Не свои

Виктория Аппель

Не свои

Пролог. Тоска по дому, которого не было

Бывают чувства, которые появляются не здесь и не сейчас. Они приходят из глубин памяти, которой у тебя нет, из снов, которые ты не помнишь. Это тоска по дому, которого не существовало, и по человеку, которого ты будто бы потерял, еще не успев найти.

Они называли это игрой. Вечной войной на поражение, где нельзя ни выиграть, ни сдаться. Они дрались словами, кололи взглядами, прятались за чужими спинами и чужими чувствами. Они были мастерски несчастны вместе и совершенно разбиты порознь.

Они знали, что есть правила. Дружба. Преданность. Честь. Но сердце – плохой ученик. Оно не помнит правил, оно помнит только ощущения. Оно помнит, как билось в такт ее смеху, и как замирало, когда ее глаза наполнялись слезами.

Их история никогда не начиналась со слов «Я люблю тебя». Она начиналась с тишины между шутками, со вздоха после ссоры, с миллиметра пространства между его пальцами и ее ладонью, который казался пропастью, которую нельзя было пересечь.

Потому что ее парень был его лучшим другом. А его девушка – ее подругой. А они были… не своими.

Глава 1. Правила притяжения

Дождь барабанил по крыше машины, превращая вечерний город в размытый акварельный рисунок. Марк стоял под навесом у входа в бар, куря и наблюдая, как струи воды смывают с асфальта дневную грязь. В кармане зажужжал телефон – очередная девушка, чье имя он уже с трудом вспоминал. Он отключил звонок.

Из бара донесся знакомый хохот. Громкий, раскатистый, немного истеричный – это смеялась Лиза. Его лучший друг, Алекс. И ее парень. Марк сделал последнюю затяжку и бросил окурок в лужу, где тот погас с коротким шипением.

Внутри было шумно, пахло пивом и парфюмом. Их компания захватила большой угловой диван. В центре, как всегда, Алекс, обнимающий за плечи Алису. Ее. Алиса что-то рассказывала, жестикулируя, а Лиза, сидевшая напротив, смотрела на Марка оценивающим взглядом. Его бывшая. Все сходилось в этом порочном круге.

– Марк! Иди к нам, а то опять загрустил в одиночестве? – крикнул Алекс, заметив его.

Марк выдавил из себя улыбку и плюхнулся на свободное место рядом с Лизой. Она тут же положила руку ему на колено.

– Скучал без меня? – прошептала она. От нее пахло сладким коктейлем и дорогими духами.

– Безумно, – буркнул он в ответ, но его взгляд был прикован к Алисе.

Она уже замолчала и теперь внимательно смотрела на него, будто пытаясь прочитать что-то на его лице. Он первым отвел глаза.

– Что, Алиска, Марка уже заждалась? – подколол кто-то из компании. – Все на него смотришь?

Алиса не смутилась. Она взяла со стола соломинку и запулила ею в Марка.

– Ждала, когда он придет, чтобы сказать, что у него майка задом наперед надета. Опять с ночевки бежал, не разбирая? – парировала она. В компании засмеялись.

Марк ехидно ухмыльнулся. – Ага, а ты, как всегда, первая это заметила. Не спускаешь с меня глаз, ясно все.

– Мечтай, – фыркнула она, но легкая краска выступила у нее на щеках. – Просто у меня зрение хорошее. В отличие от твоего вкуса.

Они могли так продолжать вечно. Острый, отточенный словесный поединок, за которым все прятались. Все, кроме них самих. Они видели уколы за каждым словом.

Алекс с гордостью смотрел на свою девушку, восхищаясь ее умением постоять за себя. Лиза сжала пальцы на колене Марка чуть сильнее.

Позже, когда компания немного разбрелась, Марк и Алиса оказались рядом у барной стойки, заказывая напитки. Наступило неловкое молчание.

– Как учеба? – спросил он, наконец, глядя на ее профиль. – Нормально, – она потянулась за стаканом. – Диплом скоро сдавать. А ты как? С работой?

– Тоже нормально, – он соврал. Работа его бесила, и он знал, что она это видит.

– Лиза говорит, ты вчера опять не ночевал дома, – произнесла она ровным, безразличным тоном, глядя на полку за баром.

Марк почувствовал, как по спине пробежали мурашки. Гнев? Стыд? – А тебе какое дело? – его голос прозвучал резче, чем он хотел.

