Чикаго, пропахший виски

Чикаго, пропахший виски

Чак О Коннел

© Чак О Коннел, 2025

ISBN 978-5-0068-0395-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«Чикаго, пропахший виски»

ПРОЛОГ

– Ирландский засранец (Рассказ от лица пожилого Билли О'Коннелла)

КНИГА 1: МАЛЬЧИКИ С ВОЛЬНОЙ УЛИЦЫ (1921—1925)

– Глава 1. Исправительная школа «Хоупвью» (История Сэма «Дикаря»)

– Глава 2. Приют «Святого Игнатия» (История Винни «Мускулы»)

– Глава 3. Сборы (Знакомство с Лео «Мозгом», Арти «Сердцем» и Никки «Змеем»)

– Глава 4. Первая добыча (Первая кража)

– Глава 5. Цена дружбы (Гибель Арти Шульмана)

КНИГА 2: СЕВЕРНЫЙ МАРШРУТ (1926—1929)

– Глава 6. Открытие (Обнаружение системы городских туннелей)

– Глава 7. Первый рейс (Перевозка контрабанды через туннели)

– Глава 8. Общак на чердаке (Тайник с деньгами в старом убежище)

– Глава 9. Большие мальчики (Стычки с бандами Ковальского и О'Рурка)

– Глава 10. Женщины и их тайны (Появление Эвелин «Сирены», линия Винни и Роуз)

КНИГА 3: КРОВАВАЯ СВАДБА (1930—1933)

– Глава 11. Убийство на озере (Смерть копа Бриковского)

– Глава 12. Предательство (Никки сдаёт маршрут врагам)

– Глава 13. Тихая гавань (Свадьба Винни и Роуз)

– Глава 14. Гнев и месть (Взрыв машины молодожёнов)

– Глава 15. Вальхалла для муравьёв (Последний бой, гибель Лео и Сэма)

ЭПИЛОГ: НАСЛЕДСТВО (1934)

– Глава 16. Чёрный ящик (Агент ФБР убивает Никки и забирает общак)

Глава 17. Пучина городской легенды

Глава 18. Улов и склеп

Я помню, как Чикаго пах. Не тот дурацкий сладкий запах, что теперь несут с кондитерских фабрик, а настоящий, мужской запах. Запах крови со скотобоен, вперемешку с вонью угольного дыма и спиртными парами, что вечно висели над Саут-Сайдом, как грешный дух этого города. А ещё – запах страха. Он был кислым, как прокисшее молоко, и исходил от всех: от лавочников, от копов в мундирах, от женщин, бегущих по подворотням с свёртками.

А над всем этим – запах денег. Новых, хрустящих, пахнущих типографской краской и властью. Денег, которые текли рекой по мощёным улицам, но мимо наших с отцом рук.

Меня зовут Билли О’Коннелл. Тогда, в двадцатые, я был просто рыжим ирландским засранцем с Вольной улицы. Мы жили в тени гигантов – Капоне, его прихвостней, всех этих улыбающихся мерзавцев в шёлковых костюмах. Мы их боялись и ненавидели. Но были другие. Те, кого мы боялись меньше, но кем – чёрт побери – тайно восхищались.

Не итальянцы. Нет. Евреи да русские. «Мальчики с Вольной улицы». Они были не из наших, но они были из того же дерьма, что и мы. Лео «Мозг» Голдберг, Винни «Мускулы» Кармази, Сэм «Дикарь» Белов, Арти «Сердце» Шульман… и тот предатель Никки «Змей» Романо.

Они не были королями. Они были принцами грязи, королями подворотен. Они дрались, воровали и мечтали так же, как и мы. Но у них хватило яиц сделать то, о чём мы только шептались в темноте.

Эта история – не оправдание. Не героическая сага. Это – реквием по времени, которого нет. По дружбе, которую сожрало пламя. По деньгам, которые сгнили на дне озера.

И по тому, как я, маленький ирландский засранец, стал единственным наследником легендарной банды евреев и славян, которую весь Чикаго боялся и искал. А нашёл только я. С удочкой в руках и дырой в душе.

Всё началось с исправительной школы «Хоупвью»… или с приюта «Святого Игнатия». Смотря с чьих глаз посмотреть. Но для меня оно началось в тот день, когда я вытащил из озера не окуня, а проклятие. Завёрнутое в кожаную сумку.

