Ошибка Зеро-Зет

Олеся Шведко

Ошибка Зеро-Зет

Всем тем, кто держит радугу в кармане.

Однажды Чжоу приснился сон, в котором он превратился в бабочку и летает с цветка на цветок. Проснувшись, он уже не знал: то ли Чжоу снилось, что он бабочка, то ли бабочке снится, что она – Чжоу….

Китайская дзен-притча.

Зеро-Зет появился в моей жизни с «вежливым» предупреждением. Все началось в один прекрасный выходной, один из тех, когда погода пасмурная, идти некуда, настроение уравновешенно-скучное и надо себя чем-то занять.

Я сидела за компьютером, увлеченная работой- составлением рекламной открытки для стоматологического сервиса. Идейка была тем хороша, что проста и я почти закончила работу, как все внезапно перемешалось в глазах.

Сначала в голове одно за другим стали появляться виды природы, Потом человеческие лица. Потом цветы. Потом животные. И при этом я точно могла сказать, что мои видения – это фрагменты фотографий. Никогда бы не подумала, что сознание способно на такое.

Удалив картинку и закрыв программу, я долгое время таращилась в монитор и тупо пыталась сообразить, что же я сейчас сделала и что же это такое происходит.

Клянусь, если бы курила, в этот момент выдымила бы полпачки.

Я попыталась начать сначала, и старательно делала вид, что все получается и ничего не происходит до тех пор, пока не поняла, что занимаюсь рисованием пошлой коричневой ромашки. А картинки прокручиваются перед глазами, одна за другой, цветные, черно – белые, размытые, четкие…

Я поднялась и вышла на кухню. Громыхала посудой, пытаясь сварить себе кофе, фальшиво напевая детскую песенку . Затем опустилась на высокий одноногий табурет и сказала себе – переработалась.

Создание дизайна открытки не такое уж сложное и важное дело, чтоб можно было сойти с ума из-за этого.

Ну вот, кто-то уже несколько раз отдербанил кнопку дверного звонка, а я сижу и воображаю себя всеми забытой.

Я поднялась с табурета и направилась в коридор, впускать незнакомого гостя.

Гостей оказалось двое. Одна из них была более или менее знакома – моя бывшая однокурсница, Карина, в настоящем – просто подруга. Идентифицировав ее, я прикинула сроки ее теперешнего визита – месяц, может, полтора. Меньшие сроки пребывания для Карины унизительны. Она считает себя членом нашей семьи, а проживание в нашей квартире своим долгом чести.

Ее сопровождающий, широкоплечий мужчина под два метра ростом, одной рукой держал два больших чемодана и несколько пластиковых пакетов, а другой рукой мою подругу. Судя по тому, что он нежно, как дрессированный медведь, охватывал лапищей ее талию, это был ее кавалер. Оба были навеселе. Отстранив меня в сторону и ворвавшись в мое мирное жилище, они вволокли в него запах сумасшедшей, даже буйной жизни, где дни проживаются так, словно по радио сообщили, что на следующей неделе будет атомная война и надо торопиться совершить все смертные грехи на свете. Они спорили друг с другом на очень громком неправильном английском языке и махали руками, и чемоданы раскрывались, и из них летело что-то пластиково-шуршащее…Затем они стали обниматься, исполняя зарисовку возвращения с войны бравого бойца, в роли которого выступал дрессированный медведь. Я тактично сообразила, что мне надо удалиться, но в этот момент Карина повернулась в мою сторону и заметила меня. Она оставила медведя в покое и с визгом бросилась ко мне на шею:

–ЛаррЫскА!!!– она мотала меня из стороны в сторону и тискала, пока мы не упали на диван. Затем Карина отстранилась и вгляделась в мое улыбающееся, но растерянное лицо:

–Худышка! Замухрышечка моя! А где мама?– спросила она и энергично завертела головой в поисках мамы, которую она почему-то больше считала своей, чем моей.

–Мама вышла замуж.– сообщила я, отодвигаясь от нее, приводя одежду и волосы в порядок. Картинки перед глазами устроили красивое шоу, теперь они плавно переходили из одной в другую таким образом, что, казалось, все они составляют одно целое. Преимущественно это были цветы и детские игрушки. Я вытаращилась в пространство. Оказывается, при старании можно одновременно смотреть в два направления.

