Разные разности. Рассказики, стишата и мыслята

– У него рука Там! Его прислал Сам…

Тут Лидочка называла фамилию, при одном упоминании которой сразу хотелось спеть государственный гимн. Особенно припев.

Учреждение гудело. Главный Начальник каждые полтора часа запирался с приближенными. А однажды из Главного Кабинета с криком «Откуда я знала?!» выскочила красная и заплаканная Елизавета Валериановна. Это случилось сразу после того, как любознательный кадровик Стукалов нашел двоих Березкиных в парламенте, трех – в полиции (двое служили, третий – сидел), одного – в Счетной палате, и еще одного – в журнале «Forbs». Этот, из журнала, значился в последних строчках, но, подсчитав число нулей в состоянии форбсовского Березкина, кадровик впал в кому, и пришлось вызывать «скорую».

Через день Березкина стали замечать в Коридоре Учреждения. При встрече ему пожимали руку даже Начальники Отделов, а секретарша Людочка срочно рассталась с бойфрендом Хачатуром Митрофановичем из Хозяйственного Управления, ибо Березкин оказался холостяком, и тут, как говорила Людочка, открывалось широкое поле.

Через неделю Березкина вызвали к Начальнику.

– Все, увольняют, – похолодел Березкин. – Не иначе, из-за мартовского отчета… Придется возвращаться в Козельск, к маме, в «хрущевку»…

– Что же это вы, братец ты мой, не заходите? – ласково пожурил Березкина Главный Начальник, встречая его в дверях Кабинета и усаживая на огромный мягкий диван. – Ведь ко мне, старику, всегда можно вот так, запросто, э-хе-хе…

До смерти перепуганный Березкин проблеял что-то вроде «да-а, с отчетом того… не того… я больше не буду…».

– Да забудьте вы про этот несчастный отчет! – махнул рукой Главный Начальник, другой рукой щедро подливая Березкину в кофе вкусный армянский коньяк «Наири». – Я вас почему позвал? Я вас потому позвал, братец ты мой, что мы вас в мои замы поставить хотим. Чтобы, значит, должность по человеку была, и человек – по должности, а то ведь нехорошо, знаете ли, такому ценному работнику прозябать в каком-то, хи-хи-хи, Подотделе Статистики! Это же мы не можем так разбрасываться ценными кадрами, правда? Особенно в такое время, когда… когда… ну, в общем, в такое время. Нет, не умеем мы еще с людьми, а надо… А если уметь надо, значит, надо уметь, чтобы иметь такие кадры, которые надо уметь иметь… Тут, братец ты мой, тонкая политика, и мы-то знаем, откуда ноги растут, а не то что в кустах… Потому что – Государство!..

Главный Начальник любовно посмотрел на Портрет Начальника Всех Начальников, привычным махом осушил рюмку, крякнул, и доверительно склонился к уху Березкина:

– Раньше-то мы в замы Елизавету Валериановну хотели, но после ее недосмотра с вами, – передумали. Не может она работать с кадрами, ох, не может… Да, машину с шофером вам уже выделили, но тут, сами понимаете, конец года, фонды подчистую выбраны, так что, пару месяцев, братец ты мой, придется поездить на «Ауди-8», а там что-нибудь придумаем… Ну, и оклад, конечно, сообразим, главбух в курсе… Что еще? Ага, вот, чуть не забыл, приемная у нас будет общая, ваш кабинет – напротив моего, и Людочка всегда в вашем… в нашем распоряжении. Ну, и я недалеко, так что, всегда милости прошу к руководящему шалашу, хи-хи-хи… А вы уж, братец ты мой, при случае, и про нас как-нибудь Там замолвите, а? Сами знаете, как хорошо мы работаем… эта… стараемся, так сказать, не жалея живота, в целях, значит, борьбы санкций наряду инновационного импортозамещения количества качества, которое… которого… Ну в общем, мы стараемся, а вы замолвите… Так замолвите?

– З-замолвлю, – выдавил из себя ошарашенный Березкин.

– Вот и ладненько! Нам теперь, братец ты мой, друг за дружку держаться надо, чай, одно дело делаем, чтобы, невзирая трудностей, иметь друг друга в делах, которые… которых… Ну, ты понял.

– Понял, – сказал Березкин.

…На следующее утро Березкин сидел в Большом Кабинете и долго смотрел на телефон. Наконец, поднял трубку, подержал в руке, словно взвешивая, набрал номер, и сказал уверенным баритоном:

– Елизавета Валериановна? Зайдите ко мне! Срочно!

Потом позвонил секретарше:

– Людмила, как придет Елизавета, скажи, чтобы в коридоре посидела, я пока занят… Когда освобожусь? Не знаю. Пусть ждет… Да, и еще. Пусть Стукалов принесет личное дело Пряткина. Нам тут шутники не нужны!

Березкин посмотрел в окно, за которым шумел Большой Город, и улыбнулся.

Жизнь налаживалась.

Пропуск

Быль

Пропуск, господа, – великое дело. Без пропуска и человек не человек, а так, унылая фигура у турникета. И тут тоже такие истории случаются, что сам Шекспир от зависти челюсть себе искусает.

Был у нас знакомый, Упыркин. Работал в газете, статьи строчил на любую тему, что твой пулемет, и главный редактор его уважал вплоть до любви. Да что там главный редактор: сам мэр ему премию вручил, руку жал, и даже чокнулся! Упыркин эту мэрскую премию сразу в дело пустил: купил жене шубу, чтобы не бухтела насчет нечего надеть.

Словом, был человек счастлив на почве востребованности и, конечно, от зарплаты.

Но однажды, под самый Новый год, у одной Очень Важной Начальницы, Анестезии Автандиловны Крабовой, испортилось настроение. Известное дело, у женщины настроение может испортиться на ровном месте. Допустим, наденет она новое платье, идет счастливая, как будто ее сам Стас Михайлов поцеловал, а навстречу – дура в таком же платье! Мужику это тьфу, а для женского пола – трагедия неимоверная. Но если обыкновенная женщина после такого страшного случая отыграется на муже, или, при удачном раскладе, на свекрови-змее, то у дамы-начальницы возможностей в сто раз больше. Она не то, что мужа, – целое учреждение сжует, не поморщится. А если мужа нет, – тем более схрумкает, на почве нерастраченной любви.

И вот, придя как-то на работу в свирепом настроении, увидела Анестезия Автандиловна газету, – как раз ту, в которой работал Упыркин. Черт ли подложил ей эту газету, или какая другая сволочь, – этого мы не знаем. Факт, что Анестезия Автандиловна вцепилась в нее, как солдат во вражеский кадык.

– Какой дурак станет в наш век Интернета читать эту бумажную простыню? – сказала мадам Крабова. – Закрыть газету к чертовой бабушке!

Конечно, сразу у нее настроение улучшилось, и румянец на принципиальной щеке заиграл.

Так и прикрыли газету в один миг. Всю редакцию от зарплаты отключили, включая Упыркина. Хорошо, одна знакомая его выручила, пристроила в Большое Учреждение.

– Тебе, – говорит, – там хорошо будет. Ты же писучий, а тут всего и дел, – докладец Главному Начальнику накропать, поздравления и прочие некрологи от его имени. С твоей набитой рукой ты эту хурду-мурду будешь рисовать левой ногой!

И вот пришел Упыркин на новую работу, да в первый же день и прокололся. На совещание его позвали, насчет нового доклада Начальника. Вела совещание Ендова Аполинарьевна Затворникова, этого Начальника генеральная помощница. И вот уже в конце совещания она расчувствовалась:

– Мы-то тут целой толпой один доклад пишем, а у нас такой умный Начальник, что сорок минут говорить способен, ни разу в бумажку не заглядывая!

И прослезилась согласно субординации. Ну, все сидят, люди как люди, щеки надули, глаза в стол уперли, – сопереживают, значит, какой Начальник необыкновенно умный.

Тут Упыркин, дурья башка, и брякнул:

– А чего бы, – говорит, – ему в бумажку заглядывать, когда он один и тот же доклад через день в разных местах читает? Это же любой дурак запомнит, тем более, если он – Начальник…

Что тут с Ендовой Аполинарьевной случилось, – это можно прямо в ужасном кино снимать.

– Да как, – кричит, – у вас на нашего Начальника язык поднялся такое сказать?! Да таких, как он, прямо на мраморе высекают!..

А Упыркин, гад, не унимается:

– Я, – говорит, – и сам бы его на мраморе высек…

Это он, значит, пошутил так, игрой слов побаловался, балбес. А все, кто на том совещании был, испугались, чуть под стол не полезли. Один даже слуховой аппарат из уха выдернул, – мол, не слышал я ничего…

Ну, Затворникова эти упыркинские веселые слова накрепко запомнила. И решила ответно шуткой по шутке ударить. С тех пор, что бы Упыркин ни написал, – доклад ли, поздравление с юбилеем или, напротив, некролог, – Затворникова тут же категорически браковала

– Мне, – говорит, – интересно знать, где вы видели такой грустный некролог, в то время как шутки покойника раздавались даже в Управлении по борьбе с коррупцией?!

И переделывать заставляла. Упыркин как-то сто тридцать два раза поздравительную телеграмму переделывал, чуть с ума не сошел. Домой потом вернулся, и жене говорит: