3896 дней тишины

Николай Шахтуров

3896 дней тишины

Глава 1: День, которого не было

Последний день старого мира начался с идеального утра. Солнце сентября 2025 года щедро заливало светом спальный район Москвы, играя бликами на стеклах панельных многоэтажек. Воздух был прохладным, свежим, пахнущим опавшей листвой и далеким, едва уловимым дымком от костров где-то на дачах – обычный, ничем не примечательный осенний день.

Виктория почти бежала к школе, укутавшись в мягкий, объемный шарф цвета спелой вишни. В ушах у нее трещали на полную громкость новые вайбер-биты любимой инди-группы, а в рюкзаке, помимо учебников, лежала коробка домашний бисквит кастелла, которые она с мамой пекла прошлым вечером. Сегодня был день ее рождения. Не официальный, с гостями и тортом, а тот, настоящий, который она договорилась отметить с Артёмом. Только они двое.

Она поймала себя на том, что улыбается как дура, глядя на свое отражение в витрине магазина. Семнадцать лет. Казалось, целая жизнь впереди. Учеба, сессии в универе, путешествия… Артём. Всегда Артём. Они познакомились год назад на городской олимпиаде по истории. Он, сын премьер-министра, скучающе щелкавший ручкой, и она, взъерошенная отличница из обычной школы, которая осмелилась с ним спорить о причинах Бородинской битвы. Он смотрел на нее тогда не свысока, а с искренним интересом. Их любовь родилась тихо, втайне от папарацци и гиперопеки его родителей. Она была их личной, хрупкой и самой ценной тайной.

В школе царила привычная пре выходная суматоха. Одноклассники обсуждали предстоящие концерты, новые релизы виар-игр и вчерашние стримы. Учителя были чуть более нервными и рассеянными, чем обычно. На географии кто-то из задних рядов прокрутил новостную ленту с заголовками о новом витке напряженности на границах, но учительница, Мария Ивановна, лишь вздохнула: «Опять эти политики друг друга пугают. Дети, давайте лучше о климате Австралии». Мир за окном казался таким же далеким и нереальным, как и всегда.

На перемене Вика ждала его у огромного окна на третьем этаже, откуда был виден главный вход. И вот он появился. Артём. Не в строгом костюме, как его иногда привозили на официальные мероприятия, а в своих привычных темных джинсах, простой черной толстовке и с рюкзаком, перекинутым через одно плечо. Он что-то говорил по умным-часам, его лицо было серьезным, почти хмурым. Но потом он поднял голову, увидел ее в окне, и его лицо озарила такая теплая, такая искренняя улыбка, что у Вики перехватило дыхание. Все его напускное спокойствие и взрослость мгновенно испарились, и он стал просто Артёмом. Ее мальчиком.

Они нашли тихий уголок в конце пустынного коридора, за спортивным залом.

– С днем рождения, – он прошептал, оглядываясь по сторонам, и сунул ей в руки маленький, тщательно упакованный сверток.

Внутри лежал старый, потрепанный томик Цветаевой. На первой странице было написано: «Марине – от современника, который ее не достоин. 1927».

– Боже, Артем… Это же…

– Да, – он кивнул, счастливый ее реакцией. – Первое издание. Папа вечно твердит о важности истории. Вот я и приобщаюсь. Думаю, Марина Ивановна была бы не против.

Она прижала книгу к груди, чувствуя, как щеки горят. Он всегда находил такие подарки. Не самые дорогие, но самые пронзительные.

– Спасибо. Это самое лучшее.

– Это еще что, – он заговорщицки улыбнулся. – Жди вечера. В восемь у фонтана. У меня все готово.

Их пальцы сплелись всего на секунду, крадучись, украдкой. Этого было достаточно. Этого хватило, чтобы зарядиться его энергией, его уверенностью до самого конца уроков.

Тем временем мир за стенами школы постепенно сходил с ума. Новостные ленты на смартфонах учеников начинали пестреть все более тревожными заголовками. «Переговоры сорваны», «Введены санкции», «Корабли ВМФ меняют дислокацию». Но кто читает новости на уроках? Из динамиков доносились обрывки фраз: «…экстренное заседание…», «…приняты беспрецедентные меры…». Все это тонуло в общем гуле, в смехе, в спорах о предстоящих контрольных.

Последний урок – английский, который вела ее мама, Анна Сергеевна. Вика ловила себя на том, что не слушает объяснения, а смотрит в окно на безоблачное небо и думает о восьми часах вечера. Мама заметила ее рассеянность и строго посмотрела поверх очков, но потом смягчилась и улыбнулась. Она знала про Артёма. И одобряла. «Главное, чтобы он тебя ценил, а кто его родители – неважно», – говорила она.