Глава 1. Исправительная школа «Хоупвью»

Сэма Белова в «Хоупвью» не перевоспитывали. Здесь ломали. Или закаляли. Зависило от того, что внутри тебя находилось – стержень или труха.

Его привезли зимой. Пятнадцать лет, кости да кожа, но взгляд уже старика. Чёрная униформа натирала шею, а ботинки скрипели на снегу, словно протестуя против каждого шага. «Дом новой надежды» – была вывеска у ворот. Врут. Надежду здесь оставляли у входа, вместе с личными вещами и именем. Теперь он был просто номер 87.

Первая ночь. Душный спёртый воздух общажной, пахнущий потом, хлоркой и страхом. Тридцать коек, тридцать пар глаз, следящих за новичком. Шёпот. Хриплый смех. Звяканье металлической кружки о бетонный пол. Он лёг на жёсткий тюфяк, спиной к стене, лицом к комнате. Не спал. Слушал, как похрапывают, ворочаются, как кто-то тихо плачет в подушку. Как тяжёлые шаги дежурного затихают в конце коридора.

Утро началось с тумана. Не снаружи – внутри. Туман в голове от недосыпа, туман перед глазами от яркого света в столовой. Он молча взял поднос с баландой, которую здесь называли овсянкой, и повернулся к столу. Не успел сделать шаг – кто-то сильно толкнул его в плечо. Подскользнувшись на мокром полу, он упал. Горячая липкая масса разлилась по униформе, по рукам. Громкий хохот оглушил его.

– Смотри-ка, новичок уже завтракает в обнимку с полом! – просипел высокий долговязый парень с кривыми зубами. Его звали Гувер, и он был королём этого сарая.

Сэм молча поднялся. Не смотря ни на кого, стал собирать осколки тарелки.

– Ты что, глухой? – Гувер подошёл вплотную. – Я с тобой разговариваю, щенок!

Сэм поднял взгляд. Молча. Без страха, без вызова. Пустота. Это разозлило Гурова больше, чем любая грубость. Он схватил Сэма за воротник.

– Видишь ли, у нас тут правила. Новенькие платят за вход. Чем есть – отдай.

Сэм медленно, слишком медленно для драки, провёл рукой по карману. Вытащил смятый паёк хлеба, который сунул с утра «про запас». Протянул. Гувер ухмыльнулся, взял. И тут же со всей силы ударил Сэма коленом в живот.

Воздух вышел из лёгких со свистом. Он согнулся, захлёбываясь кашлем.

– Правило второе, – прошипел Гувер, наклоняясь к его уху. – Не смотри на меня своими пустыми глазами. Понял, молчун?

Он отошёл, довольно хрустя украденным хлебом. Остальные, получив своё представление, потеряли к новичку интерес.

Так начались его дни. Одиночество в толпе. Работа в прачечной – адская жара, пар, едкий запах щёлока, разъедающего руки до крови. Бессмысленная муштра на плацу под пронизывающим ветром с озера. Ночи, наполненные шепотами, торгами, звуками насилия, приглушёнными одеялами.

Он не плакал. Не жаловался. Он наблюдал. Запоминал. Узнал, что сигареты – валюта. Что нож, сделанный из зубной щётки и куска стекла, может быть страшнее пистолета. Что надзиратель Джексон берёт взятки папиросами и закрывает глаза на мелкие нарушения. А надзиратель Мёрфи – фанатик, и его лучше не злить.

Он видел, как ломаются. Как один паренёк, тихий и испуганный, позавчерашний маменькин сынок, однажды ночью встал с кровати и начал биться головой о стену. Стук был глухой, ритмичный, пока его не скрутили и не уволокли в изолятор. Оттуда он не вернулся.

Он видел, как закаляются. Как тот самый долговязый Гувер, оказалось, попал сюда за то, что защищал младшую сестру от отца-пьяницы. И его жестокость – это лишь панцирь. Панцирь, который он сам себе выковал, чтобы выжить.

Сэм не искал друзей. Он искал силу. И он нашёл её не в кулаках, а в молчании. Его прозвали Призраком. Он двигался бесшумно, появлялся неожиданно, видел всё, но ничего не комментировал. Его стали побаиваться. Непонятное всегда пугает больше явной угрозы.

Однажды вечером Мёрфи устроил обыск. Искали самогон, который кто-то варил в подсобке. Он шёл по рядам коек, срывая матрасы, швыряя на пол жалкие пожитки. Подошёл к койке Гувера. Тот сидел, сжав кулаки, глаза полые от бешенства. Под матрасом Мёрфи нашел заточку.

– Ага! – торжествующе крикнул надзиратель. – Наконец-то я тебя подловил, паршивец! Изолятор! На хлеб и воду!

Гувер молча встал. Его ждала участь того тихого паренька. Сломаться. Или не сломаться. Но шансов было мало.

В этот момент Сэм, с верхней полки, тихо сказал:

– Это не его.

Мёрфи замер, обернулся.

– Что-что, номер 87?

– Нож. Не его. Его подбросили.

В комнате повисла гробовая тишина. Все застыли. Такого ещё не было. Чтобы кто-то за кого-то заступался.

– И кто же подбросил? – с издёвкой спросил Мёрфи.

Сэм медленно перевёл взгляд на тощего, прыщавого парнишку по кличке Крыса. Тот сразу побледнел и затрясся.

– Он врёт! – запищал Крыса. – Это он сам! Он хочет меня подставить!

Но было уже поздно. У Мёрфи был простой выбор: поверить двум стукачам или одному. Он выбрал того, кто говорил громче. Крысу поволокли в карцер.

Гувер так и не поблагодарил Сэма. Они никогда не говорили об этом. Но с того вечера «Призрак» стал неприкасаем. Его оставили в покое. Он выжил. Он закалился. Он научился главному – видеть слабости других и никогда не показывать свои.

Его выпустили ровно через восемнадцать месяцев. Он вышел за ворота тем же зимним утром. Тот же скрип ботинок по снегу. Тот же номер на бирке. Но внутри уже не было мальчишки. Был Сэм «Дикарь» Белов. Готовый к войне, которой ещё не знал, но уже чувствовал её запах на ветру. Запах Чикаго.

Глава 2. Приют «Святого Игнатия»

Семь лет. Семь лет – это запах. Запах воска для полов, втираемого в грубые доски до блеска, чтобы сестра-настоятельница могла видеть в них своё отражение. Запах капусты, которую часами варили в медных котлах, пока она не превращалась в серую безвкусную массу. Запах дегтярного мыла, разъедающего кожу на руках до красноты, и сладковатый дух ладана, что вечно висел в часовне, пытаясь перебить всё остальное.

Семь лет – это звуки. Скрежет метлы по камню во дворе в шесть утра. Монотонное гудение молитв на латыни, которые он давно перестал понимать, просто шептал губами, глядя в затылок впереди стоящего. Тихий плач по ночам, приглушённый подушкой, и тяжёлые, мерные шаги дежурной сестры в коридоре – раз-два, раз-два, затихающие у дальней двери.

Руки. Он помнил свои руки. В десять лет они уже были жёсткими, с жёлтыми мозолями на ладонях и тонкими белыми шрамами от щёлока и ножа для чистки картошки. Он смотрел на них иногда при свете газового рожка, шевеля пальцами, и думал, что руки сорокалетнего рабочего с завода должны выглядеть примерно так же.

Был мальчик. Светлые волосы, всегда чуть всклокоченные, и широкие скулы. Звали его Стас. Они чистили вместе один чан картошки, и их пальцы иногда соприкасались в ледяной воде. По ночам, в огромной спальне, где дыхание сорока детей сливалось в один тяжёлый гул, они шептались, уткнувшись головами в одну подушку.

– У нас печка была, – шёпот Стаса был едва слышен. – Из зелёного кафеля. Я к ней щёкой прижимался зимой.

– А у нас ковёр, – отвечал он так же тихо, чувствуя на своей щеке тёплое дыхание друга. – С бахромой. Я любил пальцами её трогать.

Они менялись этими обрывками, как другими мальчишки менялись стеклянными шариками или картинками. Это было их богатство.

Потом Стас начал кашлять. Сначала тихо, потом громче, с каким-то надрывным, лающим звуком. Его увели под лестницу, в каморку, где хранились вёдра и тряпки. Дверь была с щелью внизу. Он пробирался к ней ночью, просовывал краюху хлеба, украденную из-под полы робы.

– Держись, – шептал он в щель, чувствуя, как холодный воздух из-под двери обжигает губы. – Ещё немного.

