Сказания Волчьего оврага

Дарья Сафронова

Сказания Волчьего оврага

Сказания Волчьего оврага

***

Марина уже не первый раз слышала от женщин на работе, что недалеко от соседнего Марьина после лесного пожара появился молодой малинник. Ягод там мерено-немерено! И все, как на подбор, крупные и сладкие. Вкусные одним словом. Деятельные Нюрочка с Любашкой уже успели побывать там да не по разу. Хвалились, что варенья наварили, и домашние досыта полакомились.

Марина слушала да завидовала им. Пробовала пару раз вместе с ними за ягодой напроситься – места-то ведь знают, только каждый раз бойкие подружки выдумывали предлог, чтобы не брать с собой девушку. И тогда Марина, потеряв терпение, решилась отправиться в путь сама. В воскресенье она села на проходящий автобус, что подкинул ее из родного Речного до соседней деревни.

Выйдя на остановке, стоящей практически в густом лесу, девушка вначале растерялась, не зная, куда податься. Но вереница местных женщин с корзинками да туесками в руках помогла выбрать нужное направление.

Девушка примкнула к двум неспешно идущим женщинам лет сорока с небольшим. Незнакомки оказались словоохотливыми, они с радостью решили взять девушку с собой. Только дорогой выяснился казус – местные жители все до единого устремились за поспевшей клубникой, а при упоминании малинника только руками замахали.

– Кто же туда в здравом уме-то сунется? – всплеснула руками широколицая скуластая Пелагея. – Всем же известно: Волчий овраг от малинника недалече. Волки-то у нас ого-го какие лютые!

– Так день же! – возразила Марина.

– День! – протянула зычным голосом Аля. – Им что днем лютовать, что ночью. Разницы большой не чуют! Прошлым годом мы с Пелагеей за травою, значит, пошли. И такое с нами приключилось, что я теперича в сторону оврага даже смотреть не могу.

– А что было? – не удержалась от вопроса Марина.

– Что было-то? Ну слушай, девка, да на ус мотай, как говорится! – усмехнулась Аля и начала рассказ.

***

Летний знойный день клонился к закату Аля и Пелагея продолжали рвать траву. Верно говорят – летний день год кормит! Успеть нужно за лето не только для себя запасы сделать, но и для скотинки корма заготовить. А хозяйство-то в деревнях большое. Здесь и козы, и коровы, и кролики – всем травы запасти на зиму надо. Вот и приходилось деревенским бабам да девкам-подросткам тайком отправляться в поля за травой. Поля-то в округе все пшеницей засеяны, луговину и не найти. Вот и приходится украдкой, пока колхозный председатель не видит, березку, что еще вьюнком полевым называют, прямо из пшеничного поля рвать. Трава эта, конечно, сорняк, да только председатель все равно лютует. Говорит, что от вашей прополки вреда больше, чем пользы. То пшеницу поломаете, то потопчете. Потому и стараются бабы свои дела тайные провернуть ближе к вечеру, когда Матвей Кузьмич, крутого нрава человек, с проверкой не нагрянет. А поутру, как раз, дела домашние переделывали, коих набиралось не мало. То коров в стадо проводить, свиней да кур накормить. Обед на всю ораву малых деток сготовить. Огород опять-таки. Там и прополка, и полив. Дела женские бесконечные еще долго перечислять можно…

Вот и выбрались две подруги-соседки за травой после полудня. Но оно и правильно. Кто в жаркий полдень на поле али луг рискнет отправиться? С детских лет все научены, что резвятся в это время полудницы, а им на пути, ох, опасно попадать. Так жаром опалят, что потом вся кожа слезет, да голова чумною сделается.

