Тихие шрамы души. Как выйти за пределы боли детства и найти настоящую свободу

Луиса Хьюз

Тихие шрамы души. Как выйти за пределы боли детства и найти настоящую свободу

Введение

Есть нечто удивительное в человеческом сердце – оно умеет прятать боль так глубоко, что иногда даже сам человек забывает, что она там. Мы учимся улыбаться, быть «нормальными», справляться, достигать, говорить нужные слова и молчать тогда, когда всё внутри кричит. Мы вырастаем, меняем города, имена, стили, привычки, но внутри нас может по-прежнему жить маленький ребёнок, испуганный, отвергнутый, забытый, тот, кому некогда не дали права на чувства, на гнев, на грусть, на уязвимость. Мы носим маски силы и контроля, но под ними – тончайшие трещины, которые называются «тихими шрамами».

Ты наверняка чувствовал это. Может быть, в самый обычный момент – когда кто-то сказал неосторожное слово, и у тебя внутри будто что-то оборвалось. Когда ты любил, но всё внутри отказывалось верить, что тебя могут любить в ответ. Когда ты добивался успеха, но не чувствовал радости. Когда ты говорил «всё хорошо», но знал, что это ложь. Мы научились молчать. Потому что нас когда-то не услышали. Мы боялись говорить. Потому что однажды нас высмеяли, отвергли, наказали или просто проигнорировали. Наш голос превратился в шёпот, а потом – в тишину. Мы перестали рассказывать себе правду о себе. Так начался разрыв между тем, кем мы кажемся, и тем, кем мы являемся.

Это книга – не о прошлом. Она о настоящем. О том моменте, в котором ты впервые решаешься повернуться лицом к себе – настоящему. Не к тому, кем тебя хотят видеть другие. Не к тому, кто уже много лет прячется за механизмами выживания, не к образу идеального, сильного, рационального взрослого. А к себе – с болью, с памятью, с чувствами, с тенью, с хрупкостью. Это не слабость. Это правда. И именно с неё начинается путь домой – к себе.

Почему мы так долго молчали? Потому что в детстве нас учили, что боль – это плохо. Что злиться нельзя. Что плач – это слабость. Что быть неудобным, громким, требовательным – значит быть плохим. Нас учили быть удобными. Нас учили «перерасти», «не драматизировать», «не выдумывать». Когда ребёнок говорил о своих чувствах, ему говорили: «Ну что ты выдумываешь?», «Соберись», «Ты слишком чувствительный». Мы слышали это снова и снова. И в какой-то момент решили: «Со мной что-то не так». Это решение стало основой, на которой выросли наши взрослые сценарии. Мы начали жить не из центра своей подлинности, а из страха быть непринятыми. Мы молчали, потому что это казалось безопасным. Мы отказывались от себя, чтобы сохранить хоть какую-то любовь.

Но любой отказ от себя – это форма внутреннего сиротства. Мы стали чужими сами себе. Мы научились игнорировать свою боль так мастерски, что перестали её замечать. Но она продолжала жить в теле, в жестах, в снах, в напряжении мышц, в хронической тревоге, в бессоннице, в странном чувстве одиночества среди людей, в постоянной попытке что-то доказать, заслужить, догнать. Эта боль никуда не ушла. Она научилась говорить тишиной. Она стала фоном жизни.

Наступает момент, когда душа начинает звать. Тихо, почти неуловимо. Через усталость. Через внутренний дискомфорт. Через навязчивое ощущение, что ты живёшь не свою жизнь. Через то, что вроде бы всё есть – отношения, работа, статус – а внутри пусто. Это и есть тот самый зов, который мы так долго игнорировали. Он звучит изнутри. Не громко. Но если замолчать, затихнуть, остановиться – его можно услышать.

Эта книга написана, чтобы ты услышал себя. Чтобы ты перестал бояться той правды, которую носишь в себе с самого детства. Чтобы ты смог, шаг за шагом, мягко и без осуждения, приблизиться к себе настоящему – раненому, но живому. Тому, кто достоин любви, независимо от достижений. Тому, чьи чувства имеют право быть. Тому, кто больше не обязан заслуживать право на существование.

