
Полная версия

Артур Тон
Страшилки на один укус: Мы открылись
Предисловие
«Страх – самый эффективный яд. Он тих, невидим и для его принятия нужна всего одна доза… Всего один укус. Готовы ли вы его сделать?»
Бесконечное падение
Я открыл глаза. Снова. Над головой нависало все то же бурое небо, уродливо затянутое грязными, рваными облаками. Холодный ветер бил по изможденному лицу, трепал жирные, немытые пряди волос. Тело безвольно парило в пустоте, привычно ощущая бесконечное падение.
Внезапно – удар. Я врезался в одно из тех облаков. Мгновенно обдало леденящим ознобом до костей. Кожа покрылась липкой, противной субстанцией, словно меня окунули в студенистую слизь.
Инстинктивно глянул вниз. Ничего не изменилось. Там, как и прежде, застыл каменный городок. Его гигантские, овальные дома, похожие на вздувшиеся каменные яйца, тянулись ввысь, к бурой мути неба. Скоро я смогу их коснуться. Песчаные улицы внизу сплетались в причудливый узор – то ли мертвый цветок, то ли забытая кем-то зловещая руна. Жителей пока не видел. Ни разу. Возможно, они прятались? А может это вообще не город.
Знал лишь одно: с каждым падением, я был все ближе и ближе к этой причудливой поверхности.
– Эй! Рома! – гулко прозвучал мужской голос, раздаваясь одновременно со всех сторон.
Мир рухнул. В один миг исчезли и небо, и город, и ощущение падения. Передо мной возник Олег. Лысоватый, плотный мужик в застиранном сером комбинезоне. Старший смены. Добрый хоть и строгий.
– Ты что опять спишь?! – его голос был резким. – Какой раз за сегодня? Третий, я считаю!
Я ошарашенно огляделся. Лежал в куче пустых, смятых картонных коробок. Точно… Совсем забыл. Должен был перетащить эту макулатуру на другой конец склада. Но силы изменили. Уснул. В последнее время это случалось все чаще. Проклятый сон! Нет, скорее, кошмар, преследующий меня уже целую неделю без передышки. Из-за него – ни сна, ни покоя. Всегда одно и то же! Падаю и падаю. Без конца.
И с каждым разом – все ниже. Ниже.
– Эй, приятель! Ты опять там в отключке? – Олег наклонился.
Потом я почувствовал тупой толчок в бок – он подтолкнул меня ногой.
– С тобой все нормально?
Я лишь слабо кивнул. Говорить не было ни сил, ни желания. Голова гудела от недосыпа.
– Не хочешь говорить – не надо, – буркнул Олег. – Только работу свою, будь добр, выполняй.
Он ушел, оставив меня наедине с давящей усталостью и назойливым эхом кошмара, уже подползавшим к краю сознания.
Несколько часов спустя смена, наконец, закончилась. Я выжал из себя все соки, но не уснул. Хоть какая-то победа.
Теперь сижу за кухонным столом. В окне догорал багровый закат. В потрепанный блокнот дрожащей рукой выводил мысли, пытаясь зафиксировать сонный бред. Домой пришел поздно. Пропустил остановку. Уснул в автобусе. Теперь внутри поселился настоящий страх. Панический. Я боялся сомкнуть глаза. Приснился тот же кошмар. На этот раз я был уже у самой поверхности. Совсем чуть-чуть оставалось. Разглядел город детальнее. Ни единой живой души. Лишь пустые, засыпанные серым, мелким песком улицы. Но было жуткое, необъяснимое ощущение. Ощущение пристального взгляда в спину. Оттуда, из темных глазниц круглых окон. Из глубин каменных домов…
Глубокая ночь. Я стою перед зеркалом в ванной. Отражение смотрело на меня запавшими, воспаленными глазами. Глубокие синяки под ними. Болезненно бледная, почти серая кожа. Призрак.