Карина шумно и выразительно поахала, порадовалась, выведала подробности и без промежутка в словах предъявила мне своего жениха, германца Марка. По ее словам, германец Марк летчик, который живет в Малайзии, летает в Бразилии, сам из Испании, или она в чем-то ошибается, потому что не знает английского языка.

Марк занял задом половину дивана, смотрел на меня, улыбаясь добрейшей улыбкой в мире, и, скорее всего, образно соображал, что говорят о нем, потому, что кивал головой, заочно соглашаясь с Кариной во всем, что она про него скажет.

–Уже жених? – уточнила я этот пункт. У меня есть маленькое подозрение, что Карина заводит отношения только для того, чтоб затем разорвать их – по крайней мере, ее романы настолько быстротечны, а расставания настолько эпатажны, что поневоле внимание обращается больше к последнему.

–Уже? – Карина хихикнула моей неосведомленности. – Уже! Я уже была у него в гостях, на Крите. Мы уже прямо с аэропорта! И уже сразу к тебе. Не к себе же его тащить…

-Уже… – примолвила я и поняла причину визита подруги.

Родители Карины, были людьми строгими и интеллигентными, продолжали считать дочь девственницей и ни об одном ее романе и представления не имели. Карина приволокла свою новую забаву в родной город, но решила изолировать его от родителей, поселив у меня. Что же, мне, при моей депрессии, будет даже полезно присутствие двух веселых людей в квартире. Может, они напомнят, как радоваться жизни… А то я, кажется, немножко разучилась.

Но поселенцы и не думали меня развлекать. Бормоча друг другу нежности, они распаковались и стали обживаться. Я лишь молчаливо наблюдала за ними со стороны, неожиданно ощутив острую потребность сесть за компьютер. Но именно в этот момент гости решили удалиться в спальную, перекрыв мне туда доступ. Я вздохнула и пошла пить кофе. Теперь перед моими глазами колыхался большой оранжевый матрас. На нем сидела маленькая девочка и ела орешки. Клянусь, если бы кто-то рассказал, что такое случается с человеком, я бы посоветовала обратиться к специалисту. Честно, не знаю я диагноза.

Карина и Марк довольно шумно и со скрипом позанимались сексом на моей кровати, искупались, и умчали в город – на экскурсию. Я смогла свободно сесть за компьютер. Но теперь мысли перемешались, и думать о работе больше я не могла.

Позвонила мама, поинтересовалась, что за шум происходил у меня в квартире – выйдя на балкон, она даже слышала звуки, подозрительно напоминающие занятия любовью. Это натолкнуло ее на соображения, что я решила потерять девственность, и она бы хотела кое-что выяснить по этому поводу.

Я ухмыльнулась. Передо мной стояла большая черная лошадь и кивала головой.

–Не дождешься. – с долей сарказма ответила я, любуясь лошадью. – Это Карина со своим женишком играют в «люблюшечки».

–Карина вернулась?– поинтересовалась мама, и в ее голосе заметно угас интерес к происходящему.– Ясно. А я уж понадеялась. Ты забегай ко мне на чаек. Поболтаем.

– С большим удовольствием.– ответила я. Мне захотелось сказать ей, что я могла бы придти и ночевкой, что ночевать одной в пустой квартире это неинтересно, уныло и страшно. Но вдруг что-то переключилось в моей голове и картинки стали смнеяться так быстро, что я не могла больше думать ни о чем ином.– Картинки перед глазами проклятые…

–А, веселые картинки? Понятненько.– беспечно отозвалась мама, и мне показалось, она знает причину происхождения этой трансляции. – Ну, что ж. Если что, ты знаешь, где я живу.

Мне хотелось, чтоб она спустилась ко мне и мы подробнее обсудили эту проблему. Клянусь, в этот момент я готова была просить ее об этом. Но я попрощалась как можно вежливее и положила трубку. После того, как я совершила этот героический поступок, стало очень грустно и очень тепло на душе.