Рвали траву неспешно, обстоятельно. Нет-нет да оглядывались – не несут ли черти неугомонного председателя. Все было тихо. Переговаривались женщины между делом. Пелагея про сына рассказывала, что на Дальнем Востоке срочную службу проходил. Письмо недавно прислал, а в письме фотокарточки. Вот, мол, посмотрите-полюбуйтесь, каким красавцем-моряком ваш Петрушка сделался! Возмужал. В плечах раздался. Вернется в родную деревню, Наталья Самсонова его и не узнает, локти кусать будет, что не дождалась да замуж за Егора, сына плотника выскочила. Да, что там тот Егор! Кожа да кости. Вымахал под два метра ростом, а если ветер посильнее подует да и снесет. Тьфу! Да Пелагея за Наталью-то и не сильно жалеет. Ее Петрушка хоть и переживал по первости-то да сейчас уже остыл, вернется и получше Натальи себе девку найдет. Что ему доярка неграмотная? Он, когда вернется, к сестре в город подастся. Нина его к себе на завод устроить обещала.

Аля слушала и кивала головой. Соглашалась. У нее дочка в этом году только школу закончила, будет в город в техникум поступать. Серьезная Катя девочка. Умная.

Тем временем солнце уже закатилось за горизонт. Воздух стал прохладнее – дышалось легче. И работа ладиться стала быстрее. Должен был за подругами Алин муж после работы заехать. Павел работал на грузовой машине, зерно возил. Освобождался только под вечер, да все лучше, чем пешком в деревню возвращаться и груз нести. Кучи травы постепенно росли у обеих женщин. Время шло. Уже начали надвигаться на землю легкие сумерки, а Павел все не ехал.

– Где его черти носят окаянного! – раздраженно проговорила Аля, всматриваясь вдаль в надежде увидеть пыливший по полевой дороге грузовик.

Пелагея устало опустилась на землю и откинулась спиной на только что набранную траву, еще истончавшую сочный аромат.

– Хорошо! – мечтательно протянула она, расправляя на груди пропитавшее потом платье.

Аля опустилась рядом, она не разделяла беспечной радости подруги и потому решила промолчать.

– Маруська нынче у колодца сказывала, будто у них лиса кур передушила. Слыхала? – поделилась последними деревенскими новостями Пелагея.

– Слыхала. Да только не лиса поди, а хорь. К нам позапрошлым летом тоже повадился. Я трех молодок не досчиталась. Хорошо, что Павел изловил его негодника.

– Это напасть та еще, – согласилась Пелагея. – Да лисы с хорьками – еще куда не шло. Грушина старуха, что недалече от родника живет, знаешь ее, поди. Божится, что волки под ее окнами вечерами вой поднимают.

– Враки! – отмахнулась Аля. – Кто ту Грушину не знает. Болтает она больно много. Ежели бы волки в деревне выли, все бы слыхали.

– Ага, – кивнула Пелагея, – да что с этой Грушиной взять. Мне еще бабка в детстве сказывала: кликала она по молодости. Потому-то ее и замуж никто не взял!

– Да ты что! – удивилась Аля. – Неужто правда?

– А то! В город ее возили, чтобы беса того изгнать.

– Получилось?

– Да, кто же его знает. Только парни местные ее все равно дальней дорогой обходили, хоть и говорят, что красавицей да певуньей слыла.

– Еще бы! Кому захочется с бесноватой связываться, – поддакнула Аля.

– Бабкин брат, дед Еремей, на нее заглядываться стал, так его родители вмиг за бабку Аглашку сосватали, покуда беды не случилось, – полушепотом, словно в чистом поле кто может услышать, поделилась Пелагея.

– Ой, что-то мы с тобой, Пелагеюшка, не ко времени разговор про бесов завели, – вздохнула Аля.

– И то верно. Что-то сегодня твой Павел припозднился.

– Может машина поломалась, – предположила Аля, всматриваясь в сереющее небо, на котором уже был заметен месяц.

– Ну, чего делать-то будем? Может, пошли потихоньку навстречу? – предложила Пелагая.

– Пошли, – вздохнула Аля. – Ох, и получит он у меня, коли просто так без причины задержку учинил.

Женщины взвалили на плечи тяжелые вязанки с травой и, клонясь к земле под своими ношами, тихонечко побрели проселочной дорогой в сторону Марьина.

Путь их пролегал мимо Волчьего оврага. Места гиблого и овеянного дурной славой. Каждый: и стар, и млад знал, что обходить его нужно десятой дорогой, коли беды на себя накликать не хочешь.

