Сказки Юлии Нориной. Часть 1. Чистая выдумка

Юлия Норина

Сказки Юлии Нориной. Часть 1. Чистая выдумка

1. Лазурная дева

Она стояла на набережной, облокотившись на холодный парапет, и наблюдала за пляжем, где в суете и смехе купальщиков звенело лето. Длинное платье цвета чистой лазури мягко струилось по её стройной фигуре, обнажая линию спины. Лёгкий ветер подхватывал рыжие волосы, и они вспыхивали в лучах солнца огненной волной. Девушка была босиком. Асфальт под палящим июльским солнцем раскалился так, что воздух дрожал маревом, но её ноги словно не чувствовали ни жара, ни холода.

Взгляд задержался на молодой семье. Женщина бережно намазывала плечи мужа кремом от загара, что-то шептала ему и, спрятав тюбик в пляжную сумку, легко коснулась его губ. Мужчина усмехнулся и лёг на живот. В этот момент к ним подбежали двое детей: мальчик лет восьми и девочка шести лет, с белокурыми кудряшками, сиявшими в солнце. Мать протянула мужу яркий надувной мяч, и тот передал его детям. В их простых жестах было столько тепла и счастья, что оторваться от этой сцены было невозможно.

– Вы похожи на русалку, – раздалось рядом.

Она медленно повернула голову и встретилась с карими глазами молодого человека. Он был красив для смертного: высокий, с крепким телом и золотистыми отблесками в русых волосах. В другом мире, будь она человеком, судьба, возможно, дала бы им шанс. Но здесь всё было иначе. Она промолчала и вновь обратила внимание на семью.

– Вы так пристально на них смотрите, – не сдавался юноша. – Знаете их?

– Нет, – тихо произнесла она, и в голосе прозвучала отстранённость.

– Тогда почему они вас так привлекают?

– Мне их жаль.

Он замер, поражённый странностью ответа. А она двинулась дальше по набережной, её шаги были плавны, словно она скользила над землёй. Юноша смотрел ей вслед, не в силах понять, чем же отличается эта рыжеволосая незнакомка. Белизной кожи? Невероятной глубиной голубых глаз, яркость которых казалась нереальной? Или грацией, в которой чувствовалась не танцовщица, а существо из иной стихии? Он не нашёл ответа.

Бросив последний взгляд на смеющуюся семью, он пожал плечами и пошёл своей дорогой. Не заметил лишь, как таинственная девушка остановилась у клумбы, наклонилась и поцеловала розу.

– Прощай, – прошептала она цветку.

Через полчаса дети, недавно игравшие с мячом, сорвали её лепестки. Цветок угас, как и должно было. А у предвестницы смерти скатилась по щеке одинокая прозрачная слеза.

***

Поздней ночью девочка вдруг почувствовала, что в комнате кто-то есть. Приоткрыв глаза, она увидела знакомый силуэт в голубом свете луны.

– Что ты здесь делаешь? – спросила она сонным, чуть дрожащим голосом. – Я видела тебя сегодня, когда мы были на пляже.

– Тебе пора, – тихо произнесла незнакомка и присела рядом на кровать. Ткань её лазурного платья зашелестела, как морская волна. – Меня прислали за тобой.

– А как же мама, папа и братик? – в глазах девочки блеснули слёзы. – Они ведь будут плакать…

– Да, – мягко кивнула рыжеволосая гостья. – Им будет больно и одиноко. Но они никогда тебя не забудут. А однажды вы обязательно встретитесь.

Девочка не колебалась: выбралась из-под одеяла, села на колени к таинственной женщине и крепко обняла её.

– Мне не будет больно? – тихо спросила она, прижавшись к груди незнакомки. – Я не люблю, когда больно… Я устала.

– Нет, я обещаю, – шепнула дева, гладя её по плечам. – Ты просто уснёшь. А там тебя уже ждут бабушка и дедушка.

– А Пушок? – девочка подняла голову. – Я так скучаю по нашему пёсику.

– Он очень обрадуется, когда снова тебя увидит, – в уголках губ женщины появилась печальная улыбка.