Алиса наконец повернулась к нему. В ее глазах он прочитал не осуждение, а что-то похожее на усталую грусть. – Мне? Никакого. Просто… Береги себя, ладно? Выглядишь последние время как загнанный волк.

Она коснулась его руки, всего на секунду. От этого прикосновения по его коже пробежал ток. Он видел, как она сама чуть вздрогнула и тут же отдернула руку, будто обожглась.

В ее глазах мелькнуло то самое неуловимое понимание, та самая тоска из ниоткуда. Они стояли в сантиметрах друг от друга, и между ними висела вся их невысказанная история. Ему хотелось закричать. Схватить ее. Спросить, чувствует ли она это тоже.

Но тут подошел Алекс, обнял Алису за талию и поцеловал в висок. – Вы тут не подрались еще? – весело спросил он.

Алиса улыбнулась ему самой светлой улыбкой, какой никогда не улыбалась Марку. – Обязались бы. Твой лучший друг невыносим.

– Да уж, знаю, – рассмеялся Алекс. – Пойдем, Лиза хочет предложить тост.

Марк остался у стойки один, с двумя стаканами в руках и с ощущением ледяной пустоты внутри. Он снова построил свою стену. Кирпич за кирпичом. Одиночество. Глупая шутка. Легкость на подъем. Еще одна ночь с незнакомкой, которая забудет его имя к утру.

Он посмотрел вслед Алисе. Она шла, смеясь чему-то с Алексом, но ее плечи были чуть напряжены, а спина идеально прямая. Как у человека, который привык нести свой грудин молча и с достоинством.

Они были двумя полюсами одного магнита, обреченными на вечное притяжение и вечное отталкивание. И самое ужасное было то, что они помнили друг друга. Даже если никакой прошлой жизни не существовало.

Глава 2. Убежище «У Эмили» и нежданный гость

Университет был для Алисы не храмом науки, а крепостью, которую она отчаянно штурмовала каждый день. Пока одногруппницы обсуждали вечеринки и новых бойфрендов, перебирая яркие блузки перед лекциями, она лихорадочно перечитывала конспекты в перерыве между парами, считая минуты до того, как нужно будет бежать на подработку. Ее жизнь была расписана по минутам, как боевой план, и любое отклонение от графика грозило катастрофой.

Кофейня «У Эмили» была ее вторым домом, убежищем и тихой гаванью. Старомодная, с потертыми бархатными диванами цвета спелой вишни, запахом свежей выпечки, горького эспрессо и старого дерева. Запах, который она впитывала в себя с первым же вдохом, переступая порог, и который уносил с собой в конце дня, как невидимый armor против внешнего мира. Хозяйка, пожилая, но невероятно энергичная Эмили с седыми волосами, собранными в пучок, и в вечном переднике в мелкий цветочек, давно стала ей почти что бабушкой. Она не лезла с расспросами, но всегда подмечала малейшие перемены в ее настроении и могла молча поднести кружку горячего шоколада с зефиром, когда видела, что Алиса особенно бледна и напряжена.

– Опять на лекциях кормили сухомяткой? – ворчала она, протирая блестящую стойку. – Опять этот мальчик, Алекс, не догадался бутерброд передать? Красивый, а недогадливый. Мужчины все такие. – Он предлагал, – отмахивалась Алиса, завязывая фартук. – Я сама не взяла. Неудобно. – Гордость – не порок, голубка, но желудок потом мстит, – философски заключала Эмили. – Бери сэндвич с индейкой, я специально для тебя положила побольше авокадо.

Именно здесь, среди шипящих кофемашин, под тихую, меланхоличную музыку со старой виниловой пластинки, Алиса позволяла себе на минуту расслабиться и быть просто собой, а не бойцом на передовой. Здесь ее ценили не за оценки, не за силу духа и не за умение постоять за себя, а за то, что она никогда не путала заказы и умела идеально взбивать молочную пенку.

Однажды вечером, когда дождь уже сменился моросящей, колючей изморосью, превращающей огни города в размытые акварельные пятна, в кофейню вошел Марк. Он был один. На нем была темная, промокшая на плечах куртка, а на лице – привычная маска усталого безразличия, на этот раз казавшаяся особенно хрупкой.

Алиса замерла с подносом в руках, застигнутая врасплох у столика с клиентами. Он никогда не приходил сюда. Это было ее место, ее священная территория, где он был не к месту, как вспышка яркого, тревожного света в полумраке.

Он не сел, а подошел к стойке, оставляя на полированном полу мокрые следы от ботинок.

– Случайно забрел? – спросила она, стараясь, чтобы голос звучал ровно и обслуживающе-вежливо, как у хорошего бариста, а не как у человека, чье сердце внезапно заколотилось где-то в горле.

– Кофе был нужен. Крепкий, как твой характер, – он бросил на стойку мокрую двадцатку, не глядя на нее. Его взгляд скользил по полкам с сиропами, чаям, банкам с печеньем – куда угодно, только не на нее. – Ты тут и работаешь?

– А что? Не веришь, что я могу сама зарабатывать? – в ее голосе тут же, против ее воли, зазвучали стальные, оборонительные нотки. Его присутствие всегда включало в ней этот режим боевой готовности.

Марк вздохнул, устало потянулся за переносицу, и впервые за вечер посмотрел на нее прямо. Он выглядел измотанным, промокшим и по-собачьи несчастным. От этого взгляда что-то ёкнуло у нее внутри. – Перестань. Я просто спросил. Не ищи подвоха в каждом слове. Двойной эспрессо, пожалуйста. Чтобы не спать.

Пока она готовила кофе, ее руки действовали автоматически, но спина чувствовала его взгляд на себе – тяжелый, задумчивый. Он молча наблюдал за ее движениями – уверенными, точными, грациозными. Как она встряхивала турку, протирала паровую трубку, наливала ледяную воду в уже прогретый стакан. Это был целый ритуал, танец, который он невольно нарушил своим вторжением.

– Держи, – она поставила перед ним маленькую, толстостенную чашку, из которой тут же повалил густой, горьковатый пар. – Спасибо, – их пальцы снова едва соприкоснулись, и он резко отдернул руку, будто его ударило током. Помолчал, глядя на черную жидкость. – Как ты все успеваешь? Учеба, работа… Ты же как белка в колесе.

– А что делать? Ждать, пока принц на белом мерседесе прискачет и решит все мои проблемы? – она принялась с яростью вытирать и без того блестящую стойку, чувствуя, как на глаза наворачиваются предательские слезы от его неожиданной, простой человеческой заботы. – Мой принц, если ты не в курсе, давно развелся с моей мамой и благополучно забыл о моем существовании. Так что колесо мое, и бегать в нем – моя забота.

Она говорила это без жалости к себе, просто как констатацию факта. Именно это – ее стоицизм, ее отказ жаловаться – ранило его больше всего.

– Алекс бы помог, – тихо сказал Марк, наконец отпивая свой эспрессо одним глотком. – Он предлагал, я знаю. Он не из тех, кто скупится.

– Алексу я не нужна как проект по благотворительности! – резко парировала Алиса, и тряпка в ее руке замерла. – Я сама. Всегда сама. И мне не нужна его жалость, как, впрочем, и твоя. – Ее голос дрогнул, выдавая ее.

Он допил кофе до дна. Горький вкус идеально совпал с тем, что он чувствовал внутри. – Никто тебя не жалеет, Солнышко. Восхищаются. – Он встал, оставил на стойке купюру. – Сдачи не надо. Это не чаевые. Это за то, что ты самая упрямая и сильная женщина, которую я знаю.

– Я не нуждаюсь в твоих… комплиментах, – выдохнула она, чувствуя, как горит лицо.

– А я не нуждаюсь в твоих упреках, – он уже надевал куртку, резко дергая молнию. – Но мы же не всегда получаем то, что хотим, правда? Мир не крутится вокруг наших «хочу» и «не хочу».

И он ушел, оставив после себя запах мокрой кожи, горького кофе и невысказанных слов. Звонок над дверью прозвенел особенно злорадно.

Алиса осталась стоять за стойкой, сжимая в руке мокрую двадцатку. Он снова все испортил. Снова превратил ее тихую гавань в поле боя. Но почему-то в этот раз ей показалось, что за его колкостями скрывалось нечто большее. Что-то похожее на боль, такую же глубокую, как ее собственная. И эта мысль была пугающе соблазнительной.

Эмили вышла из подсобки, посмотрела на ее расстроенное лицо, потом на дверь, где только что исчез Марк, и вздохнула. – Принес дождя с собой, а унес покой. Знакомый почерк. Не водись с ним, голубка, он из тех, кто любит бури, а не тихие гавани.

Но Алиса уже не слышала. Она смотрела на мокрый след от его ботинок на полу, и этот след казался ей самым честным и самым печальным признанием за весь вечер.

Глава 3. Закат на причале и невысказанные слова

Идея съездить на выходные за город, на дачу к родителям Алекса, казалась гениальной. Просторный двухэтажный деревянный дом с резными ставнями, пахнущий сосной и прошлым летом; баня, от которой уже по воспоминаниям веяло дубовым веником и парным жаром; и озеро в пяти минутах ходьбы, черное и зеркальное в безветренную погоду – все это сулило долгожданную разрядку. После недели учебы, работы и городской суеты это было как глоток свободы.

Машины, набитые людьми, продуктами и гитарами, подъехали к крыльцу под вечер, когда солнце уже косилось длинными лучами сквозь чащу, окрашивая стволы берез в розовато-золотой цвет. Воздух был свежим, холодноватым и пьяняще-чистым после городской пыли.

Алиса вышла из машины, потянулась и глубоко вдохнула. Она чувствовала себя почти счастливой. Алекс тут же обнял ее за плечи, прижал к себе. – Нравится? Родители уехали, так что полный карт-бланш. Только мы и тишина. – Идеально, – улыбнулась она ему, и на секунду показалось, что все действительно может быть просто и хорошо.

Марк припарковался следом. Он вышел, зажмурившись от яркого света, и первым делом полез за сигаретой. Его взгляд скользнул по Алисе и Алексу, обнимающимися на фоне чудесного пейзажа, и он резко отвернулся, делая первую затяжку с каким-то почти злым наслаждением.

Лиза выпорхнула из пассажирского сиденья его машины, свежая и яркая, как бабочка. – Марк, не смоли тут, иди помоги вещи таскать! – скомандовала она, игриво хлопнув его по плечу. Он лишь флегматично подул дымом в сторону сосен.

Разговор, как водится, зашел о будущем. Алекс, подогретый алкоголем и общим настроением, с энтузиазмом стал рисовать картины их с Алисой жизни после ее выпуска. – Представляешь, – говорил он, обращаясь ко всем, но глядя на нее, – сначала махнем в Тайланд, на острова! Потом будем квартиру искать, с большой террасой, чтобы завтраки под солнцем есть. Может, даже собаку заведем! Какую-нибудь большую, хаски, например, чтобы с ней по утрам бегать!

Он смотрел на нее с такой обожающей, безусловной надеждой, что у Алисы сжалось сердце от внезапного и острого чувства вины. Она старалась улыбаться, кивать, но ее взгляд невольно уплывал к Марку. Тот сидел с каменным лицом, уставившись в огонь.

– А вы что, ребята? – Алекс ткнул в его сторону затушенным угольком от костра. – Когда вы уже официально с Лизой будете? А то она все намекает, что ты тянешь резину.

Лиза засмеялась притворно-возмущенным смешком и прижалась к Марку. – Да он боится ответственности, как черт ладана! Бегает от меня, как от огня. Все ищет что-то получше, наверное, – она сказала это с игривой укоризной, но в ее глазах промелькнула настоящая, незащищенная тревога.

Марк нервно усмехнулся, наконец переведя на нее взгляд. – Кто от кого бегает? Это ты от меня не отлипаешь. Наслаждайся моментом, чего ты вперед забегаешь? Сначала давай научимся в настоящем жить, а не в воздушных замках.

В его голосе прозвучала неприкрытая раздраженность, даже злость. Лиза надула губки, атмосфера на мгновение накалилась. Гитарист сбился с ритма.

– Ой, да ладно вам, – вмешалась Алиса, почувствовав необходимость потушить начинающийся пожар. Ее голос прозвучал чуть громче и веселее, чем нужно. – Все у вас будет. Вот у меня вообще планов громадье. Диплом защитить, карьеру построить, мир покорить. Замужество – это так, фон, – она сделала легкий, воздушный жест рукой, изображая беззаботную девушку.

Все засмеялись, напряжение немного спало. Марк поймал ее взгляд и улыбнулся едва заметной, уставшей, но понимающей улыбкой. «Спасибо», – сказал его взгляд. «Не за что», – ответил ее. В этот миг они снова были по одну сторону баррикады, против всех, против невыносимой правильности этого вечера.

Позже, когда компания разбрелась – кто в баню, кто досматривать фильм в гостиной, Алиса пошла к озеру. Ей нужно было побыть одной, чтобы ветер сдул с нее налипшую маску благополучия.

Луна, полная и холодная, отражалась в черной, почти неподвижной воде длинной дрожащей дорожкой. Тихо. Было слышно только собственное дыхание и редкие всплески рыбы где-то в глубине. Она стояла на старом, скрипучем причале и смотрела вдаль, чувствуя себя заложницей будто бы чужой жизни. Она любила Алекса. Искренне. Но это была спокойная, надежная, удобная любовь. Не та, что сжигает изнутри, заставляя чувствовать каждую клеточку своего тела, каждое нервное окончание. Не та, что заставляет полыхать от страсти и считать секунды до случайного прикосновения.

Сзади послышались шаги, хруст гравия перед причалом. Она обернулась – это был Марк. Он подошел к самому краю причала, руки в карманах, плечи напряжены. – Принцесса о чем приуныла? Вселенскую грусть изображаешь? – спросил он, но в его голосе не было привычной колкости, лишь усталая насмешка над самим собой.

– Мечтаю, чтобы меня все оставили в покое, – ответила она беззлобно, глядя на воду.

Он молча достал пачку сигарет, потряс ее, предлагая ей. Она, к своему удивлению, взяла одну. Он чиркнул зажигалкой, прикрыл огонь ладонью от несуществующего ветра, поднес к ее сигарете, потом к своей. Они курили молча, плечом к плечу, глядя на лунную дорожку, две одинокие фигуры в огромном, спящем мире.

– Красиво, – тихо сказал он после долгой паузы. Это было не колкостью, не шуткой. Просто констатация факта. Голос его без привычной защиты звучал глубже и мягче.

– Да, – согласилась она. – Жаль, что все не так просто, как в природе. Просто есть вода, небо, тишина. И нет… всей этой шелухи.

– А что сложного? – он повернулся к ней, и в лунном свете его черты казались резче, а глаза – темнее и глубже, бездонными. – Шелуху эту мы сами и создаем. Правила, обязательства, чужие ожидания.

– Все, – она посмотрела на него, и сигарета в ее руке слегка дрожала. – Ты. Я. Алекс. Лиза. Эта… невидимая стена между нами, которую мы сами и построили. Кирпичик за кирпичиком.

Он замер. В его глазах что-то вспыхнуло – осознание, боль, желание, – и погасло. Он сделал последнюю затяжку и бросил окурок в воду, где тот погас с тихим шипением. – Стены нужны, – хрипло произнес он, – чтобы не упасть в пропасть. Чтобы не сгореть.

– А может, они нужны, чтобы просто не сделать шаг? – прошептала она, и ее голос прозвучал так тихо, что его едва было слышно над водой.

Они смотрели друг на друга, и воздух между ними снова зарядился тем самым током, что сводил их с ума. Он медленно, будто против своей воли, поднял руку, чтобы отодвинуть прядь волос, которую ночной ветерок запустил ей в губы.

В этот момент с террасы дачи, далекой и ярко освещенной, донесся настойчивый, зовущий голос Лизы: – Марк! Где ты? Иди сюда, там Алекс такое рассказывает! Иди посмеемся!

Его рука замерла в сантиметре от ее лица, а затем резко, почти грубо, опустилась. Маска безразличия и бравады вернулась на его лицо, скрывая все, что было там секунду назад. – Иду! – крикнул он через плечо, голос снова стал громким и пустым. Потом снова посмотрел на Алису. – Не выдумывай пропастей, Солнышко. Их не существует. Есть только мы и наш выбор.

И он ушел, его шаги гулко отдавались по деревянным доскам, затем на гравие, а потом затихли на траве. Алиса осталась одна на причале с тлеющей сигаретой, которую уже не хотелось курить, и с ощущением, что они только что оказались в сантиметре от того, чтобы все разрушить, и в сантиметре от того, чтобы все обрести. И самое ужасное было то, что она не знала, чего хочет больше.

Глава 4. Голос разума с розовыми волосами

Сквер у университета был их традиционным местом встреч еще со школы. Убогие скамейки, окрашенные в унылый зеленый цвет, кривые дорожки, вытоптанные поколениями студентов, и вечно голубые, наглые голуби, выпрашивающие крошки. Здесь, за чашками отвратительного капучино из ближайшего автомата, они с Викой решали мировые проблемы и свои личные катастрофы.