Путь к себе – не линейный. Он не всегда приятен. Иногда будет казаться, что ты возвращаешься назад. Иногда поднимутся слёзы, о которых ты даже не знал. Иногда внутри поднимется гнев, обида, страх, которые ты столько лет прятал под ковёр сознания. Но знай: это не слабость. Это процесс возвращения. Возвращения к себе.

В каждом из нас живёт внутренний ребёнок – тот, кто однажды не получил того, в чём нуждался: внимания, любви, безопасности, признания. Он жив. Он говорит с нами через обострения, через срывы, через эмоциональные качели, через бесконтрольную тревогу, через внутреннюю пустоту. Его боль – это не враг. Это указатель. Она не просит осуждения. Она просит внимания, принятия, заботы. Мы не сможем стать по-настоящему свободными, пока продолжаем отвергать этого внутреннего ребёнка.

Свобода – это не отсутствие боли. Это возможность быть собой, несмотря на неё. Это когда ты перестаёшь бежать от себя. Это когда ты позволяешь себе быть целым – и сильным, и уязвимым, и радостным, и плачущим. Это когда ты больше не боишься заглянуть внутрь. Это когда ты можешь сказать: «Да, я был ранен. Но это не вся моя история».

Цель этой книги – не научить тебя, как быстро справиться. Не дать поверхностных советов. Не выдать набор приёмов «пять шагов к счастью». Нет. Я приглашаю тебя в процесс. В глубокое и бережное путешествие к себе. Эта книга будет рядом, когда станет особенно тяжело. Она будет говорить с тобой на том языке, который ты давно забыл – языке чувств, честности и любви.

Ты не один. Ты никогда не был один. Внутри тебя есть части, которые ждали встречи всю жизнь. Не для того, чтобы осудить, а чтобы понять. Не чтобы исправить, а чтобы услышать. Не чтобы контролировать, а чтобы обнять. Эта встреча – самое ценное, что может случиться в твоей жизни. И если ты открыл эту книгу, значит, ты уже сделал первый шаг.

Ты пришёл сюда не случайно. И я не напрасно пишу эти слова. Ты читаешь их, потому что готов. Потому что больше невозможно молчать. Потому что душа устала прятаться. Потому что сердце хочет дышать. Потому что пришло время вернуться к себе.

Глава 1. Раны, которые не видны. Как детство формирует внутренний мир

Многие считают, что время лечит. Что всё, что происходило в детстве, со временем стирается, забывается, теряет свою силу. Но есть вещи, которые не поддаются логике взросления. Это то, что осталось неуслышанным, недолюбленным, недосказанным. Это раны, которые не кричали, но стали частью внутреннего ландшафта. Эти раны – не на коже, их не видно снаружи, но они влияют на всё: на то, как мы чувствуем себя в одиночестве, как мы строим отношения, как мы воспринимаем себя и мир, как мы реагируем на любовь и отвержение, на критику и похвалу, на успех и неудачу.

Ребёнок, приходя в этот мир, не имеет логических фильтров. Он не способен анализировать, отделять истину от лжи, объективную реальность от искажённых восприятий. Его психика пластична и впитывает всё, как губка. Его восприятие себя напрямую зависит от того, как с ним обращаются, как на него смотрят, какие слова звучат в его адрес. Если его встречают с теплом, если его потребности уважаются, если он чувствует безопасность, его внутренняя структура формируется на прочной основе доверия и любви. Но если ребёнок регулярно сталкивается с холодом, критикой, пренебрежением, насмешкой, если его чувства игнорируют или высмеивают, если его голос не слышат, то у него формируется ощущение, что с ним что-то не так.

Часто взрослые не придают значения своим действиям или словам, не осознают, что их отношение к ребёнку становится внутренним голосом этого ребёнка на всю его дальнейшую жизнь. Когда ребёнку говорят: «Не плачь», – он учится, что чувства – это плохо. Когда его наказывают за ошибки, он начинает бояться пробовать. Когда его сравнивают с другими, он теряет уникальность. Когда его игнорируют, он делает вывод, что он невиден. Когда его любят за достижения, он решает, что любовь нужно заслужить. Всё это не просто обиды – это структура, на которой потом будет строиться вся его внутренняя реальность.

