историю, но я точно собиралась.

– Так мне идти сейчас?

– Да, чего тянуть-то, – Старуха отвечала таким будничным тоном, будто я собиралась в магазин за молоком.

Я встала и сделала шаг в сторону от стола.

– Так… какая дверь?

– Любая, выбирай сама. Главное, чтоб он была закрыта, а ты её открыла и прошла в неё. В какой раз я это повторяю?

Я подошла к двери в свою комнату – она была приоткрыта. Я взялась за ручку и притянула её к себе до щелчка. Всё происходящее показалось мне настоящим безумием, было совершенно ясно, что никуда, кроме этой самой комнаты, я сейчас не попаду. И тогда придётся звонить в службу спасения и сообщать о странном человеке в квартире. Я оглянулась. Старуха стояла в коридоре у самой кухни – сухощавая, чуть сгорбленная, она не сводила с меня немигающего взгляда. Я снова взялась за ручку и резким движением открыла дверь. Внутри была темнота, и я шагнула прямо в неё.

Глава 2

Вместе с группой других людей я стояла посреди леса. Ближе всех ко мне переминался с ноги на ногу упитанный темноволосый мальчишка примерно моего возраста, одетый в чёрную толстовку. Как и все остальные, он смотрел в середину толпы, откуда слышались мужские голоса, – там что-то громко обсуждали. Я оглядела собравшихся и поняла, что вокруг одни подростки.

– А что происходит? – спросила я мальчишку в чёрном.

Он покосился на меня и, ничего не ответив, снова стал пялиться в толпу. Наконец началось движение – из центра сборища вышло несколько мужчин. Я вдруг поняла, что здесь нет ни одной женщины. Девочки были – где-то от тринадцати до пятнадцати лет, а взрослых женщин не было, и от этого мне стало немного не по себе. Я не очень доверяю мужчинам, женщины куда надёжнее: от них, по крайней мере, знаешь чего ждать. Ну, в большинстве случаев.

Один из мужчин, широкоплечий грузный дядька лет пятидесяти с коротко стриженными седеющими волосами, хмуро глянул в нашу сторону.

– Вы трое, пошли со мной, – он обвёл взглядом меня, пацана в чёрном и высокую девочку в спортивной куртке.

Мужчина отошёл чуть в сторону и остановился, мы встали рядом.

– Наш квадрат вон там, сейчас идём туда, по дороге также ведём поиски. Все в курсе, что мы ищем?

Я быстро глянула на ребят и поняла, что они в курсе. Мальчик нахмурился: ему, похоже, всё это не очень нравилось. Девочка, наоборот, выглядела вполне жизнерадостно. Она чётко ответила с интонацией отличницы:

– Ищем гнездо. Большое, чёрное, скорее всего, на верхушке дерева.

– Точно, – с удовлетворённым видом кивнул мужик, – погнали. Смотрим вверх. Если что видим, говорим мне.

Мы пошли за ним, вертя головами и пялясь в сплетение ветвей. Здесь, в этом лесу, властвовала весна: шелестели зеленью кусты и деревья, из слежавшейся многолетней толщи старых листьев настойчиво лезла яркая трава, а пробивающиеся сквозь ветки лучи мягко касались лица и открытой шеи. Хорошо, что так, ведь моя куртка осталась висеть в прихожей рядом с лёгким бежевым маминым плащом. На мне была светлая толстовка, а под ней футболка, которую я поленилась снять после физры: физра шла последним уроком. Сейчас мне было тепло. Я всегда подозревала, что ненавижу осень, но теперь убедилась в этом окончательно. Моё время – весна.

– Смотрите внимательно. Если пропустим эту дрянь, нам хана, – строго сказал наш главный.

Он настороженно переводил взгляд с одной верхушки дерева на другую, и я представила его в роли полицейского за углом здания с пистолетом, зажатым в обеих руках. Ему бы пошло.

– А что это за гнездо? – спросила я. – Зачем мы его ищем?

Все трое остановились и посмотрели на меня как на дурочку: мужик сердито, девчонка презрительно, а пацан – мне показалось, что растерянно.

Девчонка вскинула руку:

– Можно я скажу?

Мужик снисходительно кивнул, и она бойко и жизнерадостно объяснила:

– Это гнездо про́клятой птицы. Если его не найти и не уничтожить птенца, наш город погибнет.

У неё было ясное лицо человека, который ни в чём не сомневается, и широко распахнутые глаза. Собранные в тугой хвост светлые волосы открывали высокий лоб. Хорошая девочка. Хорошая девочка, с которой я бы не смогла нормально общаться. Я подумала о Даше. Мама считала её поверхностной. Может, это в какой-то степени правда, но сейчас я чувствовала себя легко только с ней, потому что она не стремилась во мне копаться и что-то вытаскивать наружу. И я её тоже не трогала. Я сама бы не прочь стать поверхностной, скользить поверху и ни о чём не думать. Иногда это бывает просто необходимо.

Мы наконец дошли до своего квадрата, и мужик велел нам рассеяться и искать как следует. Я была рада, что можно отойти от них. Сначала я ещё задирала голову, а потом перестала. История с про́клятой птицей звучала дико, я не собиралась вестись на такую ерунду. Я планировала погулять здесь, а потом найти какую-нибудь дверь, вернуться домой и расспросить Старуху, что это всё вообще значит. Мне нравилось в лесу – здесь было тепло и спокойно. Где-то вверху посвистывали птички – простые, не про́клятые. Вдалеке, как вредный сосед с дрелью, тарахтел дятел – тоже обычный, судя по всему. Я села на старое упавшее дерево: оно было чистое, потрескавшаяся кора с него слезла, и осталась только гладкая светлая древесина. Я сидела на стволе умершего дерева и, сгорбившись, смотрела, как шевелится от лёгкого ветерка трава. Она была живая, гладкая, будто атласная.

– Нашла, Сан Саныч, нашла! – визгливо выкрикнул девчачий голос.

– Где? Так, живо все сюда! – бодро отозвался наш главный.

Мне не хотелось вставать, и я подумала: пусть делают что хотят, пусть сами прогоняют свою птицу, я-то здесь вообще ни при чём, меня здесь даже и не знает никто. Я слышала, как за кустами кто-то идёт, наступая на сухие ветки и заставляя их громко хрустеть. Старуха сказала, что я буду одним из главных действующих лиц, а мне ничего не хотелось делать, только сидеть на старом дереве и смотреть, как качается трава. Но так просто выскочить не удалось.

– Где третья? – сердито выкрикнул седоватый дядька.

Совсем рядом со мной зашуршало, и из-за кустов выдвинулся раскрасневшийся пацан из нашей команды.

– Пошли, это… Там зовут. Гнездо нашли! Пошли, ну.

Мне хотелось сказать, что нашли – и отлично, я-то вам зачем. Но не хотелось подставлять парня, он выглядел безобидно и добродушно. К тому же сейчас мне показалось, что он смотрит на меня с какой-то непонятной надеждой – как будто я могла ему чем-то помочь.

Я встала и пошла за ним. Те двое стояли в самой чаще под деревом, таким же большим и высоким, как все деревья вокруг. Девчонка увидела нас и торжествующе ткнула пальцем: вот! Далеко вверху в ветвях что-то темнело. Чем больше я всматривалась в это пятно, тем больше оно походило на гнездо. Кажется, именно его мы и искали.

– Можно я?! У меня уже рука не болит!

Девчонка начинала по-настоящему раздражать. Я заметила, что пацан, в отличие от неё, сделал шаг назад, как будто стараясь стать незаметным. Наш главный хмуро обвёл нас взглядом и ткнул пальцем в меня.

– Ты. Залезай наверх и скинь гнездо. Давай.

– Я?

Они смотрели на меня. Мужчина – недовольно скривив рот, девчонка – скептически поджав губы, парень – тревожно нахмурившись.

– Лезь. Да поосторожней. Если убьёшься, сама будешь виновата.

Я подошла к дереву. Нижние ветки находились на уровне головы. Непонятно, как я должна туда влезть.

– Я подсажу. Ставь ногу.

Я поставила ногу в сложенные замком ладони мужчины, оперлась на его твёрдое плечо и уже через секунду оказалась в сплетении двух толстых веток. Это было хорошее старое дерево с толстым шершавым стволом и огромной живой дышащей кроной. Если бы я строила домик, я бы сделала его именно здесь.

Я крепко хваталась, приподнималась, переставляла ноги и скоро оказалась довольно высоко. Вокруг – ничего, кроме листьев, тонких солнечных лучей и тёплого воздуха. Чтобы разглядеть тех, кто остались внизу, мне приходилось раздвигать густые ветки. А люди из команды, наверное, видели среди листвы только кусочки моей одежды. Я ещё никогда не подбиралась так близко к верхушке дерева, да и лазила-то всего пару раз в жизни. Сейчас мне так это понравилось, что я забыла, зачем вообще куда-то лезу. Мне напомнили.

– Эй, давай, ещё чуть-чуть! Слева, смотри!

Крепко держась обеими руками, я потянулась влево и увидела гнездо: оно пряталось в развилке двух веток примерно на метр выше уровня моих глаз. Гнездо было абсолютно чёрным, и я задумалась, из чего же его делает птица, где она берёт такие прутики и что там ещё нужно для гнезда.

– Давай, сбей его! – крикнул мужчина.

Я глянула, куда поставить ногу. Ветки тут были уже довольно тонкими, поэтому приходилось внимательно следить за каждым движением. Надеясь, что не грохнусь, я поднялась повыше и, держась за ствол, потянулась к гнезду. Мне оставалось только посильнее ударить снизу.

– Давай, ну! – снова заорал мужик.

Не знаю, что заставило меня встать ещё на одну ветку, повыше, и заглянуть в гнездо. Внутри лежал птенец. Крупный, размером с новорождённого котёнка, весь покрытый чёрным пухом.

Когда я подобралась ещё ближе, он повернул головку, и я увидела, что у него человеческое личико. Дальше всё случилось будто само собой.

– Тут нет никого, оно пустое! – крикнула я и сунула руку в гнездо.

– Да ёлки-палки! – разочарованно откликнулся наш главный. – Ладно, сбивай, сейчас погляжу!

Птенец был на ощупь точно такой, как я думала: нежный и мягкий, словно игрушка, но при этом тёплый – живой. Я сунула его за пазуху. Физкультурная футболка была заправлена в брюки – он мягко опустился под ней к самому животу и легонько шевельнулся там, будто сообщая, что благополучно добрался до места. Я подумала, как хорошо, что я не сняла футболку. И как хорошо, что в тот день надела не пиджак, а толстовку, хотя у нас в школе это не приветствуется.

Я сильно ударила по гнезду. Мне казалось, что оно сразу же грохнется вниз, но вышло не очень удачно: край зацепился за толстую ветку. Пришлось потянуться и ударить ещё раз. Я волновалась, как бы не придавить птенца, осторожничала, поэтому двигаться было неудобно. Гнездо, видимо, приземлилось где нужно, потому что я услышала голоса, а потом яростные удары. Осторожно держась за ветки, я стала спускаться вниз. Когда я спрыгнула на траву, ко мне подошёл седоватый мужик.

– Точно не было никого?

– Точно.

Он еле сдержался, чтобы не выругаться.

– Вылетел, что ли? Не мог, рано вроде… Ладно, надо остальным сказать.

Он дунул в свисток, и я удивилась, что не заметила его раньше – он висел на веревочке на шее у нашего старшего. Звук был противный, резкий и пронзительный. К нам стали сходиться люди, они рассматривали обломки гнезда, которые валялись в траве. Я хотела подойти ближе, но там столпились мужчины, а детям велели стоять в стороне. Мужчины негромко переговаривались, качая головами. Я слышала отдельные слова:

– Может, старое…

– Какое старое. Он тут где-то.

– Если увела?..

– Походу умер.

Я слушала их и одновременно ощущала, как мой птенец тихонько возится под футболкой. Наконец там посовещались и велели всем расходиться по домам. Было решено, что птенец погиб, а его мать бросила гнездо. Вслед за остальными я пошла к выходу из леса. Я понятия не имела, что делать с птенцом. Забрать его с собой, домой? Кормить мошками или что он там ест – можно узнать. Потом он вырастет, и я выпущу его в лес. Да. Но до того как он вырастет, в субботу, приедет мама. И когда она узнает, то сойдёт с ума. Или, скорее, сведёт с ума меня.

Мы вышли из леса к окраине города. Лепились друг к другу облезлые заборы, за ними виднелись крыши одноэтажных домов. Кое-где вместо домов торчали вагончики и деревянные остроконечные столбики туалетов. Видимо, это всё были дачи. Около леса стояли машины, люди садились в них и уезжали. Наверное, они приехали сюда группами и так же возвращались в город. Некоторые шли куда-то пешком. Ни о чём особо не думая, просто стараясь не выделяться, я пошла по обочине дороги вслед за всеми.

– Э! – окликнул меня какой-то старичок из окна автомобиля. – Ты на автобус?

– Да!

– Подвезти не надо?

– Нет! Спасибо! – я энергично замотала головой.

– Ну гляди!

Я нарочно шла медленно, отставая, дожидаясь, пока все они разъедутся и уйдут. Когда никого не осталось и по дороге мимо меня стали проноситься только случайные машины, я повернула обратно. Я шла по обочине дороги к лесу, под футболкой у меня сидел живой птенец. Мы с птенцом шли по дачной улице, окружённые весной. Заборы были невысокие, так что я хорошо видела, что делается внутри.

Раньше я часто замечала, что дома, стоящие рядом, точно соревнуются, кто выше и красивее: «У тебя два этажа? Ха, а у меня три! И ещё веранда, видал?» Конечно, это соревновались не дома, а их хозяева, но иногда вещи кажутся абсолютно самостоятельными.