Вика, лучшая подруга Алисы, была ее полярной противоположностью, ее внутренним голосом и миром, выкрашенным в кислотные тона. С ярко-розовыми волосами, собранными в два безумных хвоста, в косухе поверх рваной сетчатой майки и с татуировкой в виде изогнутого кинжала на ключице, она напоминала персонажа из киберпанк-аниме, забредшего в слишком унылую реальность. Она работала диджеем в самом модном клубе города и считала романтику и самопожертвование пережитком прошлого, психическим отклонением, которое срочно нужно лечить тяжелым битом и текилой.

Они сидели, зажатые между рюкзаками и папками, пытаясь залить стресс перед сессией обжигающей бурдой, которую автомат гордо называл «капучино». Вика с жестокостью профессионального палача разламывала на части черствый круассан.

– Значит, так, – отчеканила она, крошки летели во все стороны. – Ситуацию я изучила. Диагноз ясен и неутешителен. Твой парень – золотой человек. Не кентавр, не единорог, а именно золотой человек. Любит тебя, таскает на руках, смотрит на тебя как на икону, у него есть внятные, не идиотские планы на вас обоих. Его лучший друг – эмоционально нестабильный самец с синдромом Питера Пэна, который, судя по всему, в детстве упал с качели прямо на голову. Он готов “любить” все, что движется, чтобы не думать о том, что у него в черепной коробке, и строит из себя проклятого поэта-романтика. И ты мне хочешь сказать, что тебя, умницу и труженицу, тянет ко второму, сломанному варианту? Алис, ты с ума сошла? У тебя сессия последние мозги стрясла?

Алиса вздохнула, сминая в руках бумажный стаканчик. Он противно хрустел. – Я ничего не говорю. И ничего не происходит. Ты все сама придумала.

– Да потому что происходит у него со всеми подряд, кроме тебя! – фыркнула Вика, и ее карие глаза, подведенные жирным черным карандашом, сверкнули. – Он – ходячее саморазрушение в джинсах и куртке. Он тебя не спасет, он тебя в свою черную дыру затянет. Ты в своей и так нелегкой жизни хочешь еще и его, этого эмоционального вампира, на шею взять? Он тебя сожрет и даже не поперхнется. Из него пепел потом вытряхивать придется. И ты вместе с ним.

– Он не такой, – тихо, но с упрямой надеждой возразила Алиса, глядя на треснувший асфальт под ногами. – Ты его не видела… там, внутри. Он не злой. Он… потерянный. И ему также больно.

– Ой, милая, все мужики «потерянные»! – Вика откинулась на спинку скамейки, закинув ногу на ногу. Боевые сапоги на платформе грозили раздавить зазевавшегося голубя. – Одни – в своем величии, другие – в своем ничтожестве. Твой Марк успешно совмещает и то, и другое. Он играет в глубокого и непонятого, а сам просто боится взрослеть и брать на себя хоть каплю ответственности. Держись от него подальше. Цени Алекса. Цени стабильность. Цени человека, который принесет тебе суп, когда ты болеешь, а не будет часами рассказывать о экзистенциальной тоске вселенной, забыв спросить, как твои дела.

Алиса промолчала, сжимая в кармане куртки свой телефон. Она вспомнила его в кофейне – мокрого, уставшего, сказавшего «Я просто спросил». Вспомнила его взгляд на причале – беззащитный и настоящий. Слова Вики были как удар скальпелем – точные, безжалостные, болезненные и отрезвляющие. Она была права. На сто процентов права. Ее логика была безупречной.

Но почему же тогда ее сердце, эта глупая, нелогичная мышца, сжималось именно тогда, когда он смотрел на нее без своей привычной маски, с той самой щемящей, животной тоской? Почему его боль отзывалась в ней такой знакомой нотой, будто они были настроены на одну волну?

Вика, видя ее задумчивое лицо, смягчилась. Она ткнула ее локтем в бок. – Ладно, не кисни. Просто я тебя люблю, дурнушку, и не хочу, чтобы тебе было больно. Ты и так вся из себя сильная и независимая женщина, зачем тебе этот грузчик чужого эмоционального багажа? Выпей свою бурду и пойдем, пары скоро начнутся. Будешь корпеть над конспектами, забудешь про всех своих плохих мальчиков.

Алиса слабо улыбнулась и допила свой холодный, невкусный кофе. Она была благодарна Вике за ее прямоту. Но в глубине души она знала, что некоторые вещи не поддаются логике. Некоторые связи не объяснить словами. И самая страшная буря – это та, что бушевала не снаружи, а тихо и безнадежно – прямо у нее внутри.