Раны, полученные в детстве, не всегда приходят из очевидного насилия или грубого обращения. Чаще всего они тихие, коварные, прячутся за фасадом благополучия. Ребёнок может жить в «хорошей» семье, но при этом испытывать глубокое одиночество. Он может быть окружён заботой, но не чувствовать, что его слышат. Он может быть одет, накормлен, обучен, но внутри него будет пустота, потому что самые важные потребности – быть любимым, понятым, принятым – остались без ответа. Эти потребности не каприз, не избалованность, не слабость. Это основа формирования здоровой личности.

Когда ребёнок не получает признания своей уникальности, он учится адаптироваться. Он может стать «хорошим», угодливым, удобным. Он может быть отличником, помощником, героем, который никогда не жалуется. Он рано взрослеет, начинает заботиться о других, забывая о себе. Или наоборот – он становится трудным, замыкается, протестует, бунтует. Но за всеми этими моделями стоит одно – неудовлетворённая потребность быть увиденным, принятым, любимым просто за то, что он есть.

Детская психика не умеет объяснять происходящее вокруг. Она не может сказать: «Мои родители просто эмоционально незрелые». Она не способна осознать, что мама не умеет любить, потому что сама была лишена любви. Ребёнок всегда винит себя. Он думает: «Если меня не любят, значит, я плохой». И это убеждение становится фундаментом внутренней реальности. Оно может быть невидимо, но именно оно определяет, как человек будет относиться к себе, будет ли он позволять себе быть счастливым, будет ли он доверять другим, как он будет реагировать на близость.

Эти убеждения живут глубоко. Они не исчезают, когда человек взрослеет. Взрослый может построить успешную карьеру, завести семью, реализоваться внешне, но внутри может чувствовать, что он недостаточен, что его могут в любой момент отвергнуть, что он недостоин любви. Он может бояться показать свою уязвимость, может избегать привязанностей или наоборот, цепляться за токсичные отношения, лишь бы не остаться один. Он может саботировать успех, отказываться от возможностей, не верить в свои силы. Всё это – следы тех ран, которые были получены в детстве.

И самое сложное в этих ранах то, что они становятся нормой. Мы настолько к ним привыкаем, что не замечаем их. Мы думаем, что это просто характер, что «я такой», что «всем тяжело». Мы не связываем свои сегодняшние страхи, тревоги, сложные отношения с тем, что когда-то не было получено. Но внутренний ребёнок – не умирает. Он продолжает жить внутри нас, и до тех пор, пока его боль не будет признана, пока его чувства не будут услышаны, мы будем повторять одни и те же сценарии, снова и снова сталкиваясь с болью, которую не понимаем.

Психоэмоциональные травмы детства – это не приговор, но это то, что требует внимания. Это внутренние узлы, которые нельзя развязать усилием воли. Их можно только распутать с заботой, с уважением, с мягкостью. И в этом процессе важно перестать себя обвинять. То, что мы получили раны – не наша вина. Мы не выбирали, какими будут наши родители, какую любовь они смогут нам дать, сколько у них было ресурса. Мы не могли контролировать это. Но сейчас мы можем сделать выбор – перестать игнорировать себя, перестать жить из автоматических реакций, начать смотреть внутрь с интересом, с уважением, с намерением исцелиться.

Формирование внутреннего мира начинается с первого взгляда матери на новорождённого. С того, как она держит его, как реагирует на его плач, как чувствует его потребности. Позже – с того, как с ним разговаривают, какие слова говорят, насколько уважают его границы. Весь этот опыт закладывает основу: мир – это безопасное место или угрожающее? Я – ценен или нет? Меня любят просто так или только за что-то? Эти ответы определяют, как человек будет жить. Но даже если первые ответы были болезненными, их можно изменить. Взрослая жизнь – это не только продолжение прошлого, это и шанс его переписать.

Чтобы это стало возможным, нужно сделать главное – признать, что раны есть. Что они реальны. Что они живут внутри, и что они заслуживают внимания. Путь к исцелению начинается не с желания что-то починить, а с желания понять. С готовности быть с собой, даже если больно. С искреннего интереса: кто я, когда я не стараюсь понравиться? Кто я, когда перестаю играть роли? Кто я, если позволю себе быть настоящим?

Этот путь требует мужества. Потому что возвращаться к истокам своей боли страшно. Это значит перестать убегать. Это значит перестать прикрываться искаженными образами. Это значит быть с собой – без украшательств, без иллюзий, без защит. Но именно в этом и заключается подлинное взросление. Не в том, чтобы стать сильным и независимым, а в том, чтобы позволить себе быть живым – чувствующим, уязвимым, сложным, настоящим.

