Алые нити Судьбы

Ёрин Ли

Алая нить Судьбы

Глава 1

Воздух в Тронном зале Нефритового дворца был наполнен сладким ароматом перезрелых фруктов. Высокие своды, расписанные лазурью и сусальным золотом, терялись в дымке благовоний, курившихся в пастях мраморных драконов по углам зала. Весь двор, начиная с самого Императора в своих золотых одеждах, восседавшего на троне из черного дерева, до последнего слуги, собрался на главный праздник года – праздник Нефритового Дракона, день основания Империи. Запах сандала, жасмина и жареной утки с медовым соусом смешивался в дурманящий коктейль. Подносы ломились от символических угощений: персиков бессмертия, рисовых пирожков в форме драконьих чешуи и сладостей цвета имперского пурпура.

Линь, единственная дочь и наследница почтенного генерала Сюя, скромно стояла за спиной своего отца, похожая на застывшую фарфоровую куклу, в своих стягивающих шелковых одеждах оттенка весенней сливы, расшитых серебряными журавлями. Ее темные волосы, уложенные в сложную прическу и утяжеленные нефритовыми шпильками, отзывались тупой болью в висках.

Ее отец, генерал Сюй, был высечен из гранита и старого дуба, в то время как другие были сделаны из воска и шелка. В его иссиня-черных, туго подпоясанных парадных мундирах не было ни единой лишней складки, а седая прядь в его темных волосах, зачесанных в тугой узел, лежала словно шрам на лице старого война. Плечи старого генерала были шире, чем у любого другого мужчины в зале. И он стоял неподвижно, излучая молчаливую, грозную уверенность, которая заставляла других сановников обтекать его, как вода обтекает вокруг большого валуна.

Для Линь мир никогда не был таким простым. Для других пир был игрой политиков, возможностью снискать милость у трона в этот особый день. Для неё он был оглушительной симфонией цветов, от которых немного рябило в глазах. Над головами сотен гостей переливались и вились жизненные нити Судьбы – тонкие и эфемерные. У влюбленного юноши у входа струился нежно-зеленый, весенний ручеек. У старого воина – тянулся тусклый и прочный, как старая бронза, канат. Над Императором лился огромный бурный поток золотой реки, сливаясь с цветом его одежды.

Взгляд девушки, скользя по залу, наткнулся на сановника Чжоу, министра церемоний, одного из главных распорядителей празднества. Тот, немного полноватый, с лукавым лицом, отполированным до блеска хорошей жизнью, хвастался новым поясом из молочного нефрита перед кучкой подобострастных придворных. Острый свет сотен свечей в хрустальных фонарях играл в складках его темно-вишневого халата и на полированных камнях пояса. Его шнур всегда поражал Линь – он был не просто золотым. Он был материальным, густым, как расплавленное солнце, прочным, словно сплетенным из удачи и непоколебимой власти и казался прочнее, чем у самого Императора.

Линь отвела взгляд, и в тот же миг краем глаза уловила движение. Она резко обернулась обратно. Сердце пропустило удар. Золотой шнур Чжоу дрогнул. Не сам по себе. Его будто дёрнули невидимой рукой. Холодный пот выступил на ее спине под тяжелым шелком. Она впилась в него взглядом, забыв о приличиях, о празднике, об Императоре – обо всем. Через пару мгновений из сумрака за гладкой мраморной колонной, опоясанной резным деревянным фризом с изображением фениксов, протянулась другая нить. Она была цвета запекшейся крови, тонкая, как паутинка, с острым кончиком. Нить уверенно целилась в сановника Чхоу, как отравленный клинок. Время замедлилось. Линь замерла, не в силах крикнуть, предупредить, сделать вдох. Она могла только смотреть, как алая нить касается ослепительно-золотого шнура чиновника.

Раздался звук. Не громкий, но отвратительно четкий в ее восприятии – сухой, костяной щелчок.

Золотой свет некогда ослепительно-яркого шнура мгновенно и безвозвратно погас. Схлопнулся, словно его никогда и не было. От могучей нити судьбы не осталось ничего, кроме зияющей пустоты.

Сановник Чжоу внезапно замолк по середине своего тоста во славу Драконьей династии. Его глаза, еще секунду назад блестящие от самолюбования, стали плоскими и стеклянными. Пальцы разжались. Драгоценная нефритовая чаша с тончайшей гравировкой полетела вниз и разбилась с леденящим звоном об отполированный до зеркального блеска черный пол. А потом грохот. Тяжелый, безжизненный звук его падения. Кто-то из женщин вскрикнул, прикрыв рот веером, и этот звук взрезался в тишину, выпуская в зал хаос. Веселье Праздника Дракона было мертво. Крики, топот, звон стального оружия стражников в лакированных доспехах, бросившихся к телу.

Но Линь не видела и не слышала этого. Ее взгляд был прикован к тому месту за колонной. Тень там шевельнулась, приняла на мгновение очертания чего-то тонкого и изогнутого, словно улыбка, и растаяла, не оставив и следа.

В ушах у Линь все еще стоял тот ужасный, сухой щелчок. И холод, поднимающийся от кончиков пальцев к самому сердцу. Она поняла – это было идеальное преступление на глазах сотен свидетелей.

Хаос в тронном зале был грубо приглушен железной поступью Имперской Стражи. Гостей, еще минуту назад веселившихся, теперь сгоняли в центр зала, как перепуганное стадо. Их праздничные одежды казались кричаще-неуместными, словно маскарадные костюмы на похоронах. Линь все еще стояла у стены, не в силах сдвинуться с места. Пальцы впились в прохладную резьбу деревянной панели, пытаясь найти точку опоры.

– Никому не покидать зал! По приказу Его Величества! – раздался голос, резкий и властный, перекрывший гул голосов.

Ряды стражников расступились, пропуская человека, чьи лакированные доспехи отливали угрюмым багрянцем в свете свечей. Это был молодой человек с лицом, буд-то высеченным из камня. Его взгляд, острый и безжалостный, медленно скользил по толпе, выискивая и вычисляя всё, что кажется подозрительным.

Капитан Шэн.

Линь инстинктивно отпрянула в тень. Его появление было словно ударом грома. Капитан был воплощением закона, который сейчас методично начинал свою работу. Шэн не суетился. Он медленно обошел тело сановника Чжоу, не прикасаясь к нему и присел на корточки, изучая осколки разбитой чаши, выражение застывшего ужаса на лице мертвеца, узор на полу. Капитан Шен был похож на хищную птицу, изучающую жертву перед броском на землю.

– Лекарь! – бросил он через плечо, и немолодой человек с сумкой поспешил к нему. —Причина? – спросил Шэн, не глядя на него. —Нет… видимых ран, капитан, – запинаясь, проговорил лекарь. – Ни яда, ни удара. Сердце… просто остановилось. Как будто жизнь его внезапно покинула.

Шэн молча кивнул, словно это лишь подтверждало его худшие подозрения. Он поднялся и медленным, размеренным шагом направился к группе придворных, стоявших ближе всех к месту происшествия. Среди них был и генерал Сюй, неподвижный, как утес.

– Генерал, – голос Шэна был ровным, без эмоций. – Вы были рядом.

–Мы обменивались тостами, капитан, – ответил отец Линь. Его голос был низким и спокойным, но Линь, знавшая его всю жизнь, слышала в нем стальную напряженность. – Внезапно он замолк и упал. Больше я ничего не видел.

– А вы? – Шэн повернулся к молодому поэту, стоявшему рядом. Тот побледнел и затрясся.

–Я… я смотрел на танцовщиц! Клянусь! Я лишь обернулся на звук падающей чаши!

–А вы? – взгляд Шэна скользнул по женщине в синем.

–Мы разговаривали о новом указе… я ничего не заметила! – трясясь от страха еле выдавила из себя придворная дама.

Капитан методично опросил еще нескольких человек, выслушивая обрывистые, путаные ответы. Каждый раз его взгляд возвращался к генералу Сюю, молчаливому и недвижимому. Шэн подошел к Линь. Он остановился на почтительном расстоянии, но его присутствие ощущалось как физическое давление.

–Госпожа Линь, – его голос смягчился на полтона, но в глазах не было и тени мягкости. – Ваше место было рядом с отцом. Ваш взгляд, я заметил, был направлен в эту сторону. Вы ничего не видели? Ничего… необычного? Может, тень? Движение? Миг, который остальные могли пропустить?

В ее голове пронеслись образы: алая нить, щелчок, пустота. Правда горела на языке. «Я видела, как его убили. Магией. Кто-то за той колонной». Но его взгляд – умный, проницательный, полный скрытой силы – парализовал ее. Он не поверит. Линь опустила глаза, чувствуя, как предает саму себя.

–Я… была рассеяна, капитан, – ее голос прозвучал тихо. – Праздник, шум… Я смотрела, но не видела. Лишь упавшая чаша привлекла мое внимание.

Линь чувствовала, как капитан изучает ее – малейшую дрожь в руках, слишком быстрый вздох, бледность лица. Он видел ее страх, но читал его неправильно – как вину, а не как ужас свидетеля.