Из-за двери доносился только хрип. На третью ночь хрипа не стало. Утром сестра Мария-Агата открыла дверь. Она вышла, поправила белый воротничок, её лицо было неподвижным. Двое старших мальчиков зашли внутрь и вынесли носилки. Под простынёй было что-то маленькое и легкое.

Он стоял в конце коридора, прислонившись лбом к холодной штукатурке стены. Смотрел, как несут. Потом все пошли на утреннюю молитву. В чане с кашей сегодня плавали кусочки яблока. Праздник.

После этого он драться начал. Молча, без крика. Сперва с тем, кто отнял у маленького мальчика деревянного коня. Повалил того на пол и молча бил головой о каменные плиты, пока не оттащили. Потом с теми, кто отбирал хлеб у новичков. Он не был самым сильным, но в его молчаливой, упёртой ярости было что-то, что пугало больше криков.

Розги шипели на его спине, оставляя красные полосы. Он сжимал зубы и смотрел в потолок, на трещину в виде креста. Боль была проще, чем тишина, что оставалась после Стаса.

Сестра Мария-Агата остановила его как-то в коридоре. Она смотрела на него своими бледными, ничего не выражающими глазами.

– Насилие – путь в ад, дитя мое, – сказала она ровным голосом.

– Да, сестра, – ответил он, глядя куда-то мимо неё, на медную табличку с пожарными правилами.

Она постояла ещё мгновение, словно что-то взвешивая.

– Но и кротость иногда ведёт туда же, – произнесла она наконец так тихо, что он едва расслышал. И пошла дальше, её чётки мягко позванивали в полумраке.

Когда приехал дядя Стаса, грузный мужчина в пахнущем потом пиджаке, и забрал его, Винни стоял у окна и смотрел, как телега уезжает. На столе осталась недоеденная тарелка овсянки. Он подошёл, доел её за него. Холодная, клейкая. Потом взял свою метлу и пошёл мести двор. Снег шёл, крупные хлопья таяли на камнях. Он мел, пока двор не стал идеально чистым, а руки не онемели от холода. Потом пошёл колоть дрова. Удар. Ещё удар. Щепки летели на снег.

Глава 3. Сборы

Лето в Чикаго пахло жжёным асфальтом, угольной пылью и сладковатым дымом от барбекю в итальянских кварталах. Винни «Мускулы» Кармази, уже покинувший стены приюта, подрабатывал грузчиком на угольных складах. Его смена заканчивалась в четыре, и он обычно шёл через пустыри, где местная шпана гоняла в американский футбол самодельным мячом.

Именно там он впервые за долгое время увидел Стаса. Тот же светловолосый парень, но теперь с широкими плечами и уверенным взглядом, он ловил пас, уворачивался от tackles с грацией бывалого игрока.

– Кармази? Чёрт возьми, это ты? – Стас, запыхавшийся, улыбнулся во весь рот, узнавая его. – Слышал, ты на складах ошиваешься.

– А ты на бойнях, – кивнул Винни. – Видал, как ты шкуры таскаешь.

Они стояли, вспоминая былое, как к ним подошёл коренастый парень с холодными глазами – Сэм «Дикарь» Белов. Он только что вышел из исправительной школы и теперь искал, куда бы приложить свои силы.

– Вы тут в игрушки играете, а дела есть настоящие, – бросил он, оценивающе глядя на их потрёпанную одежду.

В это время по улице с рёвом пронёсся лимузин – длинный, блестящий, с затемнёнными стёклами. Из открытого окна доносились хриплые звуки джаза и смех. В салоне, откинувшись на кожаном сиденье, полулежал упитанный гангстер в белой шляпе и с сигарой в зубах. Рядом с ним сидела ярко накрашенная девушка. Он что-то говорил, и она заливалась смехом, запрокидывая голову.

Машина медленно катила, выбрасывая на мостовую оранжевые шкурки от апельсинов.

Все трое – Винни, Стас и Сэм – молча смотрели ей всмятение.

– Вот это жизнь, а? – прошептал Стас, и в его голосе звучала смесь зависти и восхищения.

– Жизнь? – фыркнул Сэм. – Это жирный кот, который объелся мышей. Скоро и его сожрут.

– Зато как живёт, – не отрываясь, сказал Винни. – Не на жалкие гроши, воняя потом на бойне.

В этот момент к ним подкатил на велосипеде щеголеватый парень в очках – Лео «Мозг» Голдберг. Он тормознул, снял кепку, вытер лоб.

