Умбра

Тамила Штольц

Умбра

Глава 1

Последний рассвет Аэриума

Холодный осенний туман цеплялся за острые шпили Лесной крепости Аэриума, словно пытался утащить ее в сырую, беспросветную мглу. Воздух, еще недавно пахнувший медом и яблоками, теперь пропах дымом, гарью и медным привкусом крови. Где-то вдали уже стихли последние отчаянные крики, лязг мечей, хотя ранее звуки были наполнены мелодиями из таверн, смехом эльфов и звуками колокольчиков от скота. На смену им пришли чужие, гортанные команды, тяжелые шаги железных сапог по каменным плитам и зловещее потрескивание факелов, отбрасывающих на стены прыгающие тени.

В опочивальне королевы Аэлиндры дрожал огонь единственной свечи. Она прижимала к груди свою трехлетнюю дочь, Илэйн, светлое порождение любви с ее королем. Девочка, закутанная в бархатное одеяло не плакала. Она затихла, словно птичка, почувствовавшая приближение ястреба, не дрожала и вздыхала только чуть дыша, сдерживая слезы. Ее большие, не по-детски серьезные изумрудные глаза были широко раскрыты и полны ужаса. В крошечном, побелевшем кулачке она сжимала деревянную ладью – подарок отца, Короля-Солнца, которого уже не было в живых. Он вырезал ее сам в момент, пока рождалась его дочь, вставил в нее драгоценные камни.

– Тише, моя радость, тише, – шептала Аэлиндра, но ее собственный голос срывался на шепот. – Все будет хорошо. Мама здесь.

Но она знала, что это ложь. Последняя ложь, которую она могла подарить своему ребенку.

Дверь в покои с оглушительным грохотом выломали из петель. На пороге, залитый алым, агрессивным светом факелов, стоял он. Малакар, Король Теней Умбры. Его черные, отполированные до зеркального блеска доспехи отразили в себе зеркалом мать и дитя что сидели в углу. Его лицо было бы прекрасно, если бы не ледяная, нечеловеческая суровость и глаза – холодные, жестокие, внутри таких глубоких глазах лишь обреченность.

Его взгляд, тяжелый и неумолимый, медленно скользнул по комнате, оценив убогую роскошь последнего пристанища королевской семьи, и наконец остановился на ней и на ребенке, наблюдая как обессилившая мать поднимается, пытаясь удержать на руках и дочь.

Аэлиндра инстинктивно отшатнулась, прикрывая Илэйн.

– Держись от нас подальше, дьявольская ты тень! – ее голос прозвучал хрипло, но с последней каплей королевского достоинства.

Малакар сделал один неторопливый шаг внутрь. За его спиной виднелись силуэты его гвардейцев в зловещих масках.

– Ребенок, – произнес он. Его голос был низким, бархатным и ужасающе спокойным, словно они беседовали в тронном зале. – Дитя солнца, рожденное для трона. Но трон Аэриума теперь пылится под нашими сапогами. И ее предназначение изменилось.

– Что ты хочешь? – выдохнула Аэлиндра, и ее гордость начала таять под давлением его безраздельной власти. – Выиграй свою войну, забери земли, богатства… Оставь мне мою дочь!

– Война выиграна не тогда, когда пал последний враг, – медленно проговорил Малакар, приближаясь. Его тень накрыла их с головой. – А когда сломлена последняя надежда на сопротивление. Ваша надежда… в ней.

Он кивнул на Илэйн. Девочка вжалась в мать, испуганно глядя на гиганта в черном железе. Два стража грубо оттащили ее, вырвав ребенка из дрожащих рук. Одеяло упало на пол. Илэйн, одетая в тонкую ночную сорочку, замерла в руках солдата, маленькая и беззащитная.

– Мама! – наконец вырвался у Илэйн тонкий, пронзительный крик.

Малакар медленно снял стальную перчатку. Его длинные, бледные пальцы казались неестественными, холодными. Он сделал шаг к Аэлиндре. Остановился перед ней, и его ледяной взгляд внезапно смягчился на мгновение – в нем вспыхнула старая, давно похороненная боль.

Он протянул руку и тыльной стороной пальцев, с неожиданной, пугающей нежностью, коснулся ее щеки, смахивая слезу. Аэлиндра вздрогнула от его прикосновения, отпрянула, словно его пальцы были раскаленным железом.

– Не прикасайся ко мне, ты чудовищен, – прошипела она, ее голос дрожал от ненависти и отвращения.

Малакар не отреагировал на оскорбление. Его губы тронула едва заметная, горькая улыбка.

– Ты все так же прекрасна, Аэлиндра, – произнес он тихо, так, что слышали только она и, возможно, замершая в ужасе Илэйн. – Так же ослепительна, как в тот день в садах Люмиэля, когда мы выбирали себе пару. Помнишь?

Он позволил своим пальцам провести по линии ее скулы, и в его голосе прозвучала неподдельная, леденящая душу жалость.