Звонок с последнего урока прозвучал как гимн свободе. Ребята с криками и смехом повалили из классов. Вика собирала вещи, договариваясь с подругой о совместном проекте на следующую неделю. Они строили планы. Планы, которым не суждено было сбыться никогда.

Артём ждал ее у выхода. Он снова был серьезен.

– Вика, мне надо ненадолго заехать к отцу в администрацию. Какие-то срочные дела. Не долго. Обещаю. В восемь я буду у фонтана. Жди меня.

– Конечно, я подожду, – улыбнулась она. – Только не опаздывай.

Он кивнул, его взгляд на секунду задержался на ее лице, как будто пытаясь запечатлеть каждую черточку. Потом он наклонился и, быстро оглянувшись, поцеловал ее в щеку. Тепло его губ жгло ее кожу даже после того, как он отстранился.

– До вечера, – сказал он и повернулся, чтобы уйти.

Она смотрела ему вслед, пока он не скрылся за углом, где его уже ждал тот самый длинный, неброский, но очевидно дорогой автомобиль с тонированными стеклами. Ей почему-то стало чуть-чуть тревожно. В его глазах было что-то непривычное – тень, напряжение. Но она отмахнулась. Вечно его отец с этими своими «срочными делами».

Она пошла домой пешком, наслаждаясь последними теплыми лучами. Город жил своей обычной жизнью. Гудели машины, спешили люди, в кафе звенела посуда. Она купила по дороге мамины любимые пирожные, чтобы сделать ей сюрприз. Дома пахло ванилью и уютом. Папа, Иван, уже вернулся с работы и смотрел телевизор, комментируя действия правительства. Мама готовила ужин.

– Ну как, именинница, планы на вечер? – подмигнул отец.

– Да так, погулять немного, – сдержанно улыбнулась Вика, поднимаясь в свою комнату.

Она переоделась, долго выбирая платье. Надела то самое, синее, в котором он сказал, что она похожа на небо в ясный день. Посмотрела на часы. Было без пятнадцати семь. Она отправила ему сообщение: «Встречаемся у фонтана? 20:00? ». Сообщение ушло, но статус «доставлено» не появился. «Наверное, на встрече, все в порядке», – успокоила себя Вика.

В семь тридцать она вышла из дома. Небо начало темнеть, зажигались огни. Она шла к их месту, к фонтану на площади, чувствуя легкое, пьянящее волнение. Воздух был по-прежнему спокоен. Где-то высоко в небе пролетел реактивный самолет, оставив длинный белый след, который медленно расползался в багрянец заката.

И вот она уже видела фонтан. Сейчас он должен был подсвечиваться, но был темным и безжизненным. «Наверное, отключили на зиму раньше времени», – подумала она. Площадь была необычно пустынна для субботнего вечера. Машин почти не было. Люди куда-то спешили, не разговаривая, уткнувшись в телефоны. Настроение у Вики стало понемногу портиться. Где он? Почему не отвечает?

Она присела на край фонтана, достала телефон. Сеть пропала совсем. Вообще. Ни интернета, ни сотовой связи. Странно. Очень странно. И в этот момент она впервые услышала их. Сначала далеко, на окраинах города, потом ближе. Пронзительные, леденящие душу сирены. Сирены гражданской обороны. Те, что включались только на учениях, о которых сообщали за неделю.

Сначала люди на площади замерли в недоумении. Кто-то даже усмехнулся. Потом недоумение сменилось настороженностью. А потом, когда сирены не умолкали, а начинали выть все громче, сливаясь в один сплошной, пронзительный вой, настороженность превратилась в леденящий ужас.

Люди засуетились, побежали к машинам, к метро. Крики, давка. Вика вскочила на ноги, сердце колотилось где-то в горле. Она вглядывалась в подъезжающие машины, ища его, Артёма. Он же должен был приехать! Может, его задержали, он в пробке…

И тут сирены разом смолкли.

Наступила тишина. Абсолютная, оглушительная, звенящая тишина. Было слышно, как где-то далеко лает собака. Люди замерли, не понимая, что происходит. Тишина была страшнее воя. Она длилась примерно минуту. Может, две. Показавшиеся вечностью.

И тогда Вика увидела это. Далеко на горизонте, за спальными районами, где-то в стороне аэропортов, в небе вспыхнула ослепительно-белая точка. Она была похожа на второе солнце, но в тысячи раз ярче. Слепящая, безжалостная, не несущая жизни, а отнимающая ее. Она росла с невероятной скоростью, превращаясь в огромный, чудовищный шар света, который пожирал небо.