– Видели? Аль «Полный» Риццо. Контролирует пол-Саут-Сайда. Слыхал, вчера его люди целый грузовик виски отжали у ирландцев. Без единого выстрела.

– Знаком? – удивился Стас.

– Отец ему мебель поставлял, – равнодушно сказал Лео. – Теперь этот толстяк заказывает кресла с золотыми заклёпками. А мы тут в футбол пинаем.

Они переглянулись. Мысль витала в воздухе, густая, как смог над городом.

– Надо что-то делать, – первым нарушил молчание Винни. – Не вечно же таскать уголь.

– А что? – усмехнулся Сэм. – Пойти к Риццо в подручные? Чтобы нас посылали за сигарами и убирали трупы?

– Нет, – твёрдо сказал Лео. – Самим. Маленькое дело. Но своё.

В этот момент из-за угла появился Арти «Сердце» Шульман. Он нёс ящик с содовой и что-то насвистывал.

– Эй, парни! – крикнул он. – Слышали новость? У старика Мерфи, того, что лавку держит на углу, дочь замуж выходит. Будет гулянка на всю улицу. И выпивки – море!

Все посмотрели на него, а потом друг на друга. Идея родилась сама собой.

– Вот он, наш первый «клиент», – улыбнулся Лео. – Старик Мерфи вечно жалуется, что подростки ему витрины бьют. Предложим ему «крышу». За небольшую плату.

– Какая крыша? – нахмурился Стас. – Мы же не бандиты.

– А кто спросит? – вступил Сэм. – Достаточно, чтобы мы иногда рядом стояли. С серьёзными лицами.

Они договорились встретиться на следующий день в гараже, который когда-то принадлежал дяде Лео. Туда же пришёл Никки «Змей» Романо, которого Лео знал по бизнес-курсам. Никки сразу начал строчить в блокноте цифры, высчитывая возможную прибыль и риски.

Так, постепенно, случайная встреча на пустыре переросла в нечто большее. Они не бросались в омут с головой. Сначала просто сидели в гараже, пили дешёвое пиво, обсуждали планы, спорили. Смеялись над пошлыми анекдотами Арти, слушали умные речи Лео и циничные замечания Сэма.

Прошла неделя, прежде чем они решились подойти к старику Мерфи. Ещё месяц – чтобы наладить первые связи, понять, кто чего стоит. Они начинали с малого – защищали лавки от хулиганов, помогали «решать вопросы» за мелкие услуги или наличные.

И всегда, когда по улице проезжал лимузин Аль «Полного» Риццо, они замолкали и смотрели ему вслед. И в глазах у каждого горел один и тот же огонёк. Не зависти уже. А амбиций.

Глава 4. Первая добыча

Осень в Чикаго наступила внезапно, как облив холодной водой. Резкий ветер с озера гнал по улицам жёлтые кленовые листья и обрывки афиш, на которых улыбалась Клара Боу. Её прозвали «It girl», и теперь каждый второй парень мечтал о девушке с таким же дерзким взглядом и короткой стрижкой.

Винни и Сэм шли по Саут-Холстед-стрит, ворочали плечами от холода в своих тонких куртках. Воздух был густой – пах жареными каштанами, конским навозом и угольной копотью. Из-за угла донесся пьяный вопль. Возле заколоченного магазина на тротуаре лежал мужчина в дорогом, но помятом костюме. Рядом валялась пустая бутылка из-под «лекарственного тоника» – самогона, который продавали в аптеках по рецепту, который все умели подделывать. Сухой закон превратил город в лицемерный цирк.

– Смотри-ка, – хрипло усмехнулся Сэм, – брокер с Уолл-стрит, а валяется, как свинья.

– Может, ему плохо, – без особой уверенности сказал Винни.

– Всем плохо, – отрезал Сэм. – Кому сейчас легко?

Они свернули на Мэдисон, где жизнь била ключом. У театра «Чикаго» толпились люди в ожидании сеанса. На стене афиша – новый фильм с Джеймсом Кэгни «Врага общества». Кэгни в костюме и с томми-ганом, ухмылялся с плаката, будто знал какой-то секрет.

– Хороший парень, – указал пальцем Сэм. – Бей первым, говори потом.

– Это кино, – пожал плечами Винни. – В жизни всё сложнее.