Именно тогда начинается подлинная свобода. Не внешняя, не в виде успеха, признания, статуса, а внутренняя – когда ты больше не живёшь из страха быть отверженным. Когда ты больше не стыдишься своих чувств. Когда ты не боишься быть собой. Когда ты способен смотреть в прошлое не с болью, а с принятием. Когда ты видишь в себе не только того, кто был ранен, но и того, кто смог выжить, кто смог сохранить человечность, кто пришёл к точке, где уже невозможно больше жить в разрыве с собой.

Каждое слово этой книги будет поддержкой на этом пути. Ты уже начал слышать себя. Ты уже рядом с истиной. Тихие шрамы больше не обязаны определять тебя. Ты – больше, чем твоя боль. И ты достоин новой истории. Истории, в которой есть место для всей твоей глубины, всей твоей сложности, всей твоей жизни.

Глава 2. Остаться одному. Тень страха покинутости

В самом сердце человеческого опыта лежит одна из самых древних и глубинных эмоциональных потребностей – быть рядом с другим, знать, что ты не один. Мы приходим в этот мир беспомощными, полностью зависимыми от присутствия, заботы и внимания другого человека. Для новорождённого одиночество – это не просто дискомфорт, это экзистенциальная угроза, буквально страх смерти. И если в первые месяцы и годы жизни рядом нет эмоционально доступного, устойчивого и любящего взрослого, то в психике ребёнка формируется мощный след: «Остаться одному – опасно. Меня могут покинуть. Я могу исчезнуть». Так начинается история страха покинутости – того самого, что, однажды зародившись в детстве, прорастает корнями в каждую сферу взрослой жизни.

Этот страх не всегда очевиден. Он может маскироваться под внешнюю независимость, демонстративную холодность или, наоборот, болезненную привязанность. Человек может даже не осознавать, что им движет паническая боязнь остаться одному. Он может годами строить отношения, в которых он не чувствует себя счастливым, но при этом не решается уйти. Он может терпеть унижение, предательство, эмоциональное насилие – лишь бы не столкнуться с тишиной собственной квартиры. Он может искать партнёра не из любви, а из тревоги, из страха пустоты, из потребности в чьём-то постоянном присутствии, чтобы не слышать внутренний крик покинутости, который остался с ним с самого детства.

Ребёнок, переживший эмоциональное или физическое оставление, редко помнит это как событие. Чаще это расплывчатое, но очень ощутимое внутреннее ощущение: в самые важные моменты рядом никого не было. Когда было страшно – никто не успокаивал. Когда было больно – никто не прижал к себе. Когда хотелось поделиться – никто не слушал. Даже если родители физически присутствовали, они могли быть эмоционально недоступны, заняты своими проблемами, холодны, равнодушны или непоследовательны. Иногда причина в травматических событиях: развод, госпитализация, смерть близкого, переезды, частые смены окружения. Иногда – в психологических структурах самих родителей, которые сами не знали, как быть рядом по-настоящему. В результате ребёнок растёт с ощущением, что связь – это нечто нестабильное, ненадёжное, угрожающее.

Формирование страха покинутости – это не просто реакция на разлуку. Это ощущение, что связь может исчезнуть в любой момент. Что привязанность всегда под угрозой. Что человек, на которого ты опираешься, однажды отвернётся, уйдёт, исчезнет. Этот страх становится фоном. Он влияет на то, как мы вступаем в отношения, как проявляем себя, как выбираем партнёров, как воспринимаем ссоры, разногласия, дистанцию.

Во взрослой жизни человек с этой внутренней травмой может становиться крайне чувствительным к изменениям в настроении партнёра. Молчание, паузы, недосказанность – всё это воспринимается как сигнал опасности. Даже нейтральные ситуации интерпретируются как угрозы связи: партнёр задержался на работе – значит, он охладел; не ответил на сообщение – значит, разлюбил. Ум может пытаться рационализировать, но тело уже живёт в тревоге, запускается старая знакомая программа: меня вот-вот оставят. И человек начинает действовать из страха: контролировать, требовать, подстраиваться, подавлять себя, лишь бы не потерять контакт. Или, наоборот, замыкается, уходит первым, лишь бы не быть покинутым.