Такое чувство всегда возникает в последнее время, после того, как мама переселилась в квартиру симпатичного одинокого бухгалтера-аудитора дяди Коли. Я за нее радуюсь. Мой отец умер от рака пятнадцать лет назад. Этого времени хватило, чтоб догадаться, что в жизни мамы должна присутствовать не только послушная и понятливая дочь. Всем женщинам стандартной ориентации нужны мужчины, а всем мужчинам стандартной ориентации нужны женщины…даже если некоторые делают вид, что им больше нравится одиночество. За пятнадцать лет мы переезжали раз, как минимум, десять. Всякий раз мама, которая просто на потусторонних силах и их изучении, утверждала, что причина переезда в плохой энергетической зоне. Стоило нам переехать в какую-нибудь квартиру, как через несколько месяцев в ней снова обнаруживалась черная дыра либо порча на черные носки, белых псов и плохую карму дедушек второго поколения… короче, нам приходилось рвать когти в другой район. Что же, теперь я уверена, что в ближайшие несколько лет можно забыть про кочевой образ жизни – кажется, мама отыскала свою оптимальную зону. Зато я ее потеряла.

Я забралась в холодильник, пожарила себе пару сосисок с яйцами. Очень вкусно и питательно, особенно, если добавить пару помидоров и посыпать укропом, и бросить на сковороду в самом конце готовки кусочек сырка…Хотя, что я тут вру – бурда все это страшная. Я могла бы приготовить хинкали или плов. Но не для кого стараться, вот в чем дело.

Я поужинала на кухне, с окна седьмого этажа выглядывая на улицу, болтая ногами на высокой табуретке и что-то напевая, чтоб перебить легкий сплин…Передо мной стояла высокая женщина лет сорока, с длинными черными волосами и надменным лицом. Поколыхавшись перед внутренним моим зрением, она уступила место какой-то деревушке.

В конце концов, легкий треп у настольной лампы за успокаивающим чайком – не средство от одиночества. Скорее, временное болеутоляющее, думала я и мне становилось все печальнее....

Я смотрела в пустое серое небо, с которого покрапывал редкий, уже весенний, дождь. Небо молчаливо и важно напомнило мне о том, что оно видело все, что происходит на этой Земле, а таких, как я, оно видело миллиардами, и ничему не удивляется. Я очень часто обращаю на него взгляд – может, в надежде, что оно все-таки подружится со мной и доверит мне какой-нибудь секрет… будет так интересно хранить его. Хотя – кому я его расскажу? У меня даже подруг нет.

Ох, какой отчетливый книжный шкаф. Да что такое?!

Телефон зазвонил. Я потянулась к нему и перевернула тарелку с остатками ужина. Наклонившись, я собирала с пола остатки яичницы, другой рукой пыталась найти кнопку на радио телефоне. Как странно, подумала я прежде, чем услышать голос говорящего. Не жду ничьих звонков, а телефон всегда под рукой.

Я подключилась к связи и пожелала звонящему всех благ.

–Здравствуйте.– услышала я негромкий мужской голос.

–Здравствуйте и Вы, и как можно дольше.– ответила я.– Чем могу быть полезна?

–Как вы себя чувствуете? -поинтересовался приятный голос.

–Вы знаете, я ужасно себя чувствую.– доверилась я охотно.– Даже можно назвать это навязчивой идеей. Живу одна, как сыч. А еще мама стала меня забывать. Надеюсь, привыкну. А как поживаете Вы?

– Вы знаете, все отлично. Но есть один грустный факт… Я ошибся. – продолжил голос. Мне нравился этот голос. Он был необычен тем, что говорил мягко-мягко, словно обладатель этого голоса обладал пуховой периной вместо души.

–Если это так, я сожалею.– ответила я, хватаясь жирной от яичницы рукой за край клеенки, чтобы удержать равновесие – во время всех моих манипуляций я слишком раскачалась на стуле и теперь мне грозило падение. Так и случилось, я грохнулась на пол и уже оттуда пожелала незнакомцу никогда больше не ошибаться. В ответ на это мой собеседник справедливо заметил, что от ошибок не застрахован никто. Я засмеялась, согласилась с ним, и наш разговор закончился. Я потерла ушибленный бок и села, вытирая жирные руки о халат. Поднявшись с пола, я стала наводить порядок, время от времени выглядывая на улицу.

Затем я поковыляла к компьютеру, но все, что могла сделать, это, подперев рукой тяжелую голову, разложить пару пасьянсов.

Вот такой непродуктивный получился выходной. Жаль.

Карина и Марк вернулись после полуночи, пьяные в зюзю, довольные всем на свете и сеющие вокруг сигаретный пепел, хохот, грохот и хаос. Карина уперлась обеими руками в стены узенького коридора, напоминая атланта, который держит стену, и возвестила о том, что заседание продолжается. В ответ на это я выразила сожаление по поводу того, что заседание отменяется, предложила устроить залегание и пошла раскладывать им диван. Уложив спать дорогих гостей, я ушла в спальную.

