Страшилки на один укус: Мы открылись

Артур Тон

Страшилки на один укус: Мы открылись

Предисловие

«Страх – самый эффективный яд. Он тих, невидим и для его принятия нужна всего одна доза… Всего один укус. Готовы ли вы его сделать?»

Один и тот же сон

Я открыл глаза. Снова. Над головой нависало все то же бурое небо, уродливо затянутое грязными, рваными облаками. Холодный ветер бил по изможденному лицу, трепал жирные, немытые пряди волос. Тело безвольно парило в пустоте, привычно ощущая бесконечное падение.

Внезапно – удар. Я врезался в одно из тех облаков. Мгновенно обдало леденящим ознобом. Кожа покрылась липкой, противной субстанцией, словно меня окунули в студенистую слизь.

Инстинктивно глянул вниз. Ничего не изменилось. Там, как и прежде, застыл каменный городок. Его гигантские, овальные дома, похожие на вздувшиеся каменные яйца, тянулись ввысь, к бурой мути неба. Скоро я смогу их коснуться. Песчаные улицы внизу сплетались в причудливый узор – то ли мертвый цветок, то ли забытая кем-то зловещая руна. Жителей пока не видел. Ни разу. Возможно, они прятались? А может это вообще не город.

– Эй! Рома! – гулко прозвучал мужской голос, раздаваясь одновременно со всех сторон.

Мир рухнул. В один миг исчезли и небо, и город, и ощущение падения. Передо мной возник Олег. Лысоватый, плотный мужик в застиранном сером комбинезоне. Старший смены. Добрый хоть и строгий.

– Ты что опять спишь?! – его голос был резким. – Какой раз за сегодня? Третий, я считаю!

Я ошарашенно огляделся. Лежал в куче пустых, смятых картонных коробок. Точно… Совсем забыл. Должен был перетащить эту макулатуру на другой конец склада. Но силы изменили. Уснул. В последнее время это случалось все чаще. Проклятый кошмар, преследующий меня уже целую неделю. Из-за него – ни сна, ни покоя. Всегда одно и то же! Падаю и падаю. Без конца.

И с каждым разом – все ниже.

– Эй, приятель! Ты опять там в отключке? – Олег наклонился.

Потом я почувствовал тупой толчок в бок – он подтолкнул меня ногой.

– С тобой все нормально?

Я лишь слабо кивнул. Нет ни сил, ни желания отвечать. Голова гудела от недосыпа.

– Не хочешь говорить – не надо, – буркнул Олег. – Только работу свою, будь добр, выполняй.

Он ушел, оставив меня наедине с давящей усталостью и назойливым эхом кошмара, уже подползавшим к краю сознания.

Несколько часов спустя смена, наконец, закончилась. Я выжал из себя все соки, но не уснул. Хоть какая-то победа.

Теперь сижу за кухонным столом. В окне догорал багровый закат. В потрепанный блокнот дрожащей рукой выводил мысли, пытаясь зафиксировать сонный бред. Домой пришел поздно. Пропустил остановку. Уснул в автобусе. Теперь внутри поселился настоящий страх. Панический. Я боялся сомкнуть глаза. Приснился тот же кошмар. На этот раз я был уже у самой поверхности. Совсем чуть-чуть оставалось. Разглядел город детальнее. Ни единой живой души. Лишь пустые, засыпанные серым, мелким песком улицы. Но было жуткое, необъяснимое ощущение. Ощущение пристального взгляда в спину. Оттуда, из темных глазниц круглых окон. Из глубин каменных домов…

Глубокая ночь. Я стою перед зеркалом в ванной. Отражение смотрело на меня запавшими, воспаленными глазами. Темные синяки под ними. Болезненно бледная, почти серая кожа. Призрак.

Плеснул ледяной воды в лицо. Вышел в зал. Опустился на диван. Моргнул.

И когда веки поднялись, захламленная комната исчезла. Я снова падал. Уже пролетал мимо верхушек самых высоких каменных домов, их гладкие, овальные стены проносились в периферийном зрении.

«Ну да ладно… – мелькнула сонная, покорная мысль. – Главное… хоть посплю…»

Спустя несколько дней полиция обнаружила тело Романа. Соседка с нижнего этажа вызвала их, не выдержав тяжелого, сладковатого смрада, просочившегося через вентиляцию. То, что они увидели в его маленькой квартире, повергло даже видавших виды оперативников в оцепенение. Тело молодого человека было страшно искорежено. Почти все кости сломаны, раздроблены, торчали из разорванной плоти под нелепыми углами. Казалось, он рухнул с большой высоты.

Под кроватью кто-то скребётся

Юный Стёпа вжался в подушку, съёжившись под одеялом. Уже третью ночь подряд ему чудилось, что в спальне он не один.

Первая ночь. Стук в окно. Легкий, но настойчивый, будто кто-то осторожно постукивал ногтем по стеклу. Ветка? Невозможно – он жил на десятом этаже.

Вторая ночь. Приоткрытая дверца шкафа, из которой, как ему казалось, за ним следили. Мальчик точно закрывал её накануне.

А сейчас…

Скр-р-реб… скр-р-реб…

Звук раздавался прямо под кроватью. Медленный, будто кто-то осторожно водил когтями по дереву.

Стёпа сглотнул. Сердце колотилось так громко, что, казалось, оно его слышит.

– Па-а-а-па! – вырвалось у него хриплым шепотом, но тут же он вдохнул полной грудью и закричал: – ПАПА!

