Полная версия
Ворота, ведущие внутрь маяка, были распахнуты настежь, словно приглашая к немедленному вторжению. Элеонора, вооружившись мощным фонарем, первой вошла внутрь. Остальные последовали за ней, с трудом преодолевая сопротивление ветра и ощущение незримого присутствия.
Внутренние помещения маяка оказались такими же заброшенными и обветшалыми, как и снаружи. Стены были покрыты сыростью и плесенью, а в воздухе витал затхлый запах гниения. Лестница, ведущая наверх, была крутой и узкой, ее деревянные ступени скрипели и стонали под их ногами.
“Здесь ужасно”, – прошептала Серафина, поеживаясь. “Я чувствую, как на меня давит эта тишина… словно здесь похоронены тысячи несбывшихся надежд”.
Несмотря на свои сомнения, Дэвид старательно документировал все, что видел. Он фотографировал обвалившуюся штукатурку, ржавые механизмы и потемневшие от времени надписи на стенах. “Это место – настоящий музей запустения”, – отметил он, пытаясь сохранить нейтральный тон.
После нескольких часов осмотра исследователи решили разбить лагерь в комнате, расположенной на первом этаже. Она была немного суше и светлее, чем остальные помещения. Марк принялся за починку старой печи, надеясь хоть немного обогреть помещение. Элеонора и Алистер занялись сортировкой найденных документов, а Серафина пыталась настроиться на энергию маяка, чтобы понять, что произошло с его последним смотрителем.
Когда за окном начал сгущаться туман, исследователи ощутили, как маяк словно сжимается вокруг них, окутывая своим холодным и безмолвным присутствием. Они были одни на забытом острове, в заброшенном маяке, хранящем тайну, которая могла свести с ума. Ночь обещала быть долгой и полной тайн. Клаустрофобия острова, вкупе с атмосферой старого заброшенного маяка начинала давить на психику.
Первая ночь на маяке прошла под аккомпанемент штормового ветра, завывающего в щелях, и нарастающих скрипов старого здания, казавшихся живыми. Каждый шорох, каждый треск дерева или скрежет металла заставлял исследователей вздрагивать. Марку удалось разжечь огонь в печи, и потрескивающие поленья создавали иллюзию уюта, но даже тепло не могло разогнать холод, что проникал в кости и в души.
Утром, после скудного завтрака, команда приступила к работе. Марк, вооружившись инструментами, углубился в недра маяка, стремясь оценить масштабы повреждений и возможность восстановления. Он был в своей стихии, бормоча под нос технические термизмы и стуча по ржавым трубам. Где-то в глубине маяка послышались глухие удары, когда он принялся за демонтаж сломанных механизмов.
Элеонора и Дэвид оборудовали временную лабораторию, расставляя приборы для измерения электромагнитных полей, температурных аномалий и акустических колебаний. “Ничего особенного пока”, – резюмировал Дэвид, глядя на экран прибора. – “Стандартные показатели для старого, заброшенного здания. Никаких призраков”.
“Дай время, Дэвид”, – тихо произнесла Элеонора, ее взгляд был прикован к старым, потрепанным книгам, найденным в небольшой библиотеке смотрителя. – “Иногда необъяснимое проявляется там, где его меньше всего ждут”.
Алистер, тем временем, сидел за столом, окруженный пыльными свитками и пожелтевшими картами. Он был погружен в изучение архивов, найденных в кабинете смотрителя – старых судовых журналов, отчетов о погоде и личных записей. Именно там, в запыленном ящике стола, он обнаружил его – кожаный дневник, перехваченный обрывком грязной бечевки. Корешок был истерт, а страницы покоробились от сырости и времени.
“Нашел!” – воскликнул Алистер, поднимая находку. Его голос прервал монотонный гул ветра. – “Дневник смотрителя!”
Все тут же собрались вокруг него. Серафина протянула руку, чтобы коснуться древней обложки, но отдернула ее, словно обожглась. “Будь осторожен, профессор”, – прошептала она. – “От него исходит… тяжелая энергия”.
Алистер проигнорировал ее предупреждение, осторожно открывая дневник. Страницы были исписаны неровным, торопливым почерком, местами смазанным или выцветшим. Первая запись датировалась десятилетиями назад. Смотритель, имя которого было, судя по всему, Томас Блэквуд (странное совпадение, подумала Элеонора, вспомнив другой заброшенный город), описывал свое прибытие на маяк, свои надежды и ожидания. Но чем дальше Алистер читал, тем мрачнее становились записи.
Смотритель все чаще упоминал о невыносимом одиночестве, о странных шумах, о тенях, мелькающих на периферии зрения. Он писал о голосах, нашептывающих ему вещи, которые он не хотел слышать. “Сегодня ночью я снова видел их”, – прочитал Алистер вслух. – “Тонкие, бледные фигуры, танцующие в луче света, словно мотыльки. Они звали меня по имени, их голоса были похожи на шелест старых страниц…”
На лице Серафины появилось глубокое беспокойство. “Он не был одинок. Эти голоса… они настоящие. Они здесь”.
Дэвид, несмотря на свой скепсис, почувствовал, как по его спине пробежал холодок. Звуки из дневника, словно эхо, начали отдаваться в стенах маяка. Скрипы и шорохи, которые они слышали ранее, теперь казались менее случайными. Маяк, казалось, начал дышать, делиться своими секретами, погружая исследователей все глубже в свои темные тайны.
Вечером, когда солнце утонуло в бушующем океане, и туман обволок остров, словно саван, напряжение в маяке достигло своего апогея. Ветер завывал в щелях, усиливая ощущение изоляции и клаустрофобии. Комнаты погрузились в полумрак, освещаемые лишь тусклым светом от керосиновых ламп, бросающих пляшущие тени на стены.
Дэвид, скептически настроенный, продолжал вести свои записи, но даже его рациональный разум начал сомневаться в логичности происходящего. Приборы, ранее показывавшие стабильные значения, теперь демонстрировали аномалии. Электромагнитное поле пульсировало, температура скакала, а акустические сенсоры фиксировали звуки, не поддающиеся объяснению.
Серафина, все время молчавшая, внезапно вскочила с места, лицо ее было искажено страхом. “Они здесь!” – прошептала она, ее глаза, казалось, смотрели сквозь стены. – “Я чувствую их присутствие. Они наблюдают за нами”.
Элеонора попыталась успокоить ее, но Серафина отшатнулась от нее, словно опасаясь прикосновения. “Не приближайтесь! Они хотят завладеть вашим разумом!”
В этот момент в комнате стало ощутимо холоднее. Пламя ламп затрепетало, отбрасывая странные, искаженные тени. Дэвид, несмотря на свой скепсис, почувствовал необъяснимый страх, который сковал его члены. Он обернулся, пытаясь разглядеть что-нибудь в темноте, но увидел лишь колыхающиеся тени и туманные силуэты.
Внезапно раздался странный звук – тихий, шелестящий голос, доносящийся словно из-под пола. Он повторял имя Элеоноры. Она вздрогнула, побледнела. Голос был тихим, но отчетливым, словно призрак нашептывал ей прямо в ухо.
Алистер, прервав чтение дневника, испуганно спросил: “Что происходит?”.
“Они пытаются с нами связаться”, – ответила Серафина, ее голос дрожал. – “Они хотят, чтобы мы увидели то, что видели они… чтобы мы стали частью этого…”
В этот самый миг Дэвид увидел, как в углу комнаты, в тени, мелькнула фигура. Она была размытой, призрачной, словно сотканной из тумана. Ее очертания напоминали человеческую форму, но лицо было неразличимо. Он попытался закричать, но страх сковал ему язык.
Элеонора, собрав всю волю в кулак, шагнула к фигуре, протягивая руку. “Кто вы? Что вам нужно?”
Фигура отшатнулась, словно испугавшись света. Затем, с тихим шелестом, она исчезла в темноте.
В этот же момент в соседней комнате послышался дикий крик Марка. Элеонора, Дэвид, Алистер и Серафина бросились туда. Они нашли инженера, в ужасе забившегося в угол, его глаза были широко раскрыты, а руки тряслись.
“Они… они там… они звали меня…” – прошептал он, указывая пальцем в сторону темного коридора.
В этот момент всем стало ясно – они столкнулись с чем-то, что выходило за рамки их понимания. Что-то, что обитало в тенях маяка, поджидало их, готовясь поглотить их разум и душу.
На следующее утро после ночных событий атмосфера в маяке была наэлектризована. Короткий сон не принес покоя. Лица у всех были бледными, под глазами залегли темные круги. Марк все еще был в шоке после пережитого, его обычно невозмутимый характер дал трещину. Он избегал темных углов и нервно озирался по сторонам.
“Мы не можем продолжать в таком состоянии”, – решительно заявила Элеонора, глядя на поникшую команду. – “Нам нужен план. И, возможно, нам стоит попробовать то, ради чего мы, собственно, сюда и приехали”.
Она имела в виду попытку включить маяк. Это была дерзкая и, возможно, опасная идея, но Марк, несмотря на свое потрясение, согласился. Возможно, яркий свет развеет мрак, что скопился в этих стенах. Он вновь отправился в недра маяка, в машинное отделение, где уже несколько часов провозился, пытаясь восстановить старинные механизмы. Остальные напряженно ждали, каждый со своими мыслями.
Через некоторое время из глубины маяка послышался глухой скрежет, затем гул, нарастающий, вибрирующий в стенах. Послышался металлический лязг, и воздух наполнился запахом озона и старого масла. Внезапно, с оглушительным вздохом, который, казалось, исходил из самого сердца маяка, прожектор на вершине ожил.
Мощный луч света пронзил плотный туман, который, казалось, ждал этого момента. Он разрезал темноту, освещая окружающие скалы и бушующие волны. На мгновение все замерли, ослепленные и ошеломленные.
Но это было лишь мгновение.
В ярком, слепящем свете прожектора, на скалах, окружающих маяк, появились они. Десятки, возможно, сотни призрачных фигур. Они были полупрозрачными, словно сотканными из тумана, но их очертания были отчетливо человеческими. Они стояли неподвижно, их невидимые глаза были устремлены на маяк, на источник света. Казалось, они пришли из ниоткуда, возникнув из самой ткани тумана и воды.
Серафина издала вскрик. “Они здесь! Это те, кто погиб в море! Их души прикованы к этому месту!”
Некоторые фигуры казались искаженными, их конечности были вытянуты, лица покрыты гримасами отчаяния. Другие, наоборот, выглядели умиротворенными, но от них исходила невыносимая тоска. Все они были безмолвны, их присутствие ощущалось не звуком, а давлением, тяжестью в воздухе.
Затем, словно повинуясь невидимому сигналу, фигуры начали двигаться. Медленно, призрачно, они стали подниматься по скалам, направляясь к маяку. Некоторые из них, казалось, даже пытались войти в воду, словно зовя к себе, заманивая в холодные глубины.
Паника охватила команду. Дэвид отшатнулся от окна, его лицо позеленело. Алистер, обычно хладнокровный, начал бормотать что-то нечленораздельное. Элеонора, пытаясь сохранить контроль, почувствовала, как ее сердце колотится в груди.
Вдруг, со скрипом и лязгом, прожектор погас, погружая все в кромешную тьму. Наступила тишина, прерываемая лишь тяжелым дыханием исследователей и далеким ревом океана. Призрачные фигуры исчезли так же внезапно, как и появились, оставив после себя лишь холод и липкий, иррациональный страх.
Марк, вернувшийся из машинного отделения, был бледен и потрясен. “Я… я ничего не делал. Он сам включился, а потом… потом выключился”. Его глаза были расширены от ужаса. “Это не сбой. Это… это что-то другое”.
Алистер, дрожащими руками, открыл дневник смотрителя. Он быстро пролистал страницы и нашел запись, датированную примерно тем же периодом, когда пропал смотритель: “Сегодня ночью луч света показал их. Они стояли на скалах, сотни их. Не живые, но и не мертвые. Их глаза были полны вечной тоски. И они смотрели на меня, как будто звали к себе. Я боюсь, что скоро я тоже стану одним из них, частью этого света, что пронзает тьму…”
Слова смотрителя, прочитанные вслух, отдавались эхом в темноте маяка, предвещая их собственную судьбу. То, что они увидели, было не просто галлюцинацией или игрой света. Это было явное, осязаемое доказательство того, что маяк живет собственной, ужасающей жизнью, и что его обитатели не рады гостям.
Ночь вновь накрыла Заброшенный Маяк своим непроницаемым покрывалом. Ветер выл в щелях, завывая заунывную мелодию, которая, казалось, вторила голосам, звучавшим в сознании каждого из исследователей. После пережитого шока, команда попыталась сохранить видимость спокойствия, но страх въелся в их души, словно ржавчина в металл.
Кошмары стали неотъемлемой частью ночи. Каждый видел свои самые глубокие страхи, свои самые потаенные кошмары. Элеонора видела себя запертой в бесконечной комнате, заполненной отражениями ее собственного лица, каждое из которых умоляло о помощи. Дэвид вновь и вновь переживал сцены из детства, когда его отец обвинял его во всех смертных грехах. Алистер видел себя в лабиринте из библиотечных полок, книги оживали и тянули к нему свои когтистые пальцы. Марк снова слышал оглушительный скрежет механизмов, и его сознание разрывалось от страха. Серафине являлись призраки утонувших моряков, их ледяные руки тянулись к ней, увлекая в бездну.
Поутру все были измождены и подавлены. Напряжение нарастало, словно предгрозовая туча. Взаимное недоверие росло, подпитываемое паранойей и скрытыми страхами. Каждый начал подозревать другого, видя в товарищах не союзников, а потенциальных врагов.
Алистер, погруженный в изучение дневника, пытался найти хоть какие-то ответы. Смотритель описывал все более странные явления, связанные с маяком – видения, голоса, которые преследовали его днем и ночью. “Они нашептывают мне… они знают мои секреты… они хотят, чтобы я остался с ними”, – писал он. Записи были все более сумбурными, слова переплетались, смысл терялся. Последние страницы были полностью исписаны каракулями, которые, казалось, не имели никакого смысла.
Внезапно, в тишине раздался тихий шепот, звавший по имени Алистера. Он вздрогнул, оторвавшись от дневника. Голос был тихим, но отчетливым, словно исходил из самого воздуха. Он быстро огляделся, но в комнате, кроме него, никого не было.
“Вы слышите это?” – нервно спросил он, обращаясь к Элеоноре, которая занималась осмотром старых фотографий.
“Что?” – переспросила Элеонора, не отрывая взгляда от снимков.
“Голоса… они зовут меня…” – прошептал Алистер, его глаза были широко раскрыты от ужаса.
Вскоре голоса начали слышать все. Шепот, доносившийся отовсюду, нашептывал их имена, звал их, соблазнял, обещая знания и силу. Но в этих голосах чувствовалась лишь тьма и холод. Голоса были липкими, назойливыми, словно жалили мозг.
“Они пытаются проникнуть в нас”, – нервно произнесла Серафина. – “Они хотят сломать нас, завладеть нами…”
В этот момент раздался громкий крик. Это был Марк. Он выскочил из машинного отделения, его лицо было искажено ужасом.
“Они там! Внизу! Они зовут меня!” – задыхаясь, прокричал он. – “Они хотят, чтобы я спустился… Они обещают мне…”
Испуганный, он бросился к выходу, не слушая уговоров остаться. Команда попыталась его удержать, но он вырвался и побежал вниз по лестнице.
Они бросились следом, но внизу Марка уже не было. Лишь тишина и давящая тьма. И шепот, который продолжал звать их по именам.
Поиски Марка в сумрачных глубинах маяка оказались тщетными. Каждый уголок, каждый закуток был тщательно обследован, но следов инженера нигде не обнаружили. Только его инструменты, разбросанные в машинном отделении, напоминали о его недавнем присутствии. Его отсутствие добавило к царящему страху еще больше хаоса и смятения.
“Он мог заблудиться, упасть”, – попыталась убедить себя Элеонора, но сердце подсказывало ей другое. Зловещие голоса, охватившие их, не могли просто так оставить Марка в покое.
Серафина, прикрыв глаза, попыталась ощутить его присутствие, но вместо этого ее разум наполнился обрывками видений. Сцены из прошлого. Смотритель, стоящий на вершине маяка, охваченный безумием, смотрящий на море. Искаженные лица, протягивающие руки, умоляющие о помощи.
“Я вижу его”, – прошептала она, дрожа. – “Но он не один… Он с ними. Они сделали его одним из них”.
С тех пор, как ушел Марк, видения стали все более частыми и мучительными. Каждый, в свою очередь, переживал мучительные галлюцинации. Элеонора видела, как в зеркалах плясали искаженные отражения, повторяющие ее движения. Дэвид, с ужасом, наблюдал, как реальность вокруг него растворялась, словно песок сквозь пальцы. Алистер погружался в лабиринт из архивных документов, но вместо информации он находил лишь бессвязные фразы и изображения, которые сводили его с ума.