Раздался грохот. Но не звук. Это было физическое явление. Воздух сжался и ударил по ней, как бетонная стена. Ее отшвырнуло назад, она ударилась спиной о каменную чашу фонтана, и мир померк.

Тем временем, в лимузине, мчавшемся по незагруженным вдруг центральным улицам, Артём сжимал в руках телефон. «Нет сети». Он стучал кулаком по стеклу. Машина летела с включенными спецсигналами, сметая редкие препятствия.

– Что происходит? – крикнул он водителю. – Почему сирены? Где отец?

– Не могу знать, Артём Михайлович, – сухо ответил шофер. – Приказ – доставить вас на точку «Дельта».

Машина резко свернула в тоннель, ведущий к правительственному комплексу. И в этот момент мир снаружи вспыхнул ослепительно-белым светом, на миг затмив даже мощное искусственное освещение тоннеля. Лимузин подбросило на неровности дороги, его бросило в сторону. Стекло заднего обзора треснуло.

Из динамика автомобильного телефона раздался резкий, искаженный голос его матери, Ирины:

– Артём, слушай внимательно! У тебя есть три минуты! Выходи из машины! Рядом черный «Вихрь» с номерами ЕКХ 997! Садись в него! Молча! Ничего не бери!

– Мам, что происходит? Опять какие-то учения? – закричал он, чувствуя, как его охватывает паника.

– НЕТ вопросов, Артём! Три минуты!

Лимузин резко остановился. Двери распахнулись. Его схватили за руки двое мужчин в черной форме без опознавательных знаков. Они были сильными, безжалостными.

– Вика! – вырвалось у него. – Надо забрать Вику! Ее школу! Ее дом! Вы же знаете, где она!

Но его уже тащили к ожидающему внедорожнику. Он успел увидеть, как на поверхность, в устье тоннеля, обрушивается огненный вихрь, сметая машины и здания. Увидел, как небо стало багрово-черным.

Один из мужчин молча, почти профессиональным движением, вонзил ему в шею шприц-инъектор. Мир поплыл, закружился и погас. Последнее, что он успел подумать, было ее имя. «Вика… Прости…»

Вика очнулась от оглушительной боли в спине и голове. В ушах стоял непрерывный звон. Она лежала на холодном камне, засыпанная битым стеклом и мелким щебнем. Она открыла глаза и не поняла, где находится. Небо было темным, но не ночным. Оно пылало заревом пожаров, клубилось черным, ядовитым дымом. Воздух был густым и едким, пах гарью, пластмассой и чем-то сладковато-приторным, от чего тошнило.

Она попыталась встать и закричала от боли в ребрах. Вокруг царил хаос. Руины. То, что еще час назад было оживленной площадью с красивыми зданиями, теперь представляло собой груды обломков. Стонали люди. Кто-то бежал, охваченный паникой, с обожженной кожей, свисавшей лохмотьями. Фонтан, у которого она ждала Артёма, был разрушен, из разорванной трубы хлестала грязная вода.

Она онемела. Мозг отказывался воспринимать реальность. Это сон. Кошмар. Сейчас она проснется в своей кровати, и мама позовет пить чай.

Но боль была слишком реальной. Холод – слишком пронзительным. А с неба начал падать пепел. Мелкий, седой, похожий на снег пепел, засыпающий мертвый город.

Она поднялась на ноги, пошатываясь. Куда идти? Домой? А где дом? Тот район, где она жила, был там, откуда пришла та ослепительная вспышка. Туда, где небо до сих пор полыхало багровым заревом.

«Метро, – пронеслось в голове единственной здравой мыслью. – Надо спуститься в метро».

Она, спотыкаясь, побежала к знакомому входу. Лестница была завалена битым стеклом и обломками, но проход был свободен. Внизу, в темноте, слышались крики, плач, приглушенные стоны. Она спустилась, прислонилась к липкой от грязи стене и, наконец, позволила себе заплакать. Тихо, безнадежно, по-детски.

Она осталась совсем одна. В аду. А где-то там был он. Артём. Сын премьер-министра. Наверное, в безопасности. Наверное, живой.

Она сжала кулаки, стирая слезы грязными пальцами. Нет. Она должна верить. Должна. Иначе сойти с ума. Он найдет ее. Он обещал. А он никогда не нарушал обещаний.

Она не знала, что в это самое время он, под действием седативных препаратов, погружался в искусственный сон в глубине сверхсекретного бункера, в безопасности, которую обеспечила ему должность отца. Их миры разделились пропастью. Пропастью из огня, стали и пепла. Но тонкая, невидимая нить между ними – память о последнем дне, о последней улыбке, о незаконченном свидании – еще была жива. И пока она была жива, была жива и надежда.