В этот момент один из стражников, обыскивавших пространство за колонной, подошел и тихо что-то сказал капитану, протягивая маленький предмет. Линь замерла. Это была небольшая нефритовая подвеска в форме распустившегося лотоса. Безвкусная и очень дорогая. Та самая, что ее отец всегда с раздражением снимал с парадного мундира. Она должна была валяться в его шкатулке.

– Обнаружено за колонной, капитан, – доложил стражник. – Там же… сдавленная плитка, будто кто-то стоял в укрытии.

Капитан Шэн взял подвеску. Он медленно повернулся к генералу Сюю. Его лицо оставалось непроницаемым, но в воздухе зазвенела натянутая струна.

–Это ваша вещь, генерал?

Генерал Сюй нахмурился, его брови сдвинулись к переносице.

–Она похожа на мою дарственную безделушку. Но я не носил ее сегодня.

– Интересно, – произнес Шэн, и в его голосе впервые появился легкий, холодный оттенок. – Она найдена в месте, откуда, судя по всему, за происходящим наблюдали. И она ваша. Или была вашей.

Он сделал паузу, давая этим словам повиснуть в воздухе. Зал замер.

–Лекарь не нашел следов яда или насилия. Сердце сановника Чжоу просто остановилось. Как будто жизнь ушла из него по воле невидимой руки. – Шэн обвел взглядом придворных, и его голос стал громче, обращаясь уже ко всем. – Сановник Чжоу был здоров и полон сил. Смерть без причины в такой день и в таком месте… это не несчастный случай. Это либо немыслимое совпадение, либо… – Он снова посмотрел на генерала, и теперь в его глазах читалась не просто подозрительность, а тяжелая, вынужденная решимость. —…либо дело рук мастера запретных искусств. Того, кто умеет обрывать нити судьбы, не оставляя следов.

В зале пронесся испуганный шепот. Кто-то судорожно перебирал четки, кто-то отшатнулся от генерала. Слова «запретные искусства» и «нить судьбы» действовали на придворных сильнее, чем любое оружие.

– Найденная подвеска, – Шэн поднял нефритовый лотос, – указывает на ваш дом, генерал. Мотив? У сановника Чжоу и вашего клана были… разногласия по поводу финансирования северных гарнизонов. Он был вашим оппонентом в Совете. Это знают все.

Генерал Сюй побледнел, но не от страха, а от ярости.

–Это политическая провокация! Кто-то подбросил эту безделушку, чтобы очернить меня!

–Возможно, – холодно парировал Шэн. – И именно чтобы опровергнуть эти гнусные подозрения и очистить ваше имя, я и должен действовать по всей строгости закона. – Он выпрямился во весь рост. – Генерал Сюй, вы и ваша дочь будете под почетной охраной Стражи в ваших покоях до завершения расследования. Ваше поместье будет временно опечатано для тщательного обыска – дабы мы могли найти веские доказательства вашей невиновности и отвести от вас ложные обвинения. Прошу отнестись с пониманием. Это необходимо для вашей же безопасности и для спокойствия в Империи.

Линь с ужасом поняла всю хитрость и жестокость этого хода. Это не арест. Это изоляция под предлогом заботы. Шэн не обвинял отца прямо – он «защищал» его от слухов и давал ему «шанс» сохранить свою честь. Но для всех собравшихся это было публичным обвинением в убийстве сановника Чжоу. Любой протест теперь выглядел бы как признание своей вины. Любой протест теперь бы выглядел как попытка скрыть улики и неповиновение Императору. Генерал Сюй понимал это лучше кого бы то ни было. Он видел как на него теперь смотрят его сторонники – с испугом и недоверием. Его честь была ппублично поставлена под сомнение. Мышцы на его скулах напряглись.

– Я всегда готов служить Императору – произнес он с ледяным спокойствием – И доказать свою невиновность. Капитан Шен, я принимаю вашу… защиту.

Генерал бросил на Линь предупреждающий взгляд: «Молчи. Они играют в очень грязную игру».

Стражи мягко, но недвусмысленно окружили генерала и его дочь, указывая путь к выходу. Капитан Шен на мгновение задержал свой взор на Линь. В его взгляде она прочитала не триумф, а тяжелую решимость человека, следующего долгу, даже если он сомневается в его справедливости.

– Правда всегда всплывает, госпожа.

Он повернулся и ушел, отдавая приказы. Его плащ взметнулся над ним алым пятном.

Линь шла почти не чувствуя ног. Ёе вели по знакомым сияющим коридорам, которые вдруг превратились в тюрьму. Она сжала кулаки. Они не просто обвиняли ее отца. Они использовали страх придворных и бюрократические процедуры, чтобы уничтожить его, даже не запачкав рук.