Серафина видела сцены из прошлого, которые раньше были туманными и неясными. Теперь они представали во всей своей ужасающей детализации. Она видела смотрителя, который общался с невидимыми сущностями, слышал их шепот и видел их ужасающие лица. Смотритель танцевал в кругу призраков, его глаза наливались тьмой. Серафина поняла, что смотритель стал частью этого места, частью этого кошмара.
Внезапно, в комнате, где сидела Элеонора, возникла новая сцена. Она увидела себя, стоящую на вершине маяка, охваченную безумием. Перед ней предстало отражение ее лица, но оно было искажено, с коварной ухмылкой и пустыми, безжизненными глазами.
“Ты должна остаться”, – прошептал голос, доносившийся из ниоткуда. – “Ты должна быть с нами…”
Элеонора закричала, отшатнувшись от видения. Она поняла, что теперь это не просто игра разума, а прямая угроза. Маяк проникал в ее сознание, пытаясь сломить ее, подчинить себе.
Дэвид, в это время, наблюдал, как стены комнаты тают, превращаясь в туман. Он видел, как призраки, о которых писала Серафина, выходили из теней, протягивая к нему свои ледяные руки.
Внезапно Алистер издал дикий вопль. Он вскочил со стула, его глаза были широко раскрыты от ужаса.
“Они здесь!” – кричал он, хватаясь за голову. – “Они говорят мне… они показывают мне… это… это…”
Он замолчал, его взгляд остановился на одной точке. Медленно, его лицо исказилось в дьявольской ухмылке. Его глаза наполнились пустотой.
Элеонора и Дэвид бросились к нему, но было слишком поздно. Алистер был уже не с ними. Маяк забрал его, сделав частью своего проклятого мира. Теперь в группе осталось только трое, и они отчетливо понимали: каждый из них мог быть следующим.
Оставшиеся в живых – Элеонора, Дэвид и Серафина – оказались в плену собственного сознания, запертые в стенах Заброшенного Маяка, который продолжал свою зловещую игру. Теперь границы между реальностью и кошмаром были настолько размыты, что их было невозможно различить. Каждое их движение, каждое слово, каждый взгляд сопровождались призрачными видениями и навязчивыми голосами.
Дэвид, чья вера в науку была подорвана, теперь метался между попытками найти рациональное объяснение происходящему и полным отчаянием. Он видел, как предметы меняют свое местоположение, как стены дышат, как тени оживают и принимают ужасающие формы. Каждый раз, когда он пытался зафиксировать аномалии на приборы, они либо показывали бессмысленные данные, либо полностью отказывали. Он начал сомневаться в собственных воспоминаниях, в собственной реальности. “Неужели все это происходит только со мной?” – спрашивал он себя, и ответ, казалось, был “нет”.
Элеонора, как психолог, пыталась сохранить холодный рассудок, анализируя поведение оставшихся членов команды, но и ее собственное сознание начало подвергаться атакам. Она видела, как призраки смотрителя и тех, кого они считали погибшими, шепчутся в коридорах, смотрят на нее из темных углов. Иногда ей казалось, что они пытаются передать ей некое послание, но слова были слишком туманны, слишком искажены, чтобы понять их смысл. Она начала забывать детали своего прошлого, ее личная история становилась неясной.
Серафина, обладающая чувствительностью к потустороннему, переживала эти мучения особенно остро. Для нее мир духов и призраков стал неотличим от реального. Она видела, как сквозь стены проходят тени, как в воздухе витают фрагменты чужих жизней. Ей казалось, что она слышит отчаянные мольбы о помощи, но не может понять, кому они адресованы. Она все чаще погружалась в транс, становясь проводником для невидимых сущностей, которые, казалось, играли с ее разумом.
В один из моментов, когда их уже охватило полнейшее отчаяние, они обнаружили новую комнату, скрытую за одной из обвалившихся стен. Это была небольшая, темная кладовая, где, помимо старых припасов, находился небольшой, пыльный сундук. Внутри сундука они нашли еще один дневник, написанный другим почерком, более ровным и аккуратным. Это был дневник, предположительно, одного из предшественников смотрителя, который пытался разобраться в странных явлениях, происходивших в маяке.