Плеснул ледяной воды в лицо. Вышел в зал. Опустился на диван. Моргнул.
И когда веки поднялись, захламленная комната исчезла. Я снова падал. Уже пролетал мимо верхушек самых высоких каменных домов, их гладкие, овальные стены мелькали в периферийном зрении.
«Ну да ладно… – мелькнула сонная, покорная мысль. – Главное… хоть посплю…»
Спустя несколько дней полиция обнаружила тело Романа. Соседка с нижнего этажа вызвала их, не выдержав тяжелого, сладковатого смрада, просочившегося через вентиляцию. То, что они увидели в его маленькой квартире, повергло даже видавших виды оперативников в оцепенение. Тело молодого человека было страшно искорежено. Почти все кости сломаны, раздроблены, торчали из разорванной плоти под нелепыми углами. Казалось, он рухнул с большой высоты.
Под кроватью кто-то скребётся
Юный Стёпа вжался в подушку, съёжившись под одеялом. Уже третью ночь подряд ему чудилось, что в спальне он не один.
Первая ночь. Стук в окно. Легкий, но настойчивый, будто кто-то осторожно постукивал ногтем по стеклу. Ветка? Невозможно – он жил на десятом этаже.
Вторая ночь. Приоткрытая дверца шкафа, из которой, как ему казалось, за ним следили. Мальчик точно закрывал её накануне.
А сейчас…
Скр-р-реб… скр-р-реб…
Звук раздавался прямо под кроватью. Медленный, будто что-то осторожно водило когтями по дереву.
Стёпа сглотнул. Сердце колотилось так громко, что, казалось, оно его слышит.
– Па-а-а-па! – вырвалось у него хриплым шепотом, но тут же он вдохнул полной грудью и закричал: – ПАПА!
Спустя несколько секунд дверь в спальню распахнулась, и на пороге возник сонный отец в нелепой пижаме.
– Что случилось? – голос его был хриплым от сна, но в нём тут же прорвалась тревога. Он щёлкнул выключателем, заливая комнату жёлтым светом. – Стёпа, ты в порядке?
Мальчик вынырнул из-под одеяла, бледный, с широкими от ужаса глазами.
– Монстр… – прошептал он, и голос его дрожал, как лист на ветру.
Отец тяжело вздохнул, напряжение в плечах понемногу спало.
– Опять? – он провёл ладонью по лицу. – И где на этот раз?
– Там… – Стёпа дрожащим пальцем указал под кровать.
Мужчина молча взял фонарик с тумбочки, присел на корточки и осветил пространство под кроватью. Пыль, пара забытых игрушек – ничего необычного.
– Всё чисто, – твёрдо сказал он, поворачиваясь к сыну.
– Точно…?
– Хочешь, сам посмотри?
Стёпа лишь помотал головой, вцепившись в край одеяла.
– Ладно. Тогда спи. А я пойду.
Мальчик не хотел, чтобы отец уходил, но понимал, что должен быть таким же храбрым.
– Хорошо…
Отец выключил свет. В комнате остался гореть лишь ночник, отбрасывающий мягкие оранжевые тени.
Стёпа медленно опустился на подушку, закрыл глаза…
И тут – холодная, липкая капля упала ему на лоб.
Мальчик резко распахнул веки – и сердце его остановилось.
На потолке, распластавшись, как паук, висело оно.
Огромная голова. Без ног и тела. Лишь человеческое лицо. Но искажённое до неузнаваемости. Слишком широкое. Слишком много волдырей, неровно рассыпанных по липкой, бледной коже. В глубине глазниц угадывались крохотные чёрные глазки. Из развороченного лба торчали тонкие, скрюченные пальцы, цепко впившиеся в потрескавшуюся штукатурку. А из виска, будто проросшая сквозь кость, высовывалась крохотная ручонка.
Её пальчик медленно поднялся к перекошенному рту.
«Тсссс…»