Из соседней комнаты доносились кошачьи вопли и мне было неинтересно лежать в темноте, глядя пустыми глазами в потолок, и слушать эту акустику. Я вылезла из постели, села за компьютер и, зевая, вышла в Интернет. Включила в наушники любимого Моцарта и стала шарить по виртуальному пространству в поисках чего-нибудь интересного. Я просматривала одно за другим изображения и пыталась поверить в то, что смогу придумать что-то более оригинальное. Внутренняя трансляция картинок стала менее навязчивой. Но тут я вдруг стала наблюдать с высоты птичьего полета какой-то мегаполис и это было завораживающим зрелищем.

Я зашла в чат, где на меня набросилась толпа ошалевших полуночников, которым просто до жути было нужно мое фото- без него они просто отказывались со мной общаться. Фото слать было лень. Людям мало чего нового может сообщить мое лицо. Прислав фото, я всего лишь докажу, что у меня нет трех глаз или заячьей губы.

Оставив ник висеть в чате, я грызла кончик какого-то проводка, который подвернулся под руку, и кутала в плед озябшие ноги. Из соседней комнаты донесся дикий вопль, наверное, означающий то, что там кого-то либо убили, либо удовлетворили. Я сделала звук в наушниках погромче, хотя надобности в этом уже не было – в ванной зашуршала вода, и в комнату вплыла лохматая Карина в моем голубом махровом халате. Она облокотилась о спинку кресла и заглянула через мое плечо в монитор. От нее веяло жаром и перегаром.

–Ну, ты вирус. – комментировала она мое занятие, окуривая меня никотиновым облаком. – Что, нашла кого-нибудь? Я бы на твоем месте давно спала.

–Не спала бы.– отозвалась я убедительно, не отрывая взгляда от экрана.

Карина посчитала скучным занятием наблюдать за процессом моего общения в виртуальном мире и, зевая, покинула комнату. Я положила голову на руки и смотрела в монитор. Глаза слипались, но спать я не ложилась.

«Не спится, Ларис?»– напечатал в чате кто-то под ником «Оз». Не помню, чтобы я была знакома с этим человеком.

«Не спится» – отозвалась я, еле шевеля пальцами.

«Мешают?»

«Мешают»– обреченно пожаловалась я.

«Открытки рассматриваешь?»

–«Да…»

«Смена изображений в голове, это не открытки. Амортизирующий слой с тебя слез. Это мне приходится транслировать тебе изображения для того, чтобы ты не думала о плохом.»

«Кто с меня слез?»– поинтересовалась я с мрачным любопытством, и все же немого оживляясь.

«Слой амортизации мыслей. Ты в последнее время много негатива думаешь и это вредит очень многим людям».

«И с чего это он меня слез?» – поинтересовалась я с больным интересом, впрочем, соглашаясь с собеседником.

«У тебя депрессия. Ты впервые в жизни не принимаешь все, как есть. Это происходит из-за матери. Расслабься, и старайся представлять себе приятные картины. Или просто представляй свет внутри. Не рождай плохих мыслей. Они все реализуются. Не вреди другим.».

«Спасибо за совет, полуночный друг»… я подумала и дописала:

«И что, теперь мне всю жизнь сидеть как перед телевизором? Сколько это будет продолжаться?»

«Еще несколько дней будешь чувствовать дискомфорт, слышать звуковые комбинации, или просто ощущать хаос в голове. Но это все нормально, это кончится. Ты не сошла с ума».

«Ну, хоть это успокаивает…»– отпечатала я одной рукой, приподнимаясь и облокачиваясь на спинку кресла.

Я переключилась на реальные изображения на мониторе, зевая, сквозь сонные слезы…Затем поняла, что мне все равно. Творчество интересует до определенного состояния. Если ужасно хочется спать, в конце – концов становится просто наплевать и на творчество, и на работу и на саму себя.

Странная мысль завертелась в голове спиралью, набирая обороты.

Ну, что-то не то обсудилось только что в этом разговоре…

Я отвлеклась от странички и переключилась на окно чата.

«Нога завтра пройдет» – написал Оз.