Как только женщины поравнялись с овеянным нехорошими слухами местом, они почувствовали необъяснимую тревогу. Казалось, что выскочит сейчас из-за кустов, скрывающих Волчий овраг, нечто и вцепится острыми зубами в голые лодыжки. Не сговариваясь, подруги прибавили шаг. От быстрой ходьбы с ношей волнение немного отпустило. Сердце, понесшееся вскачь, выровняло ритм.

– Не могу больше, – Пелагея с протяжным вздохом свалила вязанку травы на землю и опустилась рядом.

Аля проделала то же самое, вытирая тыльной стороной ладони выступающие на лбу крупные капли пота.

– Чего это мы с тобой, Алька, припустили, будто за нами черти гонятся, – прыснула в ладонь Пелагея. – Словно девчонки несмышленые.

– Ой, Пелагея, не поминала бы ты нечистого после заката-то, – суеверно вздохнула Аля.

Не успела Пелагея ничего ответить подруге, как со стороны Волчьего оврага донесся вой. Женщины насторожились и прислушались.

– Волки? – испуганно проговорила Аля.

– Показалось, наверное, – неуверенно ответила Пелагея, продолжая настороженно вслушиваться.

Над полями стояла тишина, нарушаемая лишь трескотней кузнечиков. Привал был окончен, женщины поднялись на ноги, взвалили на плечи ноши и продолжили путь, время от времени напрягая слух и вглядываясь в дорогу. Но Павел так и не ехал.

– Этак мы и до Марьина доползем, – недовольно пробормотала Аля.

Пелагея ничего не успела ответить. Только женщина открыла рот, чтобы поддакнуть подруге, как над полем пронесся вой. На этот раз он был намного громче и отчетливей. Так что все сомнения отпали сами собой. Волки! И они несомненно приближались. Решение созрело само собой. Не сговариваясь, подруги побросали вязанки и со всех ног пустились в сторону деревни. Протяжный холодящий душу вой двигался за ними следом. Волчий голос звучал то звонко, то глухо, то отрывисто, то тянуче. Невозможно было понять, кому он принадлежит. Волк ли одиночка вышел на охоту или целая стая, загоняет добычу.

Страх. Липкий и тягучий. Он затмевал все желания и чувства. Хотелось одного – оказаться, как можно дальше, от Волчьего оврага.

Незаметно потемнело. Темный вечер накрыл землю своим плащом. Над ухом гудели комары, слетевшиеся на запах пота. А вот волки, судя по всему, шли на запах страха и не собирались выпускать добычу из лап.

– Ой, не могу больше, – первая сдалась Пелагея. – Нет больше сил бежать!

Женщина остановилась, согнулась пополам, пытаясь отдышаться. Аля участливо опустила подруге на плечо руку.

– Надо, милая, надо! Сейчас на асфальтированную трассу выйдем, а там нас пусть не Павел, так кто другой до деревни подбросит.

Пелагея согласно закивала, пытаясь переставить натруженные ноги, которые отказывались повиноваться. Впереди промелькнуло два огонька. Наверное, фары от машины Павла. Но приближались они слишком медленно – машина бы подъехала быстрее. Огоньки то появлялись, то пропадали. Вдруг Пелагею осенило:

– Алька, мы же прямиком к волку идем – вон он глазищами сверкает!

Аля коротко взвизгнула и заметалась, не зная, куда бежать. Сзади и с боков слышался волчий вой. Спереди дорога перекрыта вожаком. Стая! Голодная и беспощадная! И Алька закричала. Громко и пронзительно, как может кричать только загнанный в угол человек. Пелагея ей вторила.

Вдруг послышался звук мотора. И по полю заскользил свет от фар. Припозднившийся Павел все-таки поспел и своим появлением спас женщин от неминуемой страшной гибели. Аля заметила, как испуганно метнулась в сторону кустов поджарая волчья фигура. Вой, преследующий женщин в одночасье стих. Подъехав к дрожащим от страха женщинам, Павел приглушил мотор и высунулся из кабины. По перекошенным от страха лицам он понял – не ладно.