– Тогда… поцелуй меня, – попросила малышка и заглянула в её ярко-голубые глаза.

Лазурная дева наклонилась и мягко коснулась губами её белокурой макушки. Обняла крепче и тихо провела ладонью по голове ребёнка, словно убаюкивая.

***

Вадим проснулся рано, ещё до знойного раскалённого утра. Номер отеля наполнял запах соли и свежести – море было в десяти минутах ходьбы. «Надо пробежаться, пока солнце не превратило асфальт в сковородку», – решил он. Кроссовки, лёгкая майка, и вот он уже бежит по пустынной улице к тренажёрам под открытым небом. В планах – немного размяться и нырнуть в прохладные волны.

Но мысли то и дело возвращались к вчерашней встрече. Образ незнакомки в лазурном платье не отпускал. «Слишком красивая и слишком странная», – отметил он и, задумавшись, едва не врезался в бегущего навстречу спортсмена.

– Прости, друг! Задумался, – выдохнул Вадим.

– Ничего, бывает, – парень улыбнулся и продолжил бег.

Вадим тоже побежал дальше, но голова его была полна вопросов. Ноги сами завели в частный сектор. Дома с вывесками «Сдам комнату» теснились вдоль улицы. У одного забора стояла машина реанимации, вокруг толпились люди.

Любопытство сильнее осторожности. Он замедлил шаг и подошёл ближе. Водитель скорой, опершись о крыло машины, докуривал сигарету.

– Что случилось? – спросил Вадим.

– Девочка умерла, – устало ответил водитель. – Всего шесть лет… Легла спать – и не проснулась. Сердце. Мать её сейчас рвёт себя на части, не даёт тело забрать.

– Такое врагу не пожелаешь…

– Мы по несколько раз за день на такие вызовы ездим. Жара. Кого-то вытаскиваем, кого-то… нет, – водитель тяжело выдохнул дым и отвернулся.

Дверь дома распахнулась. Два санитара вынесли носилки с маленьким телом под белой простынёй. Следом вырвалась женщина. Её крик разрезал утренний воздух. Она бросалась к носилкам, билась в истерике. Муж пытался удержать её, сам не в силах сдерживать слёз. К ним прижался мальчик лет восьми, дрожащим голосом умоляя:

– Мамочка… прошу, успокойся…

Вадим стоял неподвижно. Его сердце забилось чаще: он узнал их. Та самая семья с пляжа. И тут в памяти всплыли слова загадочной незнакомки в лазурном платье: «Мне их жаль». Теперь он понял, о чём она говорила.

Он смотрел, как санитары закрыли двери машины, и та медленно тронулась. А он всё ещё не мог отвести взгляд от убитых горем родителей.

***

Вечером Вадим сидел на веранде небольшого бара. На столе перед ним тускло поблёскивал стакан виски, третий за последние полчаса. Алкоголь странным образом не затуманивал его голову – напротив, мысли были ясны, обострённые, словно он смотрел на мир сквозь увеличительное стекло. И все они снова и снова возвращались к тем событиям последних дней.

– Её звали Алиса, – раздался знакомый женский голос.

Он вздрогнул и поднял глаза. Перед ним стояла рыжеволосая красавица в длинном платье цвета лазури. Всё тот же взгляд, те же распущенные волосы, всё та же странная босая лёгкость, словно она едва касалась земли.

– Кого? – спросил Вадим, чувствуя, как по спине пробежал холодок.

– Девочку, которая не выходит у тебя из головы, – мягко произнесла она. – Она родилась с пороком сердца, жила в боли и страхе. Теперь всё кончилось. Она обрела покой.

Вадим молча смотрел на собеседницу. Догадка о том, кем она является, уже жила в его сознании. Он не знал, бояться ему или нет, и чего ждать дальше.

– Я не причиню тебе вреда, – сказала девушка и плавно опустилась на стул напротив.

– Кто ты? – голос его дрогнул.

– Ты и так знаешь ответ.

– Тогда зачем всё это? Почему ты говоришь со мной?

– Я наблюдала за тобой. Ты мне понравился.

– Как и за той семьёй? – в его голосе мелькнула горечь.