Спустя несколько секунд дверь в спальню распахнулась, и на пороге возник сонный отец в нелепой пижаме.

– Что случилось? – голос его был хриплым от сна, но в нём тут же прорвалась тревога. Он щёлкнул выключателем, заливая комнату жёлтым светом. – Стёпа, ты в порядке?

Мальчик вынырнул из-под одеяла, бледный, с широкими от ужаса глазами.

– Монстр… – прошептал он, и голос его дрожал, как лист на ветру.

Отец тяжело вздохнул, напряжение в плечах понемногу спало.

– Опять? – он провёл ладонью по лицу. – И где на этот раз?

– Там… – Стёпа дрожащим пальцем указал под кровать.

Мужчина молча взял фонарик с тумбочки, присел на корточки и осветил пространство под кроватью. Пыль, пара забытых игрушек – ничего необычного.

– Всё чисто, – твёрдо сказал он, поворачиваясь к сыну.

– Точно…?

– Хочешь, сам посмотри?

Стёпа лишь помотал головой, вцепившись в край одеяла.

– Ладно. Тогда спи. А я пойду.

Мальчик не хотел, чтобы отец уходил, но понимал, что должен быть таким же храбрым.

– Хорошо…

Отец выключил свет. В комнате остался гореть лишь ночник, отбрасывающий мягкие оранжевые тени.

Стёпа медленно опустился на подушку, закрыл глаза…

И тут – холодная, липкая капля упала ему на лоб.

Мальчик резко распахнул веки – и сердце его остановилось.

На потолке, распластавшись, как паук, висело оно.

Огромная голова. Без ног и тела. Лишь человеческое лицо. Но искажённое до неузнаваемости. Слишком широкое. Слишком много волдырей, неровно рассыпанных по липкой, бледной коже. В глубине глазниц угадывались крохотные чёрные глазки. Из развороченного лба торчали тонкие, скрюченные пальцы, цепко впившиеся в потрескавшуюся штукатурку. А из виска, будто проросшая сквозь кость, высовывалась крохотная ручонка.

Её пальчик медленно поднялся к перекошенному рту.

«Тсссс…»

Зеркало

Уже полгода, как у Нины появился свой вечерний ритуал. Она дожидалась, когда последний сотрудник театра скроется за тяжелой дверью, и в опустевших залах воцарялась тишина. Лишь тогда девушка позволяла себе то, ради чего и оставалась – репетировать. Но всегда – только после того, как будет закончена уборка.

Сцена была ее детской мечтой, самой яркой и несбыточной. Жизнь распорядилась иначе, но театр Нина все же покорила. Пока что – шваброй и тряпкой, но это были лишь временные мелочи. Она верила, что однажды главный режиссер заметит ее игру. И обязательно примет в труппу. На любую роль. Без разницы. Хоть деревом, что стоит на сцене безмолвно и недвижимо.

Закончив мыть полы, девушка направилась в гримерку главной примы. Там ее ждало большое старинное зеркало в резной раме, купленное недели три назад на блошином рынке. Оно было в человеческий рост и казалось порталом в иной мир.

Нина машинально взяла со столешнице сценарий, пролистала и отложила. Все пьесы знала наизусть. С легкой дрожью она подошла к зеркалу. На его раме, висела записка: «Пожалуйста, не трогать и не открывать».

Девушка, как всегда проигнорировала предупреждение, откинула деревянные створки… и замерла. Прищурилась. Зеркало было одновременно прекрасным и пугающим: причудливая вязь символов, инкрустированные разноцветные камни, которые мерцали в тусклом свете.

Ее беспокойство было не беспочвенным. С момента появления этого артефакта Нине казалось, что ее отражение живет собственной жизнью. То оно улыбалось, когда она играла трагедию, то вдруг подмигивало. Становилось жутко, но ничего поделать было нельзя – перед этой таинственной поверхностью Нина играла лучше, чем когда-либо.

«Просто усталость», – отмахнулась девушка от тревожных мыслей и, глубоко вздохнув, начала репетицию.

В этот вечер, закончив сложный монолог, Нина хотела было отойти за водой, но вдруг застыла на месте. Мышцы не слушались. Она посмотрела в зеркало и почувствовала, как ледяной ужас сковывает тело. Ее двойник широко и неестественно ухмылялся.

Затем он медленно поднял руку и сжал ладонь в кулак, оставив торчать один указательный палец. Нина, против своей воли, точь-в-точь повторила жест. Она пыталась сопротивляться, кричать – но была лишь пленницей собственного отражения. В ее глазах застыли страх и беспомощность.

Двойник другой рукой схватил выставленный палец…

И прозвучал голос. Ее голос, но искривленный, полый, как скрежет по стеклу.

– Теперь моя очередь…

Раздался отвратительный, мокрый хруст.

Туманность

На заброшенном холме, в сумраке забытой обсерватории, Регина, прильнув к окуляру, вглядывалась в бездны космоса. Ее проводником в этот ночной час был чудом уцелевший древний четырехметровый телескоп. Хрусталь его линз, помутневший от времени, все еще оставался вратами в непостижимое.

По субботним вечерам она приходила сюда, чтобы до самого рассвета, с трепетным восхищением, любоваться звездным полотном, раскинувшимся над спящим миром.

В тот вечер дрожащий взор телескопа уловил на задворках Млечного Пути, одинокое шаровое скопление – призрачный сгусток света, плывущий в пустоте.

«Невероятно! – мысленно воскликнула Регина. – Все звезды такие молодые…»