– Какая жалость, что ты тогда выбрала свет… а не меня. Посмотри, к чему это привело. Твой свет погас. Твой король мертв. Твое королевство в руинах. А твою дочь… твою дочь буду растить я.

Его слова висели в воздухе, ядовитые и тяжелые. Это была не просто победа – это была месть. Месть за отвергнутую любовь, за унижение, за другой выбор, который он не мог простить.

Аэлиндра смотрела на него, и в ее глазах, помимо ужаса и ненависти, вспыхнуло понимание как ошибки молодости обрушились на ее ребенка.

– Малакар… – ее голос сорвался на шепот. – Прошу тебя… ради той любви, которую ты тогда ко мне чувствовал…

– Именно ради нее, – он резко оборвал ее, и вся мимолетная мягкость исчезла без следа, сменившись привычной ледяной жестокостью. – Ради той любви я и оставляю тебе жизнь, но ребенка.. ребенка я тебе не верну.

Он отвел руку от ее щеки, словно стирая с пальцев память о прикосновении. Его взгляд снова стал холодным и безразличным. Он повернулся спиной к рыдающей королеве, закончив разговор. Вся его любезность испарилась.

Теперь он направился к Илэйн.

– Твои слезы высохнут, дитя, – сказал он уже девочке, и его голос снова стал тем страшным, бархатным инструментом убеждения. – Твои страхи забудутся. Ты будешь вспоминать этот день как сон…

– Не трогай ее! Клянусь небом, я…

– Клятвы небесам ничего не значат в подземных чертогах Умбры, – холодно оборвал он ее, не отводя взгляда от Илэйн. – Она будет жить. Ей будет дан кров. Ее будут растить как принцессу. Мою принцессу. Она станет живым щитом между нашими народами. Залогом вашего покоя и нашей победы.

В дверях появились две детские фигуры. Два мальчика. Старший, Каэлан, лет тринадцати, с лицом, уже закаленным в боях, смотрел на сцену с холодным, почти скучающим любопытством. Он был уменьшенной копией отца – те же черты, тот же пронзительный ледяной взгляд. Младший, Лориэн, лет восьми, выглядел растерянным. Он теребил край своего плаща и не решался поднять глаза на плачущую королеву.

– Мои сыновья, – произнес Малакар, и в его голосе впервые прозвучали нотки чего-то, отдаленно напоминающего гордость. – Они покажут ей новый мир.

– Каэлан. Лориэн. Подойдите.Он повернулся к ним.

Мальчики приблизились. Каэлан – уверенной походкой, Лориэн – робко, краем глаза глядя на маленькую принцессу.

– Это принцесса Илэйн, – голос Короля Теней снова стал металлическим и повелительным. – Отныне она ваша сестра. Ваша обязанность. Ваш трофей. Вы научите ее нашему языку, нашим обычаям. Вы сделаете так, чтобы она забыла этот блеклый солнечный свет. Вы поможете ей найти силу в тенях. Это мой приказ.

– Она будет послушной, отец.Каэлан кивнул, его взгляд скользнул по Илэйн с холодной оценкой.

Лориэн молчал, его взгляд упал на крошечную ручку Илэйн. Пальцы девочки разжались в судороге страха, и деревянная ладья упала на каменный пол, издав глухой стук.

Стражник передал оцепеневшую Илэйн в руки Каэлану. Тот взял ее неловко, но крепко, как берут ценную, но хрупкую вещь. Его железная хватка заставила девочку тихо всхлипнуть.

Лориэн инстинктивно наклонился, чтобы поднять игрушку.

– Это прошлое, – безжалостно прервал его Король. – Оно осталось здесь. Она войдет в новую жизнь налегке.– Оставь, – резко сказал Малакар. Лориэн замер, выпрямился, покраснев. – Но, отец, она же…

Каэлан, не глядя на брата, развернулся и понес свою ношу прочь из покоев, в глотку темного коридора. Илэйн, переброшенная через его плечо, смотрела широко раскрытыми глазами на удаляющуюся фигуру матери. Аэлиндра бессильно рухнула на колени, ее беззвучные рыбы были последним, что видела девочка из своего старого мира.

Лориэн задержался на мгновение. Его янтарные глаза встретились с полными слез глазами королевы Аэриума, полными такой бездонной боли, что ему захотелось плакать самому. Затем он бросил последний взгляд на маленькую деревянную ладью, лежавшую на грязном полу – забытую, ненужную, разбитую.

– Лориэн! – прозвучал голос отца из коридора.

Мальчик вздрогнул и, опустив голову, побежал за ними, в густеющую тьму. В его сердце, вопреки воле отца, упало не семя жестокости, а крошечное, испуганное семя сострадания.

А в покоях когда-то королевы, на холодном камне, осталась лежать лишь игрушка. Крошечный кораблик, навсегда севший на мель в море слез.