Мася & Вася

Вячеслав Автор

Мася & Вася

Хорошая имитация – это тоже искусство. Особенно если на нём можно заработать.

1 

Скрип старого дивана идеально попадал в ритм Васиного пыхтения. Этот звук был саундтреком их супружеского долга – монотонным, предсказуемым и давно лишённым всякой музыки. Маша лежала под ним, уставившись в потолок, и изучала трещинку на побелке, похожую на карту Уральских гор.

Тело над ней – тяжёлое, потное, знакомое до последней складки на боках – двигалось, как старый паровоз, пыхтя, поскрипывая и выпуская пар вперемешку с запахом вчерашнего ужина. Пых-скрип. Пых-скрип. Казалось, ещё немного – и он оглушительно гуднёт, выпуская финальное облако прямо ей в лицо. Маша лениво перевела взгляд на свои руки. Ногти. Однозначно к Ирке завтра, этот облупившийся лак – просто позорище.

– Нгх-кхм… – донеслось сверху.

«Так, отчёт для Ленского, – мысленно поставила она галочку, – надо до обеда сдать, а то у него опять рожа будет, будто ему в борщ насрали».

Вася вдруг замер, издал звук, средний между стоном удовольствия и предсмертным хрипом моржа, и обмяк. Маша с артистизмом МХАТа на минималках подыграла: протяжно выдохнула «а-а-ах» и даже изобразила лёгкую судорогу в ноге. Профессионализм не пропьёшь.

Он перекатился с неё, как мешок с картошкой, и с довольным кряхтением уставился в темноту.

– Ну что, Мась? Нормально сегодня? – его голос был усталым и удовлетворённым.

– О, да, Вась, – проворковала Маша, нащупывая на полу трусы, – я аж два раза кончила. Просто улетела.

Пока он переваривал эту наглую ложь, её мозг пронзила настоящая, неподдельная паника. «Блядь! Таблетка! Я её выпила или только собиралась?! Чёрт, чёрт, чёрт, надеюсь, пронесёт…»

Свет от экрана телевизора выхватил из темноты его жующий профиль; Вася уже нашёл пульт и прихватил с тумбочки бутерброд. «Манчестер Юнайтед» против «Ливерпуля» – это святое. Важнее любых оргазмов, тем более мнимых.

Маша молча побрела в душ – смывать с себя этот унылый вечер…

Под безжалостным светом лампочки в ванной компромиссов не существовало. Маша оглядывала себя в зеркале, как вражескую территорию, требующую немедленной зачистки.

Она сжала пальцами валик на животе – свой персональный спасательный круг, который спасал её разве что от голодной смерти в теории. Затем подцепила грудь, пытаясь вернуть ей хотя бы намёк на вертикальное положение. В юности они торчали, как две кнопки запуска ракет, а теперь… Она отпустила её, наблюдая, как та бессильно опала.

– Бабушка с курагой, – констатировала Маша шёпотом, обращаясь к отражению.

Развернувшись, она оценила тылы.

– Блядь, опять! – вырвалось у неё.

Прыщи на жопе в сорок два года – это даже не смешно, это, сука, экзистенциально. Схватив флакон с лосьоном, она принялась тереть их с остервенением, будто пыталась стереть сам факт их существования.

Наконец, приблизившись к зеркалу вплотную, она начала главный ритуал вечера. Сначала – звериный оскал, проверка переднего зуба на предмет какой-то воображаемой тёмной точки. Затем – высунутый язык, как на приёме у врача, который сам себе ставит диагноз. И, наконец, апофеоз – она впилась ногтями в подбородок, выдавливая угри с сосредоточенностью сапёра, обезвреживающего минное поле.

Её миссию прервал грубый стук в дверь, от которого она вздрогнула.

– Мась, ты скоро?! – донёсся из-за двери приглушённый, но требовательный голос Васи. – Мне приспичило, пиздец! – Его голос сопровождался требовательной чечёткой тапок по коридорному линолеуму.

Маша замерла, глядя на своё красное, пятнистое лицо в зеркале. Сапёр провалил задание. Она устало вздохнула и крикнула в сторону двери:

– Сейчас, подожди секунду! Трусы хоть надену!

***

Комната тонула в синеватом мерцании телевизора, где очередная «Богиня шопинга» с визгом примеряла туфли из кожи питона. Этот визг служил идеальным аккомпанементом для чтива, в которое погрузилась Маша. На экране планшета брутальный герцог Рафаэль как раз прижимал к стене замка трепещущую цветочницу Амелию. Строчки были липкими и сладкими, как перезревший персик.

Маша читала, и её свободная рука, будто живя своей жизнью, скользнула под резинку домашних шорт. Герцог шептал Амелии что-то про «сладкий бутон её невинности», а из телевизора доносилось истошное: «Мариночка, этот клатч – просто космос!».

Пальцы нащупали знакомую точку и принялась делать то, о чём не говорят в приличном обществе, но что иногда делают все, пока никто не видит. Никакой невинности. Никаких, блядь, бутонов. Просто поиск кнопки, отвечающей за минутное забвение. Она закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться на герцоге Рафаэле, но в голову лезли то Ленский с его рожей, то прыщи на собственной заднице, то пронзительный голос ведущей из телевизора. Это был не акт страсти, а работа. Упрямая, монотонная работа по добыче эндорфинов из уставшего, сорокадвухлетнего тела. Но ничего не выходило. Под пронзительный голос ведущей, Маша в бешенстве от собственного бессилия отшвырнула планшет.

Звук телевизора нарушал только богатырский храп Васи. Вибрация его храпа, казалось, сотрясала сам матрас. Маша повернулась и уставилась на его спину – широкую, потную, с островком жёстких чёрных волос между лопаток. «Господи, где были мои глаза семь лет назад?» – пронеслось в голове.

И эта мысль, острая и злая, нашла выход в простом действии. Маша замахнулась и с силой шлёпнула его ладонью по этой самой спине.

Вася дёрнулся и с хрюканьем развернулся. Сонные, ничего не понимающие глаза уставились на неё.

– А? Что? Что случилось?

Маша посмотрела на него в упор. Её голос был ледяным и спокойным.

– Ничего. Спи. Комар.

Вася моргнул, его сонный мозг пытался обработать информацию. Он снова лёг, но сон уже ушёл. Его взгляд, ещё мутный, скользнул по её фигуре, остановился на ногах, на полоске кожи над резинкой шорт. Он почесал затылок, и на его лице расплылась кривоватая, сонная и похотливая улыбка.

– Мась… а Мась… Иди-ка сюда…

«Блядь. Опять, – пронеслось в голове. – Господи, сделай так, чтобы он стал импотентом. Прямо сейчас. Я за это даже в церковь схожу».

Но бог был, очевидно, занят. Вася взял её за плечо, развернул, как непослушную куклу, и без лишних слов поставил на колени у края кровати. Он пристроился сзади, как к удобному станку.

Её взгляд упёрся в выцветший цветастый ковёр на стене. Узоры на нём то расплывались, то сжимались в точку. Тело двигалось в его ритме, а в уши, лезла бодрая песня с какого-то запоздалого концерта по телевизору. Голос Расторгуева, полный неподдельного патриотизма, вещал из динамиков: