Вжик и труповозка

Евгения Еремина

Вжик и труповозка

Вжик и труповозка

Наш трехэтажный дом по улице 2-я Транспортная стоял среди таких же домов-близнецов из красного кирпича. Наискосок располагалось здание суда Октябрьского суда города Омска, за ним находился отдел милиции №6, ну а чуть подальше… в здании бывшего детского садика тоже что-то милицейское.

Как вы догадываетесь, это не могло не отобразиться на детской жизни нашего двора. По дороге в школу мы вглядывались в лица преступников на доске «Их ищет милиция» и придумывали, что они сделали.

– Этот лысый водителя зарезал и машину угнал.

– Нее, скучно.

– Эта тетенька наверняка ела других людей. Приглашала в гости, потом по голове жмяк! И варила в большом казане. И ела. По частям. И соседей угощала.

– Нет, солила. В большом бачке, как у бати, когда он капусту квасит.

– А этот дяденька, смотрите, похож на нашего учителя труда, такая же морда свирепая.

– Он учеников молотком убивал за то, что они кривые табуретки в школе делали.

От отделения милиции нас отделял высокий деревянный забор. Стройные, потемневшие от времени, все в лохматых занозах брусья плотно стояли друг к другу – даже щелки не найдешь, чтобы подсматривать. Тогда мы придумали другой способ – вставать на трубы. Большие, небрежно обмотанные жесткой фольгой, со свирепой стекловатой на стыках обмотки. Каждый, кому хоть раз на футболку или под нее попадала стекловата, никогда не забудет это мерзкое чувство – словно тысячи маленьких пираний откусывают от тебя по кусочку. Ты чешешься, и еще глубже забиваешь мелкие частички стекловаты во вспаханные ногтями борозды на нежной коже.

Если встать на трубу и зацепиться руками за край забора, и чуть-чуть подтянуться – можно увидеть, что происходит во дворе. Перед зданием – парковка для милицейских и гражданских машин. А в углу, сразу за забором – самая жуткая штука из моего 8-летнего детства – прицеп для легкового автомобиля для перевозки улик/фрагментов тел/орудий убийств (ну, если они больших размеров, например). Другими словами, труповозка. Конечно, трупов в ней никто не видел – только всякие мятые тряпки, одеяла, клеёнки. Иногда со следами крови. Явно, там перевозили труууупы. Или их части. Или орудия убийства. Я до сих пор так думаю, ущипните меня.

Каждый день мы заглядывали за забор – вдруг в труповозке что-то появится. Иногда кто-то из наших кричал:

– Нога нога!

– Оторванные пальцы!

– ААА! Я видел голову! Она улыбалась!

Но на самом деле никто никогда кусков мяса или отрубленных конечностей не видел. Из нас, разумеется.

Это тема была и страшной, и притягательной одновременно. Мы часами могли рассуждать о том, что могло случиться, с кем, и какие именно части попали сегодня в труповозку. Напридумывали так, что потом одни тряслись от страха в своих кроватях и не могли заснуть, вторые писались, а третьи шарахались от громких звуков и хоть капельку подозрительных людей.

Наши детские страхи активно взращивала Галина Ивановна – учитель музыки в нашей гимназии. Вместо того, чтобы включать марши и вальсы, обсуждать музыкальные стили и прививать нам любовь к прекрасному, Галина Ивановна методично, раз в неделю, на протяжении 40 минут, вбивала в наши головы правду – то, как страшен мир. Как детей воруют на органы, едят, продают. Отпустите свое воображение, не стесняйтесь. Галина Ивановна не стеснялась, и вам не стоит, так как даже с самыми дерзкими мыслями вы ее не переплюнете.

Несмотря на приземистые дома нашего квартала, детей было много. Маленьких и постарше, из разных семей —полных, неполных, выпивающих, дерущихся, с разными характерами, воспитанием и способом проявления человеческих качеств – трусы, отчаянные, сочинители, недотепы, умняшки, тупящие. У нас была тайная организация – «Штаб». Базировалась она в шалаше —подальше от взрослых глаз – на крышах гаражей за ниспадающими ветками высоких деревьев. У нас была своя эмблема, награды, совет, в который входили старшие девочки – Инка Колобот и Нинуля Шемякина. Были даже именные удостоверения и наградные листы. Мы были серьезной организацией со своими прописанными правилами – уставом. «Штабовцы» – так мы себя называли.

Входили в организацию не все – только самые проверенные и авторитетные дети нашего двора, ну и заодно, те, кто игру придумал. Периодически мы выходили на «боевые задания». Иногда групповые, и даже полезные – убирали двор, развешивали белье друг за друга и помогали бабушкам, но чаще индивидуальные и не особо серьезные.