– Нет, – покачала головой дева. – Они для меня были лишь тенью судьбы. А ты – единственный, кто смог меня увидеть. Значит, у тебя есть дар. И именно он делает тебя уязвимым.

– Единственный? – Вадим резко выпрямился. – То есть все остальные думают, что я сижу и разговариваю сам с собой?

– Они видят только оболочку, – улыбнулась она. – Но не видят меня.

– Тогда как тебя называть?

– У меня много имён.

– И всё же… Что ты здесь делаешь? И почему мой дар так опасен?

Она замолчала на миг, и в её глазах отразилась тень воспоминаний.

– Твоя душа неспокойна, – заговорила она. – Внутри тебя слишком много вопросов, на которые нет ответов. Когда человек видит таких, как я, его разум постепенно рушится, а душа остаётся блуждать между мирами. Когда-то я тоже была смертной. У меня был дар – видеть мёртвых. Моя мать не смогла смириться и отдала меня в психиатрическую больницу. Там я испытала много боли… А потом пришёл он. Тот, кто спас меня. Он забрал меня и научил тому, что знал сам. Мы, такие как я, не принадлежим ни раю, ни аду. Чтобы не стать заблудшими, нам дают работу.

Она слегка улыбнулась, и её голос стал мягче:

– В детстве я прочла историю о женщине в лазурном платье, чей поцелуй предвещал смерть. Я выбрала её облик. Теперь ищу тех, кто заслуживает моего поцелуя. Мне всё равно – будь это убийца, ребёнок или цветок. Но я устала от одиночества. А теперь встретила тебя.

Сердце Вадима билось чаще. Страх странным образом сменялся тёплым спокойствием. Её слова звучали как признание и как приговор. Но он понял: бояться больше не нужно.

Она встала и подошла ближе. Её губы едва коснулись его щеки, оставив на коже лёгкий холодок, похожий на дуновение ветра. Потом она протянула руку.

– Идём, – сказала она. – У нас есть много работы.

***

У бара стояла реанимация. Возле одного из столиков, прямо на плиточном полу, лежал молодой парень. Реаниматологи торопливо работали, пытаясь вернуть его к жизни: уколы, кислородная маска, электрошок. Но всё было тщетно.

Водитель скорой, привыкший к чужой боли, вышел из машины и закурил. Он затянулся и смотрел, как тело парня осторожно поднимают на носилки.

– Что случилось? – спросила женщина, проходившая мимо с ребёнком за руку.

– Инфаркт, – коротко бросил водитель, выпуская струйку дыма.

– Такой молодой… – вздохнула она, прижимая сына к себе. И, не решившись задержаться дольше, поспешила прочь.

– Да уж, – пробормотал водитель едва слышно, глядя себе под ноги. – Уже второй медиум за сутки. Нашла себе и дочь, и мужа…

Он докурил сигарету до фильтра, бросил окурок под колёса и сел за руль. В зеркале заднего вида мелькнуло отражение. Там стояли трое: рыжая девушка в длинном платье цвета лазури, молодой мужчина атлетического сложения, а между ними, держа за руки обоих, маленькая девочка с белокурыми кудряшками.

2. Мурзик и Гаврюша

Селина удобно устроилась на толстой ветке раскидистого дуба и читала книгу, покачивая ногой в ожидании очередного посетителя. Дерево было древнее, с корой в трещинах и ветвями, распластавшимися над перекрёстком, который редко тревожили случайные путники. Те, кто приходил сюда, делали это с одной-единственной целью – заключить сделку и выпросить у судьбы десять лет исполнения своих желаний.

Под дубом мирно дремал пёс. «Мирно» – слишком слабое слово: это был исполин, в холке выше любого волка, длиной почти с телегу. Его шерсть густая, глаза – тёмные угли, а пасть с клыками, острыми как лезвия, могла напугать любого. Впрочем, увидеть его могли далеко не все. Для обычных смертных он был невидим, пока не приходил их час.