У парикмахерской «Тони» они столкнулись с Арти. Тот стоял перед зеркалом и с жаром что-то объяснял парикмахеру, толстому итальянцу с зализанными волосами.

– Мне как у Кэгни! – требовал Арти, тыча пальцем в журнал. – Видишь? Чёлка набок, всё назад, чтобы блестело! Я готов платить!

Тони развёл руками.

– Синьор, у вас волосы как проволока. Они не хотят лежать. Может, просто коротко?

– Ни в коем случае! – возмутился Арти. – Я должен выглядеть солидно! Как джентльмен!

Винни и Сэм прошли мимо, не вмешиваясь. Арти был своим, но его выходки иногда утомляли.

Их целью сегодня была лавка старика Мерфи. Лео договорился о «встрече». Мерфи торговал бакалеей, но в задней комнате, под прилавком с крупами, у него стояли ящики с виски. Не самое лучшее, но дешёвое и крепкое.

Лавка была на углу, рядом с ирландским пабом, который теперь работал как «speakeasy» – подпольный бар. У входа толпился народ, ждал, когда пропустят. Какой-то тип в котелке заигрывал с уличной девчонкой в ярко-красной шляпке.

– Красавица, у тебя глаза как два бриллианта, – говорил он, поправляя галстук. – Пойдём, выпьем чего-нибудь… горячительного.

– У меня время дорогое, – игриво ответила она, пуская колечко дыма из мундштука. – Может, сначала покажешь, что у тебя в карманах, кроме рук?

Сэм фыркнул.

– Дурь наглая. На прошлой неделе она с того же брокера содрала последние центы.

Они вошли в лавку. Пахло кофе, сыром и пылью. Старик Мерфи, щурясь, пересчитывал банкноты у кассы.

– Мальчики, – кивнул он без особой радости. – В задней. Лео уже там.

В подсобке было тесно. Лео сидел на ящике, рядом с ним – Никки, что-то записывал в блокноте. Стас прислонился к стене, жуя соломинку.

– Ну? – спросил Винни.

– Всё чисто, – сказал Лео. – Мерфи будет отстегивать десять процентов с продаж. Мы обеспечиваем безопасность. Если будут проблемы – разбираемся.

– Какие проблемы? – хмуро спросил Сэм.

– Конкуренты. Копы. Случайные хулиганы. – Лео снял очки, протёр. – Обычное дело.

Внезапно с улицы донёсся грохот, крики, потом – треск стекла. Все выскочили наружу.

Прямо перед пабом дымился грузовик. Кузов был разворочен, из него текла ручьём золотистая жидкость – виски. Вокруг бегали люди, некоторые с канистрами и вёдрами, пытаясь собрать драгоценную жидкость с мостовой. Двое в кепках и с битами отбивались от вора, который пытался стащить ящик.

– Это работа Риццо, – тихо сказал Никки. – Его люди. Они мусорят на чужой территории.

Сэм уже рванул вперёд, но Лео схватил его за рукав.

– Куда? Не наш конфликт.

– Но они же…

– Не наш! – резко сказал Лео. – Мы пока мелочь. Нас раздавят, даже не заметив.

Они стояли и смотрели, как грязная вода смешивается с дорогим виски, как люди дерутся из-за осколков и луж. Пахло алкоголем и насилием.

Через неделю был День Святого Патрика. Весь город, особенно ирландские кварталы, утонул в зелёном цвете. На улицах – парад, пьяные толпы, музыка волынок. Зелёные шляпы, зелёные банты, даже зелёное пиво – которое, конечно, было самым обычным пивом, подкрашенным в обход закона.

Банда собралась в гараже. Арти принёс ящик того самого пива.

– С праздником, чёрт возьми! – кричал он, раздавая бутылки. – Все сегодня ирландцы! Даже я! Даже ты, Сэм!

Они пили прямо из горлышек, смеялись над шутками Арти. Винни впервые напился по-настоящему. Мир поплыл, стал мягким и неважным. Он обнял Стаса, потом Сэма, что-то кричал о дружбе, о будущем. Даже Лео улыбался, сдвинув на затылок очки.

Потом они вывалились на улицу, в самую гущу праздника. Кто-то запел песню, они подхватили, качаясь. Столкнулись с другой компанией – такими же пьяными ирландцами. Кто-то кого-то задел. Кто-то толкнул. И понеслось…