Одним из проявлений этой травмы может стать так называемая зависимость от отношений – неважно, насколько они деструктивны. Человек держится за другого, как за якорь, даже если этот якорь тянет его на дно. Он не может разорвать связь, потому что тогда ему придётся встретиться с главным ужасом – одиночеством. Но проблема в том, что находясь в такой связи, он всё равно остаётся один, потому что в основе – не настоящая близость, а страх. Он не чувствует подлинной любви, не чувствует принятия, он постоянно на страже, в напряжении, в ожидании предательства, ухода, отказа.

Иногда страх покинутости ведёт к тому, что человек полностью растворяется в другом. Он теряет себя, свои границы, свои желания. Он становится «идеальным» партнёром, который всегда готов подстроиться, угодить, быть удобным. Но в этом есть трагедия: такая жертва не гарантирует любви, а только усиливает внутреннюю пустоту. Чем больше он отдаёт, тем меньше остаётся самого себя. И если отношения всё-таки заканчиваются, он оказывается в ещё большей пустоте, потому что не только потерял другого, но и забыл, кто он сам.

С другой стороны, некоторые люди с этой травмой предпочитают не вступать в близкие отношения вовсе. Они могут казаться независимыми, свободными, самодостаточными, но за этим стоит защита от боли. Лучше не подпускать никого близко, чем снова испытать предательство или уход. Они выбирают одиночество как способ контроля. Но и здесь нет настоящей свободы. Это вынужденная изоляция, за которой стоит тот же страх – быть оставленным, никому не нужным, забытым.

Страх покинутости имеет множество лиц. Он может проявляться в дружбе, в профессиональных связях, даже в отношениях с детьми. Человек может бояться отпускать, делегировать, доверять. Он может чувствовать себя брошенным, даже если объективно всё в порядке. Это потому что боль не в настоящем – она в прошлом, в детстве, когда рядом не оказалось никого, кто мог бы быть опорой.

Исцеление этой травмы начинается с признания её существования. Это не слабость – бояться быть покинутым. Это след того, что в прошлом тебе действительно не хватало тепла, стабильности, принятия. Это не означает, что ты недостоин любви. Это означает, что ты давно не чувствовал, что тебя любят без условий. Путь к исцелению – это путь к себе. Это процесс восстановления связи с самим собой. Потому что покинутость – это не только про других. Это про то, как мы сами оставляем себя, как предаём себя, как отказываемся от своих чувств, как не слышим свой внутренний голос.

Когда мы начинаем видеть себя, слышать, поддерживать, давать себе то, чего не хватало, мы постепенно учимся быть рядом с собой. Мы перестаём искать спасение снаружи. Мы больше не требуем от других заполнить нашу пустоту. Мы начинаем строить отношения из наполненности, а не из страха. Это не быстрый путь. Он требует внимания, терпения, честности. Но каждый шаг на этом пути – это шаг к свободе. Потому что настоящая близость невозможна, пока нами управляет страх. Настоящая любовь начинается тогда, когда мы можем быть с собой в одиночестве и при этом не чувствовать себя покинутыми.

В этом и есть величайшая сила – не в том, чтобы никогда не быть одному, а в том, чтобы, оставаясь наедине с собой, ощущать, что ты есть, что ты жив, что ты целый. Когда внутри тебя появляется эта устойчивость, ты перестаёшь бояться разлук, ты перестаёшь удерживать других, ты перестаёшь предавать себя. Тогда отношения становятся выбором, а не необходимостью. Тогда ты можешь по-настоящему быть с другим, не теряя себя.

Этот путь доступен каждому. Он начинается с малого – с внимания, с честности, с признания своей боли. Со слов: «Мне страшно остаться одному». Эти слова – не признак слабости. Это начало исцеления. Потому что за страхом всегда живёт желание любви. А за ним – способность к любви. И когда ты перестаёшь убегать от своей уязвимости, она перестаёт быть врагом. Она становится источником силы.

Глава 3. Молчаливая обида. Когда слова остаются внутри

Существует особый вид боли – та, которая не находит выхода наружу. Она не кричит, не устраивает сцен, не рвётся сквозь границы, а наоборот – уходит глубоко внутрь, сворачивается клубком где-то между грудной клеткой и горлом, становится плотной, вязкой тенью, которая тихо, но упорно отравляет всё внутри. Это – обида, которую не разрешили себе выразить. Это слова, которые застряли, потому что когда-то было слишком страшно их сказать. Это правда, которая не получила права на существование. И именно эта молчаливая обида формирует внутренние стены, отгораживающие человека не только от других, но и от самого себя.