Воздух вокруг сгустился и тысячи невидимых глаз вытаращились на меня из стен, оклеенных зелеными обоями. Последний раз такое чувствовала в детстве, лет в шесть. Тогда часто ощущала присутствие в комнате кого-то незримого. Постепенно, с возрастом, это притупилось.

Я выпрямилась и зачем-то огляделась по сторонам. Тряхнув головой, я оттарабанила по клавиатуре:

«А почему она должна болеть?»

«В данном случае от ушиба о кафельный пол твоей кухни.»

Прищурившись, я приблизила глаза к монитору, словно так могла разглядеть того, кто прячется по ту сторону экрана.

«Ты кто?» – спросила я и вслух и пальцами тарабаня по клавиатуре. «Откуда ты про это знаешь?».

«Ложись спать, дома уже тихо, Карина с Марком уже спят.».

«Ты экстрасенс? Или что, следишь за мной?»

«Да.»– ответил Оз и сердце у меня ухнуло вниз. Не скажу, чтобы мне стало страшно. Сердце всегда считает своим долгом реагировать на что-то противоестественное – такая уж у него, горемычного, работа.

«И как долго?»

«Это неважно»

«Зачем?»

«Я все объясню позже. Тебе лучше лечь в кровать и отдохнуть. Завтра для тебя будет очень трудный день».

Я вскочила и заходила по комнате.

На меня кто-то смотрел. Из воздуха, из стены. Из ниоткуда. Кто-то смотрел на меня! Нет! Кто-то смотрел…внутрь меня.

Я снова уселась за компьютер. Внутри неприятно похолодело и мысль о галлюцинациях первой пришла в голову. Тем более, что почва для этого была уже основательно подготовлена.

«Все будет хорошо, я с тобой».

Затем сообщения стали испаряться из чата. Они стирались на глазах. И мои, и его.

Я шмыгнула озябшим носом и выключила компьютер.

– Беспредел.– пробормотала я, выключая компьютер и забираясь с головой под одеяло.– Просто безобразие какое-то.

Было тихо и темно.

Из соседней комнаты доносился вполне реальный храп.

Вполне вероятно, что и он мне мерещится. Я поклясться могу, что беседа была. Кому клясться? Зачем?

Странное происшествие согнало с меня сон. Я вышла из комнаты, на цыпочках прокралась мимо Карины и Марка на кухню, и, стоя на том самом месте, попыталась восстановить картину своего падения. Затем мое внимание привлекло другое.

Напротив меня находился такой же, как мой, полукруглый двенадцатиэтажный дом. Я долго, с подозрением вглядывалась в его черные спящие окна.

Я погрозила им кулаком и пошла в спальную и очень скоро заснула, игнорируя кучу новых вопросов, навалившихся на мою сонную душу.

На утро, только открыв глаза, я тут же вспомнила про вчерашнее открытие. Это почему-то подняло настроение. Я собралась и отправилась на работу в полном благодушии. Оставив спящим Карине и Марку на столе записку и запасные ключи, я вышла на улицу. Погода ладилась, из рваного покрывала облаков просвечивало весеннее солнышко, весело играло в лужах, даже припекало немного. Я спрятала глаза за темными очками и очень внимательно оглядывала каждого прохожего, который попадался мне на пути. Эта игра начала мне нравиться. У людей были отрешенные, сонные лица, и в каждом лице что-то пряталось. Даже те, кто казался веселым и открытым, выглядели ненатурально. В большинстве своем это были подростки. Молодые, но уже созревшие люди казались более цветущими… искусственными цветами. Пожилые люди выглядели так, словно на свой естественный природный возраст они одели еще один слой возраста – судя по их озабоченным лицам, я делала вывод, что они прожили, как минимум, тысячу лет. Более естественными и безопасными казались только дети – и то не все. Некоторые миловидные лица ангелочков хранили в себе странное выражение молчаливого испуга. Наблюдения за людьми натолкнули меня на размышления о сущности человеческой. Ничего особенно не поразмыслив, я добралась до места работы, где не прекратила приглядываться к людям.

«Ну покажись»– мысленно умоляла я невидимого наблюдателя, садясь за компьютер –«Ты даже не представляешь себе, как ты мне нужен».

Ко мне подошел Глеб, наш печатник. Он опустил свой узкий модный зад на край стола и, замотав ногой, предложил мне сухариков из пакетика. Пока я вылавливала пальцами сухарик, он пристально смотрел на меня, чуть прищурив равнодушные умные глаза:

–Ты сегодня какая-то не такая.– заметил он с едким подозрением. – Девственность потеряла?

