Она знала

Они не поверили ей. Все – ни полиция, ни сестра. Они видели лишь одинокую, несправляющуюся женщину с богатым воображением.

Что ж. Значит, ей придется действовать в одиночку.

Она поднялась с пола, подошла к письменному столу и отодвинула груду бумаг. Под ними лежала старая, потрёпанная тетрадь в плотной синей обложке. Её детский дневник. Та самая тетрадь, которую она не открывала лет двадцать. Та самая, где были записаны все её разговоры с воображаемой подругой. С той, что жила в её голове, когда реальный мир становился невыносимым.

Ей нужно было вспомнить. Вспомнить каждую деталь. Потому что всё это было как-то связано. Щемящее чувство дежавю, которое она испытывала каждый раз, глядя на Веру, было не случайным. Ледяные глаза, низкий голос, ощущение опасности…

Она провела пальцами по потрёпанной обложке, чувствуя, как подступает давно забытое чувство – смесь страха и сладкого утешения.

Она открыла тетрадь. Пахнуло пылью и старыми страницами. Детский, корявый почерк. Первые строчки: «Сегодня ко мне пришла моя новая подруга. Её зовут…»

Алиса замерла, вглядываясь в выцветшие чернила.

Имя было тщательно зачёркнуто. В несколько слоёв, с таким остервенением, что бумага порвалась в этом месте. Остался лишь зияющий провал.

Но чуть ниже, на полях, её собственной, уже взрослой рукой было написано всего одно слово, от которого у неё похолодела кровь.

«Степанова».

Она отшатнулась от тетради, как от раскаленного железа. Рука сама потянулась к мобильному телефону. Она не могла хранить эту информацию при себе. Это было уже не уликой, а признанием в собственной невменяемости. Она быстро сфотографировала страницу, загрузила изображение в новое письмо и отправила его на свою собственную почту. В поле «Кому» она машинально, по старой привычке, ввела первый адрес, который пришел на ум – служебную почту своего бывшего мужа, Марка. Они иногда переписывались по рабочим вопросам, и его адрес сохранился в памяти.

Она нажала «Отправить» и только потом осознала, что сделала. Но было уже поздно. Письмо ушло.

В ту же секунду в тишине квартиры раздался резкий, пронзительный звук.

Звонок в дверь.

Алиса вздрогнула и уронила телефон. Она обернулась, сердце снова заколотилось. Кто это? Следователь? Участковый? Или… Она?

Она медленно, как во сне, подошла к двери и заглянула в глазок.

На площадке никого не было.

Но на полу, прямо перед её порогом, лежал небольшой белый конверт.

Алиса, не дыша, отключила сигнализацию и, не открывая цепочку, приоткрыла дверь ровно настолько, чтобы просунуть руку и поднять его.

Конверт был плотный, глянцевый. На нём не было ни имени, ни адреса. Она захлопнула дверь, заперла её и, вернувшись в гостиную, дрожащими пальцами вскрыла конверт.

Внутри лежала единственная фотография.

Старая, потрёпанная, цветная фотография из девяностых. Две девочки лет одиннадцати стоят, обнявшись, на фоне унылого кирпичного здания с табличкой «Детский дом № 3». Одна девочка – это она, Алиса. Худая, с косичками и испуганными глазами.

Вторая девочка… Высокая, худая, с очень бледным лицом и тёмными волосами, собранными в тугой хвост. И глаза. Светло-серые, ледяные, смотрящие прямо в объектив с тем же безразличным, пронизывающим взглядом.

С той самой девочкой из её сна. С её вымышленной подругой.

Внизу фотографии, на белом поле, было написано аккуратным, безличным почерком:

«Никто не поверит сумасшедшей. Перестань копать. Или мы напомним всем, кто ты на самом деле».

Алиса опустилась на пол, сжимая в руках фотографию. Мир плыл и колебался вокруг. Вымышленная подруга из детства. Вера Степанова. Убийство. Угрозы.

Это не было игрой. Это было мщение. Но за что?

И самое главное – кто эти «мы»?

Глава третья: Тень из прошлого

Пол под ногами всё ещё качался, как палуба корабля во время шторма. Алиса сидела на холодном паркете, сжимая в пальцах зловещую фотографию. Девочки смотрели на неё с выцветшей бумаги – она сама, испуганная и хрупкая, и Та, с ледяным взглядом взрослой женщины в детском лице. Вымышленная подруга. Оживший кошмар.

«Никто не поверит сумасшедшей».

Слова пылали у неё в мозгу, выжигая всё, кроме животного страха. Они знали. Они знали о её прошлом, о детском доме, о том, что она годами прятала ото всех, даже от Марка. О тетрадке с зачёркнутым именем. Они вытащили это на свет, как достают из-под камня мерзких, слепых червей, чтобы использовать против неё.

Кто они? Вера? И этот загадочный «мы»? Существовал ли он вообще или это был лишь психологический приём, призванный окончательно сломать её, заставить почувствовать себя окружённой со всех сторон?