Всё начинается рано, в те годы, когда ребёнок только начинает осознавать свои чувства, но ещё не знает, как с ними быть. Он сталкивается с первыми разочарованиями, обидами, несправедливостью, но не находит отклика. Ему говорят, что «плакать некрасиво», что «обижаться – плохо», что «не стоит делать из мухи слона». Его чувства обесценивают, игнорируют или высмеивают. В этот момент формируется опасная внутренняя логика: «Если я выражу свою обиду, меня отвергнут. Если я скажу, что мне больно – я потеряю любовь». И ребёнок делает выбор – он замолкает.

Снаружи он может казаться спокойным, послушным, адаптированным. Но внутри начинает накапливаться напряжение. Его чувства не исчезают, они просто не находят выхода. Он учится подавлять их, прятать, вытеснять. Со временем это становится привычкой, стилем общения, формой выживания. Он учится улыбаться, когда больно. Улыбка становится бронёй, а молчание – стратегией безопасности. Он живёт, как будто всё в порядке, но каждый раз, когда кто-то его игнорирует, перебивает, критикует или предаёт – старые обиды оживают. Они не забыты, они просто хранятся в тишине.

Эта молчаливая обида проникает во все сферы жизни. В отношениях человек боится открыто говорить о том, что его задевает. Он терпит, сдерживается, делает вид, что всё хорошо, лишь бы избежать конфликта. Но внутри всё кипит. Он может неделями носить в себе невыраженную злость, разочарование, уколы боли. И в какой-то момент это накапливается до такой степени, что даже мелочь становится поводом для вспышки – неожиданной, резкой, разрушительной. Либо наоборот – всё остаётся подавленным, и тогда это превращается в хроническое напряжение, в подавленность, в апатию, в замкнутость.

Обида, которую не выразили, становится тяжестью, которую человек несёт повсюду. Это груз, который сковывает движения, мешает дышать, не даёт радоваться. Он формирует особую настройку восприятия: человек постоянно ждёт, что его снова не услышат, снова предадут, снова проигнорируют. Он живёт настороженно, в ожидании боли. И когда это происходит – его обида подтверждается, усиливается, становится ещё более убедительной. Она говорит: «Видишь? Я был прав. Лучше молчать. Лучше не доверять. Лучше не открываться». И так продолжается снова и снова.

Но что происходит с телом в это время? Молчаливая обида – это не только психологический феномен, но и физиологический. Тело хранит каждое невыраженное чувство. Оно сжимается, напрягается, становится жёстким. У кого-то зажимается горло, у кого-то – грудь, у кого-то – живот. Возникают хронические боли, спазмы, головные боли, проблемы с пищеварением. Всё это – следствие эмоционального напряжения, которое не нашло выхода. Обида превращается в мышечную броню. И чем дольше человек молчит, тем плотнее становится эта броня.

Внутренняя обида также влияет на самооценку. Человек, чьи чувства постоянно оставались без внимания, начинает верить, что с ним что-то не так. Он думает: «Если меня не слышат, значит, я неважен. Если мне не дают говорить, значит, мой голос не нужен». Он теряет веру в значимость своих переживаний. И тогда он либо становится невидимым – тем, кто всегда уступает, проглатывает, исчезает, либо – начинает требовать внимания через протест, обвинения, драму. Но ни тот, ни другой путь не ведёт к подлинному освобождению.

Особенно тяжело, когда обида касается самых близких – родителей, партнёров, друзей. Именно к ним мы испытываем наибольшие ожидания. Мы хотим, чтобы они понимали нас без слов, чтобы поддерживали нас, даже когда мы не просим, чтобы они были рядом, даже когда мы молчим. Но люди не читают мысли. И когда мы не говорим, они не всегда догадываются. Тогда обида превращается в недосказанность, недоразумение, обрыв связи. Отношения рушатся не потому, что кто-то сделал что-то ужасное, а потому что кто-то замолчал, когда нужно было говорить. Или говорил не то, что чувствовал.