– Колесо пробил! – оправдался мужчина. – А что случилось? Кузьмич? Выследил-таки гнида разэтакая! – выругался он, не увидев вязанок с травой.

– Волки, – срывающимся голосом проговорила Аля, трясясь от страха.

Пелагея закивала, готовая подтвердить каждое слово подруги.

– Да, какие волки! – разозлился Павел. – Вот дуры-бабы! Напридумывают всякого! Разве же волк подойдет к человеку? Звери они ведь как – тоже нас боятся! У них это по наследству передается! От старшего к младшим. Да и трасса рядом! Шумно!

– Паша, никак ты не видел? Прямо перед машиной пробёг, – слабо возразила Аля.

Павел в сердцах плюнул под ноги.

– Траву где побросали?

– Там за кусточками, – показала назад Пелагея.

– Ну, поехали тогда забирать!

Павел запрыгнул в кабину, раздраженно хлопнул дверцей. Женщины тем временем разместились в открытом кузове, и машина поползла вперед.

Хоть Павел и не поверил ни единому слову Альки с товаркой, но в душе зародилось нехорошее предчувствие. Что за день сегодня такой? Сначала на работе премии лишили. Припомнили, как седьмого дня вышел на работу, да медсестра путевку не подписала – говорит хлебнувший. А у него и капли-то во рту с самого первомая не было! Думай теперь как перед Алькой-то оправдываться! Она ему эту премию еще долго вспоминать будет. Потом колесо пробил. Пока менял – стемнело. На газ до предела давил, торопился. Приехал. И снова не порядок!

Вдруг от увиденной в свете фар картины Павла замутило. На брошенных впопыхах вязанках травы восседал огромный зверь. Волк! Глаза горели желтым огнем и, не мигая, смотрели прямо на Павла. И таким мудрым, всепонимающим и насмешливым был этот взгляд! Вот тебе и бабские глупости и необоснованные страхи! Он до предела вдавил тормоз. Машина резко затормозила. В кузове послышалась возня и недовольный возглас Альки:

– Осторожнее! Чай не дрова везешь! Или хлебнуть успел уже?

– Тихо! – крикнул в ответ Павел. – Волки!

В самый последний момент он заметил еще трех зверей, кравшихся сквозь пшеничное поле. Дрожащими руками он повернул ключ, заводя машину и потихоньку начал сдавать назад. Разворачиваться на узкой дороге он боялся, опасаясь попасть в колею и увязнуть.

Женщины в кузове пронзительно взвизгнули и замолчали. Притихли, словно их и не было. Как только машина докатилась до асфальта, Павел выжал газ до предела да так и несся до самого Марьина. Ужас от того, чем могла обернуться его задержка на работе, не давал успокоиться.

Слухи о случившемся разнеслись по деревне с невероятной скоростью. Слыханное ли дело! Волки на колхозном поле! Считай, около самой деревни! Марьино словно замерло в ожидании грозы.

Как только начинало темнеть – двери на засов. Скотину тоже запирали. А мужчины ставили у порога кто ружьишко, а за неимением оного вилы. Жители приготовились обороняться и оборонять дома. Сильна память человеческая – старики вмиг припомнили нашествие волков, что еще в их детстве в царские времена случилось. Ох, и разошлись тогда серые разбойники! Не обошлось и без жертв…

***

– А потом что? – с придыханием спросила Марина.

– Да, вроде, успокоилось все, – пожала плечами Пелагея. – позабылось…

– В деревню волки не приходят, – сказала Аля, – а вот вдоль дорог, когда стемнеет, или в полях их еще не раз видели. Нападений, к счастью, не было. Да только самим беречься надобно – на волчью территорию лишний раз без нужды не соваться!

– А мои знакомые ходят и ничего.

– До раза все это! – категорично ответила Пелагея.

– А может они того этого…

Аля замялась, вопросительно глядя на подругу.

– Чего? – не поняла Марина.