“Не верьте тому, что видите. Не верьте тому, что слышите. Маяк – это ловушка. Он пожирает ваш разум, питаясь вашими страхами. Он показывает вам то, что вы боитесь больше всего, чтобы вы сами стали частью его кошмара…” – гласила одна из последних записей.
Эти слова, казалось, проливали свет на природу их мучений, но в то же время усиливали чувство безысходности. Если маяк питается их страхами, то каждый акт страха лишь подпитывает его.
В этот момент, когда они пытались осмыслить найденные записи, они услышали отдаленный, но отчетливый крик. Он доносился из глубин маяка, и его узнал Дэвид. Это был голос Марка.
“Это невозможно”, – прошептал Дэвид, его глаза расширились от ужаса. – “Мы искали его везде…”
Но крик повторился, более громкий, более отчаянный. Казалось, он доносится из самого сердца маяка.
Призрак Алистера, если он еще был жив, был далеко. Реальность растворялась, и теперь им оставалось только одно – следовать за голосом, ведущим их в неизведанное, вглубь лабиринта сознания, в самое сердце проклятого маяка.
Услышав отчаянный крик Марка, доносящийся из глубин маяка, Элеонора, Дэвид и Серафина, несмотря на охвативший их ужас и парализующий страх, почувствовали укол надежды. Возможно, Марк был жив. Возможно, они смогли бы спасти его. Или, по крайней мере, узнать, что с ним произошло.
Следуя за звуком, они спустились по узкой, извилистой лестнице, которая казалась бесконечной. С каждой ступенью давящее ощущение маяка усиливалось, воздух становился плотнее, пропитанный запахом сырости и чего-то… металлического. Голос Марка, теперь более тихий и прерывистый, направлял их, словно призрачный проводник.
Лестница привела их в ранее неисследованную часть маяка – машинное отделение, куда Марк уходил в первый день. Здесь, среди ржавых механизмов, массивных шестерен и переплетения труб, царил мрак, лишь местами рассеиваемый светом их фонарей. Но что-то было не так. Сами механизмы выглядели… ожившими. Шестерни медленно вращались без всякой видимой причины, трубы пульсировали, словно кровеносные сосуды, а воздух дрожал от непонятной энергии.
Посреди всего этого хаоса, среди клубов пара и теней, они увидели его. Марк. Он стоял спиной к ним, прижавшись к одной из массивных машин. Но он не был похож на себя. Его движения были скованными, механическими, словно он был марионеткой, управляемой невидимыми нитями.
“Марк! Ты жив!” – воскликнула Элеонора, бросаясь к нему.
Но, подойдя ближе, она увидела, что это не Марк. Вернее, это был Марк, но уже не человек. Его тело было частично слито с машиной. Металлические пластины прорастали из его плоти, провода обвивали его конечности, а вместо глаз светились тусклые, красные огоньки. Он был частью маяка.
“Добро пожаловать… в сердце маяка…” – прохрипел он голосом, смешанным с лязгом металла и гулом механизмов. – “Здесь… мы едины…”
Дэвид, наблюдая за этим жутким зрелищем, не мог поверить своим глазам. Его научный скептицизм рухнул в одночасье. Инженер, который так стремился понять и восстановить маяк, стал его частью, его рабом.
Серафина, почувствовав мощную, пульсирующую энергию, исходящую от механизмов, поняла. Маяк – это не просто здание. Это сложный, живой механизм, который поглощает и интегрирует в себя все, что попадает в его власть. Он жил своей собственной жизнью, подпитываясь энергией земли, моря и, самое главное, человеческих душ.
“Он не исчез”, – прошептала она, глядя на слившегося с машиной Марка. – “Он стал частью маяка. Он – хранитель. Он оберегает его от посторонних”.
В этот момент, словно повинуясь команде “хранителя”, механизмы вокруг них пришли в движение с новой силой. Трубы зашипели, пар вырвался из вентиляционных отверстий, а огромные шестерни начали вращаться, отрезая им путь к отступлению. Маяк, который они пытались исследовать, теперь сам стал их тюрьмой, активно защищая свои тайны.
Элеонора, осознав ужасную правду, почувствовала, как ледяной холод пронзил ее. Маяк не просто призрачное место – он был хищником, живым организмом, и они были его добычей. Теперь им предстояло не просто выжить, но и понять, почему это место так жаждет их, почему оно так враждебно настроено. И, возможно, найти способ противостоять этой ужасающей силе.