Она подняла голову и посмотрела на стену. Тишина за ней была теперь иной. Насыщенной, ядовитой, торжествующей. Она представляла себе Веру по ту сторону. Стоящую так же, прислонившись лбом к холодному бетону, с тонкой улыбкой на бескровных губах. Читающую её мысли. Наслаждающуюся её паникой.

Нет. Нет, это не могло быть правдой. Она не была сумасшедшей. Она помнила ту девочку. Помнила смутно, обрывками, как помнят страшный сон через несколько часов после пробуждения. Помнила чувство холода, исходящее от неё, её странную, недетскую молчаливость, её умение появляться и исчезать бесшумно, как тень. Другие дети её побаивались и обходили стороной. Алиса же, самая тихая и запуганная, потянулась к ней, как к родственной душе. Они стали неразлучны. Но это была странная дружба – без ссор, но и без тепла, без общих секретов, но с ощущением какой-то тайны, которую хранила эта девочка.

А потом её не стало. Просто исчезла однажды. Воспитатели говорили, что её перевели в другое учреждение. Алиса долго плакала, а затем… затем начала стирать её из своей памяти. Вымарывать имя из дневника. Превращать в вымысел. Так было проще. Так было безопаснее.

И вот теперь она вернулась. Взрослая. Реальная. И явно желающая мести. Но за что?

Звонок в дверь прозвучал как выстрел. Резкий, требовательный, не оставляющий места для сомнений – за дверью стояли не сантехники и не курьеры.

Алиса вздрогнула, судорожно сунула фотографию под ближайшую стопку книг и, поправив волосы, побрела открывать. Сердце бешено колотилось, предчувствуя беду.

На пороге стоял следователь Макаров. На этот раз он был не один. С ним был более молодой, крепко сбитый оперативник с непроницаемым лицом. Сам Макаров выглядел ещё более усталым и помятым, чем утром, но в его глазах появился новый, острый и цепкий блеск.

– Алиса Сергеевна, – кивнул он без предисловий. – Мы вынуждены побеспокоить вас снова. Можно войти?

Это не был вопрос. Это была вежливая форма приказа.

Алиса молча отступила, пропуская их в прихожую. Двое мужчин входили, заполняя собой и без того небольшое пространство. Оперативник бегло, профессиональным взглядом окинул помещение, будто составляя план местности.

– Что случилось? – спросила Алиса, и её голос прозвучал хрипло и неестественно громко.

– Ведётся расследование, – уклончиво ответил Макаров. Его взгляд упал на её руки. Она посмотрела вслед – её пальцы дрожали. Она сжала их в кулаки. – У нас появилась новая информация. В связи с этим мне понадобится взять официальные показания. И… – он сделал небольшую паузу, – мы бы хотели осмотреть вашу квартиру. С вашего разрешения, разумеется.

«Никто не поверит сумасшедшей».

– Осмотреть? Но почему? – попыталась она возразить, но это прозвучало слабо и виновато.

– Процедура, – безмятежно сказал Макаров. – Исключительно для вашего же блага. Чтобы снять все возможные подозрения. Вы же не против?

Он смотрел на неё своими усталыми, всевидящими глазами, и она понимала – отказ будет равносилен признанию вины. Они уже что-то знают. Возможно, кто-то видел, как она выбрасывала тот злополучный пакет. Или… Или они нашли что-то ещё.

– Я… конечно, нет, – прошептала она, чувствуя, как почва уходит из-под ног. – Просто… у меня беспорядок.

– Ничего страшного, – Макаров сделал едва заметный знак оперативнику, и тот двинулся вглубь квартиры.

Начался кошмар. Алиса сидела на краешке стула на кухне, а следователь Макаров, достав диктофон и блокнот, задавал свои бесконечные вопросы. Они казались простыми, даже бытовыми, но каждый был ловушкой.

– Подтверждаете, что вчера вечером, с восьми до одиннадцати, находились дома одни?

– Да.

– Чем занимались?

– Работала. Писала.

– Слышали ли что-то подозрительное? Шум из квартиры Анны Петровны? Крики?

– Нет… Я была в наушниках. Слушала музыку.

– А что слушали? – его вопрос прозвучал невинно.

Алиса замялась. Она не помнила. Что она слушала вчера? Требовательную симфонию Малера или лёгкий джаз? Её память была дырявым решетом.

– Кажется, классику, – неуверенно выдохнула она.

– Понимаю. А ваша соседка, Вера Степанова, она часто слушает музыку? Или производит шум?

– Да… нет… то есть иногда. Странный шум. Как будто что-то точит или… – она запнулась, понимая, что снова звучит как параноик.

– Или? – мягко подтолкнул её Макаров.

– Не знаю. Просто шум, – сдалась она.

Тем временем оперативник методично, комнату за комнатой, изучал её жилище. Он не рылся в вещах, не переворачивал всё вверх дном, но его внимательный взгляд ничего не пропускал. Он смотрел на подоконник. Задержался на книжных полках. Заглянул в мусорное ведро. Алиса с ужасом ждала, что он вот-вот достанет из-под книг ту самую фотографию.