– Ничего! – рубанув по воздуху ребром ладони, отозвалась Пелагея. – В общем, девка, ежели хочешь, клубничные места мы тебе покажем. А в малинник и не проси – не поведем!

– А может есть у вас в Марьино, кто не боится? – с надеждой спросила Марина, она и сама не могла понять, чего ей сдалась так эта малина. Обычно девушка упрямством не отличалась, но сегодня на нее что-то нашло.

Пелагея сокрушённо покачала головой и отвернулась, не желая больше продолжать разговор. Более мягкая по натуре Аля, не выдержав просящего взгляда, сдалась:

– Если только старуха Грушина.

– Это которую бесноватой сочли?

Женщина кивнула.

– А где ее найти?

– Иди в деревню. Там тебе любой малец путь укажет, коли не боишься… Марина кивнула и направилась в сторону села.

***

Новые знакомые оказались правы, Грушину в селе знали все. Первый же проносившийся мимо мальчуган, которого удалось поймать за рукав и остановить, утвердительно закивал на вопрос Марины.

– Это которая с бесами зналась? – деловито уточнил он.

Марина немного замялась – не приятно было говорить такое о совершенно незнакомом человеке. Но все же была вынуждена кивнуть в ответ. Получив подтверждение, мальчишка потянул ее за собой.

– Провожу, только ты быстрее, а то у меня дела! Мамка наругать может!

Марина едва сдержала улыбку. Деловой нашелся! Только что скакал с остальными ребятами – репейник с крапивой палками сбивали. А теперь про дела вспомнил.

Мальчик в коротеньких штанишках, из которых вырос по всей видимости еще прошлым летом, и в широкой, явно с отцовского плеча рубахе выглядел более чем нелепо. Но с детской непосредственностью он не обращал на такие мелочи внимания и гордо шел вперед, размахивая руками в такт широким торопливым шагам. По всему было заметно, что мальчишка спешит быстрее отвязаться от Марины.

– Там, – неопределенно махнул он в сторону.

Переведя взгляд в указанное направление, Марина уже хотела было возмутиться. Перед глазами представали плотные заросли – деревья непроходимой стеной обвивало растение, напоминающее лиану. Эхиноцистис, кажется, всплыло откуда-то умное название, а вместе с ним невольные детские воспоминания, как они с подружкой Таей любили собирать колючие «ежики», поспевающие к августу. Приглядевшись, девушка поняла, что за буйной растительностью скрывается небольшой выкрашенный голубым деревянный домик.

– Спасибо, – поблагодарила она провожатого, но ее благодарность так и осталась висеть в воздухе – мальчишки уже и след простыл.

Немного постояв в раздумье. Может ну ее эту малину? Что ей заняться что ли не чем? Марина все же упрямо двинулась по обнаружившейся в зелени небольшой тропинке. Стоило девушке только шагнуть на нее, как она, словно по чьему-то волшебству, оказалась в зеленом тоннеле, образованном свисающими лианами. Они были везде: по бокам и сверху, словно потолок. В зарослях было прохладно, солнце не пекло здесь нещадно, как под открытым небом. На мгновение Марине показалось, что она сейчас окажется в чудесном сказочном королевстве из детских книг. Девушка даже с опаской оглянулась – не пропал ли за ее спиной выход. Убедившись, что все на месте, она облегченно выдохнула. В тени деревьев и кустарников, у самого входа в дом стояла небольшая неровно сколоченная скамейка. Сидящей на ней и обнаружилась хозяйка дома. Невысокая старушка со сморщенным лицом и неожиданно добрыми и молодыми глазами. Отчего-то при взгляде на Грушину, Марина успокоилась, хотя до последнего сомневалась в правильности своего решения.

– Здравствуйте! – поздоровалась девушка.

– Доброго тебе дня, – кивнула старушка.

Установилось молчание. Марина никак не могла собраться с духом и озвучить просьбу. А Грушина сидела, как ни в чем не бывало, не проявляя к гостье никакого интереса. Наконец Марина решилась.

– Меня жительницы местные к вам отправили, – сказала она. – Говорят, вы места с малинником знаете.

– Знаю, – кивнула Грушина, – у нас в Марьино их все знают.

– Да. Но только все почему-то боятся туда идти. Я спрашивала – никто не хочет проводить.

– Правильно боятся, – подтвердила старушка. – Волчий овраг там больно близко. А волки сейчас лютуют – не смотри, что лето теплое, а ни зима морозная…

– Бабушка, а вы меня проводить не сможете? Вы тоже волков боитесь?

– А ты как думала? Коли всей деревней за бесноватую почитают да боятся пуще огня, значит, я бесстрашная?

Марина смутилась. Ни в коем случае ей не хотелось обидеть вопросом неповинного ни в чем человека. А суеверия? Свои суеверия всегда в деревнях имеются! Какая же деревня без местной колдуньи, юродивой и историй, с ними связанных?

– Не думала я ничего такого! – с жаром заверила она. – И вы не обращайте внимания! Мало ли чего от недостатка образования и зависти напридумывать можно! Не расстраивайтесь пожалуйста…

– Я, девонька, уже давно об том не расстраиваюсь, – ответила женщина.

Голос ее звучал певуче, с переливами. Марина подумала, что в молодости на посиделках Грушина первой певуньей слыла, да и красотой, скорее всего, обделена не была. Даже сейчас в преклонном возрасте, она располагала к себе, несмотря на заверения деревенских о ее инаковости.

– Не веришь, значится, слухам-то? – улыбнулась старушка. – Комсомолка поди?

Марина кивнула.

– Зря, девонька! Зря!

Грушина опустила сморщенную ладонь на лавку возле себя, словно приглашая послушать свою историю. Марина сама не поняла, как ноги потянули ее сесть рядом. Рассказ полился тихо и неторопливо…

***

Настасья Грушина росла в семье любимицей. Родилась она у родителей поздно, когда трое старших братьев уже повзрослели. Двое, Платон и Мирон, проходили службу в армии. А старший, Кузьма, только что вернулся в родную деревню, отдав долг родине. Собирался дом свой ставить да жену выбирал. В единственной дочке родители души не чаяли, любили шибко. Братья светлокудрую малышку баловали, как могли. Даже когда женились и свой дом завели, но про сестрицу не забывали. Наряды у девицы были лучшие, из тканей дорогих. Платки цветастые для настроения. В ушах серьги из бирюзы. Не каждая девка в Марьино могла так нарядиться! А ко всему прочему нравом Настасья весела была, на деревенских праздниках да посиделках заведет песню, так глаз с нее не сводят люди. Так поет, что заслушаешься!

Стали на Настасью парни заглядываться. Многие сватов засылали. Да только люб был девице молодой плотник Еремей. Кудри черные, смоляные и глаза такие же. Притягивали, словно два глубоких омута, в коих потонуть можно без остатка. Еремей на красавицу тоже не без интереса поглядывал. Так бы и сложилось у них, да только жила в Марьино девка Аглая. Росточком она не высокая была, худенькая. Весь вид, словно бы кричал об Аглашкиной неказистости: волосы редкие мышиного цвета такие, что не похвастаться перед парнями и подругами косой до пояса, да и не росли они вовсе. Моталась чуть ниже плеч жиденькая коса, вызывая вовсе не зависть, а лишь сожаление. Лицо чаще имело угрюмое выражение, мало кому удавалось увидеть Аглаю смеющейся. Если и кривила улыбка тонкие в ниточку губы, то была скорее надменно-насмешливой, а не приветливо-открытой. Одни только ярко-зеленые глаза невольно привлекали к себе внимание, сверкая словно драгоценные изумруды. Встречались деревенские парни с этим колдовским взглядом и будто замирали, не в силах оторвать глаз. Была во взгляде Аглаином какая-то потусторонняя сила. Некоторые даже припоминали местную ведьму-отшельницу, что в лес на житье-бытье удалилась. Она Аглашкиной бабке сестрой приходилась. Да только велись те разговоры осторожно, шепотком. Боялся люд на себя внимание ведьмы привлечь.