Он зевнул, обнажив зубы, и снова улёгся, положив морду на лапы. Этот зверь был не просто стражем. Он принадлежал Селине ещё с щенячьего возраста, и демоница относилась к нему с нежностью, что казалась почти человеческой. Она дала ему имя – Гаврюша, в честь архангела Гавриила, словно насмешка и привязанность в одном.

Но сон его прервал ветер. Он встрепенулся, поднял нос и жадно втянул воздух. Ветер нёс к ним запахи. Первый – пот, вперемежку со страхом. Мужчина. Без сомнений. Второй… Гаврюша дернул ушами, принюхался ещё раз – и нахмурился.

– Чёрт побери… кот, – прорычал он себе под нос.

– Хозяюшка, – уже громче сообщил пёс, приподнимаясь, – к нам идут.

Селина раздражённо загнула уголок страницы, чтобы не потерять место. Она только что добралась до самой захватывающей главы «Фауста». Вздохнув, захлопнула книгу и спрыгнула с ветки легко, как кошка.

– Ну и кто тут у нас? – протянула она, щурясь. – Новый клиент?

– Двое, – отозвался Гаврюша, облизнув клыки. – Человек… и кот.

– Кот? – Селина приподняла бровь. – Вот это новенькое…

На горизонте показался мужчина. Он шагал неуверенно, держа в руках большую переноску. Добравшись до середины перекрёстка, он поставил её на землю, достал из кармана небольшую коробочку, что-то в неё вложил и осторожно закопал в свежевырытую яму. Затем поднял руки и произнёс:

– Демон перекрёстка, явись ко мне!

Всё вокруг заволокло густым туманом. Холодные клубы стелились по земле, закручиваясь у ног мужчины. Он сглотнул, почувствовав, как страх пробирается внутрь. Сердце колотилось, лоб покрылся испариной, а ноги словно налились свинцом.

Через несколько секунд туман разошёлся. Перед ним стояла девушка – и от этого зрелище стало ещё более пугающим. Совсем юная на вид, будто подросток, в коротком розовом платье. Волосы – копна густых чёрных кудрей, губы пухлые, глаза – фиалковые, а личико нежное, в форме сердечка. Невинное создание, которому самое место на школьной вечеринке, а не на перекрёстке. И лишь маленькие, изящно закрученные рожки, едва выглядывающие из волос, выдавали её сущность.

– Чего пожелаете, сударь? – спросила демоница, улыбнувшись так обворожительно, что у неподготовленного человека могло закружиться в голове.

Мужчина поёрзал, потёр руки в перчатках и неловко показал на переноску:

– Я… э-э… тут это… От кота избавиться хочу.

Селина приподняла бровь. Она ожидала чего угодно: власти, славы, богатства, бессмертия. Но… кот?

– От кота? – уточнила она, с лёгким недоумением склонив голову набок. – И чем же он так прогневил хозяина?

– Да он не кот! – горячо воскликнул мужик. – Или кот, да только не обычный. Из вашей братии, небось!

Он шумно выдохнул и, уже не останавливаясь, заговорил быстро, сбивчиво, сжимая кулаки:

– Мы его с женой котёнком взяли, Мурзиком назвали. И вроде сначала всё как у людей – ел, спал, мурлыкал. А потом как понеслось!.. Скотину всю перевёл! Нашу, соседскую – не важно. Куры, утки, коровы… Вы видели когда-нибудь, чтоб кот корову загрыз? А я видел!

Глаза мужика налились ужасом, словно он и сейчас снова это переживал.

– Мы уж думали – бешенство. В клинику отвезли, врачи сказали: здоров, как бык. Ну, всей деревней решили – усыплять надо. Ветеринар шприц достал, так этот гад ему в глотку вцепился! Еле оторвали. Тот до сих пор с повязкой ходит. А Мурзик сбежал!

Мужчина выдохнул, но тут же продолжил, размахивая руками:

– Сосед Дмитрич тогда вызвался: «Давай я его в лес отнесу, к дереву привяжу, да и дробовиком хлопну». Мы согласились. Только он прицелился – осечка. В дуло полез смотреть… да палец на курке. Ну, в общем, хоронили мы Дмитрича. А кот – как ни в чём не бывало, верёвку перегрыз и домой.