На работе предмет моей девственности- это излюбленная тема для обсуждения. Я особо не отрицаю, это дико – на двадцать пятом году оставаться девой непорочной. Но кому объяснишь, что за последние годы мы постоянно меняли с мамой место дислокации. Стоило мне освоиться на новом месте и присмотреть какого-нибудь привлекательного соседа, как моя мама обнаруживала кого-нибудь астрального паразита где-нибудь на антресолях и нам приходилось менять место дислокации. Связи рвались как гнилые нити. У меня за плечами пять школ, и даже подруг оттуда не осталось. Я прошла по жизни лишь шлейфом, тянущимся за собственной матерью, и никого из прошлого не извлекла – ни друзей, ни врагов, ни любовников. Я девственница не потому, что меня никто не захотел! Просто не с кем было!

Я выловила сухарик и отправила его в рот.

–Нет. Хочешь помочь мне в этом вопросе?– просочила я голос сквозь хруст разгрызаемой кириешки, щурясь в монитор. Глеб соскочил со стола, видимо, приняв мой вызов за чистую монету и постыдно бежал.

Есть такое выражение- «если в слове «работать» допустить восемь ошибок, получится «Интернет». Я весь день просидела в виртуале. Сегодня меня не волновало оформление визиток, которые я должна была сдать через два дня. Изображения больше не вертелись в голове. Зато теперь в голове время от времени звучала легкая мелодия, напоминающая примитивный рингтон на мобильный телефон.

«Это, в конце концов, подло»– мысленно обратилась я к своему «часовому». –«Нельзя так издеваться над человеком.».

Мне на сотовый пришла странная смс о том, что работа не волк, в лес не убежит. Я не успела обрадоваться тому, что наблюдатель дал о себе знать, как позвонила Карина, довольная собственным остроумием. Она спросила, как мне понравилось ее послание, и предупредила, что их с Марком не будет дома дня три – они уехали за город, смотреть природу, а дома меня ожидает сюрприз. Я пожелала им счастливого пути.

Оттягивала возвращение домой. Гуляла по городу, совершила большую неторопливую прогулку по проспекту. Я любовалась людьми, наблюдая за ними, думала о них. Я видела всех, а меня не видел никто и мне нравилось быть невидимым духом. Постояв под легким дождиком на берегу городского канала, в который, как самоубийцы, летели с неба маленькие капельки, я подождала, пока начнет смеркаться и направилась в свой район. Дома сняла остывшую обувь, переоделась, приняла душ, поужинала и села у телевизора. Все это было сделано почти автоматически.

Музыка больше не допекала. Каждый раз, как она начинала звучать, я подпевала ей, слегка кивая головой в такт. Она играла меньше минуты и исчезала. Затем снова начинала играть – но стоило начать делать вид, что она чрезвычайно мне интересна, как музыка замолкала.

Мне было все равно. Я не кусаюсь, не прыгаю в окно, а звуки в голове – это еще не «финита ля комедия». Если уж и я сойду когда-нибудь с ума, то точно не оттого, что в моей голове, как в телевизоре, показывают какую-то чепуху. Голоса из ниоткуда это еще не повод, чтобы я обмоталась одеялом, провозгласила себя мессией и отправилась в желтый дом гордо и скорбно.

–Голосов из ниоткуда не бывает.– сказал тихий шепот.

Я прислушалась.

–Простите?

–Голосов ниоткуда не бывает.– повторил голос из ниоткуда. – Я могу быть невидимым для тебя. Но я же есть.

– Очень глупо, но логично. Если ты есть, помолчи, пожалуйста.– попросила я, поджимая замерзшие ноги и укутывая их пледом. – Я верю в то, что ты есть, но пусть ты будешь «есть» молча….

– Думай о чем-нибудь хорошем. –продолжал увещевать несуществующий голос.

– Прекрати меня учить, о чем мне стоит думать, а о чем нет… – ответила я с досадой. – Еще бы я с пустым местом не разводила дискуссий.

Повисла тишина.

Я села и свесила ноги с дивана. Затем, на ходу завязывая халат, в домашних тапочках, прыгая через ступеньку, я поднялась этажом выше и стала стучаться в мамину квартиру. Она открыла, зевая.